Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Жизненный путь в понимании психолога




К.А. Абульханова-Славская

СТРАТЕГИЯ ЖИЗНИ

 

 

Издательство «Мысль», 1991


ОГЛАВЛЕНИЕ

стр.

ВВЕДЕНИЕ.............................................................................................................................. Глава I. ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ............................................................................................... 1. Личная жизнь как проблема.................................................................................... 2. Жизненный путь в понимании психолога............................................................... 3. Особенности жизненного пути.............................................................................. Глава II. АКТИВНОСТЬ И ЖИЗНЕННАЯ СТРАТЕГИЯ ЛИЧНОСТИ...................... 1. Особенности активности личности...................................................................... 2. Самовыражение и самолюбие как проявления индивидуальности.................. 3. Инициатива и ответственность как формы ак­тивности и стратегии личности......................................................................................................................... Глава III. ЧЕЛОВЕК — ОРГАНИЗАТОР СВОЕГО ВРЕМЕ­НИ......................................... 1. Время в жизни человека........................................................................................... 2. Организация людьми времени своей жизни.......................................................... 3. Жизненные перспективы личности и организация времени................................ Глава IV. ЛИЧНОСТЬ В ПРОЦЕССЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ОБЩЕНИЯ..................... 1. Личность как субъект деятельности.................................................................... 2. Совместная деятельность и ее субъект............................................................... 3. Личность в процессе общения................................................................................. Глава V. СОЦИАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ — ОСНОВА ЖИ­ЗНЕННЫХ СТРАТЕГИЙ.... 1. Общественное сознание и социальное мышление.............................................. 2. Основные процедуры и типы социального мыш­ления.................................... Глава VI. ЖИЗНЕННАЯ СТРАТЕГИЯ: КАК ЕЕ СТРОИТЬ?......................................... 1. Притязание, саморегуляция и удовлетворенность личности......................... 2. Жизненные стратегии............................................................................................. 3. Типология личности и стратегия жизни.............................................................. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ..................................................................................................... СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ..........................................................................   -   -     -   -   -   -      

ВВЕДЕНИЕ

Человеческая жизнь, особенно жизнь личная, индивидуальная, является чрезвычайно сложной. Воспринимая свою жизнь как нечто глубоко личное, каждый человек меньше всего хочет, чтобы его «учили жить». Поступая и действуя во всем осталь­ном «как надо», он хочет сохранить за собой право в личной жизни быть самим собой. С этих позиций и написана данная книга, в которой отстаивается и обосновывается это право.

Интенсивность жизни современного человека та­кова, что часто ему даже некогда задуматься, чего он хочет от жизни, так ли он живет. Власть над жизнью приобретают дела, а сам человек незаметно оказывается только ответчиком за то, сколько он успел сделать. Его жизнь как бы начинает распа­даться на две неравные части: большая часть — служба, общественные дела, труд, за вычетом кото­рых остается скромный отрезок времени, именуемый нами личной жизнью (когда мы действительно принадлежим себе, своим близким, своему дому, своим мыслям и мечтам). Конечно, служба, работа — это наша служба, наша работа, даже наше любимое дело. Но как сильно изменили нас «годы застоя», как сильно взяли над нами власть звонки и бумаги, как превратили нас в безмолвных «присутствую­щих» бесконечные заседания, и мы незаметно стали лишь исполнителями этой жизни. Именно поэтому право на личную жизнь нуждается в защите.

От кого же мы защищаем это право? Прежде всего, от общественного сознания, которое склады­валось и владело умами не один год. Оно деклари­ровало тезис о человеке — строителе общества, поко­рителе природы. Отдельный человек рассматривался как безликая единица общества, его безымянный, слившийся с массой и растворившийся в ней инди­вид. Особенности развития нашего общества привели к анонимности отдельной личности. Бюрократиче­ские отношения уравняли всех как «сотрудников», «работников», «участников» и т.д. Долгие годы ценность каждой личности, ее неповторимой личной жизни не только не была осознана, но и активно нивелировалась.

Среди фундаментальных знаний, даваемых сов­ременному человеку в школе и вузе, не было, и нет знаний психологии человека. Люди со школьной скамьи детально изучают пестики и тычинки, кости скелета и расположение мускулатуры, но не полу­чают знаний о роли и значении для жизни чело­века воли и разума, не знают законов формирова­ния группы, общности и тем более жизни человека. Молодежь вступает во взрослую жизнь, умея поста­вить физический опыт, но не подозревают, что и психология людей имеет свои закономерности, что поступки и характер другого человека можно и понять, и объяснить. Между тем знание психологии может помочь каждому человеку понять себя, уви­деть свою индивидуальность, изучить свой характер, прояснить свои проблемы, помочь разобраться в трудностях. Психология может помочь человеку осознать его личную жизнь как индивидуальную, неповторимую.

В недавние годы в общественном сознании гос­подствовала установка, в соответствии с которой личная жизнь каждого была под контролем: пред­писывалось, кого ненавидеть, кого любить, с кем дружить. Общество узурпировало право суда над личной, семейной жизнью человека. Наличие двух «ответственных» (человека и общества) за личную жизнь, т.е. внешний контроль, не усиливало, а подтачивало внутренний самоконтроль личности, ее чувство ответственности за свою и своих близких жизнь, за свои поступки и поведение. При этом личная жизнь не становилась более «правильной» с позиций требований социальных норм, а ее «хозя­ин» переставал распоряжаться собственной жизнью, подчиняясь внешним требованиям, текущим делам, текущем событиям и т.д., оказывался во власти времени или бессмысленных бюрократических форм.

Наивно думать, что, например, бессмысленное отсиживание часами на работе без дела, которое воспринималось как социально осмысленное явле­ние, не разрушало структуры сознания людей. Люди либо привыкали лгать сами себе, либо защищали свой внутренний мир цинизмом, равнодушием. Мы не «замечали», что, присутствуя «физически» на своем рабочем месте или на заседании, люди «вну­тренне» отсутствовали. Одни стали вести антиоб­щественную, противоправную жизнь, другие, укло­нившись от внешнего контроля, потеряли и контроль внутренний (алкоголизм, вещизм), третьи «укры­лись» в своих житейских радостях и проблемах.

Сложность описания проблем личной жизни, пре­жде всего, в том, что нужно писать не о том, что от нее осталось, а о том, какой она должна бы быть, чтобы человек имел чувство собственного достоинст­ва и был уверенным в себе, принципиальным, ак­тивным. Только сегодня мы начали осознавать, как много мы потеряли именно в личностном плане. Самым трудным для каждого человека является признаться в этом самому себе. Однако невозмож­ность довести самокритику до принципиальных внутренних рубежей является и сильной стороной человека, потому что перестает быть личностью тот, кто отказывается от себя. Но побеждает тот, кто верит в свои лучшие, сильные стороны, кто всегда убежден, что они у него есть.

Важно осознавать, что кроме превращенных форм жизни существуют превращенные формы пси­хики, сознания, определенные психологические по­тери, восполнить которые бывает очень трудно, а порой просто невозможно. Например, существует особый личностный механизм «возложения ответст­венности», когда человек, снимая ее с себя, в своих неудачах, просчетах, ошибках стремится обвинить других: родителей, окружающих, обстоятельства, общество («не дали», «не создали», «не обеспечи­ли»). Другой механизм: человек во всем подражает окружающим (в одежде, в образе жизни, в привыч­ках и т.д.), и при этом он глубоко убежден в своей индивидуальности, неповторимости, самостоятельно­сти, даже оригинальности. Это механизмы самооб­мана, помогающие человеку вести активную жизнь, достигать внешних успехов и удовлетворенности, но постепенно ведущие к утрате своего истинного «я».

