 |
Как дельфин (Начальные рифмы)
|
|
|
|
Как дельфин тропических морей...
Вордсворд
Как дельфин тропических морей,
Тишь глубин я знаю, но люблю
Выплывать под знойный меч луча,
Режа гладь морскую на бегу.
Хороши сквозь воду светы дня!
Там, в тиши, все – чудо; груды, стаи рыб
Там плывут, как призрачная рать;
Страшный спрут, как царь, таится там;
Бел и ал, со дна растет скалой
Там коралл, и тысячью цветов
Анемон гнездится меж камней,
Окружен живым кольцом медуз.
Но свой взор насытив странным сном,
На простор спешу я снова всплыть,
От чудес безмерных глубей я
В глубь небес опять хочу смотреть.
Мир объят пожаром заревым,
И закат кровавит сини вод:
Я, волну чуть зыбля на лету,
Тишину дневную жадно пью.
16 марта 1918
Реет тень
(Начальные рифмы)
Реет тень голубая, объята
Ароматом нескошенных трав;
Но, упав на зеленую землю,
Я объемлю глазами простор.
Звездный хор мне поет: аллилуя!
Но, целуя земную росу,
Я несу мой тропарь умиленный
До бездонной кошницы небес.
Не исчез дольний мир. Сердцем чую
Голубую, как сон, тишину
И весну, воплощенную в мае
Легкой стаей ночных облаков.
Но готов все забыть, всем забыться,
Я упиться хочу тихим сном;
Здесь, в ночном упоеньи над бездной, —
К тайне звездной земная ступень...
Реет тень...
29 апреля 1914
Меж развалин
(Серпантин)
Я, печален, блуждаю меж знакомых развалин,
Где, давно ли, рыдал я от ласкательной боли!
Камни те же, и тот же ветер, медленный, свежий,
Мглу колышет, и берег маргаритками вышит...
Но иное томленье душу режет в покое:
Вместо жгучей печали – сон, как осень, тягучий!
Эти камни так тверды! и уныло близка мне
|
|
|
Эта башня под мхами, с ее думой всегдашней
О далеком, отшедшем, дорогом, хоть жестоком!
1918
Усни, белоснежное поле! [87]
(Рифма предпоследнего слова)
Монопланы
(Рифмы дактиле-хореические)
Высоко над городом,
В перелете гордом,
Словно птицы странные,
Реют монопланы.
А под ними, парами,
Грязным тротуаром,
Словно тени жуткие,
Бродят проститутки.
Может быть, воочию,
Этой самой ночью,
Тем же девам – летчики
Поднесут цветочки;
И в позорных комнатах
Волю неба вспомнят,
Ах! склоняясь ласково
Над застывшей маской!
Первый, в лете сниженном,
Кажется недвижным...
Не к земной улике ли
Монопланы сникли?
1918
Вечером в дороге [88]
(Рифмы дактиле-хореические)
Две головки [89]
(Рифмы дактиле-хореические)
На лыжах [90]
(Сплошные рифмы)
Мгновенья мгновеннее [91]
(Сплошные рифмы)
Как неяркие бутоны [92]
(Внутренние постоянные рифмы)
Лесные тропинки [93]
(Внутренние постоянные рифмы)
Две малайских песни [94]
(Ассонансы)
Две испанских песенки [95]
(Романские ассонансы)
Вербная суббота [96]
(Ассонансы)
Сухие листья [97]
(Звукопись)
Лишь безмятежного мира... [98]
(Перезвучия)
Это – надгробные нении... [99]
(Перезвучия)
Утренняя тишь [100].
(Однозвучия)
Последний спор [101]
(Однозвучия)
Мой маяк [102]
(Триолет-анафора)
Слово
(Стихи с созвучиями)
Слово – событий скрижаль, скиптр серебряный созданной славы,
Случая спутник слепой, строгий свидетель сует,
Светлого солнца союзник, святая свирель серафимов,
Сфер созерцающий сфинкс, —стены судьбы стережет!
Слезы связуя со страстью, счастье сплетая со скорбью,
Сладостью свадебных снов, сказкой сверкая сердцам, —
Слово—суровая сила, старое семя сомнений!
|
|
|
Слыша со стонами смех, сверстник седой Сатаны,
Смуты строитель, снабдивший сражения скрежетом, Слово
Стали, секиры, стрелы, сумрачной смерти страшней!
