Основные методологические принципы естественной науки

ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Добрые дела должны осуществляться человеком без всяких побудительных причин, безо всякого намерения извлечь какую-нибудь выгоду в этом мире или на том свете. А иначе это не добрые, а корыстные дела. Но поведения без побудительных причин не бывает, следовательно, и добрых дел не может быть, кК и злых, так как если поведение предопределено причинами, то в чем можно обвинять преступников, если они были вынуждены действовать преступно? Итак, или человек способен действовать без побудительных причин, или он не ответственен за свои поступки. Если человек свободен в своем выборе, то это значит, что он принимает решения без каких-либо оснований, не подчиняясь никаким законам, не может быть прогнозируемо, не подлежит научному описанию и пр. и пр. Следствие из этого предположения — принципиальный отказ от возможности существования такой науки, как психология. А если признать, что все решения человека причинно обусловлены, то отсюда следует, что человек не несет ответственности ни за какие свои поступки. И тогда, скажем, быть человеку героем, святым, преступником или обывателем — вопрос предрешенный, не зависящий от самого человека. Ни одна из этих крайностей не может быть принята отдельно, а обе вместе ведут к противоречию: человек, конечно же, свободен в своем выборе, но его поведение и выбор, конечно же, причинно обусловлены. Для того чтобы познавать мир и действовать в нем, человек должен обладать какими-то программами переработки информации и регуляции поведения. Отсюда дилемма: или познавательная деятельность и поведение человека однозначно определены поступающей из внешнего мира информацией и программами ее переработки (заданными генетически, воспитанием, средой), или каждый человек свободно вносит в процесс познания и в собственное поведение что-то свое, ни от чего не зависимое. Если человек строго детерминированно принимает как правильные, так и ошибочные решения, то, значит, он как личность равно не причастен ни к собственным ошибкам, ни к своим гениальным открытиям. Если он все же волен принимать решения по своему усмотрению, то что это значит? Ведь если решение ни от чего не зависит, то и нет никаких оснований его принять. П. В. Симонов: Существуют, заявляет он, детерминированные неосознаваемые процессы. Человек способен осознать только результат этих процессов. Но для самого сознания этот результат, естественно, кажется неожиданным, ничем не детерминированным. Фундаментальный закон природы - запрет на возможность осознания решающих моментов творческой деятельности. В эти моменты и возникает иллюзия свободы творческого воображения. И. Кант конструирует противоречивую модель детерминации: на поведение человека одновременно влияют и законы природы, и нравственный закон. Правда, не ясно, как человек принимает решение при различном сочетании этих двух факторов, т. е. когда и в какой степени ему надо подчиняться природной необходимости, а в какой — руководствоваться нравственным законом. Канта это смущает, но он не предлагает решения. Он принимает этот логический тупик как необходимую данность. У разума, говорит он, есть естественные границы — он не может узнать того, чего узнать нельзя, о чем не может получить никакой информации. Двухфакторная детерминация более всего понравилась психологам и весьма часто встречается в психологических построениях. Они нередко различают два вида детерминации: внешнюю, когда причины, детерминирующие поведение человека, связаны с объективными условиями; и внутреннюю, обусловленную причинами, находящимися внутри личного «Я». Задумаемся: как человек может принимать решение при совместном действии обоих факторов? Одни причины требуют действия А, другие — действия Б. Как должен повести себя человек? Должен существовать какой-то алгоритм принятия решения: например, сравни силу действия причин и подчиняйся «более сильной», а в случае невозможности выбрать более сильную причину, используй случайный выбор. Но если такой или подобный ему алгоритм принятия решения существует, то, значит, никакой свободы нет. А если предположить обратное и считать, что алгоритма принятия решения не существует, то каким образом вообще может быть принято решение? Ни двухфакторные концепции, ни даже утверждение о много - многозначной детерминации (такая тоже упоминается в психологической литературе) проблему свободы выбора не решают, если не указано, как же, собственно, осуществляется выбор, А если указывается, то это означает, что свободы выбора нет. Если субъективное на чем-нибудь основывается, то свободы выбора нет, а если ни на чем не основывается, то нет и причин для его возникновения. А. Г. Асмолов связывает свободу выбора с активностью личности. Ведь если личность не обладает свободой, то как она может проявить свою активность? Он утверждает: в ситуации неопределенности происходит ориентировка личности в сложной системе ее мотивов и личностных смыслов. Иначе говоря, основания для выбора есть, но они настолько сложны, что предпочтительную альтернативу выбрать трудно. Я тоже думаю, что активность личности проявляется, прежде всего, в ситуации неопределенности. Это значит — при принятии решения в ситуации выбора одной из субъективно равновероятных альтернатив. Все испробованные в течение несколько тысячелетий версии решения этической проблемы перечислить невозможно. Но ни одна из этих версий так и не смогла непротиворечиво объяснить, каким образом человек, поведение которого причинно