 |
Эпоха «серебряного века» как историко-философский феномен
|
|
|
|
Глава 1. Многозначность категории красоты
(в истории философской мысли) – рабочее название
Эпоха «серебряного века» как историко-философский феномен
Термином «серебряный век», предложенным философом Н.А.Бердяевым или литератором Н.С. Гумилевым, обозначается период развития русской культуры рубежа XIX – ХХ веков (приблизительно с 1880-1890-х до 1910-1920-х гг.), для которого характерны: очень интенсивная духовная жизнь и творческий поиск, существование множества творческих объединений, крупнейшим из которых был «Мир искусства» в Санкт-Петербурге; продолжение интеграции отечественного искусства в мировое. Эпитет «серебряный» содержит в себе оценочную характеристику указанного периода, во многом уступающего величию созданных в XIX столетии памятников культуры.
Уникальным явлением в истории развития русской художественной культуры традиционно считается XIX век, первая половина которого условно именуется «золотым веком» русской литературы, и шире – «золотым веком русской культуры» благодаря созданию в этот период литературных произведений, имеющих мировое значение практически с момента их создания и по сей день. Уступающий началу XIX века (по степени значимости для русской и мировой культуры) в обилии оригинальных произведений конец XIX века знаменует собой новый культурный этап; период рубежа XIX – ХХ веков, как было указано выше, принято называть «серебряным веком» русской культуры, что неизбежно отсылает нас к предшествующей истории развития отечественной культуры и осмыслению философских течений XIX века на рубеже столетий.
Хронологические рамки «серебряного века» варьируются в следующих пределах: конец 1880-х до 1917 года; 1890-е – конец 1910-х; с конца 1880-х до конца 1920-х гг. Так или иначе, этот исторический период, охватывающий почти три десятилетия, представляет собой принципиально новый этап в развитии культуры, связанный с осмыслением кризисных явлений, возникающих на рубеже веков. Особым образом в научной литературе отмечается стремление синтезировать различные виды искусства (так, например, художники и литераторы заняты поиском философских обоснований для своих творческих методов); кроме того, наблюдается тенденция сохранения элитарности искусства (впрочем, были заметны и попытки её преодоления, связанные с «внедрением» новых художественных форм в массовое сознание). Тем не менее, как справедливо отмечает Н.А. Бердяев в работе «Самопознание», трагедия этого периода развития культуры во многом была связана с изолированностью культурной элиты. «Несчастье культурного ренессанса начала XX века было в том, что в нем культурная элита была изолирована в небольшом круге и оторвана от широких социальных течений того времени» [1, с.139].
|
|
|
В работе Н.А. Бердяева «Самопознание» мы читаем: «Многое из творческого подъема того времени вошло в дальнейшее развитие русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных людей. Но тогда было опьянение творческим подъемом, новизна, напряженность, борьба, вызов. В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания…». Именно рубеж XIX – XX веков становится своеобразным пиком духовного развития, подпитанного первой русской революцией 1905-1907 годов, существенно изменившей сознание участников тех отдаленных от нас исторических событий. Кроме того, вероятно в связи с накоплением агрессии в этом историческом времени литература отнюдь не стремилась идеализировать общую атмосферу, как это было в начале XIX века, в эпоху расцвета классической живописи, классической литературы, а наоборот «обнажала» всю остроту тех исторических событий.
|
|
|
1.2. Красота как гармония (от античного идеала калокагатии
до русской философской мысли в лице В.С.Соловьёва и Ф.М.Достоевского).
