Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава двадцать четвертая




 

Пробудившись, я увидела солнечный свет по краям занавесок. Примятая подушка, сбитые простыни и покрывало свидетельствовали, что муж разделил со мной ложе и ушел, не побеспокоив. Вскоре в дверь постучали.

– Войдите, – крикнула я в надежде, что это Артур. Но то была Агнес, седая служанка, которая вечером помогла мне приготовиться ко сну.

Она внесла поднос со словами:

– А! Хорошо, что вы встали.

Служанка была коренастой и невысокой, с седыми волосами, аккуратно убранными под чепец, приятным морщинистым лицом и густым местным акцентом.

– Хозяйка велела принести вам завтрак.

Поставив поднос, она отдернула занавески. Солнце ворвалось в высокие окна, за которыми открывался прелестный вид на пышные зеленые луга.

– Надеюсь, вы хорошо спали, миссис Николлс?

– Да, спасибо, Агнес.

– И как, вам полегчало?

– Немного, – ответила я, но меня тут же скрутил приступ кашля.

– Ну, щечки у вас порозовели по сравнению с приездом. Это добрый знак, не сомневайтесь. Хозяйка всегда уверяет, мол, лучшее средство от любой хвори – как следует выспаться и отдохнуть денек в постели, и я с ней полностью согласна. Здесь немного овсянки, чай и гренки. Как вы, не прочь перекусить?

– Я постараюсь, спасибо. Агнес, вы не видели моего мужа?

– Нашего Артура? Конечно видела, – ласково произнесла служанка, обкладывая меня подушками и помогая сесть в кровати. – Он поднялся ни свет ни заря и все бродил кругами, ужас, как переживал из-за вас. Ваш муж хороший человек, не сочтите за дерзость, миссис Николлс. Я знаю его с тех пор, как он приехал сюда, – прелестный был малыш! Все-то он помогал другим, все-то пытался творить добро. Ни разу я не слышала от него жалобы, или клеветы на кого-то, или даже безобидного вранья, а ведь это для мальчишки большая редкость, да и для взрослого тоже. Так что, мэм, вам здорово повезло, вам достался один из лучших джентльменов страны.

Агнес хвалила Артура с такой глубокой приязнью и уважением, что мое сердце защемило, а на глаза навернулись слезы. Однако я не успела проронить ни звука, поскольку добрая женщина поставила мне поднос на колени и продолжила:

– А! Вам, наверное, интересно, где Артур? А я-то завела шарманку! Он ходил кругами, мэм, и действовал хозяйке на нервы, вот она ему и говорит, мол, не надейся, Артур, что твоя разлюбезная жена сегодня поднимется с кровати. Хороший отдых и умелая забота – вот что ей надобно. Так что иди-ка ты отсюда, говорит. Он поворчал, поныл, но все-таки она убедила его отправиться на пикник у реки с кузенами и их друзьями.

– О! Он ушел? И надолго, как вы считаете?

– Знаете, мэм, молодежь обожает Шаннон… почти у каждого есть лодка, а у кого и нет, всегда можно нанять или одолжить… да и погода в это время года чудесная… думаю, раньше ужина не вернутся.

Я поблагодарила ее, весьма разочарованная. Агнес подбросила торфа в огонь и удалилась.

Завтрак я съела совсем без аппетита. Вскоре после того, как поднос забрали, ко мне заглянула миссис Белл. Весь день эта славная леди ухаживала за мной с добротой и сноровкой, временами оставляя одну, чтобы я могла набраться сил. Позже, когда я пробудилась ото сна, она приставила к кровати кресло, взяла шитье и завела беседу.

– Я пообещала Артуру, что присмотрю за вами, и вы непременно поправитесь. Знаете, вы уже дороги мне, потому что вы жена нашего Артура. К тому же я питаю слабость к англичанам. Я родилась в Дублине, но посещала лондонскую школу.

– Так вот в чем дело: ваш вид и голос кажутся мне такими английскими!

– Вообще я пробыла в вашей стране недолго и была в то время совсем крошкой, но Англия произвела на меня неизгладимое впечатление. Видите ли, мой отец решил, что мне следует получить образование в английской школе, подобно истинной леди, и потому отвез меня в Лондон. Всего через три недели он вернулся, поскольку нашел жизнь без меня решительно невыносимой. Однако за это время я научилась аристократической речи, увидела иллюминацию Лондона в честь победы Веллингтона в сражении при Ватерлоо…

– В честь победы Веллингтона? Потрясающе!

– И встретила королеву.

– Королеву?