обусловлено, может совершать свободные, т. е. ничем не детерминированные, поступки. Решение: Представим, что человек как носитель сознания задумался над проблемой свободы своего выбора. Допустим, что механизм сознания принимает гипотезу о наличии свободы. Сознание же, по нашему предположению, старается проверить и подтвердить любую свою гипотезу. Сказанное позволяет переиначить проблему свободы выбора: существует ли какое-нибудь действие, осуществив которое человек может подтвердить гипотезу о свободе своего сознания в принятии решений? Ведь если такое действие существует, то, по самой формулировке вопроса и вопреки мнению И. Канта, гипотезу о свободе можно подтвердить. Допустим, что механизм сознания как физиологический автомат обладает почти всей информацией о внутренней среде организма. Механизм сознания для подтверждения гипотезы о собственной свободе должен принять решение сделать что-то такое, чего, вообще говоря, нет никаких оснований делать. Любой организм обладает некоторым набором возможных действий. Механизм сознания способен выделить из этого набора такие действия, которые хоть чем-нибудь реально обусловлены (программами жизнеобеспечения, наличной ситуацией, прошлым опытом, системой ценностей, да хоть погодой — сейчас не важно, чем именно) - адекватные действия. Они в принципе не могут подтвердить гипотезу о свободе принятия решений. Очевидно, что в полном репертуаре всех возможных действий всегда найдутся и другие известные механизму сознания действия, которые в данный момент осуществимы, но основания для их осуществления отсутствуют. Такие действия назовем неадекватными, так как они не соответствуют внутренним потребностям организма и не вызываются поступающей информацией. Осуществление любого неадекватного действия и есть, по сути, осуществление действия, которое нет никаких оснований делать. Механизм сознания с целью проверки гипотезы о собственной свободе способен (например, случайным образом) выбрать любое из осуществимых неадекватных действий и дать команду на исполнение. Тогда выбор этого действия детерминирован только одним — отсутствием причин для осуществления этого действия. Главная тонкость в рассуждении: обычно считается, что свободное действие — это действие, ничем не обусловленное, ничем не детерминированное. И это приводит к противоречиям. Дабы избавиться от противоречий, достаточно признать свободным то действие, которое все-таки детерминировано, но детерминировано лишь тем, что оно не детерминировано ничем. «Поди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что». Собственно, также должен вести себя гипотетический механизм сознания, если он хочет совершить ничем не детерминированное действие — для этого надо только уметь пользоваться всем возможным набором действий и знать, какие из этих действий в данный момент ничем не детерминированы. А возможность «делать то, не знаю что» даже подтверждается эмпирически. Во всяком случае, если у морских котиков подкреплять любое действие, не соответствующее их типичному видовому поведению (т.е. любое действие, ничем биологически не детерминированное), то они начинают удивительным образом разнообразить свои действия, совершая все более и более неожиданные для морских котиков поступки. Механизм сознания, как говорилось выше, занят очень важной вещью — он пытается все объяснить, даже случайным процессам он приписывает какие-то причины. Этот механизм обязан рассматривать поступки как закономерные и формировать представление о причинах, побуждающих совершить эти поступки, даже в тех случаях, когда они произошли совершенно случайно. Допустим теперь, что механизм сознания пытается объяснить (найти причину) своих собственных неадекватных действий, выбранных случайным образом исключительно для подтверждения гипотезы о свободе выбора. Однако нельзя найти реальную причину действий, которые детерминированы тем, что они ничем не детерминированы. Следовательно, может быть придумана только заведомо неверная причина таких поступков. Однако — неожиданное логическое следствие — как только такая причина будет придумана, поступок перестает трактоваться как ничем не детерминированный, а начнет интерпретироваться как поступок, предопределенный этой гипотетической причиной. Механизм сознания попадает в логический круг: стоит ему подтвердить гипотезу о свободе выбора, совершив неадекватное действие, как он тут же это свое подтверждение опровергает, поскольку приписывает данному неадекватному действию причину, а значит, действие перестает рассматриваться как ничем не детерминированное. Это требует новой проверки гипотезы о свободе, совершения новых неадекватных действий и т.д.Итак, механизм сознания делает случайный выбор неадекватного действия из многих возможных, а потом должен интерпретировать этот свой выбор как закономерный, т.е. объяснить его какой-нибудь причиной. Но принимает-то решение именно об этом действии сам механизм сознания, он сам и есть причина выбора. Поэтому проще всего приписать причину данного случайного выбора чему-либо в самом выбирающем, причем причину заведомо неверную (ибо выбор случаен). Однако если такая причина будет выбрана, то далее механизм сознания начнет ее подтверждать, т.е. принимать дальнейшие решения, исходя из того, что данная придуманная причина реальна. Но если механизм сознания будет принимать дальнейшие решения в соответствии с этой гипотезой, то ее опровергнуть в принципе невозможно. С этого момента она действительно становится реальностью, потому что на ее основе последовательно принимаются решения.