Психологи выявили ряд механизмов так называ­емой защиты, когда, не желая обострять отноше­ния, подросток старается казаться хуже, чем он есть, чтобы защитить свой внутренний, еще не­устойчивый, не окрепший для критики, для компро­миссов, для разочарований мир от грубости окру­жающих. Однако такие поначалу нарочитые про­явления психологической защиты незаметно могут перейти в грубость, стать чертой характера, линией поведения, позицией в жизни, и избавиться от этого уже бывает очень трудно. Цинизм, скептицизм могут быть, как доказывают психологи, «страуси­ной» политикой, с помощью которой человек, не определивший смысла своей жизни, внутренне сла­бый, незрелый уходит от столкновения с действи­тельностью, от противоречий жизни.

Особенность психологии людей и суть их личной жизни состоят в преодолении противоречий внеш­него и внутреннего мира, в поисках разнообраз­ных подходов и способов их разрешения. Одни люди, уклоняясь от разрешения внешних противо­речий, оказываются во власти противоречий внут­ренних, противоречий своей совести, своего созна­ния. Другие, напротив, легко покончив с противоре­чиями своего внутреннего мира, активно берутся за разрешение внешних трудностей. Иными словами, в жизни людей оказываются преобладающими раз­ного рода противоречия, которые достигают разной степени остроты, способствуют развитию или регрес­су личности, открывают или закрывают путь для ее нормального психического развития и далее функ­ционирования. О личной жизни сложно писать, поскольку она строится людьми разного типа, пред­ставляет собой индивидуальное решение каждой жизненной судьбы, индивидуальное определение своего места в обществе, особое отношение к его цен­ностям, особый способ их реализации или отрица­ния.

Можно ли говорить об общих для всех людей за­кономерностях их жизненного пути, если каждый путь индивидуален, представляет собой индивиду­альную «историю» личности?

Психолог ищет личную жизнь не в сфере убыва­ющего (по мере возрастания трудностей быта) сво­бодного времени, не в сфере семьи и ее проблем и не в сфере досуга. Психолог не может исследовать внутренний мир человека по тому числу книг, которые он успевает читать, по количеству посещении театров, в которые ему удается попасть, по той информации, которую он осваивает, и т.д. Для пси­холога личная жизнь начинается с постановки таких вопросов, как: живет ли человек в соответ­ствии со своими потребностями, мирится ли со своей неудовлетворенностью жизнью, имеет ли жизненные перспективы, как он соединяет в своей жизни то, что он хочет, что он может и что он должен? Ины­ми словами, жизненный путь личности, который интересует психолога, имеет единые для всех людей «измерения», аспекты, проблемы, но способ их ре­шения глубоко индивидуален, а потому индиви­дуален и жизненный путь каждого человека.

Поэтому проблема жизненного пути может сто­ять только так: каждый, кто хочет сознательно строить свой жизненный путь, должен познакомить­ся с психологическими механизмами, присущими личности, чтобы лучше узнать себя, свои особен­ности. От стихийного способа жизни человек может перейти к такому, который он будет определять сам. Но суть этого определения в выборе условий, на­правления жизни, в выборе того образования, той профессии, которые максимально отвечали бы осо­бенностям его личности, его желаниям, его способ­ностям, в построении соответствующей стратегии жизни.

В книге предлагаются некоторые сведения о ти­пах активности личности, о характере ее притяза­ний, о тех способах, которыми люди выражают себя в жизни, об организации времени разными людьми, об особенных типах мышления, о неко­торых если не типах, то стратегиях построения общения, наконец, о некоторых типичных структурах сознания людей. Типология дает возможность пока­зать, насколько люди по ряду оснований отличают­ся друг от друга, почему нельзя подходить ко всем с единой меркой, судить о другом по себе, а нужно стремиться понять другого человека, увидеть его особенности, постараться разобраться в его позиции. Между тем именно эти простейшие, элементарные правила до сих пор не были объектом пристального внимания.

По нашему мнению, стратегия жизни человека имеет три основных признака. Первый — выбор основного для человека направления, способа жиз­ни, определение ее главных целей, этапов их дости­жения и соподчинение этих этапов. Стратегия, воз­никая сначала как замысел жизни, как ее смысл, идеальный план, затем требует реализации на прак­тике. А на практике люди сталкиваются и с тем, что открывает дорогу для реализации их замысла, и с тем, что ему противоречит, что может увести в сторону.

Намерения человека и встречные требования жизни часто образуют противоречия между тем, чего хочет человек, и тем, что предлагает ему жизнь. Поэтому второй признак стратегии жизни — это ре­шение противоречий жизни, достижение своих жиз­ненных целей и планов. Способы решения противо­речий, желание их решать (или уход от них) есть особые жизненные качества личности, которые вы­рабатываются в процессе жизни и отличаются, ска­жем, от ее способностей и даже характера. Жизнен­ная задача человека не только в том, чтобы вы­брать, где применить свои силы, как проявить себя. Он должен решать возникающие противоречия, оп­ределять пути самореализации, создавая для этого условия, которых нет в наличии.

В основном люди живут жизнью, как будто не имеющей никаких примечательных черт, но, тем не менее, она интересна и увлекательна, поскольку люди ведут свой жизненный поиск, открывают для себя постоянно нечто новое. Каждая находка на этом пути добывается с трудом, но приносит неска­занную радость, наводит на новые мысли, предпо­ложения, догадки. Это третий признак стратегии жизни, который состоит в творчестве, в созидании ценности своей жизни, в соединении своих потребно­стей со своей жизнью в виде ее особых ценностей. Ценность жизни, состоящая в интересе, увлеченности, удовлетворенности и новом поиске, и есть продукт определенного способа жизни, индивидуальной стра­тегии жизни, когда они определяются самим чело­веком.

Между психологами несколько лет назад возник­ла дискуссия на тему: все ли люди являются лич­ностями? В ходе дискуссии один из авторитетных советских психологов высказал точку зрения, сог­ласно которой далеко не всякого человека можно назвать личностью, поскольку личностью является только творческий человек. Другие психологи без особых аргументов пытались доказать, что только в некоторых людях проявляется ярко выраженная личность. Однако мы не разделяем эти точки зрения по целому ряду причин. Не раскрывая эти причины детально, отметим, что в первую очередь психологу нельзя ставить на человеке точку, отрицая в нем личность, даже если это не развитый, ограниченный или запутавшийся в жизненных противоречиях человек. У человека всегда должна быть возмож­ность осознавать себя личностью, перспектива стать лучше, разрешить свои противоречия, найти в себе силы, чтобы изменить свою жизнь, сделать ее дру­гой.

В данной книге изложены некоторые психологи­ческие проблемы, которые являются предметом изу­чения психологической науки и связаны со страте­гией жизни. Выделив тем самым особый аспект этих проблем, мы хотели привлечь внимание чита­телей именно к этому набору проблем, поскольку с их помощью осуществляется жизненная прак­тика, вырабатывается самостоятельная жизненная стратегия. Это круг проблем активности личности, средств и способов ее самовыражения, саморегуля­ции, организации ею времени жизни. Стратегия является некоторым универсальным законом, спо­собом самоосуществления человека в различных сферах его жизни. Поскольку каждый строит свою жизнь сам, стратегия жизни является индивидуаль­ным достоянием, индивидуальным открытием каж­дого. В итоге каждый человек имеет такую жизнь, которую он построил сам. Принципиальное разли­чие состоит в том, что один действительно строит свою жизнь, и даже достаточно сознательно, другой только использует то, что есть в наличии (и в жизни, и в нем самом). Поэтому, признавая каждого лич­ностью, мы предполагаем, что далеко не каждый способен стать субъектом, строителем, творцом своей жизни. И книгу эту посвящаем анализу тех особых качеств, которые формируются у личности как субъ­екта жизни.

