Глава двадцать третья
Мы отправились в Ирландию. Наше пребывание в Уэльсе было лишь закуской перед основным блюдом – целью свадебного путешествия. Артур мечтал отвезти меня в родную страну, показать свои любимые места и дом, где был воспитан, познакомить с семьей. Однако до сих пор он очень мало говорил о них. Когда я вновь спросила его о семье и ее местожительстве, он лишь пожал плечами, отвел глаза и тихо ответил: – Они простые сельские ирландцы, доброжелательные, со щедрым сердцем. Тетя Белл и мои незамужние кузины по-прежнему живут в том же доме, в котором я вырос. Я нежно люблю их, но тебе лучше сначала познакомиться с ними и судить самой. В тот миг я решила, что, каким бы бедным ни оказался быт его родственников – или какими грубыми характеры, – ради мужая стану восхищаться ими и симпатизировать им. Четвертого июля во вторник мы на поезде проехали по Энглси до Холихеда, где (слава богу) погода оказалась мягкой, а переправа спокойной. Тем не менее я никогда не обладала крепким желудком. В начале пути Артур пытался отвлечь меня долгой прогулкой по палубе. Мы вдыхали бодрящий морской воздух и шепотом обменивались наблюдениями за другими пассажирами. – Они выглядят очень счастливыми, – заметила я о юноше и девушке, которые шли рука об руку и тихо беседовали. – Возможно, они тоже новобрачные, – предположил Артур, беря меня за руку. – Кто этот джентльмен? – кивнула я на толстого мужчину, который сидел на складном табурете, укрывшись от ветра. – Несомненно, барристер. Для его же блага надеюсь, табурет сколочен на совесть. Мы тихо рассмеялись. Я увидела, что навстречу нам движутся еще двое: бородатый джентльмен слегка за сорок, превосходно пошитый сюртук и шляпа которого свидетельствовали о богатстве и высоком положении, и хорошенькая девушка с печальными глазами, в два раза его младше (вероятно, дочь), одетая в бархатную мантилью поверх изысканного розового шелкового платья. Она несла зонтик от солнца в тон, а на голове у нее красовалась поистине фантастическая шляпка, из-под которой ниспадал каскад светло-каштановых кудрей.
– Если не считать элегантного наряда, разве она не похожа – лицом и фигурой – на мою сестру Анну? – спросила я. – Да, немного. Девушка поймала мой взгляд, слегка улыбнулась и отвела глаза. – Интересно, почему она кажется такой грустной? – пробормотала я. Прежде чем муж успел что-то сказать, ударили в колокол на ланч. Я знала, что Артур наверняка проголодался и не страдал, подобно мне, от морской болезни. – Артур, у меня совсем нет аппетита. Может, сходишь без меня? – Ты уверена? Мне не хочется бросать тебя одну. Что ты будешь делать? – Совершу еще круг по палубе. Если станет совсем нехорошо, спущусь в каюту и лягу. Если нет, ты найдешь меня у перил на этом же месте. – Что ж, если ты уверена… Убедившись, что я как следует укутана и не рискую подхватить простуду, Артур отправился за хлебом насущным. Оставшись в одиночестве, я продолжила мерить шагами палубу, как и обещала. В конце концов я вернулась к выбранному месту у перил и стала ждать Артура. Несколько минут я стояла спокойно, радуясь прикосновениям холодного морского бриза к щекам и упиваясь видом сверкающих темно-синих волн с морскими птицами на гребнях и светлого, затянутого облаками неба над головой. Когда я взглянула на горизонт, мне показалось, что сквозь плотную белую дымку начинает проступать далекий берег. – Это Ирландия? – раздался женский голос за спиной. Моя мечтательная задумчивость была нарушена. К перилам приблизилась богато одетая девушка в розовом шелке, которую я заприметила ранее. Я улыбнулась ее вопросу: учитывая курс судна, какая другая земля могла лежать перед нами?
