S 2. Урал как локальное общество

нинских догматов, чем и обусловливалось преимущественное приме­нение иллюстративного метода изложения. Тем не менее тщательная работе, в многочисленных местных архивохранилищах (в том числе и в поиске иллюстраций к идеологическим постулатам) позволила создать солидную источниковую багу для исследований, которую оте­чественные историки нередко используют недостаточно эффективно.

Наличие историографических обзоров по проблематике истории политических партий в общероссийском. масштабе позволяет предло­жить их читателю С15-16] и ограничиться несколькими замечаниями о состоянии изучения темы на уральском материале. Библиография по политической истории Урала в конце XIX - начале XX вв. до­вольно обширна С 21] и достойна специального исследования. Уже в 20-е гг. появилось около 50 работ исследовательского и мемуар­ного характера о партийных, преимущественно большевистских орга­низациях Урала. Отмечая накопление фактического материала, в том числе постепенное увеличение объема архивных источников, исследо­ватели констатировали позднее наличие "... серьезных методологиче­ских ошибок, явно антимарксистских концепций", выразившихся,

 

 

главным образом, в недостаточном освещении руководящей роли соци­ал-демократов в Советах, профсоюзах, организации маевок и т. д., [22] между тем обаяние работ 20-х гг. заключалось именно в разно­голосице мнений непосредственных участников или свидетелей собы­тий, в их желании ничего не предлагать и не предполагать, а из­лагать, что в поздней советской историографии не могло квалифици­роваться иначе, чем " буржуазно-объективистский подход" [23]. При этом следует отметить, что и разночтения в описании и оценках ре­волюционных событий были не столь уж принципиальны, а деление ра­бот на " марксистские" и " антимарксистские" проводилось достаточно условно. Судя по всему, границу между теми и другими определяли два критерия: • 1) отношение к революциям 1905-1907 и 1917 гг. как к организованным движениям или как к преимущественно стихийным процессам и 2) партийное прошлое авторов исследований и воспоми­наний. Неслучайно к антимарксистскому направлению были отнесены работы бывших эсеров-и меньшевиков А. Кийкова, К Здобнова, R Мут­ных, Е Мурашева и др. Интересно, что по первому критерию класси­фицировать идеологические ориентиры авторов весьма проблематично, поскольку все они касались стихийного компонента в развитии собы­тий и оценивали работу большевиков в общественных Организациях как недостаточную. Материалы 20-х гг. создают впечатление момен­тального снимка с недавнего прошлого и оставляют ощущение пестро­ты и подвижности партийной палитры и неопределенности границ меж­ду различными политическими течениями, _ среди которых большевизм не являлся бесспорным лидером.

Следует подчеркнуть, -что предреволюционная история политиче­ских организаций на Урале начала в буквальном смысле переписы­ваться уже -в 20-е гг. На рукописи С. Токарева и Царегородцева

 

1927 г. " Вятская губерния до 1914 года, в годы империалистической войны и Февральской революции" рецензентом тогда же была оставле­на пометка- " Меня работа совершенно не удовлетворяет. Совершенно не видно, не чувствуется роли партии (как будто бы ее и не бы­ло! ). Ряд мест изложен нечетко, а иные - и не правильно" [24]. В итоге работа подверглась основательной редакторской правке, су­щественно сместившей авторские акцепты*.

В последующие годы изучение политических событий на Урале в начале XX в. развивалось в жестких рамках общеобязательных иде­ологических установок. ' Следует вычленить две противоположные тен­денции, которые свидетельствуют о некорректности однозначных оце­нок историографического осмысления и освоения проблематики. С од­ной стороны, и на протяжении 40-50-х гг. накапливался и вводился в оборот новый, преимущественно архивный материал [25]. С другой стороны,, политический ландшафт все более упрощался и превращался в пустыню, поскольку на политической арене единственной активной силой оказывались большевики, а упоминания об их союзниках и про­тивниках становились все более скупы.