 

 

Глава I

ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ

 

  1. Личная жизнь как проблема

Может ли человек построить собственную жизнь изначально по плану, замыслу; может ли он на каком-то этапе действительно круто ее изменить, как часто он обещает себе начать «жить заново»? Нужно ли специально вырабатывать идеи, принци­пы, в которых воплотился бы смысл того самого главного и сокровенного, к чему стремится, чего желает достигнуть человек? Или эти принципы возникают только в результате жизни как ее обоб­щенный и осмысленный опыт? Как руководство­ваться ими в повседневных обыденных заботах, делах? Нужно ли вырабатывать отношение к соб­ственной жизни — к своему прошлому и будуще­му — или нужно жить, как живется, учиться, лишь использовать каждый ее момент, случай? Эти и мно­гие другие вопросы встают перед людьми, перед каж­дым в разной мере и в разные периоды жизни — или когда жизнь только начинается и обещает так много, или когда, разочаровавшись, человек спрашивает себя, могло ли быть иначе, так ли я жил.

В отличие от жизни социальной в личной жизни человека нет тех критериев, норм и стандартов, как нет и инстанций, которые могли бы судить и оцени­вать, хорошо ли сложилась его жизнь, благополуч­на ли, правильна ли она. Жизненные достижения, успехи, как правило, оцениваются лишь по социаль­ным меркам и критериям — стал хорошим специ­алистом, добился славы, успехов, постов, матери­альных благ. Однако трудно себе представить, что именно эти достижения при всей их социальной зна­чимости могут быть критериями для тех, кто их не достиг, не получил, не заработал. Простой человек не просыпается с горькой мыслью, что он не ми­нистр, а мать троих детей не начинает день с сожаления, что она не доктор наук, не академик. И как ни свойственна людям подражательность, все же каждый может легко утешить себя, сказав, что у него есть свое, а другого ему и не нужно.

В таком случае возникают вопросы: возможна ли постановка проблемы личной жизни; можно ли в ее осмыслении пойти по пути сравнения судеб людей, если эти судьбы так различны? Одна мать расска­жет другой, что ее сын до сих пор не определился профессионально, меняет один институт на другой, раздумывает, имеет ли смысл получать высшее образование. Но другая мать вряд ли ее поймет, по­тому что ее сын увлекся физикой еще в школе, она вообще не заметила, как он поступил в институт: все шло легко и как бы само собой. Сейчас сын уже с увлечением разрабатывает сложную научную проблему. И т. д. Она вряд ли сумеет дать своей подруге полезный совет, потому что в свое время не обсуждала с сыном проблем выбора профессии, не прилагала каких-то специальных усилий для его благополучного профессионального становления.

Подобных личных проблем можно привести мно­жество, причем в жизни одних людей их оказы­вается больше и они сложнее, запутаннее, в жизни других они разрешаются как бы сами собой. Личные проблемы включают множество конкретных про­блем: воспитание детей, взаимоотношения с мужем (женой), с родителями, выбор профессии. Слож­ность их в том, что никто не имеет универсального правила, как разрешать тот или иной конфликт, как поправить семейную ситуацию, как изменить свою профессионально неудавшуюся судьбу. Тем более сложно разрешить такие внутренние пробле­мы, которые проявляются в ощущении пустоты и скуки жизни, в недовольстве собой и людьми.

И, тем не менее, говоря об отсутствии каких-то критериев и норм, по которым можно было бы оце­нивать жизнь человека извне, он сам имеет глав­ный и безошибочный критерий, который, хотя и не поддается логическому объяснению, но вряд ли мо­жет быть истолкован произвольно. Этот крите­рий — удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью. Он имеет множество оттенков в зависи­мости от типов людей. Один человек недоволен жизнью, но винит в этом окружающих. Он говорит, что ему не дали, не создали условий, не открыли дорогу. Его нельзя переубедить тем, что рядом с ним такой же человек в тех же условиях живет полной, увлекательной, интересной жизнью. Другой человек несет в себе глубокое недовольство собой, он полон сожалений, что многое в свое время упу­стил, но не замечает, что продолжает жить по раз и навсегда выбранному стандарту, не пытается что-то изменить в своей жизни, хотя его жизнь еще далеко не окончена.

Удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью — сложное, но всегда обобщенное чувство состоявшейся или несостоявшейся, удачной или не­удачной жизни. Не в последнюю очередь оно слож­но и потому, что мы сами иногда ведем с ним двой­ную игру. Испытывая разочарование в одном, мы утешаем себя победой в другом, подводим все к какому-то балансу. Но при этом не замечаем, что лишь успокаиваем себя, загоняя вглубь чувство недовольства, вместо того чтобы раскрыть его при­чины и реально изменить жизнь. Удовлетворен­ность — чувство верности, подлинности своей жиз­ни — это порой едва ли не единственный источник наших жизненных сил, жизненной стойкости, жиз­ненной инициативы, нашей способности идти вперед. В свою очередь неудовлетворенность, доходящая порой до полного отчаяния, также способна толк­нуть нас на решительный и единственно правиль­ный шаг — попытаться изменить свою жизнь.

Так можно ли и нужно ли обсуждать проблему личной жизни, можно ли делать это в каких-то об­щих терминах, понятиях, аспектах? Чтобы ответить на этот сложный вопрос, нужно сначала обрисовать тот социальный контекст, в котором, как нам, ка­жется, сегодня возникла проблема личной жизни.

Мы являемся участниками в известном смысле уникального этапа общественной жизни. В послед­ние десятилетия в сознании каждого утвердился приоритет общественных ценностей, общественных дел, общественных идеалов, своеобразная модель коллективной, массовой, безличной жизни. Каждый в своей жизни был готов терпеть любые лишения, невзгоды. Перспективы личной жизни человека ото­ждествились с радужными перспективами жизни общества, что привело к представлению о второсте­пенном характере собственной жизни. Наверное, трудно найти другой такой народ, в котором вера в общественный идеал настолько заслонила бы ре­альные жизненные проблемы, трудности и недостат­ки жизни. Когда в стране началась перестройка, от каждого потребовалось его собственное мнение, которое до сих пор однозначно должно было совпа­дать с общим, исходить из него и приводить к нему. Откуда же мог возникнуть особый, индивидуальный, тем более новый взгляд на вещи, события, ситуации, социальные процессы, если многие годы даже по поводу собственной жизни люди размышлять не умели и по-своему не жили?

Не только страх, но и вера в общее дело, осо­бенно присущая нашему народу, способствовали формированию общества, в котором была сведена к минимуму индивидуальность, в котором личность отрицалась как реальная общественная единица, в котором действовали лишь центробежные силы. По­нятие «личность» наполнялось только социально типичными характеристиками советского человека, определялось по отношению к благу общества, об­щественным целям, ценностям, критериям. Если личность как-то выделялась, то только по этим кри­териям (как герой труда и т. д.).

Достаточно обратиться к истории, чтобы увидеть в ней принципиально разные модели структуриро­вания обществ: в одних общество складывалось из почти тождественных индивидов, в других — из раз­личных, а потому взаимодополняющих друг друга. Можно привести в пример исторически ранние типы обществ, где индивидуальная жизнь не выде­лялась ни в социальном, ни в правовом, ни в эко­номическом, ни тем более в психологическом отно­шении: община существовала лишь на основе иден­тичности всех людей, а не как общность различных индивидов. По работам К. Маркса можно просле­дить, на каких этапах с разделением труда появ­ляются другие способы общественной жизни, пред­полагающие различия индивидов.

