 |
Прилавок в павильоне продаж. 11 глава
|
|
|
|
Я сразу подумала, что должна как можно скорее научиться делать так же.
- Да, - позволил он.
- А рабынь таверны Хендоу, там тоже оценивают? – полюбопытствовала женщина.
- Всенепременно, - улыбнулся посетитель.
- И разве имя Тупиты не возглавляет список? – спросила она, бросая на меня многозначительный взгляд.
- Нет, - остудил её парень.
- Кто же тогда первая? – удивилась наша старшая рабыня.
- Ингер, - сообщил он.
- Значит, моё имя должно быть вторым, - уверенно заявила она.
- Нет, - развёл руками парень, - оно было третьим.
- И кто же тогда вторая? - сердито спросила она.
- Дорин, - улыбнулся посетитель.
- Тот, кто составлял рейтинг, просто ошибся, - раздражённо заявила Тупита.
- Я смогу дать тебе своё заключение об этом, немного позже, - пожал он плечами. - Я уже использовал тебя прежде. Надо признать, Ты довольно таки хороша. И даже превосходна. Лично у меня в этом нет ни малейшего сомнения. Но сегодня вечером я хочу попробовать кое-что другое. Я решил испытать танцовщицу, Дорин.
- Спасибо, Господин! – облегчённо вздохнула я.
Сегодняшний вечер для меня не задался с самого начала. Мне всё ещё не удалось найти владельца для своего использования. Была середина недели, и посетителей в таверне было немного. Большинство мужчин получают свою плату в конце недели. И вообще, мне показалось, что этим вечером многие из мужчин пришли в таверну только за тем, чтобы выпить и поговорить. Было ещё несколько посетителей рассевшихся вдоль стены, где обычно потише, чтобы сыграть партию другую в каиссу, гореанскую настольную игру типа шахмат. Сама каисса меня не интересовала, но мужчины засев за неё обычно настолько увлекались этим занятием, что казалось, могли полностью забыть даже о красивой рабыне, хныкающей на животе подле них. Из-за этой каиссы нам порой приходилось часами ожидать, пока на нас обратят внимание! Кроме того я вышла в зал слишком поздно. Это всё из-за Тупиты, назначившей меня сегодня уборщицей в подвале, в котором держали рабынь. С обязанностями я справилась, а вот в зале оказалась, когда всех клиентов разобрали.
|
|
|
- Само собой, Тупита, подобные оценки зачастую весьма субъективны, - заметил посетитель, потрепав рабыню по голове, словно собаку. – Думаю, не будет разумно относиться к ним всерьёз. Женщина, которая кажется сладким десертом одному мужчине, может, по той или иной совершенно не зависящей от неё причине, быть всего лишь овсянкой для другого.
Не могла не согласиться с этим утверждением. Рабыни, некоторых из которых я считала объективно красивыми и, даже изумительными, иногда оценивались совершенно по-другому разными мужчинами. Почему, например, один мужчина предлагает золото за девушку, которую другой не купил бы даже за медь? Возможно, потому что первый видит в ней нечто такое, за что не жалко золота, а другой этого не замечает. Кто может знать это наверняка?
- Но я же ждала вас этим вечером, Господин! – разочарованно воскликнула Тупита.
- Падай на живот и ползи к другому клиенту, - небрежно посоветовал ей парень, выбравший меня, и добавил: - Рабыня.
- Да, Господин, - сердито ответила женщина, и, поднявшись, обожгла меня злым взглядом и поспешила прочь, позванивая колокольчиками.
Я посмотрела на него с благодарностью. Он был очень силён и красив, а для него была никем, всего лишь рабыней. А ещё я просто жаждала его прикосновения.
- Она рассердилась, - заметил он, глядя вслед Тупите.
- Да, Господин, - вздрогнула я.
- Мне позвать её обратно и выпороть? – поинтересовался парень.
- Пожалуйста! Нет, Господин! – взмолилась я. – Она всего лишь хотела вас.
