(Оловоразведка) 2 страница

Первые камни. Вскоре и морена. Двигаемся вдоль нее. Небольшие промоины берем с ходу. Все больше чернеет морена, все грязнее снег. У большой морены оставляем лыжи и, стараясь идти по замерзшему фирну, быстро дви­жемся вперед. Ущелье впереди сужается и резко повора­чивает вправо, на юг. С левого склона, с крутых и красивых % снежных вершин сползает ряд мощных ледопадов.

Вновь перешли на морены, вначале почти ровные, за­тем все более и более бугристые. Слева показалось ущелье. Оно развертывается все шире и шире. И вот перед нами большой ледник, рыжей мореной вклинивающийся в наш. Это несомненно тот, который отходит от Тамынгенокого перевала. Другой не может быть (а мы уже думали, что не сольется с нашим).

Лезем левой стороной. Пересекли впадающий ледник. Отсюда открылся вид на язык и выход из ущелья. Виден клин солнечной широкой долины. Противоположный склон какой-то яркой игрушечно-зеленой окраски и над ним эффектная снежная вершина. Снежные языки спуска­ются низко и лежат прямо на зелени лугов. Слева у выхода из ущелья виднеется полоска тропы.

Еще долго «ныряли». Нашли несколько образцов. Пе­ресекаем ледник и спускаемся с языка по крутым лавин­ным сбросам (весенним). Зашумела речка.

Дно долины завалено отбросами ледника: камнями, щеб­нем. Кое-где проглядывает травка, какие-то большие ли­стья, похожие на лопух, и заросли сухого кустарника. Здесь же обнаружили остатки костра и едва заметную тропку.

Речка вплотную прижимается к правому склону. Про­лезли по камням у самого берега. И вот мы в долине Зеравшана!

Ярко ударило солнце. Оно заливает вдали всю широкую долину. Слева расплылся буграми широкий язык Зеравшанского ледника. Совершенно неожиданно справа увиде­ли Киргиз-рабат и отходящий от речки арык.

Прошли почти всю долину, ибо река Зеравшан течет под левым берегом.

На обратном пути попали к киргизам. Спугнули це­лый выводок ребятишек — бросились врассыпную к дому из булыжника. Прошла молодая женщина, ускорив шаги, едва заслышала наши голоса. Из дома выскочила собака. Мы решили повернуть назад.

Теперь уже идем правым (ор. ) берегом. Путь значи­тельно легче — между осыпью и мореной. Иногда попада­ем на старую заброшенную тропу. Бугров меньше.

Солнце поднялось высоко и печет сильно. У прозрач­ного моренного ручейка закусили сахаром и сухими фрук­тами. Довольно быстро добрались до выдающегося ледни­ка. По пути делаю краткую глазомерную съемку.

До оставленных лыж поднимались довольно долго. Снег начал размякать. На лыжах пошло легче; «отдачи» вначале не было совсем.

Время уже около двух часов. И с каждым километром все тяжелее. С одного взъема па другой, а их бесконечное количество. Добрались до скал, где оставлены вещи. Под­крепились еще немного, отдохнули и, нагрузившись остав­ленными вещами, двинулись дальше.

От вершины потянулись тени. Тень от Ужбишки скоро накрыла и нас. Лыжи начали сдавать. Пошли елочкой. А подъем длинный.

Подходим к пещере. У пещеры согнутая фигурка Птенчика, с головой всунутой в швейцарскую палатку.

—Здравствуйте, друзья!

В пещере тепло и уютно. Нас ожидает горячий суп и вода. Товарищи рады, что мы обследовали такой длинный участок. Они обследовали два выхода, но каситеорита оказалось довольно мало. Завтра намечаем слазать на шток, обследовать последние выходы.

Укладываемся с Мишей в мой мешок. Все очень уста­ли: не спали целую ночь и прошли по горам более 50 ки­лометров. Спал неплохо.

19 июня. Солнце уже взошло, но холодно, ветрено и облачно. Иногда пересыпает снежок.