* В первоначальном варианте политические настроения населе­
ния оценивались так: " Политическое настроение в дореволюционное
время трудящихся масс губернии, распропагандированных в овое вре­
мя приспешниками буржуазии меньшевиками и эсерами, составлявших
и то время, в силу исключительных условий, партийное революцион­
ное большинство в Вятке и ее уездах, наученных, к тому же, горь­
ким опытом 1905. и последующих лет, хотя и было ярко оппозиционным
по отношению к существовавшему тогда правительству, но дальше ку­
цей конституции и учредиловки - не шло¹'. Исправленный вариант су­
щественно отличался: " Политическое настроение губернии было ярко
оппозиционным по отношению к существовавшему тогда правительству,
о чем свидетельствуют события 1905 и последующих лет, но в силу
преобладания умеренных течений и почти полного отсутствия чистого
пролетариата, чаяния вятчан в массе долгое время дальше требова­
ний созыва учредительного собрания не идут" (ЦЦНИКО, ф. 1, оп. 1,
д. 94, л. 12-13).             i

 

 

Ситуация улучшилась в 60-80-е гг., хотя многие упрощения и ошибки перешли в исследования этого периода из работ предыдущих. лет. Лидирующим направлением по-прежнему осталась история больше­вистских организаций, что отразилось, между прочим, и в издании очерков местных партийных организаций [26]. В новых исследова­ниях о большевиках появилось значительное количество фактов и сю­жетов о межпартийной борьбе [27]. Подобные сюжеты рассматрива­лись и в работах, не посвященных непосредственно партийной исто­рии [28]. Ряд работ специально посвящен межпартийным взаимоотно­шениям и политическим партиям, изучение которых в прежние годы не поощрялось [29].

Для исследований последних десятилетий характерно, наряду с неравномерностью в изучении политических течений, разное каче­ство работ. Среди исследований местных большевистских организаций наиболее фундаментальными представляются монографии Ф. П. Быстрых и Е. И. Рябухина. Некоторые труды, прежде всего ряд очерков партий­ных организаций, страдают известным схематизмом, отсутствием важ­ных сюжетов, за что они подвергались справедливой критике, кото­рая касалась, правда, в основном'второстепенных проблем и выстра­ивалась в русле " усовершенствования" очерков для последующего пе­реиздания [303. В отдельных работах можно встретить слабо аргу­ментированные утверждения об организации большевиками того или иного выступления населения*. Особенно заметен диссонанс меж­ду излагаемым фактическим, материалом и нормативными выводами

* Так, в " Очерках истории Кировской организации КПСС" (Ки­ров, 1965) разгромное крестьянское выступление в Царевосанчурске в июне 1906 г. бев достаточных основании связано с работой со­циал-демократического кружка самообразования: " Работа кружков­цев среди крестьянства, бесспорно, сыграла роль в выступлении

в наиболее фундаментальных исследованиях. Так, Е. И. Рябухин, пока­зав на богатом источниковом материале фактический развал социал-демократических организационных структур в 1907-1914 гг.. сделал вывод о том, что " в борьбе за нелегальную марксистскую партию, за ее революционную теорию, программу, тактику, принципы и традиции в мрачные годы реакции большевистские организации Урала закали­лись идейно, окрепли организационно, обогатились новым политиче­ским опытом, новыми методами борьбы и формами организации" [31]. Кроме того, характерно некритичное отношение к большевистским ис­точникам, цитирование которых, наряду со ссылками на произведения В. И. Ленина и даже, в ряде случаев, многотомную " Историю Коммуни­стической партии Советского Союза", выступает в качестве наибо­лее весомого и бесспорного аргумента. Наконец, следует отметить и сохранение в исследованиях публицистической большевистской сти­листики, клеймящей противников как " буржуазных и мелкобуржуаз­ных говорунов", " примазавшихся элементов", " авантюристов-эсеров" и " оппортунистов-меньшевиков", " палачей в генеральских мундирах", в то время как сами большевики выступают в качестве " славных бое­виков", " лучших сынов, и дочерей рабочего класса" и т. д. С послед­ним обстоятельством связано и то, что само историческое повество­вание ведется в ряде работ в настоящем времени. t

В последние годы наблюдается все более интенсивный интерес к истории- местных политических организаций различной ориентации

25 июня, хотя они прямой подготовкой его и не занимались" (с. 189). Далее на основании тревожных слухов и брожения в деревне в связи с возвращением раненых с первой мировой войны, общим от­ступлением, сообщениями газет и письмами с фронта сделан сомни­тельный вывод о том, что " революционная пропаганда большевиков все глубже... проникала и в деревню... " (с: 307-308). Подобные примеры можно было бы продолжить; , •