Общество, складывающееся из индивидуально­стей, не обязательно должно быть обществом только индивидуалистов, которые используют обществен­ные интересы в личных целях и тем самым разру­шают целое. Модель общества, складывающегося из взаимодополняющего многообразия индивидуальностей, а не унифицированных индивидов, является по сравнению с безличным, отрицающим индиви­дуальность обществом прогрессивной и продуктив­ной. Принцип демократизации предполагает такую модель, а она в свою очередь предполагает личную жизнь.

Такое уточнение необходимо, прежде всего, для ответа на поставленные выше вопросы. В течение многих лет общественной жизнью и сознанием стандартизировалась, нивелировалась не только ин­дивидуальность, но даже личность, а декларируе­мый индивидуальный подход на практике рассмат­ривался, чуть ли не как потакание личным причу­дам, поскольку не существовало никаких социаль­ных критериев индивидуальности, квалификации высшего уровня развития и индивидуальности профессионала, не говоря уже о личности.

Сегодня, когда представилась возможность со­поставлять идеал и реальное развитие (в экономи­ческой, идеологической и других сферах), принцип идентичности личности и общества, стандартизации всех людей обнаружил свою несостоятельность. Означает ли это, что в качестве новой ценности на первый план выдвигаются ценности данной, реаль­ной личной жизни, что общественные перспективы уходят на задний план? Наблюдая сегодняшнюю действительность, можно сказать, что некоторые люди использовали возможности перестройки, ее экономические реформы, открывшие путь индивиду­альной деятельности, а с ней и частным инициати­вам. Их жизнь действительно стала особенной... но только по своей материальной обеспеченности. Но означает ли это, что стала более индивидуальной, интересной их личная жизнь, что они стали как личности представлять для общества большую цен­ность? Сегодня сплошь и рядом представление о личной жизни связывается с инициативой, ведущей к материальному обогащению. И хотя это продуктив­но в социально-экономическом смысле, но нельзя и преувеличивать этот аспект.

Конечно, в обсуждение начинают вовлекаться очень сложные вопросы о соотношении личной и общественной жизни (в плане экономическом и цен­ностном). К сожалению, критика мещанства, соответствующих потребительских тенденций часто велась с альтернативных позиций «честной бед­ности», а не с позиций, отстаивавших ценность личной жизни как индивидуального способа жизни человека, как творчества жизни.

Эти планы нельзя противопоставлять, но одним из проявлений зрелости личности является спо­собность установить тот свой «порог», при котором она считает удовлетворенными свои материальные потребности и начинает рассматривать их лишь как одно из условий жизни, направляя свои жизненные силы на другие цели. Эта способность личности «переключить» свои жизненные стремления с мате­риальных на другие ценности и является, собствен­но, показателем того, что она начала жить личной жизнью.

К сожалению, в силу тенденций стандартизации реальность личной жизни была сведена к минимуму и неодобрительно оценивалась общественным созна­нием как стремление уйти от общественной жизни, как противопоставление личных интересов общест­венным и т.д.

Демократия предполагает активное участие масс в общественных процессах, что подразумевает плюрализм, разнообразие, множество точек зрения. Но если иметь в виду не только различие мнений, но и индивидуальность личности, т. е. разнообразие ее жизненных качеств, то на какой почве оно может возникнуть? Мы предполагаем, что особенность взглядов, разнообразие убеждений связаны с осо­бенностью жизненной позиции, с индивидуально­стью способа жизни.

Первый подход к проблеме личной жизни пред­полагает освобождение от тех бесчисленных стерео­типов, в которых мы привыкли ее осмыслять. Либо личная жизнь — это быт, домашнее хозяйство, семья, те крохи свободного времени, которые оста­ются на чтение, хобби, здоровье, либо личная жизнь — это альтернатива общественной жизни, т.е. эгоизм, предпочтение личных интересов об­щественным, и т.д. Для восстановления полноты реалий и понятия личной жизни необходимо, по-видимому, освободиться и от тех стандартов понима­ния общественной жизни и тех безличных форм, к которым свелась общественная жизнь личности. Последняя стала формальным присутствием в об­щественном месте в течение общественно необхо­димого времени: чем больше времени сидеть на собрании, присутствовать в стенах учреждения, не производя ни мысли, ни продукта, тем больше зна­чило быть человеком общественным, жить общест­венной жизнью.

Создание, осмысление, наконец, построение лич­ной жизни отнюдь не являются альтернативой общественной жизни, а, прежде всего, есть условие полноценного включения в последнюю. Однако такое включение может произойти только на основе собственного индивидуального отношения к общест­венной жизни и ее формам. Таким образом, личная жизнь это не частная жизнь, которая противопостав­лена общественной. Она предполагает и обществен­ное, и познавательное, и эстетическое, и этическое отношения к миру и людям 1.

Один из европейских психологов начала века провел следующий эксперимент. Он попросил двух молодых женщин описать свою работу. Одна из них начала с описания того, что она непосредствен­но делает, описала те бумаги, которые заполняет, затем куда их относит, ход их движения к началь­ству и таким образом, отправляясь от себя как цент­ра, дала некоторое описание учреждения, где ра­ботает. Другая начала со структуры учреждения и, обрисовав всю иерархию, нашла в ней свое место и функции.

Отсюда видно, что в сознании разных людей строится собственное представление о той или иной структуре общественных учреждений и этот образ всегда структурирован по-своему. Но если обратить­ся к студентам-старшекурсникам, смогут ли они дать описание если не структур профессиональных учреждений (которые им могут быть неизвестны), то хотя бы своих представлений о структурах их будущей профессии, о ее разных функциях и вари­антах и т.д.? На что же опирается их професси­ональный выбор, если такие представления отсут­ствуют? О каком отношении к социальным пробле­мам может идти речь, если нет этих представлений?

Речь идет не только о конкретных знаниях социальных институтов, но и о том, что на их ос­нове человек должен формировать свое отношение к тому, во что на каждом этапе своей жизни он вклю­чается, входит, к чему приобщается. При этом он должен решать, насколько он адекватен в данном, а не в другом месте, насколько его способности, знания, наконец, личность соответствуют тем соци­альным требованиям, условиям, структурам, в кото­рые он попадает. Исходным для этого является наличие у него представления и мнения о них. Ины­ми словами, человек соотносит себя с множеством социальных условий, форм и структур жизни (пре­жде всего, конечно, профессиональных), ее явных и скрытых принципов и механизмов, определяя свою траекторию движения в них. В этом и состоит первая и основная проблема его личной жизни.

Соотнести себя с формами социальной жизни, в которых предстоит жить и действовать, выявив свои возможности, особенности, и на этом основании оп­ределить свое место в этих формах, структурах — такова одна из главных задач индивидуальной жизни. Но эта задача может быть и поставлена и ре­шаться по-разному. В течение многих лет она реша­лась в нашей стране путем социализации, т.е. адаптации человека ко всем социальным условиям, путем его полного приспособления к универсаль­ным требованиям, а потому путем нивелирования его индивидуальности.