– Да, Ирландия. Вы тоже впервые пересекаете пролив? Она кивнула. – Было бы неплохо, если бы судно развернулось и я могла отправиться обратно домой! Ее хорошенькое личико омрачила такая глубокая печаль, что мое сердце немедленно исполнилось сочувствия. – Зачем вы едете в Ирландию? – Навестить семью, которую никогда не видела. О! Мое сердце разрывается от горя! – В ее глазах сверкнули слезы. – Дело в том, что я влюблена. Мой возлюбленный – старший сын баронета и очень богат, но недостаточно богат для моего отца. Папа считает, что я должна выйти замуж за графа или герцога, никак не меньше, и, чтобы разлучить нас, везет меня на шесть месяцев в Ирландию. Он надеется, что за это время я «приду в чувство». Шесть месяцев! Это же полгода! Не представляю, с чего папа взял, что разлука притупит мою любовь к Эдварду! – Возможно, все закончится хорошо, если вы запасетесь терпением. – Что толку с терпения? Я умру, если не выйду за Эдварда, а папа запретил мне впредь встречаться с ним. – Если ваши чувства окажутся такими же пылкими и через шесть месяцев, а ваш возлюбленный найдет способ доказать свою полезность, возможно, ваш отец передумает. – Он никогда не передумает. – Откуда вам знать? У меня есть некоторый опыт. Однажды я была в схожем положении. – Неужели? – Да. Отец категорически не одобрил моего поклонника и больше года запрещал нам общаться. Со временем, однако, он понял, как ошибался, и теперь мы женаты. – Правда? – Юная леди промокнула глаза носовым платком. – Высокий джентльмен, который был рядом с вами, – ваш муж? – Да. – Он кажется весьма приятным. – Так и есть. – Полагаю, вы женаты уже много лет? – Вообще-то меньше недели. Это наше свадебное путешествие. – Ваше свадебное путешествие? Что? В вашем возрасте? Вот это да! Наверное, вы страстно, безумно влюблены? Вопрос застал меня врасплох, и я покраснела. С какой стати она поднимает такие личные темы? И в то же время я невольно задумалась: что же я чувствую к своему супругу? Мысленно я перечислила: безмерную нежность, восхищение и благодарность, которые расцвели с нашей новообретенной близостью и развивались с каждым днем в нечто чудесное и сокровенное. Любовь ли это? О! С внезапным приливом радости я поняла: да, да, она самая! Это трепетное чувство намного более прочное, искреннее и подлинное, чем всепожирающая, неугомонная страсть, которую я когда-то испытывала. Несомненно, это любовь! Я люблю своего мужа! Люблю его!
Прежде чем я успела ответить, девушка промолвила: – Вы так долго молчите. Я не хотела вас расстраивать. Ваш муж… судя по одежде, он приходской священник? – Викарий. – Всего лишь викарий? Он выглядит слишком старым для викария. – Не такой уж он старый, – возразила я. – Не представляю, как можно выйти замуж за викария. Наверное, он очень бедный. – Она сочувственно коснулась моей руки. – Теперь все ясно. Неудивительно, что вы не стали заявлять о своей любви к нему. Наверное, вы совсем отчаялись в ваши годы и готовы были выйти замуж за любого… Но не иметь другого выбора, кроме бедного викария… Мне вас искренне жаль. Любая из нас уронила бы себя таким браком. Я уставилась на нее, шокированная подобными словами, напоминая себе, что юные, красивые и богатые редко бывают тактичны. – Несомненно, мое будущее с ним будет не блестящим, – твердо произнесла я, – но я верю, что… Глаза юной леди внезапно распахнулись от испуга, когда ее внимание привлекло нечто за моим правым плечом. Я развернулась и увидела Артура. Он стоял всего в нескольких футах. По его глубоко уязвленному и разочарованному виду было ясно, что он слышал по меньшей мерс последнюю часть нашей беседы. – Артур! – воскликнула я. Но он развернулся и решительно ушел, не проронив ни звука. Краски покинули мое лицо; сначала озноб, а после жар стыда разлились по моему телу. – Прошу прощения, – пробормотала я и бросилась вслед за мужем. Однако он шагал намного быстрее меня, и я догнала его только через несколько минут на противоположном конце судна, где он стоял у перил и печально смотрел на море. – Артур, ради бога, прости. Что бы ты ни слышал… – Шарлотта! Я же не идиот. Я знаю тебя слишком долго и слишком хорошо, чтобы питать какие-то иллюзии. Я знаю, что ты не любишь меня.