– Она навестила школу ради ребенка, к которому питала интерес, и ей сообщили, что среди учениц затесалась маленькая ирландка. Очевидно, меня считали диковинкой, поскольку отвели вниз. Королева оказалась маленькой старушкой. Не правда ли, забавно: ее тоже звали Шарлотта.

Я весело засмеялась и с тоской подумала: вот что значит иметь мать! Я не помнила, когда в последний раз кто-либо ухаживал за мной во время болезни. Такое странное и удивительное чувство – будто я снова стала ребенком.

Мы с миссис Белл провели за дружеским общением весь день. Она расспросила меня о детстве, а после рассказала о детстве моего мужа.

– Они с братом сразу пришлись ко двору. Артур чувствовал себя в науках как рыба в воде: первый ученик, всегда соперничал за высшие награды, и в университете то же самое. Он немного поработал учителем, как вам известно; свет не видывал более заботливого и преданного наставника. Я так гордилась, когда он объявил о своем желании стать священником! Алан Николлс тоже хороший человек. Я люблю всех своих детей, Шарлотта. Ваш Артур и Алан на самом деле чужие дети, но лучших сыновей нельзя и желать; каждый день я благодарю Господа за то, что он внушил моему мужу мудрую мысль взять их к нам.

Как чудесно было слышать подобные высокие похвалы Артуру от женщины, которая его взрастила! И в то же время ее слова пристыдили меня, поскольку напомнили, как жестоко я в нем ошибалась и как долго недооценивала.

Вечером молодежь вернулась с лодочной прогулки в превосходном расположении духа, громко заявляя о здоровом аппетите. Я встала и быстро оделась, собираясь присоединиться к ним за ужином. В столовой меня встретили под фанфары и хором заверили, что я выгляжу намного лучше.

– Непременно поезжайте с нами в следующий раз, Шарлотта, – потребовала Мэри-Энн. – Что может быть приятнее, чем безмятежная прогулка по Шаннон в это время года!

– Слава богу, ты поправилась. – Артур сел рядом со мной. – Мне очень не хотелось оставлять тебя одну.

Он бросил на меня ласковый взгляд, к которому я уже успела привыкнуть, но тут же вспомнил, что должен скрывать свои чувства, и отвернулся; его улыбка увяла. О! Как невыносимо было находиться в полной комнате людей и не иметь возможности обратиться к мужу! Я собиралась наклониться и шепотом попросить его ненадолго выйти, чтобы остаться наедине, когда миссис Белл внезапно воскликнула:

– Боже правый! Шарлотта здесь уже два дня, а мы напрочь забыли, что рядом с нами прославленная писательница!

К моей досаде, все тут же принялись обсуждать эту тему, как будто в ней заключалось неизъяснимое очарование, и о том, чтобы покинуть компанию, уже не могло быть и речи. Когда расторопно накрыли первую перемену блюд, Мэри-Энн взволнованно произнесла:

– Мы не забыли, мама, но изо всех сил старались молчать. Боялись, что Шарлотта подумает, будто мы любим ее только за литературный талант.

– Я обожаю «Джейн Эйр», – с сияющим лицом сообщила ее сестра Гарриет. – В жизни не читала более замечательной книги!

– Три тома появились в Ирландии один за другим, – подхватила миссис Белл. – Роман так взволновал нас, что мы едва выносили перерывы между частями. Мы специально ездили в Бирр, чтобы купить следующий том как можно раньше. Разумеется, тогда мы не знали, кто автор.

– Круг ваших поклонников в нашей семье отнюдь не ограничен женщинами, – вмешался Алан Белл. – Мы все прочли «Джейн Эйр» и «Городок» и обожаем их. Роман «Шерли» тоже превосходен, в особенности трио викариев. В жизни так не смеялся! Артур утверждает, не без гордости, что послужил прототипом мистера Макарти, о котором есть немного в самом конце. Это правда?

Я улыбнулась и взглянула на мужа с любовью (и надеждой, что он увидит в моих глазах это чувство, пока не облаченное в слова), однако он не смотрел на меня.

– Чистая правда, сэр. Но это было несколько лет назад, до того как я познакомилась с Артуром ближе.

– По-моему, он вышел как живой, – заметил Джозеф. – Вы представили его как порядочного, трудолюбивого и щедрого человека, который, однако, излишне строг к диссентерам и квакерам.

Все засмеялись.

– Скажите, Шарлотта, – обратилась ко мне миссис Белл. – Нам всем ужасно интересно: с кого вы списали мистера Рочестера и месье Поля Эманюэля?

Я ощутила, как Артур окаменел рядом со мной; лицо его застыло.

Собравшиеся хором восклицали:

– Да, да!

– Кто они?

– У них есть реальные прототипы?