- Она - первая девка здесь, не так ли? – полюбопытствовал он.
|
|
|
- Да, Господин, - кивнула я.
- Разве Ты не боишься её? – спросил он.
Я пожала плечами.
- Долгое время, особенно в первые недели моего здесь пребывания, она отбирала от меня мужчин, - призналась я.
- Не думаю, что у неё и впредь будет получаться это столь же легко, как и прежде, - заметил посетитель, глядя на меня с высоты своего роста.
- Возможно, Вы правы, Господин, - вздохнула я, опустив голову. - Я не знаю.
Безусловно, он не был первым мужчиной, которого я отбила у Тупиты. Однако обычно, если быть честной перед собой, она всё ещё справлялась с этой задачей лучше меня, и увела у меня из-под носа куда больше клиентов, чем я у неё. Ни для кого не секрет, конечно, что рабыни отчаянно конкурируют друг с дружкой за внимание мужчин.
- А тебе не страшно? – полюбопытствовал парень.
- Нет, по крайней мере, не очень, - отмахнулась я. - Если она причинит мне слишком сильную боль, сделает так, что я не смогу танцевать или появиться в зале, наш господин не обрадуется.
- Понимаю, - кивнул он.
Также, хотя я предпочла об этом умолчать, посчитав, что не стоит рассказывать о своих мыслях всем подряд, мне казалось, что я становлюсь всё более популярной среди клиентов, и не только среди них. Для меня не было секретом, что я нравилась нескольким работникам моего владельца, среди которых был и правая рука Хендоу – Мирус. А ещё, я иногда думала, что могла бы понравиться даже моему хозяину. Немного. Хотя как раз это пугало меня гораздо больше, чем месть со стороны Тупиты, поскольку он был огромным, толстым и звероподобным. На мой взгляд, этих доводов, было достаточно, чтобы у Тупиты появился повод, по крайней мере, на какое-то время задуматься, прежде чем пускать в ход стрекало или палку для битья по пяткам, даже если у неё было огромное желание это сделать.
- Но Ты же должна, как минимум, опасаться её, - заметил парень. – В конце концов, она - старшая рабыня.
- Да, Господин, я немного боюсь её, - призналась я.
- Тогда почему Ты решилась приблизиться ко мне? – удивился он. – Стоило ли так рисковать? Почему Ты оказала мне почтение? Почему Ты по-рабски, губами и языком, обслужила мои ноги? Наконец, почему Ты стоишь здесь на коленях? Почему Ты смотришь на меня так, как Ты смотришь? В чём причина твоей дрожи?
|
|
|
- Просто я хочу Вашего прикосновения, - прошептала я.
Он смотрел на меня, стоящую на коленях у его ног, и молчал.
- Просто, я не могу помочь себе, - всхлипнула я.
- Почему?
- Потому, что я - женщина и рабыня, - прошептала я, сглотнув слёзы.
- Веди меня к алькову, - приказал мужчина.
- Да, Господин, - нетерпеливо и с благодарностью воскликнула я, вскакивая на ноги.
Я, походкой рабыни, пошла пред ним к алькову. Рабские колокольчики весело звенели на моей щиколотке, извещая зал о моём триумфе.