– Артур! – Я прочел «Городок». Помню, что сказали твои брат и сестра. И знаю, кому принадлежит твое сердце – и всегда будет принадлежать. Я ахнула в тревоге и боли из-за того, что мой муж так жестоко ошибался. – Нет… погоди… – Ты не за такого мужчину мечтала выйти, Шарлотта, и твоя мечта мало совпадает с реальностью. Девушка права: ты вышла за человека ниже себя. Полагаю, ты была в отчаянии. Господу известно, как много времени тебе понадобилось, пока ты решилась. Сейчас я ничего не могу поделать, мне остается лишь надеяться, что однажды твои чувства изменятся. Но что действительно больно – поистине невыносимо, – так это то, что ты сочла уместным пожаловаться совершенно незнакомой девушке. Мои щеки пылали. – Я не жаловалась, Артур. Мне не на что жаловаться. Юная леди была расстроена своим положением, и я только сказала… – Ты сказала, что твое «будущее со мной будет не блестящим», и была абсолютно права. – Не была я права! Мне не следовало ни рассуждать, ни думать подобным образом. Мне искренне жаль. Я не хотела тебя обидеть. Но, Артур… Он поднял руку, призывая меня замолчать. – Хватит. Не будем портить себе путешествие. Незачем больше это обсуждать. Радость, прежде неизменно звеневшая в его голосе, испарилась, из глаз исчезло теплое и нежное сияние; пустое и смирившееся выражение лица рвало мое сердце на части. – Я прогуляюсь один, если ты не против. Он развернулся и зашагал прочь. О! Что же я натворила? Почему не кинулась на защиту мужа решительно и быстро, когда эта молодая женщина наговорила ужасных вещей? Несколькими неудачными словами я только что уничтожила все расположение и приязнь, которые мы с мужем создали за последние недели и месяцы. Как мне теперь возместить нанесенный ущерб? Последнюю часть переправы я провела на койке. Мне становилось все хуже. Не знаю, что послужило тому большей причиной – морская болезнь или беспокойство. Артур не оставался со мной. Судно пришвартовалось в Кингстауне незадолго до полуночи. На палубе холодный сырой воздух и грозная мгла ночи только упрочили мое несчастье. Огни чужой гавани казались не сверкающими драгоценными камнями, а бесчисленным множеством глаз, с угрозой глядящих на меня. В моих отношениях с Артуром воцарилась жесткая официальность, и мне некого было винить, кроме себя.
На берегу нас ждал брат Артура Алан. При виде друг друга мужчины закричали от радости и тепло обнялись. Алан Николлс был почти на три года старше Артура и очень походил на него – те же темные волосы, те же ясные сверкающие глаза, то же крепкое телосложение.
– Алан, позволь мне представить свою жену Шарлотту, – произнес Артур, положив руку мне на поясницу и осторожно подтолкнув вперед. Лицо его было застывшей маской, не выдававшей ни единого признака внутреннего смятения, которое он, несомненно, испытывал. Разумеется, ни одно замечание в последовавшем диалоге не содержало даже намека на серьезный разлад, возникший между нами всего несколько часов назад. – Ну и ну! Так вот она какая, твоя дорогая Шарлотта! – воскликнул Алан, повернувшись и оглядывая меня с теплой оценивающей улыбкой. – Наконец-то мы встретились. Его низкий голос и яркий ирландский акцент так напоминали моего мужа, что с закрытыми глазами я вряд ли сумела бы отличить одного от другого. – Артур много лет так долго и так громко восторгался вами, что мы начали сомневаться в вашем существовании. Рад, что мы ошибались. – Он поцеловал мне руку, затем смело наклонился вперед и запечатлел крепкий поцелуй на моей щеке. – Добро пожаловать в семью, сестра. – Спасибо, – ответила я с теплой улыбкой. Как только наш багаж отыскали и погрузили в экипаж, мы погромыхали по булыжной мостовой в Дублин. – Я взял отпуск на следующие две недели, – сообщил Алан. Мне было известно, что он оставил Тринити-колледж до срока и в настоящее время служил судовым агентом, курсируя по Большому каналу из Дублина в Банахер. К моей радости, он оказался проницательным, знающим и обходительным человеком. – Вся семья в сборе и ждет вас в Банахере, Шарлотта. Им не терпится встретиться с женщиной, которая украла сердце Артура. – Буду