Наконец я поспешно ответила:

– Они всего лишь сплав качеств, которые восхищали или отталкивали меня в знакомых – и воображаемых – мужчинах с тех пор, как я взяла в руки перо.

– Как бы там ни было, мистер Рочестер – самый романтический литературный герой на свете, – вздохнула Мэри-Энн.

Последовала оживленная дискуссия касательно того, достоин ли мистер Рочестер презрения или же он хороший человек в плену печальных обстоятельств, и дискуссия о самой Джейн, которую все считали прекраснейшей из героинь. В конце концов миссис Белл задала вопрос о моем nom de plume.

– Наверное, вы догадываетесь, что нам крайне любопытно происхождение псевдонима Каррер Белл. Превосходная фамилия! Это совпадение?

– Не совсем, – улыбнулась я, после чего ознакомила их с обстоятельствами рождения нашего псевдонима, чем вызвала очередной взрыв веселья.

Часы пробили девять, когда Алан Николлс предложил перебраться в гостиную и сыграть в шарады. Идея была встречена собравшимися с огромным энтузиазмом. Я отказалась, сославшись на простуду, и пожелала всем спокойной ночи. Когда остальные удалились в противоположном направлении, я погрузилась в состояние смятенного возбуждения и усталости, омраченное тем, что муж даже не предложил проводить меня.

Занавески нашей комнаты были раздернуты; за окном царил теплый летний вечер, солнце еще не закатилось. Что-то подтолкнуло меня к окну. Я с изумлением обнаружила, что Артур вышел из дома и пересекает просторную лужайку в сопровождении двух псов, по всей видимости, направляясь в леса на краю владений.

Схватив шаль, я с колотящимся сердцем поспешила на улицу.

– Артур! – крикнула я, но он успел уйти слишком далеко.

Я прибавила ходу и вступила в лес, безуспешно повторяя его имя. Я следовала за лаем собак, пока наконец не наткнулась на небольшую полянку, где муж бросал пару веток довольным скачущим собакам.

– Артур! – снова позвала я, приближаясь к нему.

Он обернулся и зашагал навстречу; удивление боролось на его лице с тревогой.

– Я думал, ты уже легла. – Он остановился в нескольких футах. – Вечерний воздух тебе вреден.

– Сегодня теплый вечер, но я не испугалась бы и вьюги! Ах, Артур, Артур! Мне так нужно поговорить с тобой. Мы уже очень давно не оставались наедине.

– Шарлотта… – хмурясь, начал он.

– Пожалуйста, Артур, не перебивай. Я должна все сказать! Во-первых, что касается «Городка»: я действительно описала в нем знакомого мужчину, но это всего лишь книга.

Его взгляд встретился с моим.

– Ты любила его?

– Любила… много лет назад, но больше не люблю, равно как и ты не питаешь чувств к девушке, которая пленила твое воображение в семнадцать лет.

Он молчал, обдумывая мои слова. Прибежали собаки; Артур забрал у них ветки и зашвырнул подальше. Когда псы снова умчались, я продолжила:

– В день нашей переправы я всего лишь пыталась утешить молодую леди, отец которой не одобрил ее выбор мужа. Я привела нас как пример того, что все может кончиться хорошо, если она подождет, а ее возлюбленный проявит себя. Но девушка оказалась испорченной, богатой и предвзятой, она перевернула все с ног на голову, критиковала тебя, совершенно не зная, а я – к своему вечному стыду – не встала на твою защиту, как следовало. Теперь я понимаю, что была не менее слепой и предвзятой, чем она. Я даже не догадывалась, что у тебя такая образованная семья, что ты жил в таком чудесном доме! Но даже если бы твоя семья оказалась нищей, Артур, это ничего бы не изменило. Важно только то, кем ты стал, и ты более чем ровня мне во всех отношениях. Я горжусь, что ты взял меня в жены, Артур. Я люблю тебя! Я не понимала, как сильно люблю тебя, до того момента на корабле, когда девица осведомилась о моих чувствах; вот почему мне понадобилось столько времени для ответа. Я люблю тебя, Артур, и мне очень жаль, что мое поведение причинило тебе боль. Сможешь ли ты простить меня?

Слезы навернулись мне на глаза. Он приблизился и взял меня за руки.

– Ты не представляешь, как давно я надеялся и мечтал услышать эти слова! Ты серьезно, Шарлотта? Ты действительно любишь меня?

– Люблю, всем сердцем.

Когда собаки вернулись и закружились у наших ног, муж заключил меня в объятия и стал целовать, снова и снова.