Основные методологические ПРИНЦИПЫ ЕСТЕСТВЕННОЙ НАУКИ

Принцип рациональности. Требование, чтобы все явления (в частности, все психические явления) были обоснованы логически, побуждает ученого принять следующие предположения: 1) все явления в мире в принципе подлежат непротиворечивому описанию; 2) логическая конструкция, которая способна эти явления непротиворечиво описать, может быть создана человеческим разумом. Обсуждаемый принцип не утверждает, что в мире все на самом деле рационально и что человек действительно в состоянии все понять (утверждения такого типа не могут претендовать на истинность хотя бы потому, что они не могут быть проверены). Просто ученый должен действовать так, как будто мир рационально организован, а люди способны догадаться о принципах построения мира. Тем не менее сделанные предположения, как показывает история науки, способствуют прогрессу знания. Соответственно, естественнонаучный подход не запрещает иррациональный взгляд на мир (и в частности, на психику), даже не объявляет его неверным.

Принцип редукции. Научная теория всегда сводит объясняемое к каким-то основаниям, признанным заранее верным. Такова природа логики. Раньше этот принцип формулировался принцип детерминизма: все явления в мире имеют причины и познающего сознания (принцип познаваемости: эти причины в принципе постижимы). Однако жесткий детерминизм нереалистичен и даже опасен. Во-первых, само понятие причины не слишком понятно. Например, человек включил настольную лампу. Что послужило причиной того, что загорелся свет? Как выбрать из бесконечного числа условий такое, которое можно было бы назвать подлинной причиной объясняемого явления? Ответ: выбор определяется «сугубо прагматическими соображениями», т.е. пользой данного выбора для практической деятельности или теоретического исследования. Во-вторых, природа не жестко детерминирована. Тем не менее признание этого не запрещает логического описания природы: просто тогда сам процесс случайного выбора становится основанием для объяснения тех или иных явлений. Какое основание ни было бы выбрано (или какая бы причина ни была бы выявлена), всегда возможен вопрос об обосновании выбранных оснований, или о причине найденной причины. Поэтому в поиске оснований (или причин) научная теория обязана где-нибудь остановиться. Выбор такой остановки может быть разным, но он обязательно должен быть сделан. Психологи для обоснования изучаемых явлений избирали в качестве не требующих доказательства оснований либо заимствования из других наук (из физики, биологии, физиологии, социологии и пр.), либо собственно психологические основания (разные в разных школах: само сознание, бессознательное и т.д.).

Принцип идеализации. Невозможно построить строгую логическую систему, которая включала бы все факторы, влияющие на изучаемый процесс. Поэтому выбираются только те, которые позволяют увидеть сущность процесса «в чистом виде». Логические рассуждения строятся отнюдь не для реальных объектов, а для объектов несуществующих, или идеализированных. Отсюда в науке появляются такие невозможности, как не имеющая длины и ширины материальная точка, как совсем не деформируемое при сжатии абсолютно упругое тело и пр. Необходимость введения заведомо не существующих идеализированных объектов предопределена задачей логического описания сложных процессов. Идеализированные объекты как раз и позволяют описывать процессы в настолько упрощенном виде, чтобы можно было использовать логические и математические конструкции. Этим объектам приписывается поразительное свойство — не обладать чем-то таким, без чего объект в реальности существовать не может. Именно идеализированные объекты играют роль фундаментальной идеи, на которую опирается все здание теории, задают, как говорят, «онтологию теории», позволяют увидеть процесс в не замутненном несущественными обстоятельствами виде. Наука намеренно выпячивает, подчеркивает одни черты реальности, пренебрегая другими. Выбор идеализированного объекта — всегда рискованный акт для ученого, потому что он заведомо неверен, но может принести удивительные плоды, если этот выбор будет удачным. Идеализированные объекты не имеют ничего общего с идеалами в гуманитарных науках, в них никак не отражаются желания исследователя.