1918
В дорожном полусне
(Палиндром буквенный)
Я – идиллия?.. Я – иль Лидия?..
.........................
Топот тише... тешит топот...
Хорош шорох... хорош шорох...
Хаос елок... (колесо, ах!)
Озер греза... озер греза...
Тина манит...,
Туча... чуть...
А луна тонула...
И нет тени!
.........................
Еду... сани... на суде...
.........................
Топот тише; тешит топот;
Хорош шорох; хорош шорох...
Темь опять; я – память!
Ель опять; я – поле!
О, мимо! мимо!
А город? а город? о, дорога! дорога!
<1918>
Голос луны
(Палиндром буквенный)
Я – око покоя,
Я – дали ладья,
И чуть узорю розу тучи,
Я, радугу лугу даря!
Я – алая,
Я – и лилия,
Веду, Сильвана, в лесу дев,
Я, еле лелея
Небес эбен.
1915
Шутки
(Палиндромы)
Я – арка края.
____
Атака заката.
____
О, лета тело!
____
Ала зола.
<1918>
Виденья былого
(Словесный палиндром)
Жестоко – раздумье. Ночное молчанье
Качает виденья былого;
Мерцанье встречает улыбки сурово;
Страданье —
Глубоко-глубоко!
Страданье сурово улыбки встречает...
Мерцанье былого – виденья качает...
Молчанье, ночное раздумье, – жестоко!
1918
Из латинской антологии
(Словесный палиндром)
Волн колыхание так наяд побеждает стремленье,
Моря Икарова вал, как пламенеющий Нот.
Нот пламенеющий, как вал Икарова моря, – стремленье
Побеждает наяд так колыхание волн.
<1918>
Из латинской антологии
(Стихи обращенные)
Нежный стихов аромат услаждает безделие девы:
Кроет проделки богов нежный стихов аромат.
<1913?>
(Античные ассонансы)
Грушу с яблоней в саду я деревцами посадил,
На коре пометил имя той, которую любил.
Ни конца пет, ни покою с той поры для страстных мук:
Сад все гуще, страсть все жгучей, ветви тянутся из букв.
1911
Характеристика Вергилия
(Топология Пентадия)
Пастырь, оратай, воин, пас, возделывал, низил,
Коз, огород, врагов – веткой, лопатой, мечом.
1907
Восточное изречение
|
|
|
(Метаграмма)
Что нам весной или за ней дано?
Одна мечта: знай сон и лей вино!
1918
Опыты по строфике (строфы и формы)
Рим
(Моностих Авсония)
Рим золотой, обитель богов, меж градами первый,
1911
О императорах
(Моностихи его же)
Первый Юлий раскрыл чертоги царские Цезарь;
Августу он передал и власть над градом, и имя;
Правил потом Тиберий, сын его сводный; за этим
Кай, получивший прозванье Калигулы в лагере ратном;
Клавдий воспринял потом правленье; а после жестокий
В роде Энея последний Нерон; за ним, не в три года,
Трое: Гальба, старик, напрасно веривший в друга,
Слабый Отон, по разврату позорный выродок жизни,
И недостойный ни власти, ни смерти мужа Вителий;
Веспасиан, за ними десятый, судьбой был поставлен;
Далее Тит, счастливый краткостью власти; последним
Брат его, тот, кого звали римляне Лысым Нероном.
О приближении весны
(Повторные дистихи Пентадия)
Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит – преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!
|
|
|
1 мая 1907
Подражание Горацию [103]
(Алкаический метр)
К Лидии
(Сапфическая строфа Горация)
Реже всё трясут запертые двери,
Вперебой стуча, юноши лихие,
Не хотят твой сон прерывать, и любит
Дверца порог свой,
Легкие, в былом двигавшая часто
Петли. Слышишь ты реже все и реже:
«Ты, пока всю ночь по тебе страдаю,
Лидия, спишь ли?»
Дерзких шатунов, жалкая старуха,
Ты оплачешь вновь, в темном переулке,
Фракийский когда буйствует под ново-
Лунием ветер.