Интриги
Пребывая в приподнятом настроении, я покинула танцевальную платформу и, весело смеясь, проскользнула через расшитый бисером занавес прочь из зала. Перед тем как сбежать со сцены, мне пришлось вдоволь поползать по ней на коленях, чтобы торопливо собрать монеты брошенные мне в благодарность за исполненный танец. В этот раз их накидали так много, что в одну руку они не поместились, и мне пришлось складывать их в поднятый подол, удерживаемой другой рукой танцевальной юбки. Да, теперь я выступала в прекрасной развевающейся алой юбке, с высоким разрезом справа, пошитой специально для моих танцев из прозрачного шёлка. Также мне разрешили алый топик, сделанный из той же материи. Таким образом, оставались обнажены живот и правое бедро. Юбка была довольно длинной, для рабыни конечно, и заканчивалась низко на бёдрах. Дополняли мой танцевальный наряд двойной пояс с бренчащими монистами, повязанный, как и в тот раз, когда я вышла танцевать свой девственный танец несколько недель назад, одна петля высоко и туго на талии, вторая слабо, и болтаясь ниже пупка. Из украшений на мне были: тройное ожерелье монист вместе с рабскими бусами из стекла и дерева, рабские колокольчики на левой лодыжке, несколько ножных браслетов на правой, на обоих запястьях браслеты, на плече левой руки была намотана блестящая проволока. Венчали всё это варварское великолепие рубин на лбу, удерживаемый на цепочке охватывавшей голову, и вплетённые в волосы нитки жемчуга. Само собой, обуви на мне не было.
|
|
|
Собранные монеты, все до одной, я должна была сдать Мирусу. Обычно он занимался их подсчётом, пока я раздевалась.
- Похоже, сегодня вечером у нас полный зал, - заметил Мирус, поджидавший меня в проходе.
- Да, Господин! – радостно отозвалась я.
Из зала до сих пор доносились довольные мужские голоса призывавшие выступить ещё, и их удары ладонями по плечам в знак того, что мой танец пришёлся им по душе. Я выжидающе посмотрела на Мируса. Должна ли я поторопиться назад в зал?
- Нет, - покачал он головой. - Оставайся здесь.
- Да, Господин, - кивнула я.
- Сыпь сюда, - велел мужчина, указывая на открытый мешок для денег.
Я аккуратно пересыпала монеты из подола и пригладила юбку.
- Ты хорошо танцуешь, - сказал Мирус.
- Спасибо, Господин! – поблагодарила я, покраснев от удовольствия.
А ведь в свою бытность на Земле я даже представить себе не могла, что когда-то буду танцевать как рабыня перед рабовладельцами.
- Ты приносишь неплохую прибыль таверне Хендоу, - сообщил он мне.
- Я рада тому, что Вы мною довольны, - ответила я, снимая с головы и отдавая Мирусу рубин вместе с его цепочкой.
Рубин мужчина сразу прибрал в свой кошель, а я принялась выплетать нитки жемчуга из моих волос.
- Наши доходы выросли на двадцать процентов по сравнению с прошлым месяцем, - зачем-то поведал мне Мирус.
- Я очень рада, - сказала я, будучи действительно очень довольной.
Жемчуг, вслед за рубином исчез в кошеле Мируса.
- Ты открыла в себе талант танцовщицы, - заметил он.
- Я побывала в руках мужчин, - засмеялась я, - таких мужчин как Вы, мой Господин, тех, кто знает, как превратить девушку в женщину, а женщину в рабыню.
- Думаю, что может оказаться так, что Ты одна из самых прекрасных танцовщиц во всём Брундизиуме, - высказал своё мнение мужчина, немало поразив меня. – И Ты действительно необыкновенно хороша.
- Спасибо, Господин, - искренне поблагодарила я.
- Инвестиции Хендоу в тебя полностью себя оправдали, - усмехнулся он. - И окупились уже многократно.
- Я рада слышать это, - ответила я.
Я правда чувствовала радость от его заявления, но ещё больше я чувствовала облегчение. Я даже думать не хотела, что было бы сделано со мной получись всё наоборот. Можно предположить, что в этом случае, возможно, плеть была бы ещё не самым худшим из того, что могло меня ожидать.
- Но тебе всё ещё многому предстоит научиться, - добавил Мирус.
- Я надеюсь, что господин согласится преподать мне кое-что из этого, - улыбнулась я.
- Ах Ты нахальная тарскоматка, - усмехнулся он.