рада знакомству. – Через несколько дней, – предупредил Артур. – Сначала я хочу показать Шарлотте Дублин. – Конечно, – согласился Алан. – Наш дом – ваш дом, и я охотно сопровожу вас, куда пожелаете. Небольшой двухэтажный дом Алана превзошел мои ожидания; хоть и скромный, он был уютным и стоял на очень приличной улице. Поскольку час был поздним, домочадцы Алана уже спали, и мы сразу по прибытии последовали их примеру. Забравшись в кровать рядом с Артуром, я снова извинилась за случившееся, попыталась объясниться и выразить свои чувства, но он только повернулся ко мне спиной и уснул. Я так пала духом, что спала урывками. Наутро я обнаружила, что моя простуда значительно усилилась, и я начала надрывно кашлять – не то из-за волнений и переживаний последних нескольких дней, не то из-за холодного воздуха морского путешествия, не то из-за уныния, а может, из-за всего, вместе взятого. Хуже того, кровать рядом со мной оказалась пустой и холодной. Спустившись в гостиную, я увидела, что Артур увлеченно и радостно беседует с братом в ожидании завтрака. Я заставила себя улыбнуться, не позволяя нашим личным затруднениям испортить визит. Меня немедленно представили семье Алана. Его жена, привлекательная и обходительная женщина, радушно поприветствовала меня и выразила сожаление, что не сможет вместе с нами осматривать достопримечательности, поскольку ей придется остаться дома с двумя непоседливыми детьми. Всех встревожило мое нездоровье, но я заверила, что в состоянии не нарушить их планов на сегодня. – Я только что узнал, – обратился ко мне Артур, – что к нам присоединятся два моих кузена. Не успел он договорить, как на пороге возник первый из упомянутых кузенов – Джозеф Белл, красивый темноволосый юноша двадцати трех лет. – С добрым утром, господа, – поздоровался он с чарующей улыбкой и густым ирландским акцентом. – Артур! Как поживаешь, старина? Кузены тепло обнялись. Для меня было редким удовольствием наблюдать подобное выражение телесной приязни между мужчинами. – Шарлотта, – сказал Артур, и мужчины повернулись ко мне, – позволь представить моего кузена Джозефа. – Добро пожаловать, кузина Шарлотта. – Джозеф склонился передо мной в замысловатом поклоне. – Знакомство с вами – честь и радость для меня. – Как и для меня, сэр, – отозвалась я, пораженная его рафинированными английскими манерами. – Ваша слава бежит впереди вас, – с энтузиазмом добавил Джозеф. – Мне понравилась «Джейн Эйр». Поистине замечательная книга. – Спасибо. – Я слегка порозовела. – Но это всего лишь простая история. – Простая история? – Он со смехом повернулся к Артуру. – Смотрю, твоя жена не только талантлива, но и скромна. Тебе досталась славная женщина, кузен. – Он снова посмотрел на меня и произнес sotto voce:[75] – Вам, миссис Николлс, тоже изрядно повезло. Вы никогда бы не нашли мужчины лучше, чем мой кузен Артур, хотя порой он излишне суров и раздражителен. – Джозеф – лучший студент Тринити-колледжа, – с гордостью объявил Артур. – А Алан только что завоевал три первых приза.[76] – Это свидетельствует об уровне конкуренции, – пошутил Джозеф. Папа и Эллен убедили меня, что родные Артура – неграмотные, необразованные дикие ирландские варвары, прозябающие в нищете; сам Артур называл их «простыми сельскими жителями». Я совершенно не ожидала встретить среди них студента Тринити-колледжа, в особенности такого обаятельного и успешного. Мне едва хватило времени свыкнуться с этим удивительным открытием, как у подножия лестницы появилась не менее обезоруживающая кузина. Двадцатичетырехлетняя девушка, такая же красивая и благовоспитанная, как ее младший брат, обладала истинно кельтской внешностью; ее темные кудри были уложены просто, но элегантно. – Вероятно, вы Шарлотта, – промолвила она приятным, но бойким голоском, остановившись рядом со мной и присев в реверансе. – Я Мэри-Энн. Она немного прихрамывала в результате, как мне стало известно, падения с лошади в детстве. Но она и все остальные совершенно не замечали ее хромоты, та никоим образом не умаляла девичьей энергии или способности передвигаться, и вскоре я совсем