Авторитетный французский социальный психо­лог С. Московичи считает, что решение этой задачи возможно путем индивидуализации, который обес­печивается обществом. Сравнивая традиции семей­ного воспитания и способа образования во Франции и США, он отмечает, что американцы стремятся как можно раньше снять опеку над ребенком в семье, тогда как французская семья продолжает опеку и в студенческом возрасте. Формирование индиви­дуальности, самостоятельности является достиже­нием личности, но его поддерживают и образова­тельные институты. Но здесь речь идет об обеспе­чении индивидуализации обществом.

Задачу выработки своей индивидуальной «траек­тории» внутри социальной жизни должен решать каждый человек независимо от ее решения обществом и даже от того, насколько оно (общество) способно обеспечить развитие и использование индиви­дуальностей, а не усредненных индивидов. Таким образом, личная жизнь вопреки тому, как мы при­выкли ее понимать,— это, прежде всего, личное, индивидуальное участие и особенный способ осущест­вления жизни общественной, профессиональной и т. д.

В силу того что до сих пор личная жизнь была принципиально отделена от социальной (профес­сиональной и т.д.), а последняя осуществлялась внеличностным образом, между личной и общест­венной жизнью человека возникало много противо­речий. Личность сталкивалась с социальными труд­ностями или оказывалась внутренне раздвоенной. Противоречия эти касались, прежде всего, общест­венных идеалов и реальной практики жизни, да­леко от них отставшей.

Нередко такое противоречие оборачивалось для одного человека тем, что он активно реализовал об­щественные ценности и цели в своей социальной жизни, профессии, труде, но уже в личной жизни считал себя вправе не придерживаться социальных норм. Другой лишь формально жил гражданской профессиональной жизнью, сосредоточивая все свои способности и интересы в сфере личной жизни. Тре­тий, строго говоря, не умел интересно и полнокров­но жить профессиональной жизнью и... не успевал жить личной жизнью.

Не всегда осознается тот факт, что целостность личности достигается только при целостностном способе ее жизни (а целостность жизни исключает ее ограничение одним планом, скажем только жизни бытовой или даже узкопрофессиональной, ее раз­двоение на жизнь показную, внешнюю и подлин­ную, внутреннюю). Целостность жизни личности в свою очередь является предпосылкой ее активности, инициативы, ее индивидуальных проявлений, кото­рые невозможны при внутренней раздвоенности.

В «Записках писателя» Н. Телешов описывает литературно-общественную жизнь, которая склады­валась вокруг известных писательских «Сред» (объ­единения, в которое входили Чехов, Горький, Андре­ев и другие известные русские писатели). Участники «Сред» не только читали и обсуждали лите­ратурные произведения, но и создали книгоизда­тельство писателей, которое не только публиковало произведения этих авторов, но и боролось против эксплуатации частными издателями писательского труда (например, А. П. Чехова). Оно материально помогало начинающим и бедным писателям, имело суд чести, который брал под свою защиту людей, оказавшихся в самых сложных социально-нравст­венных ситуациях, и т. д. Эта же организация оказывала материальную помощь пострадавшему во время войны населению: армянскому, польскому, грузинскому и т. д. «Члены «Среды»,— писал Телешов,— имели возможность влиять на самые разнообразные стороны жизни. Через Литературно-художественный кружок они помогали писателям, артистам, художникам и просто людям труда, впав­шим в беду или крайность; через Общество периоди­ческой печати и литературы с его судом чести защи­щали права и достоинство отдельных деятелей науки и литературы, через кассу взаимопомощи литераторов и ученых собирались ими по трудовым грошам товарищеские средства»2. Средства от изда­ния первой книги сборника «Знание» были отчисле­ны в распоряжение Литературного фонда, Высшим женским курсам, Женскому медицинскому институ­ту, Обществу учителей и учительниц на общежитие для детей, Обществу охранения народного здоровья на постройку детского дома, на Народную читальню в Кеми 3.

Этот пример довольно типичен для русской до­революционной жизни. Он показывает, что люди, истинно озабоченные общественными делами, не отделяли свою профессиональную жизнь от жизни общественной (под которой сегодня часто понимают «общественную работу»), а последнюю — от жизни личной, осуществляли свою общественную деятель­ность как глубоко личное дело. Это характерно для всех известных ученых — Менделеева, Пирогова (именем которого было названо крупнейшее об­щество), участвовавших в суде присяжных, и т.д. Можно много рассказывать о жизни Толстого, сыгравшего огромную роль в общественной жизни России, в судьбах сотен людей, в организации образования и т.д. Не существовало профессиональных барьеров, рамок, которые бы извне предписывали тому или иному человеку — ученому, писателю — род его обязанностей. Общественная жизнь впиты­вала в себя глубоко личные инициативы передовых людей, которые проводились в действительность во­преки запретам царской цензуры и т.д.

Речь идет, однако, не об отдельных примерах (и сегодня живут и активно действуют в общест­венной жизни люди, подобные упомянутым выше, и в нашем обществе много людей талантливых, инициативных). Речь идет о тех принципах, которые до сих пор у нас пронизывали структуры общест­венной жизни и определенным образом деформиро­вали личную жизнь и саму личность, о том, на­сколько принципиально отличен способ жизни лю­дей, которые своими индивидуальными усилиями могут интегрировать разные сферы общественной жизни, реализуя в них единые гуманистические принципы, от такого, при котором люди, напротив, едва успевают решать отдельные частные жизнен­ные задачи.

Цельность, полнокровность, интенсивность жизни личности не имеют ничего общего с тем, когда ак­тивность человека идет в разных направлениях и разрывается между ними на отдельные, раздроб­ленные дела, звонки, визиты, неотступной волной захлестывающие жизнь, превращающиеся в само­цель, когда одни собрания сменяют другие, пара­лизуя собственные инициативы и начинания чело­века, лишая его активность необходимой целост­ности, смысла. Соотношение желаемого и требуемо­го оказывается противоречивым, иногда несовмести­мым, и постепенно человек начинает уступать необ­ходимости, часто сугубо формальной, внешней, второстепенной. Структура личности постепенно перестраивается, хотя часто человек этого и не замечает: он делает все, что «нужно», без учета своих желаний, а затем и самого себя. Тем самым его активность деформируется, его воля и инициа­тивы исчезают, индивидуальность стирается.

В качестве второго шага к решению проблемы личной жизни может служить четкое разделение, с одной стороны, заинтересованности общества в индивидуальном вкладе каждого человека в общест­венную жизнь, в направленности на использование его способностей и, с другой стороны, создания са­мой личностью условий для развития своей индиви­дуальности. Психологи могут ставить и изучать только последний вопрос и именно в этом контексте обсуждать проблему индивидуальной жизни, или жизненной стратегии.

Самая большая сложность в постановке пробле­мы личной жизни в том, чтобы именно осознать ее как проблему, представить ее себе не такой, как она стихийно складывается, а какой она могла бы быть при наличии разума и усилий. Ее сложность в том, что за жизненными фактами, событиями и явле­ниями не всегда «проглядывает» их сущность, их смысл для человека, что и придает им характер его собственной жизни и связывает воедино. Труд­ность обсуждения проблемы жизни в том, что мы всегда имеем как бы два ее ряда: это внешние дела, события, поступки и стоящие за ними цели, наме­рения, которые человеку далеко не всегда удается реализовать в объективном ходе жизни, а потому жизнь нельзя оценивать ни по одним фактам, ни по одним намерениям.

Сложность обсуждения проблемы личной жизни связана с огромной разницей судеб людей, сравни­вая которые мы убеждаемся в том, что один в итоге жизни теряет то многое, что имел вначале, а другой все приобретает собственными силами, один удовлетворен, а другой не удовлетворен жизнью, один полон оптимизма, а другой опускает руки. Можно ли найти единый подход ко всему многообразию индивидуальных историй жизни, тем более что именно эти различия часто считаются «личным делом» каждого человека? Чтобы ответить на эти непростые вопросы, можно обратиться к философским и психологическим традициям, в рам­ках которых развивалось представление о жизни отдельного человека, концепция жизни.