Принцип простоты. К. Птолемей: Явления надо объяснять более простыми гипотезами, если они ни в чем существенном не противоречат наблюдениям. И.Ньютон: Природа проста и не роскошествует излишними причинами явлений. При прочих равных условиях всегда следует предпочитать наиболее простые объяснения. Пример: процесс познания возможен лишь тогда, когда удается упростить предмет рассмотрения (Е. А. Мамчур); все дело в том, что более простые объяснительные модели лучше проверяемы (К. Поппер); при прочих равных условиях более простые теории оказываются и более общими (В. Н. Костюк), и т.д. Принцип простоты - аналог принципа смыслового совершенства в гуманитарных науках. Принцип простоты как раз и отражает взгляд на логическое совершенство природы. Сколь бы блестящими ни были наши умозрительные построения, они не могут соревноваться с соразмерностью и логической стройностью, присущей природе. Поэтому мы можем быть уверены, что природа не создает монстров только ради того, чтобы эти монстры существовали. Любую теорию можно совместить с любым, даже опровергающим эту теорию, опытом, если результат опыта ввести в саму теорию в качестве дополнительного допущения. Например, теория: булки растут на деревьях. И пусть автору теории продемонстрируют, как выпекают булки в хлебопекарнях. Теория не опровергнута: просто теперь автор скорректирует свою теорию и будет доказывать, что, во-первых, булки растут на деревьях и, во-вторых, выпекаются в пекарнях. Чтобы ограничить возможности подобной подгонки данных, следует наложить ограничения на введение в теорию допущений, превышающих необходимые, которые специально предназначены лишь для объяснения опровергающих данных. Принцип простоты выступает как методологический регулятив даже в способе рассуждения исследователя => разные явления могут быть признаны теоретически разными, только если они или подчиняются разным законам, или по-разному входят в один и тот же закон (например, с разными коэффициентами). Принцип простоты применим и к организации экспериментальных исследований. Тогда он может быть сформулирован как принцип методической простоты.

Принцип независимой проверяемости. Вероятность точно угадать правила игры, по которым играет природа, ничтожна мала. Да и опытные данные зависят от огромного количества неучтенных факторов. Неудивительно, что несовпадение предсказаний теории (т.е. конкретной догадки о правилах игры) и реального опыта не приводит сразу к опровержению теории. Вначале начинается сложный процесс защиты теории. В противном случае самые известные естественнонаучные теории должны были бы погибнуть задолго до получения мировой известности. Н. Коперник — основатель гелиоцентрической системы — считал, что планеты вращаются вокруг Солнца по круговым орбитам, что противоречило наблюдаемым данным. Позднее И. Кеплер догадался, что на самом деле орбиты эллипсообразны. Идея Кеплера явно противоречила замыслу Коперника. Но она удачно описывала астрономические наблюдения, и именно с нее началось триумфальное шествие гелиоцентрической системы. Кеплер подправил теорию Коперника и тем самым спас ее от опровержения. Любые новые теории, любые исправления старой теории, как и любая подгонка данных должны независимо проверяться. Любая гипотеза, всякое новое допущение должны подтверждаться иными данными, отличными от тех, на основании которых они были предложены. Предлагаемая гипотеза тем самым всегда должна обладать новым эмпирическим содержанием. Поэтому и нельзя подтвердить гипотезу об ограниченности объема кратковременной памяти, демонстрируя в эксперименте, что человек с первого предъявления запоминает ограниченный объем информации, ибо сама гипотеза была выдвинута как раз на основе подобных экспериментов. Исследователь должен дать логичное объяснение, почему эта закономерность не проявляется/проявляется в различных ситуациях, и проверить это объяснения в специальном эксперименте. Или хотя бы сослаться на другие экспериментальные результаты, полученные ранее другими авторами с помощью принципиально иных методических приемов, подтверждающих тем не менее данное объяснение.