 

на Уралн, о чем можно судить по публикациям - монографиям, стать­ям и информационным материалам [32]. Это позволяет прогнозировать появление в ближайшем будущем значительного количества новых ис­следований. Вместе с тем по-прежнему остается актуальной мысль Р. 'Рексхойэера, высказанная им почти полтора десятилетия назад: . " Хотя мы и видим социальную структуру поздней царской империи го­раздо точнее, чем раньше, мы располагаем лишь незрелыми, а подчас совершенно непроверенными и шаблонными представлениями о поведе­нии социальных групп, о персональных и территориальных вариациях, внутри которых оно проявлялось, о мотивах и перспективах, кото­рые его определяли. Мы энаем много важного о союзах и партиях, но в основном это связано с общеимперекими съездами, главными прав­лениями и парламентскими фракциями, с органами наверху и в цент­ре. Их базис в стране, его основа в локальных. обществах, как правило, остается неясной" С33]. До сих пор отсутствуют четкие представления о социальном составе, позициях и деятельности, силе и сферах влияния различных политических организаций на региональ­ном уровне. Не появилось комплексных исследований истории полити­ческих партий в отдельных регионах страны. Нет таких работ и на уральском материале.

Не претендуя на исчерпывающее раскрытие темы, что просто не­возможно из-за обилия материалов и неизученности многих проб­лем, в настоящей работе предпринята попытка осветить историю ос­новных общероссийских политических партий на Урале с начала XX в. по 1916 г. Помимо эволюции организационных структур, численности и социального состава организаций рассматриваются внешние связи и направления деятельности партий по трем линиям: партия-партия, партия-государство и партия общество.

 

 

. В основе исследования лежит идея о глубинной связи политиче­ской истории России конца XIX - начала XX вв. с трансформационным кризисом страны, поразившим ее в результате реформ I860-. 70-х гг. и последовавшей в 1890-е гг. индустриализации и модернизации. По­этому в работе использованы компоненты теории отсталости, выдви­нутой более 30 лет назад американским исследователем А. Гершен-кроном, и, в отечественном варианте, концепции о трех эшелонах капитализма*. Использование этих и аналогичных теорий для анали­за освободительного движения в России весьма плодотворно, о чем свидетельствуют работы ДГайера, Е Хильдермайера. И. К. Пантина, Е. Г. Плимака, R Г. Хороса E 343.

В последующем изложении история политических партий на ре­гиональном уровне будет рассматриваться в контексте изменений, связанных с индустриализацией как поступательным возрастанием до­ли промышленного сектора в производстве общественного продукта и модернизацией, под которой подразумеваются неэкономические со­путствующие процессы и последствия индустриализации. Поскольку основными аспектами модернизации являются социальная мобилизация, обострение общественных конфликтов я усиление политизации обще­ства, выражающееся, помимо прочего, и в образовании новых поли­тических институтов, в том числе партий, их рождение выступает

* Общее содержание концепций применительно к России сводится к качественным отличиям ее развития от западно-европейского. Осо­бенности развития России как отсталой страны или страны 2-го эше^-лона капитализма заключались: 1) в ускоренных темпах промышленно­го развития с предпочтением крупного предпринимательства и проиэ водства средств производства в ущерб предметам массового спроса, 2) в повышенной роли государственных институтов в создании экош^ мики и дирижировании ее развитием и. наконец, 3) в огромном зна­чении опыта передовых стран, прежде всего материально-техническо­го, для внутреннего развития, что позволяло пользоваться так на-* зываемой " привилегией отсталости".

'Чбстве сопутствующего модернизации явления [35], а партийная история оказывается неразрывно связанной с социальной.