Сговорились с Мишу-ком сходить на вершинку. Подъем довольно опасен и без веревки не обойтись. Ленц с Птен­цом дежурят на гребне, стравливая ж подтягивая 140-мет­ровую веревку, по которой идут разведчики.

Крутой гребешок с карнизами подходит к скалистой башне вершины. Скалы очень сыпучие. Оставляю ледоруб внизу и начинаю подниматься. Лезу аккуратно, по воз­можности расчищая путь от шатающихся камней. Вылез на вершину. Верхушки пиков застилает сплошная пелена облаков. Делаю план Тамынгенского ледника.

Мишук поднялся до скал и упорно хочет лезть по ним. Я, как моту, отговариваю. Прошу, чтобы он взял мой ледо­руб и с ним траверсировал по снежному легкому пути, ибо вниз по скалам спускаться очень опасно, а чтобы идти в об­ход, нужен ледоруб. Но снизу Миша упрямо кричит:

— Лезу с ледорубом по скалам!

Я отвечаю:

— Глупо. Лезь в обход!

Послушался.

Всматриваюсь кругом. Ребят не видно. Но с гребня увидел их на штоке. Возвращаются.

Стена круто падает вниз. Видна лишь верхняя часть и отдельные выступы. Дальше обрыв до самого ледника — почти километровая глубина. Долго мучаются ребята на отвесных скалах кулуара, забивая и выбивая крючья. На­конец начали вытягивать веревку по крику снизу. Показались головы. Потянули во всю, едва успевают переби­рать ногами.

— Ну, как? Есть образцы?

— Совсем ничего нет!

Досадно. Быстро сбегаем. Подкрепились консервами и «мороженым», собрались и спускаемся вниз...

22 июня. С утра начало хмуриться.

Я, Ленд и Миша идем в Тамынген. Падает легкий сне­жок. Быстро сбежали вниз. Ух! Сколько цветов расцвело! Как поднялась трава за время нашего пребывания в сне­гах... В Тамынгене искренне удивляются, почему мы так редко спускаемся вниз.

Не знают, что нас покорила другая красота, — мощная красота вершин, ледников и скал. Нас пленила то сверка­ющая, радостная и зовущая, то мрачная, клубящаяся вихрями, то гневная и грозная, вызывающая на едино­борство, то таинственная, неуловимой завесой скрываю­щая себя и лишь на мгновение открывающаяся чудесны­ми фантастическими видениями особого мира суровая и прекрасная, вечно зовущая стихия горных вершин.

Первые вести с радиостанции: Андрей выписался из больницы и очень доволен. Сейчас он на усиленном пайке, томится от жары и скуки и рвется к нам, в горы.

В Тамынген вчера приехали геологи. Мой альбом им очень пригодился для демонстрации рудных месторожде­ний. Особенно понравилась составленная мною карта. Геологи подняться к нам не решились, ибо к ним не при­шло еще снаряжение — ботинки и прочее. (Они были твердо убеждены, что у нас в брезентовых сапогах они поморозят ноги).

На обратном пути мы нарвали по большому букету чу­десных цветов. Ленц поймал богатый кинокадр: киргизы собирают каркас юрты — и отстал.

К лагерю подходили уже в снежную пургу. Снег бес­просветный до вечера.

24 июня. Погода ясная. Недостает лишь тепла. При­ходится создавать его искусственно и строить второй заветерок. При первой попытке раздеться едва не отморо­зили ноги. Но потом или уже мы привыкли, или натяну­тые носки помогли, во всяком случае в промежутках меж порывами ветра казалось даже тепло.

После обеда делаем вылазку. Вначале тяжело. Едва подтягиваемся, ибо дежурит Ленц и, как всегда, изобилие вкусной еды.

Вскоре я опередил ребят и полез вверх. Незаметно до­брался до Петушка. Подумал: почему бы не траверсиро­вать его вершину?

При взгляде вниз благоразумие подсказывало, что обратный путь становится все более далеким. Но при взгляде вверх и при мысли о том, сколько трудных мест уже позади и в случае отступления их уже не миновать — отбросил все сомнения. Я лез все выше и выше, брал все новые препятствия.