Проблема красоты привлекала мыслителей и исследователей с древнейших времён. Отметим, что исторически первым «одухотворением» красоты был античный идеал калокагатии[1], благодаря которому эстетически прекрасное сливалось с этическим добром, благом, что позволяло возвысить красоту над восприятием исключительно внешней привлекательности объекта. «Красота традиционно причислялась к категории предельных ценностей, наряду с добром, истиной и справедливостью. Это главенствующая тема для древнегреческих, эллинистических и средневековых философов; и оставалась центральной [темой] для философской мысли вплоть до рубежа XVIII – XIX веков, будучи представленной в работах таких мыслителей, как Шефтсбери, Хатчесон, Д.Юм, Бёрк, Им.Кант; Г.В.Ф. Гегель, А. Шопенгауэр, Хэнслик и Сантаяна. К началу ХХ столетия красота пришла в упадок и как предмет философского исследования, и в качестве основной цели всех искусств. Но, несмотря на это, в последнем десятилетии наблюдалось возрождение интереса к этой проблематике» [14]. [2] На наш взгляд, именно заинтересованность в проблеме красоты, вышедшая за пределы эстетики, является основным ключом к поиску нового статуса красоты в философии. Этот особый статус красоты связан, прежде всего, с античным идеалом калокагатии как гармонии внешнего и внутреннего – и в явлении, и в объекте, и в человеке.
В истории понимания и осмысления красоты особую роль играет античная философия, в особенности воззрения Платона и Аристотеля. Впрочем, не менее интересны идеи, существовавшие в период доплатоновской эстетики.
Известный историк философии Алексей Фёдорович Лосев, написавший несколько томов по античной эстетике, отмечает, что в античную эпоху не существовало отдельной, специализированной науки эстетики в форме учения о красоте. По мнению Лосева, одним из тяжёлых предрассудков является представление об эстетике только в качестве науки о прекрасном. «При таком понимании совершенно игнорируется связь и соотношение категории прекрасного с такими категориями, как «низменное», «возвышенное», «безобразное», «трагическое», «комическое», «ирония», «наивное». Тем не менее, все эти категории относятся к одной обширной области, именно к учению о выражении, о выразительных формах». [3]
|
|
|
Ранняя и средняя классика
В ранней и средней классике красота (callos) почти всегда понимается только физически. По Поликлету, "красота заключается не в соразмерности элементов, но в симметрии частей, – очевидно, в соразмерности пальца относительно пальца, и всех их относительно пясти и кисти руки, и последних относительно локтя, и локтя относительно руки, и [вообще] всех [частей] относительно всех..." Следовательно, по Поликлету, красота есть симметрия частей человеческого тела. О красоте тела (в особенности женского) говорили Горгий и Гиппий, о красоте колесниц – Критий. Однако такое физическое понимание красоты колеблется уже в эту раннюю эпоху: Ликофрон говорил о красоте благородного происхождения, а Демокрит не только ограничивал значение телесной красоты ввиду смертности тела, но и прямо называл телесную красоту животной, если она лишена разума. Таким образом, для характеристики человеческой красоты неизбежно требуются два компонента – умственной деятельности и физического совершенства, в своём единстве образующие комплексное представление о разумной человеческой красоте.
У Ликофрона мы читаем: «У благородного происхождения красота незрима, на словах же она признаётся достойной уважения».
В области учения о красоте софисты отнюдь не ограничивались только одними отрицательными определениями, будучи часто весьма далёкими от всякого релятивизма и нигилизма. Горгий высказывал желание, чтобы «не красота, но [добрая] слава женщины была известна народу». Благородство красоты здесь заключено в человеческих поступках, в тех деяниях, которые делают человека поистине прекрасным в силу его природной доброты и проявления справедливости.
|
|
|
Продик изображает наружность двух женщин, явившихся Гераклу, следующим образом: «Из них одна была благообразной наружности и благородной породы. Телу её красотой служила чистота, глазам стыдливость, внешнему виду целомудрие. Она была в белой одежде. Другая же была тучной и изнеженной, с набелённой и накрашенною кожей, так что она казалась белее и румянее, чем была в действительности. Внешний вид её был таков, что она казалась выше, чем она была на самом деле. Глаза она держала широко раскрытыми. Она была одета так, чтобы возможно более обнаруживалась её красота. Она беспрестанно оглядывала себя и наблюдала, не смотрит ли на неё кто-нибудь другой, часто оглядывалась и на собственную тень». Здесь, на наш взгляд, проявилась общеизвестная античная традиция совмещения эстетики с этикой и традиционный протест против их разрыва. Ведь предложенный в приводимом выше фрагменте «контраст» образов связан с наличием внутренней гармонии в первом образе и вполне односторонним акцентом на внешней красоте во втором образе.