 

Мы провели в «Куба-хаусе» неделю – одну из самых счастливых недель в моей жизни. Мы лениво катались на лодке по Шаннон и совершали долгие прогулки по лесам и полям, наслаждались вкуснейшей едой на пикниках и вечерами, полными веселья, музыки и танцев. За это время мое здоровье совершенно поправилось благодаря поддержке и радушию хозяев. Мы покинули Беллов с огромным сожалением и искренними обещаниями вернуться через год.

Последние две недели медового месяца мы провели в поездках по Западной Ирландии, включая остановку в Килки, удивительно живописном прибрежном городке в укромной бухте. Впервые после прибытия в Ирландию мы с мужем остались наедине. Мы были довольны совместным времяпрепровождением и возможностью возобновить нашу близость и побольше узнать друг о друге. В первое утро в Килки, когда мы поднялись на вершину утеса и я увидела внизу вздымающийся Атлантический океан, белый от пены вдоль восхитительного берега, дивный пейзаж так взволновал меня, что мне захотелось сидеть, смотреть и молчать, а не ходить и говорить. Артур не только любезно исполнил мое желание, но и заметил, что подумал о том же.

Пока мы посещали знаменитые красоты Ирландии, упиваясь по пути великолепными видами, я радовалась добрым и неустанным заботам и покровительству мужа, благодаря чему странствия стали намного более приятным занятием, чем я привыкла. Чудеснее всего, однако, было глубокое счастье, которое переполняло меня в обществе Артура. Муж часто заключал меня в объятия ради неожиданной ласки и произносил с безмерной искренностью:

– Спасибо, что вышла за меня. Я так счастлив!

Уверенно и радостно я отвечала тем же.

Во время нашего свадебного путешествия муж не только одарил меня счастьем, но и спас мою жизнь.

У вершины ущелья Данлоу недалеко от Килларни мы следовали на лошадях с проводником по узкой и извилистой горной теснине. Моя кобыла поскользнулась, и я утратила над ней контроль. Артур быстро соскочил со своей лошади и перехватил поводья моей. Тут моя кобыла попятилась, я упала и приземлилась на камни под ней. Лошадь скакала и брыкалась вокруг, и я подумала, что настал мой конец, что я вот-вот погибну под копытами. Артур от испуга отпустил поводья, и кобыла перемахнула через меня.

– Шарлотта! – в ужасе крикнул он, поднимая меня на руки. – Ты цела?

Я была поражена случившимся, но заверила его, что копыта даже не коснулись меня. Когда проводник привел наших лошадей, Артур поставил меня на землю и крепко прижал к груди. Я почувствовала щекой биение его сердца.

– На секунду я испугался, что потерял тебя, – пробормотал он мне в волосы.

Устремив глаза к мужу и поднявшись на цыпочки, я запечатлела поцелуй на его губах.

– Ты никогда не потеряешь меня. Я так люблю тебя и ни за что не отпущу.

 

Одиннадцатого августа мы вернулись домой после более чем месячного отсутствия, и к нам с мужем хлынули гости со всех концов прихода, в том числе весьма далеких. Желая выразить свою признательность за сердечную встречу и общую доброжелательность прихожан, мы с Артуром решили устроить небольшой деревенский праздник. На чай и ужин в классной комнате были приглашены все ученики и учителя из дневной и воскресной школы, а также церковные звонари и певчие.

Организация торжества доставила немало хлопот. Когда пробил назначенный час – когда в теплый августовский вечер в классной комнате и во дворе были расставлены накрытые белоснежными скатертями и убранные цветами столы, а еда (сделанная множеством рук) наконец была готова, – к нашему изумлению, явилось почти пять сотен человек! Артур, светясь от радости, поприветствовал гостей короткой, но любезной речью. Затем прихожане по очереди подняли бокалы за возвращение Артура в приход и за наше супружеское счастье.

– За Артура и Шарлотту, – заявил один приятный фермер, широко улыбаясь и сжимая бокал, – двух лучших людей в приходе, которым наконец-то хватило ума пожениться. Желаю вам долгой жизни и процветания. Пусть Господь благословит ваш дом множеством детишек.

Теплые аплодисменты заставили меня густо покраснеть.

Мистер Эйнли, на мой взгляд, подарил нам самый трогательный тост – особенно эффектный в силу своей краткости. Чистым и гулким голосом он просто сказал:

– За Артура Белла Николлса, верного христианина и доброго джентльмена. Ваше здоровье, сэр.

Пока собравшиеся одобрительно гомонили, я сжала руку мужа, глядя на него сияющими глазами. Мне подумалось, что заслужить и завоевать подобного человека – верного христианина и доброго джентльмена – намного лучше, чем заполучить богатство, славу или власть. Мне невероятно повезло, что меня любит такой мужчина!