забыла об этой особенности. Мэри-Энн бросила на моего мужа обожающий взгляд, затем села рядом со мной на диван и взяла за руку. – Артур с самого детства был моим любимым кузеном. Когда он написал, что женится и везет молодую жену к нам в гости, я подумала, что не могу ждать целых два дня, пока вы приедете в Банахер! Я должна отправиться в Дублин! Я хотела узнать вас прежде всей семьи, поскольку Беллов так много, что вы вскоре пресытитесь нами и начнете искать спасения. – Ничего подобного не произойдет, – улыбнулась я, – но я очень рада, что вы здесь, Мэри-Энн, и благодарна вам за женское общество. Насколько я могу судить, в этом свадебном путешествии явный перебор мужчин. Все засмеялись. Подобная атмосфера доброжелательности продержалась весь день – и последующие два дня, в течение которых наша небольшая компания из пяти человек объехала большую часть города, посетив множество достопримечательностей. Брат и кузены Артура при более близком общении оказались столь добрыми, обходительными, образованными и умными людьми, что я сразу ощутила себя как дома. Артур оставался таким же заботливым и внимательным к моим нуждам, как и прежде. Он настаивал, чтобы мы осматривали поменьше достопримечательностей, боясь, что я переутомлюсь и разболеюсь. И все же между нами выросла стена отчуждения, которой, полагаю, никто другой не замечал. Кроме того, муж уклонялся от любой физической близости, что причиняло мне немалую боль. Тем не менее внешне он казался полным энтузиазма и охотно делился со мной своими любимыми местечками в стенах университета. Особенно меня впечатлили богато украшенный Венецианский готический музей и библиотека Тринити-колледжа – величественное здание в классическом стиле. Когда мы вышли на улицу, я с сожалением вздохнула и воскликнула: – Как жаль, что эти храмы науки закрыты для женщин! Здесь столько знаний! Мне бы очень хотелось посещать подобный университет. – Если бы тебя приняли в университет, Шарлотта, – произнес Артур, протягивая мне руку, – ты, несомненно, преуспела бы в любой избранной профессии. Ты даже во сне образованнее, талантливее и умнее, чем многие мужчины наяву, и уже достигла тех вершин, которых большинство из нас не достигают за целую жизнь. В его голосе прозвучал намек на прежнюю искру и восхищение, и на мгновение в моем сердце вспыхнула надежда. Может, раны, нанесенные его гордости, залечиваются и вскоре к нам вернутся близость и теплота, которыми мы наслаждались до того ужасного случая на борту судна? Но когда я поблагодарила его с тихой признательностью, он отвернулся, улыбка его увяла, а суровая маска вернулась.
В пятницу седьмого июля мы попрощались с миссис Алан Николлс и детьми, и Алан проводил нас на поезд, следующий в сторону фамильного гнезда Беллов в Банахере. К этому времени усталость, возбуждение и простуда взяли верх; я совсем расклеилась и ужасно кашляла. На вокзале Бирра (Бирр оказался прелестным старым городком с ярмаркой и бывшим гарнизоном, основанным, как я выяснила, в двадцатые годы семнадцатого века) нас встретил экипаж, который я сочла нанятым по случаю. Артур развеял мое заблуждение, гордо познакомив с кучером, пожилым человеком; тот служил семейству Беллов более тридцати лет и, таким образом, знал Артура с детства. Старик (к которому Артур испытывал непритворное и взаимное уважение и любовь) изящно поклонился и снял шляпу, его морщинистое лицо осветилось улыбкой. – Добро пожаловать, мэм. Знакомство с женой нашего дорогого Артура – большая честь для меня. Я была крайне удивлена, что Беллы более тридцати лет держат кучера и экипаж – роскошь, которую моя семья никогда не могла себе позволить. Но может, в Ирландии это менее накладно, чем в Англии? Мы проехали семь миль по идиллической зеленой сельской местности и ближе к вечеру прибыли в Банахер, самый западный поселок графства Оффали, расположенный на красивом берегу реки Шаннон. – Боже правый! – изумилась я, когда экипаж загромыхал от моста через Шаннон до церкви по единственной наклонной улице, по обе стороны которой теснились каменные дома восемнадцатого века. – Эта