И вот я на вершине... Ветер рвет. Спешно делаю зари­совки в блокнот и складываю тур. Идет снег. Спуск по знакомой стенке. В одном месте застрял — ни взад, ни вперед — и крутился до дрожи в коленках. Наконец спра­вился.

Крупной осыпью, с камня па камень, острыми скалка­ми (что просвечивают насквозь) добрался до вершины с туром, на которую поднимались в начале этого сезо­на. Рисую Мын-тэке. Замерз зверски. От холода ледник совсем плохо «улегся» на бумаге — без пространства, без глубины.

Одеревеневшие ноги едва держатся на камне. Тут бы пробежаться, погреться, а нельзя. Постепенно пошел бы­стрее, согрелся, а затем и вовсе легко запрыгал с камня на камень.

К вечеру налезли облака. Клубятся снизу. Чуть сне­жит.

Пришел геолог Миляев. Установили еще одну приве­зенную сегодня палатку. Завтра выход.

25 июня. Подъем в 2. 30. Выход в 3. 15.

Двое идут на Мын-тэке. Трое — к Черной горе, на пе­ревал и прилегающую к нему вершину для ознакомления с юго-восточным бассейном. Четверо (в том числе и я) выходят на Стену.

Уже на леднике выяснил, что идем не кругом, а в лоб. Предложил идти кругом. Все согласились. Под большим камнем оставили кошки и двинулись дальше налегке.

Лезем на крутую стенку перевала. Снег стал доста­точно жестким, держит хорошо. Влезли довольно быстро. С перевала увидели на другой стороне ледника три маленькие точки: это ребята двигаются к перевалу. Как ничтожно малы эти люди среди горных громад!..

Солнце осветило край снежного цирка. Далеко за пе­ревал уйти нам не удалось. Пришлось остановиться: гео­лог Миляев, жаловавшийся, что ему нечем дышать, почувствовал себя плохо. Стало ясно, что состояние его не блестяще и работать на Стене, если даже и дойдет, он не сможет. Подкрепляемся (Миляев ничего не ест) и начинаем спуск вниз. Если обернуться назад, то можно увидеть, как полоска наших следов идет, идет и обрывает­ся на середине громадного снежного поля...

У ребят замерзли ноги. Отогревают, сидя на камнях близ перевала. Я пользуюсь случаем, быстро делаю глазо­мерную съемку неясного еще ледника. Спустились доволь­но быстро с подкатцем внизу. Миляев немного отстает. Вниз по леднику брести легче. Удачно прошли все трещи­ны, лишь Виталий чуть завалился. Я опередил ребят и пришел к лагерю намного раньше других. Десять часов утра — рекорд самого раннего возвращения...

Развел костер. Тихо припекает неяркое солнышко. Подошли еще двое, а к приходу Миляева и чай был готов. Напоил его чаем и уложил, чтобы отлежался, прежде чем идти в Тамынген.

Около трех часов послышались крики. Кричал Ленц. Вскоре я увидел на снежнике две движущиеся точки. В 3 час. 30 мин. ребята спустились в лагерь. Их восхож­дение на Мын-тэке не состоялось. Как ни бились на ска­лах — то стенка, то снег по пояс. Пришлось вернуться. А до вершины совсем близко было. Взошли на соседнюю вершину — Пик САВО*.

Ленц говорит, что они с ребра Мын-тэке видели ледник Шуровското, текущий от раздельного гребня пика Архар.

Небо безнадежно заволокло облаками. Посыпалась крупа и с ветром зашумела о палатку. В палатках затих­ло: спят или жуют что-нибудь.

27 июня. Хорошее утро. Ослепительно сияют верши­ны ледникового цирка.

После плотного завтрака, приготовленного Мишуком, без долгих сборов идем в Тамынген для доклада началь­ству.