Пусть тебе любовь ярая и жажда
(Бесятся какой часто кобылицы)
Неотступно жжет раненую печень,
Пусть ты и плачешь, —
Пылкая, плющом молодежь зеленым
Тешится всегда, как и темным миртом,
Мертвые листы предавая Эвру,
Осени другу.
5 апреля 1914
К Лидии
(Сапфический малый метр Горация)
Лидия! мне, во имя
Всех богов, скажи,
Почему
Любо тебе, что сгибнет
Сибарис наш от страсти?
Стал чуждаться он
Всех арен.
Солнца страшась и пыли,
Сверстников между смелых
Он скакать не стал
На коне;
Галльских уздой зубчатой
Он скакунов не колет;
Тело в желтый Тибр
Погрузить
Страшно ему; елея
Яда виперы словно
Стал он избегать;
На руках
Стер синяки доспехов
Тот, кто копье, бывало,
Кто, бывало, диск
Зашвырнуть
Мог через мету ловко!
Что он таится? прежде
Как таился сын
(Говорят)
Фетиды, нимфы моря,
Чтоб у несчастной Трои,
Мужа вид храня,
Не лететь
В ликийский строй и в сечу!
1916
На бренность
(Сапфический метр Сульпиция Луперка)
Суждена всему, что творит Природа
(Как его ни мним мы могучим), гибель.
Все являет нам роковое время
Хрупким и бренным.
Новое русло пролагают реки,
Путь привычный свой на прямой меняя.
Руша перед собой неуклонным током
Берег размытый,
Роет толщу скал водопад, спадая;
Тупится сошник, на полях, железный;
Блещет, потускнев, – украшенье пальцев, —
Золото перстня...
7—8 апреля 1911
Из Андре Шенье
(Александрийский стих)
Заслушались тебя безмолвные наяды,
О муза юная, влюбленная в каскады,
У входа в темный грот, что нимфам посвящен,
Плющом, шиповником, акантом оплетен.
Амур внимал тебе в тени листвы укромной;
Потом приветствовал сирену рощи темной
И, золото волос твоих сдавив рукой,
Сплел гиацинт и мирт с душистою косой.
«Твой голос для меня, —сказал он, —был утешней,
Чем для медовых пчел сок медуницы вешней!»
1912
Умирающий день [104]
Терцины)
Сонеты
(Мисака Мицарэнца)
|
|
|
В горах, в монастыре, песнь колокола плачет;
Газели на заре на водопой спешат;
Как дева, впившая мускатный аромат,
Пьян, ветер над рекой и кружится и скачет;
На тропке караван но склону гор маячит,
И стоны бубенцов, как ночи песнь, звучат;
Я слышу шорохи за кольями оград
И страстно солнца жду, что лик свой долго прячет.
Весь сумрачный ландшафт, – ущелье и скала, —
Похож на старого гигантского орла,
Что сталь когтей вонзил в глубины без названья.
Пьянящий запах мне бесстрастно шлет заря;
Мечтаю меж дерев, томлюсь, мечтой горя,
Что пери явится – венчать мои желанья!
<1918>
(Сонет с кодою)
Цветы роняют робко лепестки,
Вечерний ветер полон ароматом,
И в сердце, грезой сладостной объятом,
Так сумерки жемчужны и легки.
Акации, опьянены закатом,
Льют нежный дух, клоня свои листки,
К ним ветер льнет, и вихрем беловатым,
Как снег, летят пахучие цветки.
Как гурии неведомого рая,
Сребристых кудрей пряди распуская,
Их белый сонм струится в водомёт;
Вода фонтана льется, бьется звонко,
Чиста, прозрачна, как слеза ребенка,
Но сладострастно песнь ее зовет...
Чу! осыпается коронка за коронкой...
<1918>
Николаю Бернеру [105]
(Сонет-акростих)
Oblat [106]
(Рондо)
Кто сожалеет о прекрасных днях,
Мелькнувших быстро, тот печаль лелеет
В дневных раздумьях и в ночных слезах;
Былое счастье мило и в мечтах,
И память поцелуев нежно греет,
Но о случайном ветерке, что веет
Весенним вечером в речных кустах
И нежит нас, свевая пыльный прах,
Кто сожалеет?
Земное меркнет в неземных лучах,
Пред райской радостью любовь бледнеет,
Меж избранных нет места тем, о снах
Кто сожалеет!