деревня совсем как наш Хауорт! – Несомненно, – подтвердил Артур. – Я часто сравнивал их. Возможно, именно поэтому, едва явившись в Хауорт, я сразу почувствовал себя как дома. Мы проехали четверть мили по главной дороге мимо церкви и очутились в прелестном лесу. Тут Мэри-Энн сказала: – Еще несколько минут, и вы увидите «Куба-хаус». – «Куба-хаус»? – повторила я. – А что это? – Ну… наш семейный дом, – ответила Мэри-Энн. – Какое необычное название. Почему он зовется «Куба-хаус»? – Более ста лет назад местный уроженец Джордж Фрейзер был губернатором Кубы, – объяснил Алан, – и сколотил себе состояние, выращивая сахар. Он вернулся и построил дом. Теперь аллея и Королевская школа тоже называются «Куба» в его честь. – Королевская школа? – спросила я. – Это учебное заведение? – Да. Школа была основана в тысяча шестьсот тридцать восьмом году по указу Карла Первого, – сообщил Джозеф. – Наш отец много лет был ее директором, а после его смерти мой брат Джеймс заступил на его место. Сейчас там очень тихо и мило, поскольку все ученики разъехались на каникулы. Увидев мое растерянное лицо, он добавил: – Разве Артур не говорил вам? Я взглянула на мужа – он смотрел в окно, на его щеках горел легкий румянец. – Нет. Артур говорил, что ваш отец был священником и школьным учителем. Я полагала, что он преподавал в маленькой местной школе, а не в престижном заведении, основанном по королевскому указу, и понятия не имела, что он был директором. Джозеф засмеялся и игриво ударил Артура по плечу. – Таишься от собственной жены, кузен? Или ты промолчал из скромности? – Дядя Белл был священником и учителем, равно как и директором, – тихо отозвался Артур. – Он также получил степень доктора юридических наук в университете Глазго, – произнес Алан. – Он был весьма блестящим человеком. – Вот мы и приехали, – объявила Мэри-Энн. Экипаж остановился перед величественными чугунными воротами, створки были открыты. Мы въехали, и я с изумлением уставилась на дом Беллов. Я ожидала увидеть скромный коттедж или «сельский дом», как небрежно называл его Артур. Однако особняк передо мной, расположенный в конце роскошной липовой аллеи в отдалении от большой дороги, на просторном лугу, в окружении превосходных лесов, был поистине образцом джентльменской усадьбы. Сам дом был огромным, построенным из кирпича и камня, с мансардной крышей, фронтонными крыльцами и террасой, обнесенной балюстрадой. Направо за особняком разворачивался ряд более низких школьных зданий из кирпича и камня. – О! – воскликнула я, не в силах сдержать удивления и радости. – Он такой большой и красивый! Артур, это действительно твой дом? – Не мой, – возразил муж, но я видела, что он сияет от гордости. – Я вырос в нем, и только. – На самом деле он не наш, – признался Джозеф. – Это жилье директора школы. Нам повезло провести здесь много десятилетий, сначала благодаря папе, а теперь благодаря брату Джеймсу. – Моя семья обитает в хауортском пасторате на тех же условиях, – кивнула я, – так что прекрасно вас понимаю. И все же, все же! Просто небо и земля! Какой великолепный дом! – Беллы владеют и другими домами, поменьше, – сказал Алан. – Дядя скупил множество земель в округе, которые до сих пор сдаются в аренду фермерам. – Папа был на двенадцать лет старше мамы, – добавила Мэри-Энн. – Над ней подшучивали, что она вышла замуж за старика ради денег, но они любили друг друга всем сердцем. Она почитала нашего отца до самой его смерти. Когда мы остановились перед входом и выбрались из экипажа, множество людей – домочадцев и слуг, – а также четыре восторженных пса разных размеров и форм высыпали из главной двери особняка на дорожку. Нас с Артуром поприветствовали и представили хозяевам среди бесчисленных возгласов, объятий и поцелуев. Алан Белл, старший сын тридцати лет, был священником; Джеймс Белл, двадцати восьми лет, был директором школы; Артур Белл, двадцати шести лет, надеялся стать хирургом; все трое явно получили университетское образование и казались истинными джентльменами по рождению и воспитанию. Даже младший сын Уильям, которому исполнилось всего пятнадцать, был