 

Вскоре я обнаружила, что моя жизнь абсолютно переменилась. Времени, которого когда-то было с избытком, теперь постоянно не хватало – замужней женщине редко выпадает свободная минутка. Стопка французских газет, которые я привыкла читать, пылилась в небрежении; муж постоянно требовал меня, постоянно призывал, постоянно занимал. Поначалу это казалось мне странным и все же было восхитительно.

Уже то, что я была нужна, стало настоящим счастьем после нестерпимого одиночества последних лет. Артуру было очень приятно, что я рядом, пока он выполнял многочисленные обязанности, и я была не в силах отказать. Я тоже находила немало радости в повседневных заботах, как то: развлечение гостящих священников, посещение бедных, организация приходских чаепитий и преподавание в воскресной школе. Те же дела, которыми я занималась как дочь священника, приобрели совершенно иную окраску и значимость теперь, когда я стала женой викария. Я обнаружила, что благодаря браку проявляю себя наилучшим образом.

В то же время, хотя я была очень счастлива, порой мне не хватало творчества. У меня не было ни малейшей возможности писать. Даже эти страницы дневника я заполняла урывками, если выдавалась свободная минутка, а чаще поздно ночью, когда Артур уже спал.

Он взял обыкновение испытывать свои проповеди на мне, прежде чем представить их прихожанам, и спрашивать моего мнения. Благодаря его превосходному расположению духа эти проповеди часто были милыми и ободряющими и затрагивали лучшие струны человеческой души. Однако если он пугал меня чем-то менее привычным, я не медлила выразить свое разочарование – и коррективы часто вносились столь же незамедлительно.

Пока я осваивалась в своей новой жизни, лето сменилось осенью, а осень безжалостно полетела к зиме. Мы с Артуром съездили в Брадфорд, где нас запечатлели при помощи нового процесса, называемого фотографией. Готовые портреты казались такими необычными и удивительными! От своего я была не в восторге, но Артуру он нравился, а я считала, что муж получился особенно красивым на своем снимке, где он смотрел немного в сторону с огоньком в глазах и довольной полуулыбкой.

Здоровье папы, благослови его Боже, было выше всяких похвал; я надеялась, что он пробудет с нами еще много лет. Теперь между папой и Артуром был нерушимый мир, прежде совершенно невообразимый. Мне доставляло ежечасное удовольствие наблюдать, как хорошо они ладят. Ни разу между ними не было ни ссоры, ни недоброго слова. Всегда, когда я видела, как Артур надевает рясу или стихарь и проводит службу или совершает священный обряд, я испытывала огромное утешение, сознавая, что мой брак обеспечит папе надежную поддержку в старости, как я и надеялась.

Мы с Артуром становились ближе с каждым днем. Мы постоянно находили друг у друга новые странности и причуды, над которыми смеялись и с которыми свыкались. Мой муж не был лишен недостатков – безупречных людей не бывает, и я тоже не являлась исключением, но никто из нас не ждал совершенства. Мы учились мириться с привычками и склонностями, не вполне соответствовавшими нашим ожиданиям, ценить те, что соответствовали, и относиться ко всем остальным с чувством юмора. Между нами не было изнурительной сдержанности, нам было легко вместе, потому что мы подходили друг другу.

Как-то я листала «Джейн Эйр» и наткнулась на один абзац. Слезы обожгли мне глаза, поскольку, когда я сочиняла его, он был всего-навсего образом идеального супружеского счастья, которое – до недавних пор – существовало лишь в моем воображении:

«Я знаю, что значит всецело жить для человека, которого любишь больше всего на свете. Я считаю себя бесконечно счастливой, и моего счастья нельзя выразить никакими словами, потому что мы с мужем живем друг для друга. Ни одна женщина в мире так всецело не принадлежит своему мужу. Нас так же не может утомить общество друг друга, как не может утомить биение сердца, которое бьется в его и в моей груди; поэтому мы неразлучны. Быть вместе – значит для нас чувствовать себя так же непринужденно, как в одиночестве, и так же весело, как в обществе. Весь день проходит у нас в беседе, и наша беседа – это, в сущности, размышление вслух. Я всецело ему доверяю, а он – мне; наши характеры идеально подходят друг к другу, почему мы и живем душа в душу».