Софисты больше подчёркивали материальный момент красоты; при этом нельзя утверждать, что они отрицали самый феномен красоты. Антифонт утверждал в этом вопросе только то, что свойственно было вообще большинству античных философов-эстетиков: «Без материальных средств многое было бы, пожалуй, плохо устроено»; и то, что случайный источник из воззрений Крития на красоту только подтверждает это утверждение в более тонком смысле: «Прекраснейшая форма у мужских существ – женственная, у женских же, наоборот, мужественная». В этом утверждении нам следует усматривать проявление принципа «единства противоположностей», свидетельствующее о гармонии мироустройства, являвшейся для древних греков непреложной истиной.
Доплатоновская эстетика. Сократ
«Красота есть красота смысла, сознания, разума – вот неминуемая – желанная или нежеланная – но именно необходимо-очередная, в чём-то насильственно-историческая позиция, провозвестником которой был Сократ» – с этими словами А.Ф. Лосева несомненно следует согласиться, поскольку уже на интуитивном уровне мы почти всегда стараемся отыскать внутренний смысл подлинно прекрасного явления, в отношении же красоты человека выше названная «красота разума» является неотъемлемой частью, в некотором роде атрибутом подлинной человеческой красоты.
К основным мотивам эстетических рассуждений Сократа можно отнести следующие: 1) попытка определить задачу творца, 2) принцип идеализации в искусстве; 3) представления о духовной красоте. Согласно сохранившимся источникам (Ксенофан), Сократ пытался определить, в чём состоит задача труда художника, живописца или скульптора. Кроме того, он выявлял отличительные черты этих видов творчества (от иных видов труда). Скорее всего, это была первая (или одна из первых попыток такого определения). Вывод Сократа был следующим: такие искусства, как кузнечное дело или сапожное ремесло, создают вещи, коих не создала природа, тогда как живопись или скульптура повторяют те вещи, которые сотворены природой, подражают им. Следовательно, они имеют подражательный, воспроизводящий характер, отличающий их от других искусств. «Ведь живопись есть воспроизведение того, что мы видим». Подобная мысль вполне естественна для древних греков в силу соответствия их представлениям о пассивной, воспроизводящей природе ума. Поэтому она и получила столь широкий отклик, став в дальнейшем принципом первых выдающихся эстетических систем Платона и Аристотеля.
|
|
|
Из беседы с художником Паррасием[4]: «Если ты хочешь нарисовать безупречный человеческий образ, то, поскольку, трудно найти образ, свободный от каких-либо недостатков, ты заимствуешь от многих моделей, от каждой беря лучшее из того, что она содержит, чтобы таким образом создать совершенное целое». В этих словах Сократ формулировал теорию идеализации природы посредством искусства, дополнявшую теорию воспроизведения природы искусством. Понимание искусства как воспроизведения появилось у греков дополнением не только в теории, но и в художественной практике.
Классическое древнегреческое искусство воспроизводило действительность, не в точности её копируя, но с элементами идеализации. В сознании греков такой подход находился в полном соответствии с теорией искусства как воспроизведения действительности, ибо эта теория оставляла место для идеализации.
Таким образом, выше были обозначены две особенности эстетических интуиций Сократа. Первая из них – это представление об искусстве как воспроизведении природной красоты; вторая особенность – признанный принцип идеализации в искусстве. Второй тезис Сократа был распространён не меньше чем первый и часто его развивали античные авторы, даже не ссылаясь на Сократа.