 

Жизненный путь в понимании психолога

Определить, что такое жизнь, на протяжении ве­ков стремились философы и писатели. Философское понимание бытия, существования являлось основ­ным определением жизни. Жизнь телесная и стрем­ление к ее сохранению, материальному поддержа­нию, жизнь нравственная как стремление к благу и счастью, жизнь духовная как возвышающаяся над обыденной — все эти стороны жизни неизменно оказывались в центре внимания философской мысли различных эпох. Конечно, эти аспекты интерпрети­ровались по-разному, им приписывалась разная цен­ность. Например, эпикурейцы видели смысл жизни в наслаждении ее благами, в достижении счастья; сторонники аскетизма выступали за подавление плоти, чувств; стоики переносили цель жизни в об­ласть логических построений, оторванных от жиз­ненных страстей. Таковы самые ранние философ­ские толкования жизни, ее смысла, цели, которые весьма разнообразны и подчас противоположны.

Особенность этих философских интерпретаций жизни состоит в том, что при обсуждении позиций человека в жизни (пассивной — как слияния с при­родой, активной — как стремления к благу, аскетиз­ма — как отказа от жизненных благ и т.д.) роль человека как строящего и определяющего свою жизнь существа не осознается, не учитывается.

Долгое время в философских воззрениях лич­ность растворялась либо в обществе, к осмыслению особенностей которого философия постепенно под­ступала, либо в природе, с которой фактически личность сливалась в силу недифференцированного понимания природы. Даже тогда, когда речь шла о страстях, влечениях, благе, они мыслились абст­рактно. Мудрость, умеренность, красота и даже по­ступки, которые, казалось бы, неотрывны от лично­сти, рассматривались безлично. Поэтому чем глубже философски анализировалась человеческая жизнь, ее цели, смысл и средства, тем дальше это осмысле­ние отстояло от реальной жизни и осуществляющих ее людей.

Осознание того, что жизнь может быть определе­на соотносительно с человеком, а конкретнее — с личностью, пришло в конце XIX — начале XX в. Это осознание в известной степени связано с капита­лизмом, породившим дух и философию индивидуа­лизма. Именно капитализм впервые в истории вывел личность как действующее лицо на сцену и социаль­ной действительности, и художественной литерату­ры, и философско-психологической теории, породил и юридически закрепил понятие частной жизни.

В художественной литературе этого периода при­стально и тонко осмысливались новые явления частной жизни. Форсайты провозглашают свое пра­во на частную жизнь во всех формах, начиная с вывески: «Сегодня мы не принимаем» и, кончая объявлением в газете: «Просьба венков не возла­гать». Рождения, браки, разводы и даже смерти — глубоко и принципиально частное дело этой семьи, клана, подчеркнуто отделяемое от жизни «других», общества, света *.

Буржуазное общество, породив на определенном этапе частную жизнь, провозгласив ее независи­мость от общества и самостоятельность, тем не менее незримыми, но жесткими материальными и другими нитями связало ее с жизнью общества, с его норма­ми, нравами, условностями. Глубоко личные поступ­ки и отношения, родственные связи, как это блестя­ще показал Л. Н. Толстой в романе «Анна Карени­на», люди рассматривают уже как независимые от их воли и желания. Они начинают совершаться, оцениваться, интерпретироваться только под углом зрения оценок, суждений, традиций и запретов све­та, общества, а не как личное дело. Трагедия Анны — это трагедия лишения права на личную жизнь, права распорядиться собой, своими чувства­ми, своим сыном.


* Речь идет о романе Голсуорси «Сага о Форсайтах»

Так на определенном этапе общественного разви­тия возникают форма личной жизни и соответствую­щие понятия частной и личной жизни. Однако это не означает, что личность получает право распоря­жаться этой жизнью. Трагизм ситуации нашел отра­жение в литературе XX в. Так, герои Хемингуэя стремятся каждый по-своему справиться со своей жизнью, подчинить ее себе. Один, осознавая полную независимость своей жизни от его воли и усилии, пытается создать систему правил, ежедневного рас­порядка — иллюзию своей власти над ней и спасе­ние от отчаяния. Другой, не видя иного пути взять над ней верх, вступает в смертельную схватку с жизнью.

Один из героев романа Стейнбека затевает со своей судьбой детективную игру. Будучи слабым и добропорядочным человеком, он понимает, что ни­когда не сможет построить свою жизнь в соответ­ствии со своими желаниями, и тогда он совершает кражу. Крайние формы отчуждения от человека его собственной жизни, бессмысленности и неподлинно­сти его существования изображает К. Абэ в образе женщины, ежедневно борющейся с засыпающими ее песками.

Когда войны угрожали судьбе европейской циви­лизации, обрекли на смерть миллионы людей, угро­за массовой смерти высветила смысл и придала ценность жизни, существованию как таковому, его сохранению. Так осмыслила понятие существования философия экзистенциализма, которое она раскрыла через противоречие бытия и небытия, жизни и смер­ти. Конечно, это понятие получило и свою социально окрашенную интерпретацию. Индивид предстал пе­ред обществом только в своем праве существовать, лишенным своей сущности, каких бы то ни было качеств, содержательных характеристик своего бы­тия, лишенным всего, кроме самого факта существо­вания. Позднее и философия, и художественная ли­тература поставили под сомнение подлинность этого существования, ввели понятие неподлинности бытия. Однако понятие «неподлинность» должно иметь свою альтернативу, противоположность: подлин­ность. Подлинность же, истинность жизни нельзя определить без выявления ее существенных характе­ристик через ее осуществляющего и живущего ею человека.

Попытку дать научное, а потому более конкрет­ное и содержательное определение жизни предпри­няли психологи. Первой из них была Ш. Бюлер, которой пришлось преодолевать барьеры и обыден­ного, житейского понимания жизни, и, в известной мере, философского. Она провела аналогию между процессом жизни и процессом истории и объявила жизнь личности индивидуальной историей. Понять жизнь не как цепь случайностей, а через ее законо­мерные этапы и вместе с тем не только понять личность через ее внутренний мир, но и раскрыть особенности ее реального жизненного мира — тако­вы были задачи, поставленные Бюлер перед психо­логами, рискнувшими последовать за ней в область изучения этой сложнейшей проблемы.

Индивидуальную, или личную, жизнь в ее дина­мике она назвала жизненным путем личности. Бю­лер выделила ряд сторон, или аспектов, жизни, чтобы проследить их в динамике. Первый ряд, составляющий как бы объективную логику жизни, Бюлер рассматривала как последовательность внеш­них событий; второй — как смену переживаний, ценностей, как эволюцию внутреннего мира челове­ка, как логику его внутренних событий; третий — как результаты его деятельности. Бюлер считала, что в жизни личностью движет стремление к само­осуществлению и творчеству. Она пыталась взять в качестве основы объяснения жизни понятие «собы­тия», которые четко разделила на внешние и внут­ренние, но оказывалось, что линии внешних и внутренних событий тянулись параллельно, так и не пересекаясь, и не удавалось найти их связь. В свою очередь последовательность событий никак не связывалась с этапами достижений личности — продуктами ее творчества.