Фразы, извлеченные столько лет назад из глубины моего одинокого и тоскующего сердца, теперь служили совершенным отражением чудесной новой жизни, которую я вела со своим Артуром. Мой муж был таким добрым, таким нежным, таким любящим и верным. Наши сердца были соединены в любви.[78]

 

Однажды ночью в конце ноября, когда мы с Артуром уютно устроились у камина в столовой, прислушиваясь к завываниям ветра за окном, я унеслась мыслями к похожему ноябрьскому вечеру год назад. Перестав вязать, я поняла, что моей жизни для полной законченности не хватает лишь одного: того, что прежде было важным и насущным, как дыхание.

Я взглянула на мужа: его красивая темноволосая голова внимательно склонилась над газетой.

– Артур, что ты делал ровно год назад?

– Год назад? Был одинок и мечтал о жизни с тобой в гостиничном номере в Кирк-Смитоне. – Он отложил газету и взял меня за руку. – А ты что делала?

– Сидела в этой комнате одна. Я начала новую книгу, надеясь избавиться от одиночества.

– Новую книгу? И что с ней стало?

– Кажется, я сочинила около двадцати страниц и отложила их, чтобы кое-кому написать. Насколько я помню, один корреспондент в то время очень упорствовал с предложением вступить в брак.

– И как, постоянство этого джентльмена было вознаграждено?

– О да. Он выдержал суровую и долгую битву и совершенно убедил свою жертву в разумности подобного шага. В конце концов она сочла, что победила, позволив себя завоевать.

Артур засмеялся и сжал мою руку. Затем посерьезнел и спросил:

– Если бы ты сейчас была одна, Шарлотта, если бы меня не было рядом, ты бы занималась литературой?

– Наверное, да.

– Ты хочешь писать?

Мгновение я помолчала.

– Ты не возражаешь? Ты не обидишься, что я не обращаю на тебя внимания?

– Разумеется, нет. Разве ты не писала все те месяцы, что мы женаты? Полагаю, вела дневник?

Мой пульс участился.

– Да, вела. Я не думала, что тебе известно. Ты против?

– С чего мне быть против? Шарлотта, ты писательница. Так было задолго до того, как я предложил тебе руку и сердце. Это твое излюбленное занятие, часть тебя. Я люблю тебя вне зависимости от того, творишь ты или нет. Если ты пресытилась сочинительством – не пиши. Если нравится вести дневник – веди. Если не терпится о чем-то рассказать – возьми бумагу, чернила или карандаш и расскажи.

С колотящимся сердцем я бросила вязание, побежала наверх, достала исписанные карандашом листки, заброшенные мною год назад, и отнесла вниз. Вернувшись на свое место у огня, я заявила:

– Мы с сестрами читали свои работы вслух и критиковали их. Хочешь послушать, что я уже написала?

– Конечно.

Тогда я прочла ему отрывок. То была история маленькой сироты, посещавшей английский пансион, которая обнаружила, что ее отец солгал насчет титула и поместья и не намеревался платить за обучение дочери. Затем она нашла нового и неожиданного покровителя. Муж слушал с интересом и вниманием. Мы погрузились в любопытную дискуссию, и он поделился своим мнением и беспокойством. Он опасался следующего: критики могут упрекнуть меня в том, что я снова пишу о школе. Но я объяснила, что это только начало и сюжет пойдет в совершенно ином русле. Артур признал, что история ему очень понравилась и он считает ее многообещающей.

– Правда? – Меня охватил легкий трепет. – Мне столько лет не с кем было обсудить свое творчество… но… как мне выкроить время на книгу? Наши дни и без того переполнены.

– Если хочешь, мы будем ежедневно выделять несколько часов для этого занятия. – В его глазах вспыхнул дразнящий огонек. – Обещаю предлагать свои бесценные советы по первому зову, а в остальном не путаться у тебя под ногами.

– Спасибо, дорогой.

Я поцеловала его, сознавая, что мне вдвойне повезло. Я не просто вышла замуж за лучшего из мужчин – любящего спутника, с которым можно разделить все радости и заботы повседневности; в том, что касается сочинительства, мне тоже больше не грозило одиночество.

 

* * *

 

Дневник, сейчас канун Рождества 1854 года. Минуло почти два года с тех пор, как я начала заполнять твои страницы. Мне кажется, настала пора завершить рассказ, достигнув благополучного финала, как во всех моих книгах, – и даже более счастливого, поскольку эта история подлинная.

Готовясь к празднику, мы с Мартой два дня печем кексы, мясные пироги и прочие традиционные кушанья, необходимые для завтрашнего рождественского ужина, после которого, в память о брате и сестрах, мы намереваемся читать вслух отрывки из «Грозового перевала», «Агнес Грей» и два любимых опубликованных стихотворения Бренуэлла. Мы вычистили дом и натерли его при помощи воска, масла и бесчисленных тряпок, пока он не засиял сверху донизу. Я расположила столы, стулья, комоды и ковры с математической точностью и запаслась углем и торфом, чтобы добрый огонь освещал и согревал каждую комнату.