Территориально объект исследования ограничен четырьмя губер­ниями - Вятской, Оренбургской, Пермской и Уфимской. Хронологи­ческие пределы образуют, с одной стороны, время возникновения российских политических партий, с другой - Февральская революция, коренным образом изменившая политическую палитру. Исследователь­скому анализу подверглось развитие местных организаций наиболее крупных и влиятельных политических партий - РСДРП, ПОР, КДП, Сою­за 17 октября, СРЕ В связи с узостью на Урале умеренного партий­ного " центра" его организациям - Партии правового порядка, Партии мирного обновления и Торгово-промышленной партии также уделено внимание. Из объекта исследования исключены национальные полити­ческие объединения (Мусульманский народный союз), партии, не ока­зывавшие существенного влияния на общественно-политическую жизнь в регионе (Партия народных социалистов), и объединения, которые даже по формальным показателям с трудом можно отнести к партиям и которые на Урале балансировали на грани политического террориз­ма и уголовного разбоя (анархисты-коммунисты).

В процессе работы, наряду с опубликованными материалами- -протоколами съездов и других руководящих органов, листовками, воспоминаниями, привлекались данные более сотни местных и цент­ральных газет различных политических направлений, а также инфор­мация, отложившаяся в фондах двадцати архивов, в том числе зару­бежных - Политического архива Внешнеполитической службы Германии

ГБонн) и Международйого института социальной истории (Амстердам).

- •. использованные источники•- партийное делопроизводство, документы

государственна* учреждений, печать, воспоминания очень разнятс-я

по степени достоверности. Принятый в советской историографии под­ход, определявший надежность источника, между прочим, и по клас­совой принадлежности, страдает недостаточной корректностью и не­избежно заставляет исследователя смотреть на происходившие в на­чале XX в. события глазами ортодоксального большевика.

Опыт подсказывает, что наиболее достоверная информация со­держится в партийной и государственной документации конфиденци­ального характера - переписке местных политических организаций с центральным руководством, местных и центральных органов власти. Материалы, создававшиеся для широкого пользования - газеты, лис­товки, отчасти и мемуары, - были в значительной части рассчитаны на пропагандистский эффект, в угоду которому факты зачастую иска­жались и имели, по словам видного кадета В. А. Ыаклакова, характер " военных бюллетеней": " Есть условная ложь, которой все во время войны подчиняются. Войска всегда непобедимы, начальники, покуда их не сменят, непогрешимы, поражения изображаются как победонос­ные " отступления на позиции заранее приготовленные". То же самое происходило в " политике". Сколько раз после очередной кадетской " оплошности" в Думе партийные журналисты нас укоряли, что мы их не жалеем! Как им восхвалять эту оплошность? И все же вохваляли" [363. Эта " слабость" была характерна и для других партий. *

Различен уровень объективности и ъ пределах одного вида ис­точников. Так, официальная пресса, имея доступ к информации, •со­бранной государственными службами, в ряде случаев выступает в ка­честве более надежного источника, чем оппозиционная печать*.

* Весьма характерен следующий пример: в оппозиционной газете " Вятский край" (1907. N 41) о местном члене II Государственной думы демократической ориентации И. Л. Финееве, якобы ограбленном по

Сравнительный анализ различных источников позволяет восста­новить объективную картину развития местных политических органи­заций. Источниковая база и результаты работ отечественных и зару­бежных исследователей представляются достаточно основательными, чтобы хотя бы в первом приближении решить намеченные задачи.

|

S 2. Урал как локальное общество

Рассмотрение российской партийности в контексте происходи­вших в стране социально-экономических изменений требует знания региональной специфики развития, т. к. на периферии удаленность от столиц и традиционное отстранение от общественной жизни, как правило, гасили или существенно видоизменяли политические им­пульсы центра. В данном случае термины " центр" и " периферия", как и в исследованиях Р. Рексхойзера, " обозначают не различные про­странственные секторы, а по-разному развитые поля деятельности

пути с выборов в родной Уржумский уезд, сообщалось, что он, " при­
ехав на Петербургский вокзал и оставив там свои вещи в зале
1-го класса, отправился в город. 'По возвращении на вокзал от его
вещей не осталось и следа. Все розыски остались тщетными, заявле­
но полиции". Были украдены депутатские деньги, паспорт, удостове­
рение депутата II Думы. Неофициальная часть " Вятских губернских
ведомостей" " Вятский вестник" опубликовал в этой связи статью
" Правда, " Вятского края", в основу которой был положен рапорт вят­
ского полицмейстера, сообщавшего, что поздно вечером жандармом,
был доставлен в участок' " в одном пиджаке, без верхней одежды
и шапки, взятый близ полотна железной дороси, в сильно пьяном ви­
де неизвестный человек... ", который на следующий день и был опо­
знан как член Государственной думы. " Вятский вестник" прокоммен­
тировал этот эпизод следующим образом': ' ".. '. сильно пьяный, г-н Фи~
яеев приехал на вокзал, бросил свои веши в зале первого класса,
очевидно еще подкрепился у буфетной стойки, а затем, желая отдох­
нуть, выбрал укромное местечко в ближайших окрестностях вокзала
л: arc. „•.;, где и опочил мирно" (1907. 25 февр. ). " Вятский край"
•............... -- * подаче факта и не смог достаточно