очаровательным пареньком, обещавшим последовать по стопам братьев. Две замужние дочери не смогли к нам присоединиться, зато присутствовала двадцатилетняя Гарриет Люсинда Белл – прелестная девушка с такими же приятными и дружелюбными манерами, как у ее сестры Мэри-Энн. Мне одновременно представили так много незнакомцев, что голова пошла кругом, но я сразу почувствовала: все кузены Артура – умные, добрые и развитые люди, которые придутся мне по душе. Управляла этим счастливым и бойким выводком миссис Гарриет Белл, вдова доктора Белла, а также тетя и приемная мать Артура и Алана Николлсов. Миссис Белл любезно протянула мне руки со словами: – Вы не поверите, с каким нетерпением я ожидала этого момента. Поразительно красивая женщина с элегантно уложенными темными волосами, облаченная в темно-синее шелковое платье, сшитое по последней моде, она держала себя с изяществом и простотой английской матроны: воплощенная доброта и благонравная утонченность. Ее акцент, как ни странно, также казался скорее английским, чем ирландским. – Много дней я гоняла слуг, готовясь к вашему приезду. Артур! Мы разместим вас в зеленой комнате на первом этаже – там отличный камин и, на мой взгляд, лучший вид. Надеюсь, вам понравится. – Комната замечательно нам подойдет, – заверил Артур. – Спасибо, тетя. Он поцеловал ее, и мы проследовали в дом. Просторная прихожая с высокими потолками была выложена мрамором. Мне удалось заглянуть в соседнюю столовую, не менее огромную и высокую. В элегантной гостиной, обшитой дубовыми панелями и красиво и удобно обставленной, нам тотчас подали английский чай. Все расселись по разнообразным креслам и диванам и начали есть, пить и весело щебетать. Потягивая чай, я разглядывала великолепный интерьер и новые лица. Всё – и все – настолько превосходило мои самые фантастические ожидания, что я с трудом воспринимала происходящее. Я столько слышала об ирландской неряшливости, но по прибытии в страну не увидела ни одного ее проявления. А сейчас передо мной был образец английской утонченности и гармонии. Внимая беседе, я узнавала обрывочные сведения о Беллах: миссис Белл и ее дочери играют на фортепиано и обожают шить и трудиться в саду; все домочадцы читают запоем и страстно любят животных. – За прошедшие годы в нашем доме перебывало не менее тридцати псов, – сообщила миссис Белл, отставив чашку, – но лучший из них – мой дорогой крошка Фейри. Все закатили глаза, когда миссис Белл тоскливо произнесла: – Он был всего лишь крошечным клубком шерсти, всецело преданным мне, и так обрадовался встрече со мной, когда я вернулась из свадебного путешествия, что… –…бедняжка умер от непомерного восторга, – закончили собравшиеся en masse,[77] дружно захохотав. – Если бы вы знали моего крошку Фейри, – с достоинством добавила миссис Белл, – вы бы не стали смеяться. Разговор перешел на животных. Домочадцы и гости с теплом и энтузиазмом перечисляли достоинства своих излюбленных питомцев. Когда настала моя очередь, я рассказала о нашем драгоценном Флосси. Артур признался, что больше всех любил огромного коричневого пса неизвестной породы, которого нашел в свои десять лет и упросил оставить при себе. Все это было крайне занимательно и проливало свет на любовь моего мужа к животным, чем я всегда восхищалась. – Конечно, ты любил эту уродливую гончую, Артур, – весело заметил Джеймс, – но, если честно, питал не меньшую нежность ко всем диким тварям, которые бродили по нашим полям. – Повернувшись ко мне, он продолжил: – Однажды, когда Артуру было двенадцать или тринадцать лет, папа велел подрезать ветки в рощице рядом с домом. Артур поднял такой шум, уверяя, что деревья служат приютом для белок, что папа отказался от своей идеи. Последовал взрыв добродушного поддразнивания, поскольку кузенов Артура забавляла его преданность большим пушистым грызунам. Я благоговейно и изумленно улыбалась, глядя через комнату на мужа, казавшегося более расслабленным и счастливым, чем когда-либо прежде. Меня охватило теплое чувство; внезапно я поняла, как мало сведений имела о своем суженом, когда выходила замуж! Насколько