20 марта 1918
Ее колени... [107]
(Рондо)
Три символа
(Риторнель)
Серо
Море в тумане, и реет в нем рея ли, крест ли;
Лодка уходит, которой я ждал с такой верой!
Прежде
К счастью так думал уплыть я. Но подняли якорь
Раньше, меня покидая... Нет места надежде!
Кровью
Хлынет закат, глянет солнце, как алое сердце:
Жить мне в пустыне отныне – умершей любовью!
Ф. Сологубу [108]
(Триолет)
Сон мгновенный [109]
(Виланель)
О женщинах былых времен [110]
(Баллада Франсуа Вийона)
О любви и смерти [111]
(Баллада)
К даме [112]
(Канцона)
Безнадежность [113]
(Секстина)
Песня из темницы [114]
(Строфы с однозвучными рифмами)
Дворец любви [115]
(Средневековые строфы)
В ту ночь [116]
(Газелла)
Твой взор [117]
(Газелла)
Персидские четверостишия [118]
Песнь норманнов в Сицилии
(Припев)
Здесь в рощах помавают лавры,
Здесь ярки дни и ночи темны,
Здесь флейты ропщут, бьют литавры, —
Но ты суровый север помни!
Здесь белы во дворцах колонны,
Покои пышны и огромны,
В саду – фонтан, что ключ бессонный,
Но ты суровый север помни!
Здесь девы гибки, девы статны,
Их взгляды и слова нескромны,
А ночью косы ароматны,
Но ты суровый север помни!
Здесь люди дремлют в пьяной неге,
Ведут войну рукой наемной,
Им чужды вольные набеги,
Но ты суровый север помни!
Здесь обрели, в стране богатой,
Мы, род скитальный, род бездомный,
Дворцы, коней, рабынь и злато...
Но ты родимый север помни!
15 декабря 1914
Армянская песня [119]
(Арутюн Туманьян)
Джан-гюлюмы
(Армянские народные песни)
Белый конь! Тебе ль подкова!
– Роза моя, джан! джан!
Родинка что чернобровой?
– Цветик светлый, джан! джан!
Если милой вижу взоры,
– Роза моя, джан! джан!
Поведу ли разговоры?
– Цветик светлый, джан! джан!
Как у нас за домом – старый склад,
– Роза моя, джан! джан! джан!
Парни были – и пошли назад,
– Цветик светлый, джан! джан! джан!
Протянула руку и поймала,
– Роза моя, джан! джан! джан!
Стали все вокруг – лалы и кораллы!
– Цветик светлый, джан! джан! джан!
Дождь прошел и просверкал,
– Роза моя! джан! джан!
Ивы лист поколебал,
– Цветик милый! джан! джан!
Вот мой братец проскакал,
– Роза моя! джан! джан!
Алый конь под ним играл,
– Цветик милый! джан! джан!
<1916>
Армянская песня
(Саят-Нова, XVIII в.)
Твоих грудей гранат – что меч!
Самшит[120]твоих бесценен плеч!
Хочу у двери милой – лечь!
Там прах целую и пою.
Я, твоего атласа звук!
Дай мне испить из чаши рук,
Молю целенья в смене мук,
Люблю, ревную и пою!
Я не садовник в эту ночь,
Как тайну сада превозмочь?
О – соловей, где роза? «Прочь!»—
Шипу скажу я и пою.
Ты – песня! И слова звучат!
Ты – гимн! И я молиться рад!
Саят-Новы ты – светлый сад!
Вот я тоскую и пою.
Армянская песня
(Саят-Нова, XVIII в.)
Я в жизни вздоха не издам, доколе джан[121]ты для меня!
Наполненный живой водой златой пинджан[122]ты для меня!
Я сяду, ты мне бросишь тень, в пустыне – стан ты для
меня!
Узнав мой грех, меня убей: султан и хан ты для меня!
Ты вся – чинарный кипарис; твое лицо – пранги-атлас;[123]
Язык твой – сахар, мед – уста, а зубы – жемчуг и
алмаз;
Твой взор – эмалевый сосуд, где жемчуг, изумруд, топаз.
Ты – бриллиант! бесценный лал индийских стран ты для
меня!
Как мне печаль перенести? иль сердце стало как утес?
Ах! я рассудок потерял! в кровь обратились токи слез!