Сидя в столовой и взирая на сверкающие результаты наших усилий, я услышала, как папа и Артур радушно беседуют в кабинете через коридор. Звуки их глубоких ирландских голосов, вовлеченных в дружеское подшучивание, неизменно забавляли меня.

Я задумалась и невольно улыбнулась другому воспоминанию: своему диалогу с мужем прошлым вечером, когда мы ложились спать.

Едва я вытащила шпильки из волос, как Артур с темным огоньком в глазах встал у меня за спиной и тихо промолвил:

– Можно, я расчешу тебе волосы?

За шесть месяцев замужества я бессчетное количество раз имела счастье наслаждаться парикмахерскими услугами своего мужа – услугами, которые всегда вели к такому восхитительному завершению, что я часто специально оставляла щетку на постели и с растущим нетерпением ожидала, когда она будет найдена и использована по назначению. Просьба Артура заставила мое сердце забиться сильнее. Ничего не ответив, я села на кровать рядом с ним и вверилась его заботам.

Он пропускал мои пряди через щетку уверенными, ловкими взмахами; его пальцы нежно отводили волосы с моей шеи, отчего у меня покалывало кожу. Я расслабилась под трепетными ласками мужа, и тут он произнес низким голосом:

– Миссис Николлс, теперь, когда вы стали почтенной замужней женщиной, могу я задать вопрос, который давно меня мучает?

– Спрашивай о чем угодно, мой милый мальчик.

– Много лет назад, когда я впервые пришел к вам на чай, что тебе послышалось, на что ты обиделась?

– Ты правда хочешь знать?

– Да, хочу.

– Ты сочтешь меня глупой и тщеславной.

– Все равно.

Я вздохнула и зарделась при воспоминании.

– Мне послышалось, что ты назвал меня безобразной старой девой.

– Что? – Щетка замерла в его руке. – Безобразной? Нет! Я ничего подобного не говорил! Я назвал тебя злонравной. Ты и вправду была злющей как ведьма и изрыгала пламень и серу… но безобразной? Подобное просто не могло прийти мне в голову.

– Правда? Ты не считал меня безобразной даже тогда, дорогой?

– Никогда. – Артур отложил щетку и развернул меня лицом к себе. – Надеюсь, ты достаточно меня изучила, дорогая, и не сомневаешься в моих чувствах. В то серое, унылое апрельское утро почти десять лет назад я счел тебя прекрасной, когда впервые увидел на пороге в муке с головы до пят. Твоя красота росла с каждым днем, по мере того, как я постигал твою сущность. Ты для меня самая красивая женщина на свете, Шарлотта Николлс, и всегда будешь самой красивой. Я люблю тебя.

Мое сердце воспарило. Купаясь в сиянии обожающих глаз моего мужа, я действительно ощущала себя красивой, впервые в жизни.

– И я люблю тебя, – сказала я, сливаясь с ним в объятии.

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

 

В конце 1854 года, завершив эти дневники, Шарлотта Бронте казалась счастливой и здоровой, как никогда в жизни. В своих письмах она нежно отзывалась о муже, утверждая, что «с каждым днем моя привязанность к нему растет». Навещавшие Шарлотту друзья отмечали ее цветущий вид и безмятежное счастье новобрачных. Эллен признала, что «после свадьбы ее словно окружал ореол счастья, переполняло праведное спокойствие, даже в минуты волнения».

К сожалению, эти блаженные месяцы здоровья и домашних радостей слишком быстро закончились.

В конце января 1855 года Шарлотта заболела и страдала от утренней тошноты. Артур, в надежде получить высококвалифицированный медицинский совет, какой в Хауорте был невозможен, послал за брэдфордским врачом, считавшимся лучшим в округе. Врач, не слишком встревоженный состоянием больной, подтвердил, что она беременна, и предписал ей постельный режим.

Однако здоровье Шарлотты продолжало ухудшаться. К смятению ее отца и мужа, за следующие шесть недель она так жестоко ослабела от жара и рвоты, что не могла есть и почти не могла говорить. Ее служанка Марта Браун сокрушалась, что даже птичка не выжила бы, питаясь такими крохами. Лежа в постели, Шарлотта написала друзьям несколько коротких, едва различимых карандашных записок, в которых с любовью превозносила мужа. Семнадцатого февраля она составила завещание взамен осторожного соглашения, заверенного перед свадьбой, завещав все имущество своему возлюбленному Артуру, а не отцу.