Я засмеялась, но вообще-то в моей шутке была огромная доля правды. Мирус был одним из тех мужчин, к которым я, когда мои потребности становились совершенно невыносимыми, могла приползти и умолять о снисхождении. И он знал это! Мужлан! Конечно, ведь я ползала к нему достаточно часто! Впрочем, когда мои потребности захлёстывали меня, я была готова ползти с мольбами к любому мужчине, пусть даже к землянину, вот только они, к моему расстройству, разочарованию и страданию, скорее всего понятия не имеют, что надо делать с рабыней. Я была рада тому, что оказалась на Горе, где мужчины хорошо знали, как следует обращаться с порабощенными женщинами.
|
|
|
Сняв с шеи мониста и бусы, первые я отдала Мирусу, а он их сразу прибрал в свой мешок, куда до этого я ссыпала монеты, а вторые я сама уложила в коробку, стоявшую на полу рядом с занавесом.
- Ты хорошо освоилась в своём рабстве, Дорин, - заметил он.
- Спасибо, Господин.
Я подняла на него взгляд. Он опять заставил меня почувствовать жар между моих бёдер. Что поделать, я была всего лишь рабыней.
- Ты была прекрасна сегодня, Дорин, - воскликнула Ина, пробегавшая мимо, позванивая рабскими колокольчиками.
- Спасибо, - крикнула я вслед подруге, торопившейся в зал.
Ина теперь носила лоскуток прозрачного жёлтого шёлка. С недавних пор девушки в таверне Хендоу всё чаще появлялись в зале не голыми, как прежде, а прикрытыми, пусть и небольшим, но куском ткани.
- Мы становимся довольно респектабельными, - заметила Сита, жадно хватая выданный ей крошечный лоскут шёлка.
Одна только Тупита бросила на меня взгляд полный ненависти. Безусловно, при этом от своего шёлка она не отказалась. Кстати, в большинстве пага-таверн, девушки обычно пусть и скудно, но одеты. Это только в самых захудалых, самых дешёвых и низкопробных тавернах рабыни служат голыми, совсем как женщины завоеванного города на победном пиру их завоевателей, которые уже или скоро станут их владельцами.
Конечно, рабский шёлк, что обычно носят женщины в пага-тавернах, а зачастую и в борделях, если там вообще когда-либо разрешают рабыням одеваться, практически прозрачен. Он оставляет совсем немного сомнений относительно красоты рабыни. Некоторые девушки утверждают, что они чувствуют себя в нём ещё более голыми, чем если бы они, правда, были голыми. Но большинство девушек, и я уверена, даже те, кто такое заявляют, были бы благодарны за даже пучок паутины, лишь бы он хоть немного оградил их от властных оценивающих глаз мужчин, даже притом, что они должны распахнуть его или снять немедленно по первой же прихоти господин. Кроме того, я думаю, что большинство девушек знает, что они очень красивы в таком шёлке, и, скорее всего, именно за это они любят его и дорожат им. А вот свободных женщин Гора, как мне кажется, приводит в ужас даже мысль о том, чтобы посмотреть на такой материал. Очевидно, они находят его скандально оскорбительным, а может быть сильно волнующим их. Я уж не говорю о том, что с ними случится, если им предложить коснутся им тела. Некоторые свободные женщины, попав в плен, когда такую материю бросают им под ноги, заявляют, что предпочли бы смерть надеванию этого. Правда, когда им предлагают сделать такой выбор не на словах, а на деле, надевают они его достаточно быстро. И насколько я знаю, такие женщины потом превращаются в превосходных рабынь. Кстати, гореане полагают, что любая женщина, при должном обращении, становится превосходной рабыней. Я думаю, что это вполне может быть правдой. Во всяком случае, в отношении меня это верно на все сто процентов. Существует немало способов, которыми рабыни носят такой шёлк. Например, можно носить его, перебросив через плечо спереди с сзади тела, или повесив на шею спустив спереди вниз прямо, или перекрестив, распахнутым или потно прижатым, повязав коротко, или длинно. Иногда девушке приказывают повязать его на манер бюстгальтера и трусиков, или просто трусиков. Иногда его делают в виде узкой ленты, и просто в несколько витков обматывают вокруг тела рабыни. А завязывание рабского пояса совместно с таким шёлком, дополнительно подчеркивающее фигуру девушки и недвусмысленно дающее ей понять её неволю, само по себе является искусством. Зачастую, также, и особенно в пага-тавернах, такой шёлк носят в виде коротких туник. Большинство из них делаются запахивающимися, поскольку их можно легко и изящно снять с рабыни. У некоторых рабских туник, обычно на левом плече, где он может быть легко достигнут, как праворуким мужчиной, так и праворукой рабыней, имеется легко развязываемый, раздевающий узел. Рывок за раздевающую петельку, и туника, изящно падает к ногам девушки.
Я опустилась на пол прямо у ног Мируса, легко и без сомнений, как и положено девушке-рабыне, даже не задумываясь о том, что сижу в ногах мужчины, и, сдёрнув браслеты с правой щиколотки, положила их в коробку стоявшую слева от меня. При этом, я решила сделать вид, что совершенно не замечаю того, как смотрел на меня Мирус.
Мелькнула мысль, что я сижу, как домашнее животное у его ног. Мелькнула и погасла, ведь фактически я и была домашним животным, и все мы, девушки в таверне, были, по крайней мере, в некотором смысле, именно домашними животными. Но мы были тысячекратно больше, чем просто домашние животные, мы были рабынями, полными рабынями.
Следом за ножными в коробку легли ручные браслеты, а затем и проволока с плеча моей левой руки. Я попытаалсь развязать шнурок с колокольчиками на моей левой щиколотке, но завязанный рукой мужчины узел никак не поддавался. Все мои потуги кончились ничем, узел не поддавался моим тоненьким пальцам.
- Давай помогу, - наконец не выдержал Мирус и присел подле меня.
Это именно он повязал этот шнурок на моей ноге. Мужчины частенько крепят рабские колокольчики на своих девушек. Это один из атрибутов их неволи. Полагаю, всё дело в том, что им доставляет особое удовольствие видеть на нас такие атрибуты рабства, точно так же, как клейма и ошейники. Некоторые мужчины даже, одевая своих девушек, предоставляют рабыне право самой выбрать такие вещи, как одежда, косметика, духи, украшения и тому подобное, но само собой, весь её ансамбль, подвергается предварительному одобрению рабовладельца. В действительности, чаще всего это не более чем простая туника или соблазнительный рабский шёлк, возбуждающие украшения, в которых она должна будет встречать гостей своего господина, и прислуживать им, демонстрируя себя, как одно из его сокровищ. Само собой, от неё ожидается, что прежде чем выйти к гостям, она представит себя перед хозяином для всестороннего осмотра. Она имущество, и принадлежит ему.
Мирус взял мою лодыжку. Какие у него сильные руки! Я поспешно опустила голову так, чтобы он не мог видеть моих глаз. В его пальцах узел продержался недолго, и через пару мгновений развязанный шнурок, звякнув колокольчиками, шлёпнулся в коробку.
Но мужские руки остались на моих лодыжках. Теперь я, уже не скрывая интереса, посмотрела на Мируса.
- Ты голая под шёлком? – спросил он.
- Да, Господин, - улыбнулась я.
Конечно же, он знал это. Ведь шёлк был практически прозрачным. Надо быть слепым, чтобы не видеть того, что находится под ним.
- Значит, голая рабыня? – уточнил мужчина.
- Да, Господин, - вздохнула я.
Это, почему-то, является намного более тревожащим и значимым фактором, чем первое. Почему-то нагота рабыни выглядит намного более вызывающей, чем нагота свободной женщины. Несомненно, это имеет отношение к тому, что она собственность принадлежащая мужчине. Также, выражение «голая рабыня» предлагает, что она не просто голая, а, если можно так выразиться, беспомощно голая, поскольку рабыня сама по себе беспомощна. В этом выражении имеется подтекст, что девушка уязвимо и возбуждающе голая, как может быть беспомощной, уязвимой и возбуждающе голой только рабыня.
Он пристально смотрел на меня.
- Да, Господин, - прошептала я. - Под шёлком, я полностью голая, как голая рабыня.
Я почувствовала, что рабское возбуждение становится почти неконтролируемым. Это уже никак не зависело от моих желаний. Давно, несколько недель назад, мужчины разожгли рабский огонь в моём животе. Они разбудили меня, как женщину и как рабыню.
Безусловно, тогда у меня ещё не было никакого понимания того, что могло стать окончательным результатом этого. Тогда, несколько недель назад, я всё ещё была не более чем сырой рабыней.
Мирус неожиданно для меня выпустил мои щиколотки из своих рук и встал на ноги.
- Господин? – разочарованно выдохнула я.
- Встань, - скомандовал он. - Пояс.
Я протянула руки за спину, чтобы развязать двойной пояс с мониста, и снять с себя обе петли. Монеты на этом поясе, как и те, что были на ожерелье, должны быть тщательно пересчитаны Мирусом.
- Ты хорошо смотришься с руками за спиной, - заметил он.
Я удивлённо уставилась на него.
- Теперь твои руки связаны за спиной, - сказал мне мужчина.
- Да, Господин, - растерянно ответила я.
Теперь я должна была держать руки за спиной со скрещенными запястьями. Я была «связана желанием господина». Я не имела права, под угрозой наказания, оторвать одну руку от другой без разрешения хозяина. Известно множество способов «связывания желанием господина». Положение рук за спиной - одно из самых простых и, конечно, самых красивых. В этом случае фигура девушки выставляется напоказ наиболее полно, подчёркивается красоту её выпяченной груди, а сама рабыня выглядит совершенно беспомощно. Эти узы, «узы желания» её господина, не менее ясно дают ей понять власть рабовладельца над ней, чем цепи и верёвки. При другом распространённом способе такого «связывания» девушка должна встать на колени, держась за щиколотки. Есть положение и посложнее, когда невольнице приказывают сесть на пол, просунуть правую руку вперед под коленом правой ноги, так чтобы она прошла по внутренней стороне бедра и по внешней стороне и ниже правой икры и обхватить правую лодыжку, и точно так же сделать и левой рукой. Девушка в таком положении совершенно беспомощна и не может не то что подняться, но и шевелится с трудом. А кроме того очень скоро для неё становится очевидно, что она не может свести ноги. В таком положении девушку могут продержать в течение многих часов, и, конечно, её можно связать не только «желанием господина», но и просто верёвкой.
Само собой все способы таких уз могут сопровождаться различными уточняющими командами. Например, в позиции, в которую была помещена я, с руками «связанными» за спиной, мне могли приказать, правда в этот раз Мирус этого не сделал, чтобы я отвела плечи максимально назад, что, конечно, ещё больше выпятило бы мою грудь вперед для осмотра и удовольствия рабовладельца.
- А думаю, что мне будет трудно снять пояс, - улыбнулась я, - будучи связанной, таким образом.
Он встал вплотную ко мне, и, обхватив меня руками, пристально глядя в глаза, сказал:
- Ничего, я сам сниму его.
В этот момент, откинув занавес, из зала появилась Тупита, и сразу зло уставилась на меня. Было не похоже, что она обрадовалась, увидев меня в объятиях Мируса, который, пожалуй, для девушек был самым желанным мужчиной из всех работников таверны Хендоу, и правой рукой моего владельца. Во взгляде Тупиты, обращённом на меня, читалась дикая ненависть. Ей не надо было объяснять причину положения моих рук. То, что я была «связана желанием господина» она прекрасно видела и понимала. И кстати, это могло быть сделано с ней самой, так же легко, как и со мной, достаточно было одного слова Мируса.
Тупита подошла вплотную к Мирус, и лизнула его плечо.
- Вы позовете меня сегодня вечером? – промурлыкала рабыня.
- Нет, - отрезал тот. - Возвращайся в зал.
- Да, Господин, - сказала она и, метнув в меня полный ярости взгляд, проскользнула за занавес.
- Ты хороша даже для Тупиты, - усмехнулся Мирус. - Благодаря тебе, она становится всё старательнее и отчаяннее в деле доставления клиентам удовольствия.
- Я тоже старательная и отчаянная в этом, - заметила я.
- Да, - кивнул мужчина, - но только не из-за неё.
- Нет, Господин, - улыбнулась я.
- Просто Ты - рабыня, - шепнул он мне на ухо.
- Да, Господин, - признала я, закрывая глаза и наслаждаясь его руками окружавшими моё тело!
- Ты - роскошная прирождённая рабыня, - сказал он.
- Я знала это ещё когда жила на Земле, - призналась я ему шёпотом.
Ведь я, и на самом деле, время от времени, спрашивала себя, не была ли я рабыней в прошлых жизнях, в другие эпохи, возможно во времена Античности или на Средневековом Ближнем Востоке, во времена когда люди жили в гармонии со своими истинными ценностями и с законам природы, когда они действительно были самими собой, и ещё не были поражены, согнуты и извращены нигилизмом и идеологическим безумием. И, частенько, вспоминая, или как мне казалось, что вспоминая, те времена и места, их естественность и правильность, их наслаждения и экстазы, я, погружённая в одиночество и тоску, словно изгнанница из них в сексуальной пустыне моего собственного мира и эпохи, горько плакала. Но независимо от истинности или ошибочности этого, от объяснений и причин того, что пряталось глубоко внутри моего я, было ли оно всплывшими воспоминаниями моих прошлых жизней или просто плодами необузданного генетического наследия, оно было совершенно аномальным в те времена, когда меня угораздило родиться, абсолютно нетипичным для всего, чему меня учили. И глубоко внутри меня всегда таилась уверенность, что они мне лгали. Это было неопровержимо. Я знала, что та, кто была тогда Дорин Уильямсон, родилась для ошейника. Правда, в то время я никак не ожидала, что носить его мне придётся по-настоящему. Откуда мне было знать, что где-то существует и ждёт меня такой мир как Гор, где, как выразился мой похититель Тэйбар «таких женщин, как я покупают и продают».
- Конечно, - кивнул Мирус.
- Да, Господин, - вздохнула я.
- А кем был твой хозяин на Земле? – полюбопытствовал он.
- На Земле у меня не было хозяина, - грустно улыбнулась я.
- У тебя, у такой женщины, какой Ты являющейся, прирождённой рабыней, не было хозяина? - удивлённо спросил Мирус.
- Нет, Господин, - ответила я.
- Так значит, юридически, на Земле Ты не была рабыней? – уточнил он.
- Нет, Господин, - улыбнулась я. – Юридически, я не была рабыней, пока меня не доставили на Гор.
- Похоже, мужчины на Земли несколько ненаблюдательны, - проворчал Мирус.
- Возможно, некоторые из них, всё же наблюдательны, Господин, - пожала я плечами.
- Ничего, зато они предоставили нам шанс, исправить их недосмотр.
- Это верно, - согласилась я, улыбнувшись.
- Но, Тебя должны были сделать рабыней юридически ещё на Земле, - заявил он, в упор, глядя мне в глаза.
- Да, Господин, - согласилась я с ним.
Полагаю, что его утверждение было недалеко от истины. Но в таком случае, как мне кажется, очень многие женщины на Земле должны были бы оказаться в рабстве. Уверена, что большинству из тех женщин, с которыми я была знакома, неволя пошла бы только на пользу, и значительную. Конечно, иногда размышляя над поведением той или иной из моих знакомых, я приходила к выводу, что, возможно, они были весьма похожи на рабынь. Разумеется, рассматривая себя и свои поступки, я не сомневалась в том, что и я похожа на рабыню. Полагаю, именно по этой причине, по крайней мере, по большей части, а также и для выяснения правды и своей готовности к ней, я сшила то крошечное платьице из красного шёлка.