ил обвинен

в тенденциозной оправдаться.

 

институтов и личностей внутри государственно оформленного обще­ства, " Центр" образуют такие институты и личности, чьи действия в принципе могут оказать непосредственное влияние во всех регио­нах, например, правительства, национальные церкви и партии, об­ладатели хозяйственной монополии, главные объединения групп инте­ресов. " Периферию" образуют все институты и личности, чье поле действия узко ограничено, т. е. те, которые либо совсем не пере­ступают локальных и региональных рамок, либо, если они это де­лают, все же сохраняют в них свой центр тяжести. Это относится, например, к частным хозяйствам, предприятиям, местным объедине­ниям или органам самоуправления. При этом разграничении " центр" и " периферия" не являются точными синонимами " столицы" и " про­винции": не каждый центральный институт должен находиться в сто­лице, и далеко не все институты в столице являются центральными" [37].

Изучение провинциальной партийности в России осложняется и одновременно приобретает особый интерес в связи с тем, что, не­смотря на авторитарность политической системы, вмешательство цен­тра в жизнь периферии ограничивалось " добровольной сдержанностью центра, вынужденным истощением провинции и известной техниче­ской слабостью центрального аппарата в провинции", из-за!, чего на периферии возникало множество локальных обществ, развивавших и сохранявших собственную специфику [38].

Среди подобных локальных обществ Урал представляет немалый интерес. Это связано прежде всего с так называемым " оригиналь­ным строем промышленности" Урала, авторство в описании которо­го советская историографическая традиция присвоила R И. Ленину. В действительности определение особенностей- развития региона,

 

присутствующее в книге К И. Ленина " Развитие капитализма в Рос­сии", является перечислением черт, общепринятых и общеизвестных, его современникам-экономистам: "... самые непосредственные остатки дореформенных порядков, сильное развитие отработков, прикрепление рабочих, низкая производительность труда, отсталость техники, низкая заработная плата, преобладание ручного производства, при­митивная и хищнически-первобытная эксплуатация природных богатств, края, монополии, стеснение конкуренции, замкнутость и оторван­ность от общего торгово-промышленного двизкения времени - такова общая картина Урала" С39]. Большинство исследователей уральской промышленности усматривают специфику ее развития в сохранении в пореформенную эпоху комплекса феодальных пережитков. Правда, мнения о его содержании и масштабах расходятся довольно широко -от представления об исчезновении оригинальности развития с отме­ной крепостного права (А. М. Панкратова) до точки зрения, согласно которой уральская горная промышленность, благодаря сохранению замкнутых горнозаводских округов, представляла собой вотчинный тип хозяйства и даже в начале XX в. развивалась в рамках докапи­талистического уклада (R К Адамов) С40]. Однако чаще всего k ос­таткам феодальной системы относят наличие окружной системы, юри­дическое закрепление взаимозависимости горнозаводского населения и заводовдадельцев с помощью института обязательных отношений, существование посессионного права, разрешительный характер откры­тия заводов, рутинную технику £ 41].

Притягательность региона для исторического исследования обусловливается и тем, что различия в развитии четырех ураль­ских губерний были весьма существенны, что объясняет концентра " ало • основных проблем дореволюционюй действительном'»!