В марте ее состояние ненадолго улучшилось, тошнота внезапно прекратилась, она проголодалась и жадно ела. Но было уже поздно. Жизнь ускользала от нее; она погрузилась в беспорядочный бред. В конце месяца она на мгновение пришла в себя, увидела потемневшее от горя лицо мужа, услышала его бессвязные молитвы о выздоровлении и прошептала:

– О! Неужели я умру? Нет! Он не разлучит нас, ведь мы были так счастливы.

Ранним субботним утром 31 марта 1855 года, всего за три недели до своего тридцать девятого дня рождения, Шарлотта Бронте скончалась. Артур сжимал ее в объятиях, вне себя от горя. В свидетельстве о смерти не было ни слова о беременности и утверждалось, что Шарлотта умерла от туберкулеза, той же прогрессирующей болезни, которая погубила ее брата и сестер. Современные врачи, однако, называют причиной или, по крайней мере, располагающим фактором hyperemesis gravidarum (чрезмерную рвоту беременных). Мы никогда не узнаем, внесло ли свою лепту плохое качество воды в Хауорте (из-за которого верная служанка семьи, Табби, лишь месяцем ранее скончалась от тифа).

Патрик Бронте, раздавленный смертью дочери и донельзя расстроенный любопытством общественности относительно личности прославленного затворника Каррера Белла, попросил миссис Гаскелл создать историю жизни Шарлотты. Помянутая леди скрупулезно ее исследовала и блестяще описала. Артур всеми силами противился самой идее биографии, в особенности изданию писем Шарлотты, ведь это выставляло напоказ то, что он считал личным и сокровенным. Тем не менее он неохотно смирился с желанием Патрика Бронте и оказал миссис Гаскелл посильную помощь.

Когда через два года после смерти Шарлотты вышла «Жизнь Шарлотты Бронте», напечатанная «Смит, Элдер и Ко», книга вызвала сенсацию, сравнимую с первой публикацией «Джейн Эйр». В том же году увидел свет первый роман Шарлотты «Учитель», хотя его совершенно затмила увлекательная история ее собственной жизни.

Артур Белл Николлс исполнил обещание, данное жене, и преданно заботился о Патрике Бронте следующие шесть лет. Патрик умер, оставив все свое состояние «любимому и уважаемому зятю, преподобному Артуру Беллу Николлсу». Если Артур ожидал получить после смерти Патрика его приход в награду за безропотное и добросовестное выполнение обязанностей викария в течение шестнадцати долгих лет, его ждало жестокое разочарование. Приходом заведовали церковные попечители, новое поколение которых не испытывало пиетета к Патрику Бронте; к тому же несгибаемые, железные принципы Артура могли кого-то из них обидеть. Четырьмя голосами из пяти кандидатура Артура была грубо отклонена.

Тогда он собрал свои вещи, включая различные напоминания о Бронте и многие личные и литературные принадлежности Шарлотты, и вернулся в Банахер в компании Платона, последней собаки Патрика. Королевской школой по-прежнему управлял его кузен Джеймс Белл. Тетя Артура Гарриет жила в симпатичном маленьком домике на вершине холма, к которому примыкало двадцать акров земли. Артур поселился с ней и ее дочерью Мэри-Энн и стал вести тихую жизнь фермера, отказавшись от служения церкви. Марта Браун, которая в далеком прошлом терпеть его не могла, стала ему добрым другом и гостила у него часто и подолгу.

Мэри-Энн всегда любила своего кузена, и через девять с половиной лет после смерти Шарлотты они с Артуром тихо поженились.

По общему мнению, его второй брак, хотя и бездетный, был счастливым, основанным скорее на дружбе и взаимопонимании, чем на страсти. Артур не скрывал от Мэри-Энн своих чувств, признаваясь, что «похоронил сердце с первой женой». Мэри-Энн, к ее чести, все понимала. Написанный Ричмондом портрет Шарлотты висел в их гостиной более сорока лет, пока Артур не умер в 1906 году в возрасте восьмидесяти восьми лет. В случае настоятельных просьб он с огромной гордостью писал и говорил о своей прославленной первой жене, но избегал публичности до конца дней.

В последние годы жизни Артур поделился некоторыми юношескими работами, рисунками и другими памятными вещами Шарлотты с одним из ее биографов. Если Артур действительно являлся хранителем ее дневников, то было вполне в его характере, с его тягой к интимности, укрыть драгоценные тетради от глаз читателей. Возможно, они до сих пор лежат в Ирландии, точнее, в Банахере, в подвале дома на холме, погребенные со всеми предосторожностями и любовью человеком, который всегда обожал свою Шарлотту.

 

Поделиться:





Читайте также:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...