Независимо от собственно научных проблем и трудностей, с которыми столкнулась Бюлер и кото­рые она не смогла решить, ее понимание жизненного пути содержало главное: жизнь конкретной лично­сти не случайна, а закономерна, она поддается не только описанию, но и объяснению. Конечно, пра­вильность такого объяснения зависит от тех единиц, структур, понятий, в которых его пытались дать. Почти одновременно с Бюлер

П. Жане стремился определить жизненный путь как эволюцию самой личности, как последовательность возрастных эта­пов ее развития, этапов ее биографии.

К идее жизненного пути личности вслед за Бюлер в советской психологии обратился крупней­ший советский психолог С. Л. Рубинштейн. В книге «Основы психологии» (1935), анализируя работу Бюлер, он пришел к выводу, что жизненный путь нельзя понять только как сумму жизненных собы­тий, отдельных действий, продуктов творчества. Его необходимо представлять как целое, хотя в каждый данный момент человек включен в отдель­ные ситуации, связан с отдельными людьми, совер­шает отдельные поступки. Для раскрытия целостно­сти, непрерывности жизненного пути Рубинштейн предложил не просто выделить его отдельные этапы (например, разные возрастные этапы — детство, юность, зрелость и т.д., как это делал П. Жане), но и выяснить, как каждый этап подготавливает и влияет на следующий. Если в детстве ребенок макси­мально развивает свои природные данные, свои способности и максимум получает от взрослых, то в юности он уже способен самостоятельно искать направления, формы их реального применения в жизни, в профессии. Если же в детстве в силу тех или иных причин не происходит развития личности, ее способностей, то это (но уже более медленно, сложно и противоречиво) происходит в период юно­сти и т.д.

Бюлер, как и многие другие психологи, абсолю­тизировала роль детства в жизненном пути лично­сти, считая, что на этой стадии развития закладыва­ется проект всей жизни. В этом ее позиция близка к фрейдизму, искавшему корни всех жизненных противоречий в детстве. Рубинштейн считал, что каждый этап жизни играет важную роль в жизнен­ном пути, но не предопределяет его с фатальной неизбежностью.

Если Бюлер стремилась выделить в качестве структур жизни и единиц анализа жизненного пути события, то Рубинштейн предложил в качестве ос­новного понятие жизненных отношений личности, назвав среди них три: отношение к предметному миру, к другим людям, к самому себе. События неизбежно распадаются на внешние и внутренние; отношения же — это всегда внутреннее отношение к внешнему, к самому себе, в них внешнее и внутрен­нее связаны неразрывно.

Наиболее интересна мысль Рубинштейна о по­воротных этапах в жизни человека. «В ходе этой индивидуальной истории,— писал Рубинштейн, имея в виду историю жизни,— бывают и свои «собы­тия» — узловые моменты и поворотные этапы жиз­ненного пути индивида, когда с принятием того или иного решения на более или менее длительный период определяется дальнейший жизненный путь человека» 4. Здесь выявлена основная зависимость последующего хода жизни от тех или иных решений человека. Поворотные этапы жизни определяются личностью, она может перевести свою жизнь в сов­сем другое русло, круто изменить ее направление. «Линия, ведущая от того, чем человек был на одном этапе своей истории, к тому, чем он стал на следую­щем, проходит через то, что он сделал» 5.

Рубинштейном намечается концепция личности как субъекта жизни. Он нашел такой подход к пониманию жизненного пути, который связывал все аспекты его рассмотрения, потому что он нашел того, кто связывает в самой жизни ее линии своим собственным «узлом». Он назвал его субъектом, потому что человек связывает их сам, а потому по-своему и тем самым иначе, чем другие. Он нашел того, кто определяет, как их связать. Это — лич­ность как субъект жизни.

Личность иногда рассматривается как «частное лицо» или как некто безликий, скрытый за маской исполняемой роли. Не случайно слово «личность» обозначало «сначала у этрусков маску, которую надевал актер, затем этого последнего и его роль» 6. Как осуществляются деятельность, общение, жизнь, как строятся поступки, линии поведения на основе желаний и реальных возможностей — вот проявле­ния субъекта, вот его «личностное обличье».

Понятие субъекта жизни дало возможность Ру­бинштейну раскрыть деятельную сущность лично­сти, преодолеть созерцательный подход и к лично­сти, и к ее жизни. Условия жизни человека, ее «обстоятельства» традиционно представлялись как некие «данности», как нечто постоянное, наличное, покоящееся, изначально присущее жизни, как опре­деленный способ или уклад жизни людей. Даже со­циальные потрясения, порождая представление об изменчивости общества, не вели к осознанию воз­можности изменения отдельным человеком своей жизни, он был лишь «одним из» участников исто­рии. Концепция субъекта, предложенная Рубинштей­ном, несла, прежде всего, идею об индивидуально активном человеке, т.е. о человеке, строящем усло­вия жизни и свое отношение к ней. В идее изменения жизни, в понимании ее условий как задач, требую­щих от человека определенных решений, — вот в чем и состояла новизна его подхода.

Действительность в ее «первозданном» виде, ко­торую человек «застает», появляясь на свет, не задана ему изначально как некая директива. То, что действительность, условия жизни, жизненные ситуации, в которых оказывается человек, предъяв­ляют к нему свои требования, ставят свои ограни­чения, не означает, что он в свою очередь не может предъявить своих требований к жизни. Опираясь на известный тезис К. Маркса «какова жизнедеятель­ность индивидов, таковы и они сами» 7, С. Л. Рубин­штейн подчеркивал не только зависимость личности от жизни, от различных обстоятельств, но и зави­симость жизни от личности. Этапы жизни, их содер­жание, жизненные события рассматриваются им как зависимые от человека. Он определяет последова­тельность жизненных этапов. Каждый в известной мере знает, когда ему еще рано или уже поздно обзаводиться детьми, когда еще можно успеть пере­менить профессию, если выбранная его не удовлет­воряет, и т.д. Личность организует свою жизнь, регулирует ее ход, выбирает и осуществляет избран­ное направление. Высшие личностные образова­ния — сознание, активность, зрелость и т.д.— вы­полняют функции организации, регуляции, обеспе­чения целостности жизненного пути, субъектом ко­торого человек становится по мере своего развития.

Раскрывая возможность организации жизни субъектом, Рубинштейн ни на миг не отрицал ее собственной логики, ее противоречий, порой трагиз­ма, и вместе с тем боролся за полноту человеческого бытия. В его представлении жизнь сохраняется во всей ее палитре — в этических, эстетических, душев­ных и интеллектуальных чувствах, в связях челове­ка с другими людьми. Личная жизнь, по Рубин­штейну,— «это самое богатое, самое конкретное, включающее в себя как единичное многообразие, так и иерархию все более абстрактных отношений... личная жизнь выступает не как частная жизнь... из которой все общественное отчуждено, но как жизнь, включающая общественное, но не только его, а и познавательное отношение к бытию, и эстети­ческое отношение к бытию, и отношение к другому человеку как человеческому существу, как утверж­дение его существования» 8. Она вместе с тем пере­стает быть лишь обыденным, эмпирическим про­цессом, как часто считают. Субъект своим ответст­венным отношением к жизни придает ей направле­ние и движение; преодолевая обстоятельства, ситуа­ции, борясь, он отстаивает ее высший смысл, не давая растворить себя в потоке ситуаций, мелких чувств, ежесекундных желаний. Способность воз­выситься, самоопределиться по отношению к ее це­лостному ходу и есть проявление субъекта жизни.