лучше я понимала его теперь, видя, как он общается с теми, кого любит и кто любит его, в доме, где был воспитан. В родной стране он открылся мне в новом свете. Несомненно, он был любимчиком в семье и ощущал себя совершенно непринужденно в этом роскошном доме. С уколом внезапного стыда я осознала, как жестоко папа – да и я тоже – ошибался насчет Артура. Как долго отец противился моему союзу с мистером Николлсом на том лишь основании, что я уроню себя браком с бедным викарием «низкого происхождения»! Папа сразу бы запел по-другому, увидев великолепный дом и семью, в которой этот достойный викарий был воспитан! Бронте по сравнению с Беллами – как и Бранти рядом с первыми – настолько более скромного происхождения, что не о чем и говорить. Мне стало ясно: Артур прекрасно понимал это и все же молчал. Даже на борту судна, подслушав жестокие слова молодой женщины, будто я уронила себя подобным браком, и мой жалкий лепет, Артур не попытался ознакомить меня с правдой. Джозеф назвал его скромным, но я догадывалась, что дело не только в скромности. Муж надеялся, что я стану судить о нем непредвзято, без оглядки на происхождение или богатство его родственников. О! Мне так хотелось остаться с ним наедине и открыть свои чувства: как я благодарна Богу за то, что Он благословил меня преданной любовью такого благородного и скромного человека, как глубока моя любовь, как я всем сердцем надеюсь, что смогу стать достойной его. Я поднялась, намереваясь подойти к мужу, но внезапно мне стало дурно. Я опустилась обратно в кресло, чтобы не оказаться на полу, и мое тело сотряс долгий мучительный приступ кашля. – Дорогая Шарлотта, да вы же больны! – воскликнула миссис Белл. – Мне с самого начала не нравился ваш кашель. Артур! Неужели ты таскал эту бедную женщину по всему Уэльсу и Дублину в подобном состоянии? – Моя простуда усилилась только в последние день или два, – поспешила заверить я. – Артур преданно заботился обо мне и не раз настаивал на моем отдыхе, это мне самой не сиделось на месте. – Что ж! Вы выглядите крайне усталой, – заявила миссис Белл, протягивая мне руку. – Мы должны незамедлительно уложить вас в постель и угостить отличным горячим супом. Морин! Появилась румяная служанка. – Да, мэм? – Вели кухарке подогреть немного бульона и принеси нашей гостье в зеленую комнату. И позови Агнес. – Да, мэм, – поклонилась служанка и убежала прочь. Не успела я оглянуться, как меня раздела вышеупомянутая Агнес, умелая с виду служанка лет пятидесяти, и вскоре я с удобством устроилась в большой мягкой кровати в комнате в три раза больше, чем наша гостиная в пасторате. В широком старом камине ярко пылал торф, немного оживляя старинную, но комфортную обстановку. Румяная служанка доставила на подносе горячий суп и удалилась. Я съела три ложки, и тут на пороге возник Артур. Он неуверенно приблизился к кровати и встревоженно спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Когда я посмотрела на него, мое сердце, полное невысказанных слов, гулко забилось; но едва я открыла рот, как пришла миссис Белл и решительно произнесла: – Артур, оставь свою молодую жену на мое попечение. Устроившись в гобеленовом кресле рядом с кроватью, она налила в ложку что-то из аптечного пузырька. – Я вылечила сотни простуд в этом доме и еще ни разу не уморила пациента. Постель больной не место для новобрачного. Иди навести с кузенами соседей. – Если вы настаиваете, тетя, – неохотно отозвался Артур. Он наклонился надо мной и нежно поцеловал в лоб. – Мне очень жаль, что ты заболела, Шарлотта, но уверяю, ты в хороших руках. Во всем графстве нет сиделки лучше, можешь не сомневаться. – Артур… – начала я, пытаясь поймать его руку, но мне помешал очередной приступ кашля. – Тсс. Отдыхай, дорогая, и поскорее выздоравливай, – промолвил он и направился к двери. Не знаю, какое лекарство дала мне миссис Белл, но, покончив с бульоном, я немедленно уснула, проспала весь ужин и очнулась только на следующее утро.
Читайте также: В двадцать девятом сожжении — семь человек. 1 страница Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|