и позволяет рассматривать его как миниатюрную модель российской периферии. Вятская губерния была преимущественно крестьянской, со слабым развитием промышленности и городов и приоритетным значе­нием крестьянского вопроса*. Наличие казачества, транзитная тор­говля и высокий удельный вес национальных меньшинств (15, 9 7, баш­кир и 5, 8 X татар по переписи 1897 г. ) [42] составляли специфику Оренбуржья. В Пермской губернии, с наиболее развитой промышлен­ностью и многочисленным пролетариатом, чрезвычайно остро стоял рабочий вопрос, усугубленный полуфеодальными методами эксплуата­ции, связью рабочих с землей и наличием у заводчиков огромных зе­мельных владений. В Уфимской губернии - наиболее " дворянской" и " инородческой" по составу населения (по переписи 1897 г. башки­ры и татары составляли здесь соответственно 41 и 8, 4 X жителей) [43] - на первое место выдвигались аграрный и национальный вопро­сы.

Урал отличался комплексом географических, исторических, хо­зяйственных и социальных особенностей, которые, опираясь на доре­волюционную традицию, описывала и молодая советская историография 20-х гг. Характеристика, данная М. Подшиваловым Южному Уралу. вполне применима ко всем уральским очагам горнозаводской промыш­ленности: " Население его смешанное, промышленность расположена группами и рассредоточена в. лесисто-гористых'районах. Отсутст­вие хороших путей (грунтовых и железных) создает разобщенность и разрозненность. Единого управляющего центра в южно-уральской

* Следует, правда, учитывать, что вятские крестьяне, среди которых государственные крестьяне составляли 89, 6 Z дворов поль­зуясь 94 Z надельной земли, имели значительно больший земельный надел, чем бывшие помещичьи и удельные крестьяне (Садырина Е С 'Октябрь в Вятской губернии. Киров. 1957. С. 14),

MiiiiifiiiKii-тп имт и силу исторических и географических причин ч'. юпчий округ - наивысшая форма организации и управления), так как города, находясь на отлете, были далеки по всему своему со­циальному быту и географическому положению" С 44].

Специфика уральской промышленности не могла не отразиться в социальной сфере в виде замедленной дифференциации населения. Это явление наиболее выпукло отразилось в связи уральского рабо­чего с землей, которая была характерна для российского пролетари­ата, особенно в отсталых районах, но наиболее четко проявилась на Урале [45], По этому поводу в исторической кауке нет серьезных разногласий*. На связь рабочих с землей и деревней указывали наи­более серьезные'экономисты конца XIX - начала XX вв. [463

Местные особенности были очевидны и для современников-ураль­цев вне зависимости от политических убеждений. На конференции уральских организаций РСДРП в феврале 1906 г. отмечалось, что крепостнические пережитки " всю массу горнозаводского населения низводят к одному уровню экономического обеспечения, препятст­вуют развитию дифференциации уральского населения на различные имущественные группы и тем самым затемняют классовое самосозна­ние уральского пролетариата" [47]. Третий съезд Уральской об-• ластной организации ПСР в июне 1906 г. констатировал, что ураль­ский рабочий одновременно является крестьянином-землевладельцем, а промышленность поддерживается казенными заказами. Отмечались

* Исключение составляют некоторые советские исследования SO-x гг. . в которых из идеологических соображений уральские рабо­чие " 'подтягивались" к уровню пролетариата Петербурга и Централь­ного промышленного района (См.: Гаврилов Д; В. Рабочие Урала пери­ода капитализма в исследованиях советских историков 20-50-х го­дов // Рабочий класс в промышленности Ураяа в XVШ - начале XX вв. Свердловск, 1985. С. 14).

" отсталость и примитивность техники крупных промышленных предпри­ятий Урала" и " падение частной промышленности на Урале и жалкое положение таких устарелых форм владения, как казенных, так и по­сессионных" [48].

Екатеринбургские мирнообновленцы указывали, что уральский рабочий является наполовину рабочим, наполовину земледельцем, причем ни по тому, ни по другому состоянию не обеспечен необходи­мыми средствами существования, в чем и заключается трагизм его положения. Своего хлеба мастеровым и сельским работни-сам (под­собным рабочим) из-за мизерности надела и незавершенности наделе­ния землей хватало лишь до ноября-декабря*. При этом на Урале из-за сокращения производства и технических нововведений катастрофи­чески возрастало количество свободных рук**. Это порождало такое явление, как " гулевые дни" - распределение цеховых работ между несколькими группами рабочих и работа по очереди***, а также вы­нужденное сокращение рабочей смены до 4-6 часов. Следствием этого были крайне низкие заработки, рост задолженности населения, разо­рение края и стихийный отход жителей горнозаводских поселков.