Сможет или не сможет личность стать субъектом собственной жизни — такова одна из центральных проблем личной жизни. Рубинштейн наметил эту проблему философии жизни еще в 20-х годах в одной из первых своих работ, говоря о соотношении масштабности личности, ее творческих возможнос­тей и ее реальной жизни: «Среди людей, которые не только живут, изживая себя в процессе жизни, но и творят, воплощая и объективируя себя в каком-либо произведении, не многим удается уста­новить такую счастливую гармонию между своим произведением и собственной личностью, чтобы можно было по уровню и масштабам творения составить себе истинное представление о значитель­ности и истинных масштабах личности их творца. Бывают люди, внесшие значительный вклад в науку или какую-либо другую область духовного творче­ства, в жизни которых их произведения были вы­сочайшими вершинами, на которые они сами подни­мались лишь в редкие минуты наибольшего напря­жения всех своих творческих сил; вся остальная их жизнь, в которой складывалась и проявлялась их личность, протекала на значительно более низ­ком уровне» 9.

Понимание противоречивости жизни и необходи­мости разрешения противоречий делает жизнь про­блемой для человека. Становясь субъектом жизни, человек научается разрешать жизненные противо­речия, изменять соотношение добра и зла и даже соотношение жизни и смерти, которое экзистенциа­листам представлялось фатальным. Споря с экзис­тенциалистами, считавшими смерть единственной антитезой бытия и утверждавшими, что жизнь имеет смысл только благодаря смерти, Рубинштейн предложил совершенно иную концепцию жизни. Только та жизнь есть жизнь подлинная, которая осуществляется, строится самим человеком, утвер­ждал он. Во всех других случаях, даже если жизнь продолжается только физически, она не является подлинной жизнью. А потому не трагична и смерть, уносящая такую жизнь. С. Л. Рубинштейн пытался точнее определить, при каком соотношении сил и при какой позиции человека в жизни его смерть становится действительно трагичной. «...Смерть в постели, смерть, наступающая потому, что жизнь, жизненные силы человека себя уже исчерпали, что он увял, и началось умирание еще при жизни,— трагична ли?..» — спрашивал он. Жизнь — траге­дия, комедия или драма — это объективно зависит от соотношения сил в ней и от позиции человека. Со свойственной ему откровенностью Рубинштейн описывал свое собственное отношение к смерти: «Смерть есть также конец моих возможностей дать еще что-то людям, позаботиться о них... наличие смерти превращает жизнь в нечто серьезное, ответ­ственное, в срочное обязательство, в обязательство, срок выполнения которого может истечь в любой момент... Мое отношение к собственной смерти сейчас вообще не трагично. Оно могло бы стать трагичным только в силу особой ситуации, при особых условиях — в момент, когда она оборвала бы какое-то важное дело, какой-то замысел...»10. Таким образом, свое понимание человека как субъекта жиз­ни Рубинштейн дает через анализ его отношения к жизни. Конечно, это отношение включает множество различных аспектов и составляющих, которые он назвал особыми мировоззренческими, или жизнен­ными, чувствами. Одни ситуации и аспекты жизни порождают чувство комического, или юмо­ристическое отношение к жизни, другие — траги­ческое.

Комическое, юмористическое восприятие тех или иных жизненных ситуаций выступает как определенный способ разрешения ее противоречий, а не просто как восприятие смешных и забавных сторон жизни. Сам Рубинштейн, когда трагично сложилась его собственная жизнь, когда он подвергся обвинениям в космополитизме, был снят со всех постов, когда была рассыпана верстка его кни­ги, вырабатывал именно такое отношение к про­исходящему, чтобы не сломиться, как это произошло со множеством людей. И тогда оружием его борьбы с происходящим стал юмор, который он назвал юмо­ром с позиций силы, юмором как выражением победы добра над злом. Усилия людей, стремивших­ся опорочить его, представились ему ничтожными и смешными.

Что же помогает человеку встать над ходом жизни и даже переломить его? Именно то, что его жизненные чувства разнообразны, выражают не только трагическое, но и юмористическое, а более высоко — оптимистическое отношение к жизни. Чувства не только следуют за ходом жизни, но и в какой-то момент дают возможность человеку «вый­ти за пределы» трагического поворота жизни и сво­его трагического отношения к ней, скажем отнестись к ней с позиции добра, с оптимистических позиций. Тогда человек выступает в новом качестве — субъек­та жизни. Преодолевая обиду, страдания, несправед­ливость, человек реально изменяет расстановку сил, соотношение добра и зла в жизни.

Проблемой жизнь оказывается для человека в силу конкретности противоречий между правдой и неправдой, между нравственностью и беспринцип­ностью, в силу того, что в ней нет абстрактных правил и рецептов для принятия решений. Человек становится субъектом и в том смысле, что он выра­батывает способ решения жизненных противоречий, осознавая свою ответственность перед собой и людь­ми за последствия такого решения.

Ответственность, с точки зрения Рубинштейна, является воплощением истинного, самого глубокого и принципиального отношения к жизни. Под от­ветственностью он понимал не только осознание всех последствий уже содеянного, но и ответственность за все... упущенное. Ответственность возникает в связи с тем, что каждое совершающееся сейчас действие необратимо. Поэтому ответственность — это способность человека детерминировать события, действия в момент их осуществления, по ходу их свершения, вплоть до радикального изменения всей жизни. Он должен всегда спрашивать себя: а нельзя ли поступить иначе? Существует ответственность как своего рода самоограничение («как бы чего не вышло»). Но ответственность может проявляться и в свободе своего выбора, в осознании права на него и в способности его отстоять.

Истоки такого понимания ответственности мы находим в «Основах общей психологии», где Рубин­штейн писал: «...последний завершающий вопрос, который встает перед нами в плане психологическо­го изучения личности, это вопрос о ее самосознании, о личности как «я», которое в качестве субъекта сознательно присваивает себе все, что делает чело­век, относит к себе все исходящие от него дела и поступки и сознательно принимает на себя за них ответственность в качестве их автора и творца» 11. Здесь уже самосознание рассматривается как отно­шение к себе в качестве субъекта всего содеянного, т.е. намечена линия понимания субъекта во всем многообразии его проявлений, линия на возвышение субъекта как творца своей жизни.

Однако мысль о неиспользованных, упущенных возможностях в жизни, о нереализованных способ­ностях человека для психолога является принци­пиальной. Она направляет внимание на то, как чело­век может построить жизнь, чтобы более полно реализовать свои возможности, способности в дан­ных реальных жизненных условиях. Эта проблема прямо выводит к проблеме построения жизненной стратегии. Кто задумывался о том, сколько невыяв­ленных талантов остались неизвестны людям, не вошли в культуру, сколько способностей не нашли своего применения в силу отсутствия соответствую­щих условий или беспечности, пассивности самого человека? Кто задумывался о том, сколько добрых дел, умных мыслей остались лишь добрыми намере­ниями, мимолетными идеями, которые так и не во­плотились в жизнь? Многое в таких случаях списывается на жизненные обстоятельства. Но Рубин­штейн призывал к ответственности человека не только за его поступки, дела и их результаты, но и за судьбу его способностей и таланта, в соответствии с которыми он сумел или не сумел построить свою жизнь.

Особенно остро проблема реализации возможно­стей человека встает в связи с необратимостью жизни. Существуют предположения физиологов, что огромное число нейронов, составляющих потенциал человеческого мозга, с возрастом постепенно умень­шается (например, известно, что с возрастом во много раз труднее становится выучить иностран­ный язык). Во взаимоотношениях людей бывает упущен момент, когда еще можно сказать правду, но если такой момент отодвигается, то это часто оборачивается ложью другому и самому себе.

Необратимость жизни требует особого отношения человека к времени жизни, особенно настоящему, тре

Поделиться:





Читайте также:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...