Ты – новый сад, и в том саду, за тыном из роскошных роз
Позволь мне над тобой порхать: краса полян ты для меня!
Любовью опьянен, не сплю, но сердце спит, тобой полно:
Всем миром пусть пресыщен мир, но алчет лишь тебя оно!
С чем, милая, сравню тебя? – Все, все исчерпано давно.
Конь-Раш[124]из огненных зыбей, степная лань ты для меня!
Поговори со мной хоть миг, будь – милая Саят-Новы!
Ты блеском озаряешь мир, ты солнцу – щит средь синевы!
Ты – лилия долин, и ты – цветок багряный среди травы:
Гвоздика, роза, сусамбар[125]и майоран ты для меня!
<1916>
Армянская песня любви
(Степаннос, XVII в.)
Нежная! милая! злая! скажи,
Черные очи, яр![126]черные очи!
Что, хоть бы раз, не придешь ты ко мне
В сумраке ночи, яр! в сумраке ночи!
Много тоски я и слез перенес,
Полон любови, яр! полон любови!
Лоб у тебя белоснежен, дугой
Черные брови, яр! черные брови!
Взоры твои – словно море! а я —
Кормщик несчастный, яр! кормщик несчастный!
Вот я в тревоге путей не найду
К пристани ясной, яр! к пристани ясной!
Ночью и днем утомленных очей
Я не смыкаю, яр! я не смыкаю.
Выслушай, злая! тебя, как твой раб,
Я умоляю, яр! я умоляю!
Все говорят ты – целитель души...
Вылечи раны, яр! вылечи раны!
Больше не в силах я этот сносить
Пламень багряный, яр! пламень багряный!
Ночью и днем, от любви, все – к тебе,
В горести слез я, яр! в горести слез я!
Злая, подумай: не камень же я!
Что перенес я, яр! что перенес я!
Сна не найти мне, напрасно хочу
Сном позабыться, яр! сном позабыться!
Плача, брожу и назад прихожу —
Снова томиться, яр! снова томиться!
Ночью и днем от тоски по тебе
Горько вздыхаю, яр! горько вздыхаю!
Имя твое порываюсь назвать, —
И замолкаю, яр! я замолкаю!
Более скрытно я жить не могу,
Произнесу я, яр! произнесу я!.
Злая, подумай: не камень же я!
Гибну, тоскуя, яр! гибну, тоскуя!
Ах, Степаннос! думал ты, что умен, —
Все же другим занялся ты, как видно!
Бога оставил и девой пленен...
Будет на Страшном суде тебе стыдно!
<1916>
Японские танки и хай-кай [127]
Треугольник
Я,
еле
качая
веревки,
в синели
не различая
синих тонов
и милой головки
летаю в просторе,
крылатый как птица,
меж лиловых кустов!
но в заманчивом взоре,
знаю, блещет, алея, зарница!
и я счастлив ею без слов!
1918
Терем мечты
(Повторные рифмы.)
Как девушки скрывались в терем,
где в окнах пестрая слюда,
В Мечте, где вечный май не вянет,
мы затворились навсегда.
Свою судьбу мы прошлым мерим:
как в темном омуте вода,
Оно влечет, оно туманит,
и ложь дневная нам чужда!
Пусть за окном голодным зверем
рычит вседневная вражда:
Укор минутный нас не ранит, —
упреков минет череда!
Давно утрачен счет потерям,
но воля, как клинок, тверда,
И ум спокойно делом занят
в святой обители труда.
Мы пред людьми не лицемерим,
мы говорим: «Пускай сюда
Судьи взор беспристрастный взглянет,
но – прочь, случайная орда!
Мы правду слов удостоверим
пред ликом высшего суда,
И торжество для нас настанет,
когда придут его года!
Мы притязаний не умерим!
Исчезнут тени без следа,
Но свет встающий не обманет,
и нам заря ответит: «Да!»
Мы ждем ее, мы ждем и верим,
что в тот священный час, когда
Во мрак все призрачное канет, —
наш образ вспыхнет, как звезда!
20 марта 1918
Вечеровое свидание
(Бесконечное рондо)
Наступают мгновенья желанной прохлады,
Протянулась вечерняя тишь над водой,
Улыбнулись тихонько любовные взгляды
Белых звезд, в высоте замерцавших чредой,
Протянулась вечерняя тишь: над водой
Закрываются набожно чашечки лилий;
Белых звезд, в высоте замерцавших чредой,
Золотые лучи в полумгле зарябили.