* На одного мастерового в среднем приходилось 0, 3 дес. зем­
ли, на одного сельского работника - 1, 3 дес. Пашни не имели
361 тыс. мастеровых (64, 2 X) и около 23 тыс. сельских работников
(Урал. 1907. 4 янв. ).          --у-

** В Пермской губернии лишь на 9 горных заводах количество свободных рабочих рук было менее 10 X. на 71 заводе их удельный вес составлял от 20 до 90 X, 29 еаводов были закрыты (Урал. 1907.

9 янв. ).

*** Гулевые дни существовали на 2/3 горных заводов Пермской губернии, причем лишь на двух из них гулевые дни составляли менее

10 X рабочего времени, на 20 заводах - до 25 X. на 24 - до 50 X,
на 13 они доходили до 75 X (Урал. 1907. 9 янв. ).

 

11пдд. '|> литшшш1 черносотенцев " Оренбургская газета" писала. -, .. пролетариат-то в смысле западно-европейского у нас может счи­таться только десятками тысяч, потому что масса наших рабочих имеют на родине свою надельную землю, которую они или сдают в аренду, или, уходя с фабрики, обрабатывают сами". В этой связи подчеркивалась неприменимость социалистических теорий к россий­ской действительности: "... наши теоретики, несмотря на всю не­своевременность своих учений,, прут вперед, идут наперекор стихиям и здравому смыслу" [49].

^

Большинство исследователей пришли к выводу, что уральских горнозаводских рабочих отличала неоднородность социального соста­ва, связь с землей, которой их наделял горнозаводчик, и, как следствие этого, тесная связь с заводом; общая слабая мобильность и разбросанность по заводским поселкам на громадной территории, чрезвычайно низкая оплата труда, ипределенная локальная замкну­тость рабочих, незавершенность процесса разложения сословия мас­теровых. Отмечено также: держивание классовой дифференциации кре­стьянства и других слоев [50].

" Оригинальный строй" Урала отразился и на положении имущих слоев, которые также были привязаны к земле. Горнозаводчики, по­мещики и казна владели на Урале 48 % всей земельной площади, а в горнозаводских зонах - 63, 5 %. Частновладельческие латифун­дии на Урале были самыми большими в России. Средний размер дво­рянского имения колебался от 1839 дес, в Вятской губернии до 51 800 дес. в Пермской, купеческого земельного владения - соот­ветственно от 1365 до 23 280 дес. [51]

Специфика развития Урала отразилась на социальной структу­ре населения/ которой, между тем, не посвящено фундаментальных

исследований*. При изучении структуры населения обнаруживаются пробелы, неясности и противоречия не только на региональном, но и на общероссийском уровне. Истории отдельных классов России пе­риода капитализма посвящено значительное число основательных ис­следований. Наиболее интенсивно разрабатывалась история россий­ского пролетариата [52]. Начиная с 60-х гг. появилось много ра­бот, изучающих облик других классов и групп населения - кресть­янства, интеллигенции, помещиков и буржуазии [53]. В ряде работ предпринята попытка представить в целом классовую структуру обще­ства в конце XIX - начале XX вв. [543

На основе анализа исследовательской литературы по данному вопросу можно констатировать следующее. Прежде всего, исходным источником, без которого невозможно изучение социальной структуры российского населения рубежа XIХ-XX вв.,. остаются материалы все­российской переписи населения 1897 г. При этом критическому ана­лизу в отечественной историографии подвергаются исключительно данные, касающиеся численности. пролетариата. Общепризнанным явля­ется мнение, что в материалах переписи, вследствие проведения ее зимой, когда ряд предприятий бездействовал, преуменьшено количе­ство рабочих [55]. ' На основе привлечения дополнительных данных отечественными исследователями уточнялась численность различных категорий пролетариата При этом в ее оценке возникли разночтения как вследствие использования различных материалов, так и в. ре­зультате применения разных методик расчетов и приемов социальной

* Предварительная работа в этом направлении содержится в следующих исследованиях: Нарский И. В. Кадеты на Урале (1905-1907). Свердловск, 1991; Он же. К вопросу о классовой структуре населения России на рубеже XIX-XX вв. // Проблемы социально-поли­тической истории Урала XIX - начала XX веков. -Челябинск, 1991.