Сбежали быстро. Решили устроить себе отдых на тра­ве в арчевой роще. Кругом цветет прекрасный сад. Темные кущи арчи пятнами резко выделяются на белом фоне вер­шин. Внизу под нами ковер яркой зелени, испещренный синевой цветов. Солнце пронизывает все горячими лучами. От земли поднимаются испарения и благоухания трав и цветов. Воздух как бы напоен их ароматом.

Наши тела с радостью освобождаются от курток и штурмовок навстречу живительным лучам. Ребята рез­вятся как дети. Я пытаюсь схватить все окружающее акварелью. Трудно передать всю материальность, всю мощь окружающего. Успел сделать два этюда.

Спустились вниз. Договорились с начальством, что на­ряду с окончательным разрешением проблемы Оловянной стены поведем работу по обследованию ледника Рама и перевала в Ак-су, а также Гранитного нотка. Задачи очень интересные и приятно, что не нужно вcе время сидеть на одной Оловянной стене.

В лагерь возвратилась уже в сумерки по закрытому тенью леднику.

28 июня. С утра довольно хорошая погода, но уже к обеду Стена закрылась туманом.

Часа в два поднялись топографы. Их давно уже ждут двое рабочих. Топографы передохнули и хотели были дви­нуться на съемку. Но уже всю Стену заволокло низко на­двинувшимися облаками и крупные дождевые капли забарабанили о палатку. Дождь разошелся и, видимо, надолго. Топографы отсиживаются в нашей палатке.

Пришел прораб Троянов и совсем уже к вечеру — Саты-Валды с ишаком, груженным спальными мешками b продуктами.

Дождик (первый за время нашего пребывания), нако­нец, стих. Топографы ушли, оставив планшет, мензулу и поручив нам поставить для них вешки на жиле.

Читаю письмо из Москвы.

1 июля. Чудесное утро.

Рано. Еще все спят. Я вышел на лыжах. На склоне снег передуло и идти хорошо лишь с левой стороны. Иско­лесил весь склон. Под конец подошли ребята и устроили слалом меж палок. Валя и Мишук безнадежно застревали среди леса препятствий.

На завтрак Корзун угощает сладкой кашицей в неболь­шом количестве. Продукты, увы, на исходе, а каравана все нет и нет.

Нет и Ленца, ушедшего в Исфару.

Погода весь день чудесная. Ходим в одних трусах (кожа уже привыкла и не обгорает). Просушиваем снаря­жение. Готовимся к походу. Завтра в три часа ночи выход на Стану. Двое (Валя и Мишук) идут к перевалу Ак-су. Сборы, как обычно, с вечера.

2 июля. Встали в три часа. Ночь звездная и не очень темная: видимо, от ярких звезд есть какие-то отсветы...

К перевалу подошли еще в совершенной темноте. Снег на склоне оказался достаточно жестким, идти было легко.

С перевала двое безлыжных (Троянов и Саты-Валды) пошли без задержки по указанному нами пути и сразу же скрылись в темноте. Зашипели лыжи о заледеневший пере­мещенный наст. Снег жуткий; лыжи бросает в разные стороны. Почти уже внизу обогнал пешую пару.

Медленно двигаемся на второй перевал. Вскоре при­шлось снять лыжи и покричать Мишуку (его что-то долго не видно, видимо, опять свалился). Наконец он отклик­нулся.

На снегу следы.

— Волчьи! — убежденно говорит Птенец.

— Не может быть! — искренно удивляюсь я. Подхожу с фонариком, освещаю и вижу след... скатившегося комка снега.

На втором перевале передохнули, но Мишука так и не дождались, замерзли. Спуск оказался вполне удовлетво­рительным: проваливаемся умеренно. От перевала Птенец присоединился к пешим. Я же быстро прокатил мимо них и помчался дальше. На последнем крутячке, с ходу попав на невидимый бугор, я основательно приложился о жест­кий наст. Еду впереди. За мной трое ребят и вдали — еще двое, заметно отстающих.