Третья эстетическая мысль Сократа заключалась в том, что искусство (особенно скульптура) изображает не только тела, но и души, и что «именно это в нём является наиболее интересным, приятным, очаровательным, увлекательным и захватывающим».
<…>
Платон именует красоту добродетельной жизнью, в которой совмещены справедливость и философская мудрость: «Добро всегда красиво, а красота никогда не испытывает недостаток пропорций».
Аристотель определяет мир человеческой красоты «как способность к мимесису (к миметическому удвоению мира) и обладание катарсической эмоциональной способностью к саморазвитию в единстве индивида и рода»[5]
<…>
В средневековой традиции заметную роль играет взаимосвязь концептов красоты, света и цвета. Умберто Эко отмечает, что особое тяготение к изучению света и цвета оказалось специфической средневековой чертой, хотя восприятие античной традиции увлеченности пропорциональностью сохраняло свою значимость. Дальнейшее тяготение к свету «принимает очертания научного интереса и подвергается систематическому описанию в недрах метафизики, несмотря на то, что свет с самого начала в текстах мистиков, и особенно неоплатоников, фигурирует как метафора реальностей духовных. Вдобавок красота цвета повсюду воспринимается как красота простая и непосредственная, она обладает неделимой природой и не обязана своим происхождением каким-то отношениям или соотношениям, что свойственно красоте пропорций». [6] В этой «простоте и непосредственности» может усматриваться божественная сущность красоты.
Дионисий Ареопагит писал в своём труде: «Сущность естественного есть красота – из-за качеств, которые передаются всем вещам согласно их природе. Красота – причина гармонии и сверкания вещей, она изливается на них подобно свету. Она сближает все вещи в состоянии глубокого взаимного проникновения».
Вселенная предстает как неутомимо извергающийся поток прекрасного, как грандиозная демонстрация щедро проливающейся первозданной красоты, потоп, ослепляющий своим блеском: «Сверхсущностную же красоту мы называем красотой по той причине, что она сообщается всем существам в соответствии с их природой; потому что она есть причина гармонии и блеска всех вещей во вселенной и, подобно [солнечному] свету, испускает всюду сияющие потоки своих лучей, несущих красоту миру; потому что она все привлекает, отчего она и называется красотой; и потому что она все во всем соединяет»[7].
В рамках изучения западной философии, как правило, уделяется существенное внимание рассмотрению эстетических взглядов представителей немецкой классической философии (Им. Кант, Ф. Шеллинг, Г.В.Ф. Гегель). Справедливо будет заметить, что русская философская мысль формировалась не без влияния немецкой классической философии. Особенно заметно влияние идей Шеллинга и Гегеля на основоположника концепции Всеединства В.С.Соловьёва (1853-1900). «Идея души, то есть красота, обладает наибольшею актуальностью, наибольшею полнотой формального бытия и есть поэтому последнее, окончательное осуществление, или реализация, идеи как такой. В этом смысле красота есть действительное исполнение, или осуществление; другими словами, сущее, утверждая идею как благо, даёт ей посредством истины осуществление в красоте»[8] [9, с. 256]. Таким образом, в отличие от Гегеля, именовавшего красоту «покрывалом истины», в русской философии красота наделена более высоким статусом; согласно мысли В.С. Соловьёва, Идея осуществляется (как благо) через Истину в Красоте. Этим и отличается божественная триада, ставшая классической для всей последующей русской философии.В этом раскрывается тот тайный смысл гармонии как всеобъемлющего целого, без разделения на «чисто внешнее» – красивое – и внутреннюю, духовную красоту. В этой триаде воплощается подлинный смысл красоты как гармонии. Кроме того, именно в воззрениях В.С. Соловьёва содержатся существенные выводы для рассмотрения красоты как онтологического феномена, чему будет посвящён раздел (1.4) первой главы нашего исследования.
«Источником чувства красоты, объективно существующим вне сознания и являющимся свойством или закономерностью объектов мира, может выступать гармония, универсальное диалектическое единство, норма, целесообразность» [9]
|
|
|