 

группировки C6SJ. Ряд исследователей включают в состав проде-.. чта служащх. Более взвешенным представляется мнение о не-, целесообразности отождествления рабочего класса со всеми ка­тегориями лиц наемного труда, т. к. служащие и прислуга до соци­альному положению и психологии ближе к полупролетарским слоям [ 57].

Необходимо также отметить, что общие представления о соци­альной структуре населения России начала XX в. в советской ис­ториографии базируются на вероятностных расчетах, предпринятых R И. Лениным в работе " Развитие капитализма в России". В большин­стве отечественных исследований ленинская методика излагается без ее критического' анализа. Даже то, что В. И. Ленин неоднократно под­черкнул приблизительность своих подсчетов (9 раз на б страницах! ) [58], упоминается чрезвычайно редко [59]. Еще реже можно обна­ружить элементы критического осмысления ленинской группировки на­селения по классовому признаку, в которой распределение патриар­хального крестьянства на классы буржуазного общества и объедине­ние помещиков с крупной буржуазией имеют весьма спорный характер [60]. Чаде всего исследователи руководствуются исчислением в до­бавлении ко второму изданию " Развития капитализма в России" " са­мым строгим образом, не допуская никаких отступлений" [61]. Бо­лее того, в работе И. Ю. Писарева " Население и труд в СССР" классо­вая структура, представленная в книге R И. Ленина, пересчитывается для 1913 г. с использованием всего двух цифр: приблизительной (по расчетам А. Г. Рапшна) численности пролетариата и естественного прироста населения. Вследствие этого определение изменений чис­ленности " крупной буржуазии", " зажиточных" и " беднейших мелких хозяев" оказалось довольно произвольным.

Одновременно исследователи используют дополнительные данные о социальных слоях, значительно отличающиеся от цифр, предложен­ных В. И. Лениным, и существенно разнящиеся между собой [62].

Историографическим событием международного масштаба является издание группой немецких специалистов двухтомника " Национальности Российской империи в народной переписи 1897 г. " В нем обработаны, критически проанализированы, исторически оценены и в компактном виде представлены научной общественности данные переписи, издан­ные еще в начале XX в. в десятках погубернских томов и отдель­ных публикациях. По справедливому замечанию авторов этой рабо­ты, " ввиду значения народной переписи как исторического источника и историчебкого явления удивительно, что ей до сих пор не было посвящено современных работ" [63].

Для того чтобы получить объемную картину социального соста­ва уральского населения на фоне общероссийских и региональных ориентиров, мною была проведена обработка данных переписи 1897 г. по империи в целом, Европейской России, Уралу, Польше, Кавказу, Сибири и Средней Азии по следующей программе: сословный, профес­сиональный и возрастной состав, материальное, производственное и семейное положение, уровень грамотности и интенсивность мигра­ционных процессов. Результаты обработки представлены в йрил. Il­ia

Сравнение состава уральских жителей и населения других реги­онов России по различным параметрам свидетельствует, что Урал на рубеже XIX-XX вв. относился к наименее благополучным районам страны. Картина сословного состава Урала была близка Сибири -в обоих случаях наблюдается значительно более низкий, чем в Ев-•ропейской России, удельный вес привилегированного населения -

36,

Дворянства, духовенства, почетного гражданства и купечества Су-ш. -I-тленно выше, чем в среднем по стране и в европейских губерни­ях России, была процентная доля крестьян и казаков. Распределение населения по сферам деятельности на Урале также напоминает ситуа­цию в Сибири, а по некоторым цифрам ближе к среднеазиатским соот­ношениям. В Уральском регионе доля жителей, занятых в сельском хозяйстве, значительно выше, чем в среднем в Российской империи, и сопоставима с соответствующим показателем в Средней Азии, в то время как процент занятых в обрабатывающей промышленности, бан­ковском деле и торговле, а также удельный вес представителей сво­бодных профессий несколько ниже, чем в Европейской России. Исклю­чение составляет добывающая промышленность, в которой была занята большая доля жителей, чем в среднем по стране. По этой цифре Урал родственен Сибири. Положение населения в экономической сфере де­монстрирует значительно

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: