 |
Философия любви в женских образах романа «Обрыв»: Беловодова, Наташа, жена Козлова, Марфинька, Вера, Марина, Полина Карповна Крицкая
|
|
|
|
Наверное, трудно найти роман, в котором любовная линия отсутствовала бы вовсе. Но в творчестве И. А. Гончарова — в романе «Обрыв» в особенности — она занимает центральное место. Сам писатель по этому поводу заметил: «...меня всюду поражал процесс разнообразного проявления страсти, то есть любви — который имеет громадное влияние на судьбу и людей, и людских дел. Я наблюдал игру этой страсти всюду, где видел ее признаки, и всегда порывался изобразить их (может быть, потому, что игра страстей дает художнику богатый материал живых эффектов, драматических положений и сообщает более жизни его созданиям.
По мнению В. А. Недзвецкого, «галерея типологических разновидностей любви не ограничена в «Обрыве» задачей исчерпать <···> «почти все образы страстей» <···> Они образуют в романе глубоко продуманный ряд, не только параллельный основным периодам человеческой истории, но и представляющий их <···> Через совокупность «образов страстей» в «Обрыве», таким образом, прослежена и передана духовно-нравственная история человечества»5.
В некоторых случаях слова «любовь» и «страсть» у Гончарова выступают как синонимы («проявления страсти, то есть любви»), но чаще смысл их разводится вплоть до противопоставления. Любви как силе божественной, созидающей писатель противопоставляет страсть как «горячку», «болезнь», начало греховное, в котором никакой красоты быть не может.
Беловодова – холодная красавица. Она не владеет своей судьбой с самого рождения. Сначала ее интересами управляла мать, затем муж, затем тетки и она не видит в этом что-то неправильное и удивляется,когда ей указывают на неправильность. Она как будто бы и не знала страсти – с будущим покойным мужем они даже не уговаривались жениться с глазу на глаз:
|
|
|
«- Как вы вышли замуж?
- Очень просто. Он тогда только что воротился из-за границы и бывал у нас, рассказывал, что делается в Париже, говорил о королеве, о принцессах, иногда обедал у нас и через княгиню сделал предложение.
- Ну, когда согласились и вы остались с ним в первый раз одни... что он...
- Ничего! - сказала она с улыбкой удивления.
- Но ведь... говорил же он вам, почему искал вашей руки, что его привлекло к вам... что не было никого прекраснее, блистательнее...
- И "что он никогда не кончил бы, говоря обо мне, но боится быть сентиментальным..." - добавила она.
- Потом?
- Потом сел играть в карты, а я пошла одеваться; в этот вечер он был в нашей ложе и на другой день объявлен женихом».
С другой стороны у нее все-таки было увлечение в юности, в последствии подавленное матерью. Она, сама того не подозревая, влюбилась в m-r Ельнина, учителя русского языка. Но страсти она никогда не испытывала. История ее любви пресна, я бы сказала. Пресна и покорна старшим. Да и любовь у нее характеризуется скорее словом «привыкла».
- M-r Ельнин был очень... очень... мил, хорош и... comme il faut {Благовоспитан?...(фр.).}?... - спросил Райский.
- Oui, il etait tout-a-fait bien {Да, вполне (фр.).}, - сказала, покраснев немного, Беловодова, - я привыкла к нему... и когда он манкировал, мне было досадно, а однажды он заболел и недели три не приходил...
- Вы были в отчаянии? - перебил Райский, - плакали, не спали ночей и молились за него? Да? Вам было...
- Мне было жаль его, - и я даже просила папа послать узнать о его здоровье...
- Даже! Ну, что ж папа?
- Сам съездил, нашел его convalescent {Выздоравливающим (фр.).} и привез к нам обедать. Maman сначала было рассердилась и начала сцену с папа, но Ельнин был так приличен, скромен, что и она пригласила его на наши soirees musicales и dansantes {Музыкальные вечера и балы (фр.).}. Он был хорошо воспитан, играл на скрипке...
|
|
|
- Что же дальше? - с нетерпением спросил Райский.
- Когда папа привез его в первый раз после болезни, он был бледен, молчалив... глаза такие томные... Мне стало очень жаль его, и я спросила за столом, чем он был болен?.. Он взглянул на меня с благодарностью, почти нежно... Но maman после обеда отвела меня в сторону и сказала, что это ни на что не похоже - девице спрашивать о здоровье постороннего молодого человека, еще учителя, и "и бог знает, кто он такой!" - прибавила она. Мне стало стыдно, я ушла и плакала в своей комнате, потом уж никогда ни о чем его не спрашивала...
Затем оказывается,что Ельнин также в нее влюблен, но чувства пока не обнаруживал. Она тоже начинает уже собственниать а ля вы вчера не пришли, буду вас игнорить. Она конечно стала веселей и живей, он тоже. А потом этот эпизод с бетховином, тоже очень простой, тихий – пожали друг другу руки и все, но очень сильный в светском обществе, которое нунуну.
- В день моих именин у нас был прием, меня уже вывозили. Я разучивала сонату Бетховена, ту, которою он восхищался и которую вы тоже любите...
- Я ждала этого вечера с нетерпением, - продолжала Софья, - потому что Ельнин не знал, что я разучиваю ее для...
Беловодова остановилась в смущении.
- Все собрались, тут пели, играли другие, а его нет; maman два раза спрашивала, что ж я, сыграю ли сонату? Я отговаривалась, как могла, наконец она приказала играть: j'avais le coeur gros {На сердце у меня было тяжело (фр.).} - и села за фортепиано. Я думаю, я была бледна; но только я сыграла интродукцию, как вижу в зеркале - Ельнин стоит сзади меня... Мне потом сказали, что будто я вспыхнула: я думаю, это неправда, - стыдливо прибавила она. - Я просто рада была, потому что он понимал музыку...
- Я играла, играла...
- С одушевлением, горячо, со страстью... - подсказывал он.
- Я думаю - да, потому что сначала все слушали молча, никто не говорил банальных похвал: "Charmant, bravo" {Прелестно, браво (фр.).}, а когда кончила - все закричали в один голос, окружили меня... Но я не обратила на это внимания, не слыхала поздравлений: я обернулась, только лишь кончила, к нему... Он протянул мне руку, и я...
Софья остановилась в смущении...
- Ну, вы бросились к нему...
- Уж и бросилась! Нет, я протянула ему тоже руку, и он... пожал ее! И кажется, мы оба покраснели...
|
|
|
- Только?
- Я скоро опомнилась и стала отвечать на поздравления, на приветствия, хотела подойти к maman, но взглянула на нее, и... мне страшно стало: подошла
к теткам, но обе они сказали что-то вскользь и отошли. И блаблабла, общество осуждаэ.
- Наутро, - продолжала Софья со вздохом, - я ждала, пока позовут меня к maman, но меня долго не звали. Блаблабла, все в расстройстве.
- Папа стоял у камина и грелся. Я досмотрела на него и думала, что он взглянет на меня ласково: мне бы легче было. Но он старался не глядеть на меня; бедняжка боялся maman, а я видела, что ему было жалко. Он все жевал губами: он это всегда делает в ажитации, вы знаете.
- "Позвольте вас спросить, кто вы и что вы?" - тихо спросила maman. "Ваша дочь", - чуть-чуть внятно ответила я. "Не похоже. Как вы ведете себя?" Я молчала: отвечать было нечего.
- "Что это за сцену разыграли вы вчера: комедию, драму? Чье это сочинение, ваше или учителя этого... Ельнина?" - "Maman, я не играла сцены, я нечаянно.." - едва проговорила я, так мне было тяжело. "Тем хуже, - сказала она, - il y a donc du sentiment la dedans {Значит, тут замешано
чувство? (фр.).}? блабла Мне хотелось бы умереть в эту минуту со стыда... "Знаете ли, кто он такой, ваш учитель? - сказала maman. - Вот князь Serge все узнал: он сын какого-то лекаря, бегает по урокам, сочиняет, пишет русским купцам французские письма за границу за деньги, и этим живет..." - "Какой срам!" - сказала ma tante. Я не дослушала дальше, мне сделалось дурно. Когда я опомнилась; подле меня сидели обе тетушки, а папа стоял со спиртом. Maman не было. Я не видала ее две недели. Потом, когда увиделись, я плакала, просила прощения. Maman говорила, как поразила ее эта сцена, как она чуть не занемогла, как это все заметила кузина Нелюбова и пересказала Михиловым, как те обвинили ее в недостатке внимания, бранили, зачем принимали бог знает кого. "Вот чему ты подвергла меня!" - заключила maman. Я просила простить и забыть эту глупость и дала слово вперед держать себя прилично.
И, интересно следующее:
|
|
|
- Что же сталось с Ельниным?
- Не знаю, - равнодушно сказала она, - ему отказали от дома, и я не
видала его никогда.
- И вы - ничего?
- Ничего...
Любовь Наташи. Можно просто по тексту:
Спасая искренно и горячо от сетей "благодетеля", открывая глаза и матери и дочери на значение его благодеяний - он влюбился сам в Наташу, Наташа влюбилась в него - и оба нашли счастье друг в друге, оба у смертного одра матери получили на него благословение. У обоих был один простой и честный образ семейного союза. Он уважал ее невинность, она ценила его сердце - оба протягивали руки к брачному венку - и оба... не устояли. Она полюбила его не страстью, а какою-то ничем не возмутимою, ничего не боящеюся любовью, без слез, без страданий, без жертв, потому что не понимала, что такое жертва, не понимала, как можно полюбить и опять не полюбить. Для нее любить - значило дышать, жить, не любить - перестать дышать и жить. На вопросы его: "Любишь ли? Как?" - она, сжав ему крепко шею и стиснув зубы, по-детски отвечала: "Вот так!" А на вопрос: "Перестанешь ли любить?" - говорила задумчиво: "Когда умру, так перестану". Она любила, ничего не требуя, ничего не желая, приняла друга, как он есть, и никогда не представляла себе, мог ли бы, или должен ли бы он быть иным? бывает ли другая любовь, или все так любят, как она? Наташа похорошела, пополнела, была весела, но ни разу на лице у ней не блеснул таинственный луч затаенного, сдержанного упоения, никогда - потерянного, безумного взгляда, которым выговаривается пожирающее душу пламя. С той минуты, как она полюбила, в глазах и улыбке ее засветился тихий рай: он светился два года и светился еще теперь из ее умирающих глаз. Похолодевшие губы шептали свое неизменное "люблю", рука повторяла привычную ласку. У ней и в сердце, и в мысли не было упреков и слез, не срывались укоризны с языка. Она не подозревала, что можно сердиться, плакать, ревновать, желать, даже требовать чего-нибудь именем своих прав. У ней было одно желание и право: любить. Она думала и верила, что так, а не иначе, надо любить и быть любимой и что весь мир так любит и любим.- Это был чистый, светлый образ, как перуджиниевская фигура; простодушно и бессознательно живший и любивший, с любовью пришедший в жизнь и с любовью отходящий от нее, да с кроткой и тихой молитвой. Жизнь и любовь как будто пропели ей гимн, и она сладко задумалась, слушая его, и только слезы умиления и веры застывали на ее умирающем лице, без укоризны за зло, за боль, за страдания.
Жена Козлова.
Некрасиво да и не совсем правильно называть ее шлюхой, так что пусть она будет она жрицей любви, богиней любви. Ей просто физически необходимо внимание, ей необходимы ухаживания, чья-то забота. Ей нравится дарить свою любовь – ее много у нее. Ей нравится с ней играть, играть с влюбленными, смотреть как они деруться за нее. И не потому что она какая-нибудь злая, а просто ей нравится чувствовать себя нужной кому-то. При этом вообще не обязательно и даже не желательно ей было влюбляться самой, только принимать ухаживания. Она была царицей среди мужскаго полу.
|
|
|
А вот Полина Карповна в своих стремлениях скорее похожа на Ульяну, она светская Ульяна. Она жеманная кокетка, но кокетка до определенных рамок. Спать или даже обжиматься она ни с кем в отличии от Ульяны не будет. Зато поклонник, влюбленный в нее ей нужен перманентно. Ей уже за 40 и лучшие годы прошли, ей требуется чувствовать себя нужной ничуть не меньше Ульяны. Ей хочется острых ощещений, ей хочется чувствовать жизнь, которую она видит в любви. Вероятно, она типичная жертва французских романов. Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая "несчастное супружество", хотя все говорят, что муж у ней был добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она называет его "тираном", говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что "час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально". Полина Карповна была покойного темперамента: она не искала так называемого "падения", и измены своим обязанностям на совести не имела. Не была она тоже сентиментальна, и если вздыхала, возводила глаза к небу, разливалась в нежных речах, то делала это притворно, прибегая к этому, как к условным приемам кокетства. Но ей до смерти хотелось, чтоб кто-нибудь был всегда в нее влюблен, чтобы об этом знали и говорили все в городе, в домах, на улице, в церкви, то есть что кто-нибудь по ней "страдает", плачет, не спит, не ест, пусть бы даже это была неправда.
И, наконец, Вера.
Вера верит в любовь навсегда, в то, что она возможна только в браке, освященном церковью и благословлением бабушки. Она приходит к выводам, что любовь должна быть вечной и в браке сама, со своими наблюдениями. Она – современный, разумный человек, который много читает. И она вынесла продуманное убеждение, что может быть счастлива только сохранив верность традиции и религии. Волохов: «любовь – счастье, данное человеку природой..», Вера: «счастье это ведет за собой долг». Вера глубже понимает свободу, чем Волохов. Так, свобода без долга, без ответственности обращается в рабство, в зависимость человека от своих уже неконтролируемых желаний. «Вы рассуждаете, а не любите», — упрекает Марк Волохов Веру. И получает в ответ: «Рассуждаю, потому что люблю. Я женщина, а не животное и не машина»
В любви Вера хочет гармонии тела и духа, соответствия всех своих поступков понятиям чести и добра. Вера проходит трудный путь. В ее образе показан особый, можно сказать, редчайший вариант женской красоты, соединенной с потребностями духовного совершенствования.
Вера любила Волохова. Он будоражил ее, притягивал к себе как не похожий на других человек. Но это было, скорее, «головное» чувство эмансипированной посредством книжных знаний девушки. И после эпизода в обрыве она внутренним, женским чувством поняла, что Марк не способен к «человеческой правде». Неспособен уже потому, что намеревался загладить свой поступок предложением о браке, соглашается даже венчаться, будучи атеистом. Такая внезапная перемена в настроениях персонажа подтверждала неискренность решения. Оно продиктовано у Волохова не убеждением, а боязнью утратить состояние сильной страсти, какую наш герой не мог испытывать с другими женщинами. Она поняла, что Марк горел страстью к ней, как к женщине, а не как к человеку.
Мы видим, что Вера ищет взаимоотношений, которые бы согревались правдой человеческого сердца, сочувствием. Не напрямую, а в размышлениях Райского Гончаров подводит читателя к мысли о том, что иметь сердце, «быть человеком» — это ценнейший талант, сила, если «не выше силы ума, то хоть наравне с нею». И пока люди будут предпочитать «умственную высоту... нравственной», до тех пор «немыслим и истинный, прочный, человеческий прогресс».
|
|
|