- Впрочем, - продолжил Мирус, - даже если тебе как-то, не понимаю как, удалось избежать ошейника в твоём собственном мире, после того, как Ты попала сюда и стала носить его по закону, то и оказавшись снова на Земле тебе от него уже не избавиться. Это практически универсальное правило.
- Нет, Господин, - заверила я его.
- Почему нет? – удивился он.
- Не знаю, Господин, - пожала я плечами.
- Конечно же, это должно быть так и никак иначе, - уверенно сказал он.
- Да, Господин, - кротко ответила я, в конце концов, у меня его правота сомнений не вызывала.
- Здесь, рабыни всегда будут носить свои ошейники, - заявил Мирус.
- Да, Господин, - согласилась я.
В этом я тоже нисколько не сомневалась. Конечно, здесь, на Горе, с такими женщинами, как я, разобрались бы мгновенно, взяли бы их в оборот, подготовили к продаже и продали на невольничьем рынке.
- Но, по крайней мере, теперь Ты в ошейнике, как и должна быть, - усмехнулся мужчина.
- Да, Господин, - согласилась я.
- Теперь Ты, наконец, рабыня по закону.
- Да, Господин, - признала я, немного испугавшись.
Да, действительно, теперь, здесь, в этом мире, как, возможно, я была бы в Урарту, Шумере, Вавилоне, Ассирии, Халдее, древних Египте, Греции, Риме, Персии или Берберии, я – рабыня юридически, женщина, которую держат в рабстве полностью на законных основаниях.
- Это пугает тебя, - осведомился Мирус, - то, что твой рабский статус узаконен?
- Иногда, - прошептала я.
- Это ужасает тебя? – уточнил он.
- Иногда.
- Но ведь это не имеет никакого значения, - заметил он.
- Я знаю.
- Ты - рабыня, нравится это тебе или нет. Просто, Ты являешься ей, и ничем больше. В любом случае у тебя нет абсолютно никакой возможности изменить свой статус, не больше, чем у вуло или тарска.
- Я знаю, - дрогнувшим голосом повторила я, почувствовав, как его руки легли на мои бедра.
Иногда меня пугал ошейник на моей шее. Я знала его значение, знала, что он, как и клеймо, выжженное на моём бедре, отмечал меня как рабыню, знала, что он помещал меня во власть рабовладельцев, знала, что со мной могло быть сделано всё что им будет угодно.
Мирус умеренно сдавил мои ягодицы. Он был господином. Я была рабыней.
Я попыталась прижаться к нему животом, но его руки остановили меня.
- Ты имущество в ошейнике, - сказал мне мужчина.
- Я знаю! Знаю! – отчаянно шептала я.
- А ещё Ты - превосходная шлюха в ошейнике, - шепнул он, склонившись над моим ухом.
- Но ведь Тупита - ваша фаворитка, - испуганно прошептала я.
- Уже нет, - улыбнулся Мирус.
- Тогда кто же? – задохнулась я.
Его руки по-прежнему сжимали мои бёдра, при этом, не давая мне прижаться к нему.
- Дорин, - огорошил меня он.
- Нет! – попыталась выкрикнуть я, но мой голос сорвался.
- Ты так боишься Тупиту? – поинтересовался Мирус. - Она - всего лишь рабыня.
- Я, тоже, всего лишь рабыней, - напомнила я, - но она, ещё и старшая рабыня!
- Она теряет свой авторитет среди девушек, - пожал он плечами. – Она уже, и возможно, долгое время не первая среди них.
- О-о-о? – протянула я заинтересованно.
Признаться, меня это заинтриговало. Оказывается, положение Тупиты вскоре могло быть понижено, до того же уровня, что и у всех остальных, и она может стать всего лишь ещё одной шлюхой среди нас. Значит, она сама будет вынуждена становиться на колени перед другой девушкой, подвергаться наказаниям, ей назначенным и обращаться к ней не иначе, как «Госпожа».
|
|
|