Закрываются набожно» чашечки лилий...
Пусть закроются робко дневные мечты!
Золотые лучи в полумгле зарябили,
Изменяя волшебный покой темноты.
«Пусть закроются робко дневные мечты!»
Зароптал ветерок, пробегая по ивам,
Изменяя волшебный покой темноты...
Отдаюсь ожиданьям блаженно-пугливым.
Зароптал ветерок, пробегая по ивам,
Чу! шепнул еле слышно, как сдержанный зов...
Отдаюсь ожиданьям волшебно-пугливым
В изумрудном шатре из прозрачных листков.
Кто шепнул еле слышно, как сдержанный зов!
«Наступили мгновенья желанной прохлады!»
– В изумрудном шатре из прозрачных листков
Улыбнулись тихонько любовные взгляды!
<1918>
Вечерний пан [128]
(Строфы)
Итак, это – сон... [129]
(Строфы)
Городская весна...
(Строфы,)
Городская весна подошла, растопила
Серый снег, побежали упрямо ручьи;
Солнце, утром, кресты колоколен слепило;
Утром криком встречали тепло воробьи.
Утреню года
Служит природа:
С каждой крыши незримые брызжут кропила.
Шум колес неумолчно поет ектеньи.
Вот и солнце выходит, священник всемирный,
Ризы – пурпур и золото; крест из огня.
Храм все небо; торжественен купол сапфирный,
Вместо бледных лампад – светы яркие дня,
Хоры содружных
Тучек жемчужных,
Как на клиросах, в бездне лазури эфирной
Петь готовы псалом восходящего дня!
Лед расколот, лежит, грубо-темная груда;
Мечет грязью авто, режет лужи трамвай;
Гулы, топоты, выкрики, говоры люда.
Там гудок, там звонок, ржанье, щелканье, лай...
Но, в этом шуме
Бедных безумий,
Еле слышным журчаньем приветствуя чудо,
Песнь ручьев говорит, что приблизился Май!
1—2 марта 1918
Закатная алость
(Строфы)
Закатная алость пылала,
Рубиновый вихрь из огня
Вращал ярко-красные жала.
И пурпурных туч опахала
Казались над рдяностью зала,
Над пламенным абрисом Дня.
Враги обступили Титана,
В порфире разодранной, День
Сверкал, огнезарно-багряный...
Но облик пунцово-румяный
Мрачили, синея, туманы
И мглой фиолетовой – тень.
Там плавились жарко металлы, —
Над золотом чермная медь;
Как дождь, гиацинты и лалы
Спадали, лучась, на кораллы...
Но в глубь раскаленной Валгаллы
Все шло – лиловеть, догореть.
Взрастали багровые злаки,
Блистая под цвет кумача;
Пионы, и розы, и маки
Вжигали червонные знаки...
Но таяли в вишневом мраке,
Оранжевый отсвет влача.
Сдавались рудые палаты:
Тускнел позлащенный багрец;
Желтели шафраном гранаты;
Малиновый свет – в розоватый
Входил... и червленые латы
Сронил окровавленный жрец.
Погасли глаза исполина,
И Ночь, победившая вновь,
Раскрыла лазурь балдахина...
Где рдели разлитые вина,
Где жгли переливы рубина, —
Застыла, вся черная, кровь.
1917
Голос иных миров [130]
(Строфы)
Молитва
(Строфы)
Благодарю тебя, боже,
Молясь пред распятьем,
За счастье дыханья,
За прелесть лазури,
Не будь ко мне строже,
Чем я к своим братьям,
Избавь от страданья,
Будь светочем в буре,
Насущного хлеба
Лишен да не буду,
Ни блага свободы,
В железах, в темнице;
Дай видеть мне небо
И ясному чуду
Бессмертной природы
Вседневно дивиться.
Дай мужество – в мире
Быть светлым всечасно,
Свершать свое дело,
И петь помоги мне,
На пламенной лире,
Все, все, что прекрасно,
И душу и тело,
В размеренном гимне!
Сентябрь 1917
Примечания
Часть I
|
|
|