Уже светло! Солнце озолотило вершину Ужбишки. По­следний нудный подъем позади. Вот и пещера! Но... вместо пещеры — гладкое место и никаких следов. Тыкаю лыжной палкой, припоминая, где примерно должна быть пещера. Никаких намеков. Лыжная палка проходит везде одина­ково туго.

Подошли ребята, и тоже начали щупать снег. Потом принялись копать. Вырыли чуть ли не новую пещеру, а на старую никак наткнуться не можем. Подул свежий ветер. Ноги слегка подмерзают. Подошел Трояков и, перекусив, сразу же свалился.

Мы все возимся с пещерой. Птенец уверяет, что копать нужно значительно левее.

Дыру сделали большую и, наконец, стало ясно, что мы наткнулись как раз на вход. Я влез внутрь: от былого простора пещеры едва осталась полотна — настолько осел потолок. Извлек веревку. Быстро забрали из пещеры все необходимое и двинулись к гребню.

Около 200 метров веревки, укрепленной на воткнутых лыжах и двух ледорубах, постепенно начали стравливать за гребень.

Виталий прокладывает следы на снежном склоне. Троянов, опасливо прилегая к склону, ползет за ним. Остальные трое сдают веревку. Дошли до верхнего выступа. Раздает­ся крик «Сколько веревки? ». Навязываем еще одну, 30-метровую.

Фигуры скрываются с правой стороны выступа, и вот уже они внизу, на площадке второго выступа. У них теперь самостоятельная работа — обойти второй вы­ступ снизу. Кричим: «На полчаса уходим». Остается Саты-Валды.

Я занялся съемкой и зарисовкой панорамы на пик Гра­нитный.

Обратно их вытягиваем вчетвером. Тащим чуть не волоком. Троянов совсем лет на живот, едва переводит дух. Виталий кричит: «Медленнее! » Начинаем медленно, но затем ребята опять разгоняют. Наконец показалась голова Виталия, затем вытянули и Троянова. Результаты обсле­дования не блестящи.

Троянова и Саты-Валды сразу отправили вниз. Сами задержались с укладкой вещей и лыжами. Доели «моро­женое», сделанное за неимением посуды прямо в снегу.

Птичка несколько раз воткнулся, прежде чем съехать до пологого места. Я боком съехал почти со всего склона. Далеко уже успели уйти пешие, догнал их только около озерка. Троянов крепко устал.

Снег размяк под жгучими лучами. Лыжи абсолютно не идут. Рубаха взмокла. Первым подхожу под перевал. Ищу следы Мишука и Вали. Солнце печет сверху и снизу. Глаза застилает. Подошедшие ребята указывают на над­пись: «Ушли домой». Надпись была на снегу» я как-то ее не заметил.

Долго лезем на перевал. Виктор унылым басом ругает погоду и перевал. С его крупного носа капает пот. Саты-Валды, неожиданно пропавший, так же неожиданно по­явился и уже подходит под перевал. Блаженное дуновение ветерка ободряет. Редкие облачка проектируют тени на яркой снежной поверхности цирков.

Птичка перевалил, но надевая лыж. Мы поехали втро­ем, к восхищению Саты-Валды (он неравнодушен к лы­жам). И съехали чудесно: размякший снег не давал боль­шой скорости и спуск прошел мягко и ровно. Позади нас оставались зигзаги «христианий».

Опять длинный подъем к последнему перевалу. Лыжи по старым следам идут довольно хорошо. Пешие безнадеж­но отстали. Сзади Птичка месит по следам, без лыж. Виталий ругнул его за испорченный след. Он не возразил (видимо, не дошло) и меланхолично продолжал шагать.

Под перевалом нагнали Мишука и Валю.

Спустились успешно (только Птенец во время одного разворота чуть не сшиб себя собственными лыжами).

Еще с перевала просмотрели правый берег ледника и решили спускаться по нему. Перелезли через первую гря­ду. Дальше покатили хорошо. И лишь у последнего кру­того склона опять зашаркали лыжами. Мишук, как обычно, отстал. Но мы уже не беспокоимся: трещин нет.

Глубоко внизу — ледник. Склон в большей части не виден и сразу бросаться жутковато. Однако после двух «христианий» стало видно, что он широкой лентой убегает круто вниз. Снег хорош, и я смело иду на спуск. Уже снизу наблюдаю за отставшими. Птенчик на расставленных цир­кулем ногах чертит зигзаги. Валя, присев довольно низко, изворачивается из, казалось бы, безнадежных положений. Все же два раза нырнула в снег. Однако позже с гордостью упорно отстаивала: «Я только один раз». Птенчик тоже разок завалился. Мишук же показался на склоне, когда мы уже за половину ледника перевалили. Я с замиранием ждал, как он съедет... Все обошлось благополучно: Ми­шук потоптался, потом снял лыжи и медленно побрел пешком.

Ледник обнажил лед и кое-где трещины. На лыжах прошли их гладко.

В лагере у нас гости: геологи и начальство. Сармин с любопытством наблюдал за нашим спуском. Троянов и Саты-Валды пришли значительно позже. Троянов даже осунулся как-то.

Производственное совещание. Доложили о результатах обследования. Договорились о дальнейшей работе, и на­чальство двинулось вниз. Ленца нет до сих пор.

3 июля. Хороший день. Отдыхаем.

Вчера нам прислали свежих овощей. С наслаждением поглощаем их (в сыром и вареном виде).

Вечером явился, наконец, Ленц и привоз целый ящик абрикосов и слив. Мы с жаром принялись отбирать «помя­тые» фрукты и «отобрали» больше половины: отобранное поглощалось тут же.

5 июля. Встали в три часа. Выход на Мын-тэке и Архар. Ветерок треплет палатки.

«Архаровцы» решили взять лыжи, чтобы использовать хороший обратный спуск. Темно. Частенько ковыряем ногами камни морены. Идется как-то тяжело: жарко и лыжи на спине мотаются.

На крутом снежном взъеме неожиданно попали на лед и начали скользить. Ребята, при помощи ледоруба, на четвереньках едва-едва влезли. Птенец, помогая Вале (не знаю, насколько реально), поехал вниз, упорно цепляясь клювом. Проехал мимо меня (чуть не сшиб) и так съехал почти до конца. Пришлось-таки надеть кошки. Место для этого неудобное. Круто, все катится. А тут еще сильные порывы ветра с ледяшками затрудняют дело. Зато на кошках сразу легко зашагали вверх.

Вверху группы разошлись: Я, Виктор и Птенчик по­шли прямо по ледничку, остальные взяли резко влево и начали подъем по снежнику Мын-тэке.

Чем выше, тем свирепее становятся порывы ветра. Пологими увалами приходим к подножью пика СABO. Открылась стена Архара. Пристально всматриваемся, и ничего утешительного: склон крут. Пятнами на нем про­глядывает лед. Слева сбросы. Для прохода намечается лишь одно наиболее безопасное место, но и там до гребня нужно пройти два бергшрунда. Кроме всего этого, мы убеждаемся, что на Архар нужно идти не нашим путем, а по леднику. Мы же забрали настолько вверх, что для подъема на Архар придется порядочно спускаться вниз Вскоре острую вершину Архара затянули быстро несу­щиеся клочья облаков; шквальный ветер рвал немило­сердно; стало ясно, что подниматься в таких условиях не имеет смысла. Решили переключиться на другую вершину и обследовать пик САВО.

Добраться до предвершинных скал оказалось не так-то просто: порывы ветра угрожали смести и часто ставили нас на четвереньки (хорошую услугу ветру оказывали при­вязанные к рюкзаку лыжи, игравшие роль паруса).

В скалах же продвижение еще более затруднилось бла­годаря колоссальному завихрению и глубокому снегу. Порыва ветра были настолько велики, что обрывали (и на наши головы) целые пласты снега и крутили их между скал вместе с вихрями снежной пыли и ледяшек. Пришлось сбросить рюкзаки та лыжи и, поминутно защищаясь от угрожающих порывов, двигаться к вершине.

Она оказалась не близко. Перешли на подветренную сторону гребня. Здесь тише. Когда вновь вылезли на гре­бень, ураганный вихрь яростно силился сорвать три наши фигурки, такие крохотные по сравнению с окружающей гневной стихией.

Маленький тур, сложенный Ленцем, разобрали. Между порывами ветра в банку добавилась еще одна, наша запи­сочка, и тур был воздвигнут вновь.

На восток — громадный провал, на дне которого поко­ится ледник, стекающий из нескольких цирков (ледник этот уже, конечно, не Шуровского, как уверял Ленц). Мын-тэке отсюда невероятно эффектен. Острым красным зубом торчит он, обрываясь на восток колоссальной стеной. Хороша отсюда и Ужбишка. Высота нашего пика все же метров на 30 выше 5000. Но задерживаться на нем не при­ходится: снежные вихри заставляют спешить вниз.

Захватив рюкзаки, прямо по скалам спускаемся к сед­ловине. Отсюда на лыжах по обледенелому насту зигза­гами пытаемся окатиться вниз. Скольжение происходит исключительно на рантах, разносит сильно. Ноги быстро устают. Птенчик начал отставать. Виктора вообще что-то не видно. Двигаюсь один.

Узкий кулуарчик кончается неожиданно провалом. Делаю частый серпантин около самого провала. Зигзаг вправо, выскакиваю на гребешок, падаю и начинаю спол­зать. Все попытки удержаться ни к чему не приводят.

Набираю бешеную скорость и на боку, упираясь лишь рукавицами, с шипением продолжаю скользить вниз. Ста­раюсь только не перевернуться и не полететь через голо­ву... Так и пролетел весь крутой длинный склон. Думал, все не мне прогорит, настолько от трения горела нога и рука. Однако кроме рукавиц и штурмовки (огромные дыры) ничего не пострадало.

Приятно после такого «катанья» съесть полураздавленные абрикосы, окончательно вымокший и испачкав­шийся в кармане сахар и двинуться широкими зигзагами дальше. Птенец и Корзуи на этом месте лыжи сняли.

Дальше еду по лавинным сбросам. На другом склоне Птенчик развивает бешеную скорость. С обледеневшего «пупка» пришлось-таки спускаться без лыж.

Чтобы не тащить питание обратно в лагерь, на первой морене расправились с рыбой и прочим. В лагерь пришли рано: без четверти одиннадцать.

Палатки наши в самом жалком состоянии: некоторые совсем полегли на землю, другие дали сильный крен. Лишь «черная» к гордости Птенца стоит непоколебимо.

С Мын-тэке ребята пришли к четырем часам, объявив со скрытой горечью, что на вершину не взошли... Конечно, много жалоб на виновника неудачи — шквальный вихрь, причем каждая партия рассказывала о страшных порывах и убеждала, что у них эти порывы ветра были сильнее, чем у другой группы. К вечеру ветер стих.

6 июля. Хороший день. Отдыхаем.

Явились рабочие починять дорогу. Вскоре пришел ка­раван с юртой. Все это приготовление к приезду началь­ника Воронова.

Внизу дорожку разделали исключительную, в пору лишь цветами усыпать... Наши многострадальные ишачки идут приплясывая и, верно, думают: «Вот если бы началь­ство приезжало сюда пораньше, мы бы не ломали себе ног в течение стольких дней и недель».

После ужина, глядя на яркие звезды, запели было песни, да Виталий унял.

8 июля. Опять сильный ветер. Восхождение не состоя­лось. Я с ребятами пошел под Оловянную стену.

Повстречались с геологами, обследовавшими низ Сте­ны. Они с азартом напали на рудные свалы. Вдруг грохнула лавина и, перескочив как раз через рудные выходы, прошла по еще свежим следам геологов. Как серны, побежали вверх геологи, хотя лавина и без того никак не могла достать их.

Мы набрали образцов. Ребята отправились в лагерь, а я решил двинуться на запад, в цирк. Долго шел по глу­бокому размякшему снегу. Дошел до остатков лавины, увлекшей некогда Андрея... Сразу же увидел его белый шлем, затем рукавицу. Выше обнаружил кусок лыжной палки и лишь очки разыскивал действительно долго, но все же нашел и их, и целыми. Вернулся в лагерь.

К вечеру на леднике показались фигуры. Первым подо­шел Майский, сухой и довольно крепкий блондин, секре­тарь Исфаринского райкома партии, видимо, простой и славный парень. Позже подошел Сармин. В послед­ней толстой фигуре, сделавшей огромный зигзаг, преж­де чем влезть, мы сразу же почувствовали начальника Воронова.

Угостили гостей чаем. От яблок, только что привезен­ных нам, они отказались и, глядя на опустошенный напо­ловину ящик, удивились: «Неужели вы уже сейчас столь­ко съели? ».

Производственное совещание. Поговорили о всех делах. Показали образцы. Майскому я дал свои прожженные бо­тинки, ибо для него ботинок не привезли и он хотел идти на Стену в сапогах. Ленц снабдил его варежками. Итак, договорились: завтра в два часа ночи гости двинутся на Стену.

Когда они ушли, мы занялись сборами. Шутка ли: двенадцать человек пойдут через перевалы на Стену и это исключая четырех, которые пойдут в лоб. То-то будет суматоха!

Ребята еще долго обсуждали, кто пойдет в связке с Вороновым и как мы будем его «транспортировать» со второго склона.

Вдруг шум шагов и голос: «Где начальник? Записка! »

При свете спички Виталий читает:

«Не пойдем»... Ну, так и знал!

В лагере хохот.

Ленц говорит:

— Завтра! Морген! Рано-рано!..

Опять смех. И еще долго в лагере царит веселое ожив­ление.

10 июля. Ясное утро.

После завтрака (дежурный Миша) явился Ашур и с достоинством подал нам «бумагу». В этой бумаге значи­лось, что геологи идут на Черную гору (ее было решено разрабатывать) и нас приглашают туда же.

Сборы заняли достаточно много времени, ибо некото­рые, в том числе Птенчик, умывались и чистили перышки нестерпимо долго. Вышли прямо на ледник, не заходя в кибитку, но известив о своем выходе страшным криком.

На правом склоне заметили свежие следы, очевидно геологов, и устремились по ним. Солнце ослепительным светом заливает снежники. Вершины купаются в его лу­чах. Становится жарко. Геологов нагнали на осыпи, за ледником Архара.

Здесь группа разделилась: ребята с геологами пошли дальше, я и Виталий по заданию Воронова покатили на лыжах к ледопаду. Нужно было наметить и обследовать возможный путь для транспортировки руды с Черной горы.

Взяв влево, залезли в трещины. Тогда перебрались вправо и неплохо скатились по уже знакомому длинному снежнику. Снег на этот раз неважный: жесткий, с пятна­ми свежевыпавшего. Поднялись по впадине между снеж­ником и ледопадом. Это единственное приличное место для спуска руды; правда, довольно длинное и крутое, но спокойное. Выше пошли совсем спокойные поля, по кото­рым мы и дошли до гребня Черной горы, обследовав, таким образом, весь путь будущей трассы.

Геологов нагнали в начале подъема на стенку. Боль­шинство из них чувствует себя неуверенно, особенно обо­гатитель. Высоко, конечно, они не полезли, заявив, что там смотреть нечего, жилы бедны.

Я полез вверх. У гребня ко мне присоединился Ленц, и по осыпной южной стороне мы вместе полезли к вер­шинке гребня.

Остальные опустились и отдыхали.

С вершины чудесный вид: на юго-запад — море уходя­щих вдаль вершин Туркестанского и Зеравшанского хреб­тов. Рядом — черная стена Архара, длинный белый гре­бень Верблюда и весь цирк Тамынгена. Перевал глубоко под нами. Наша вершинка лишь немного ниже пика САВО.

Вниз спускались по крутому снежнику. Съехали ниже, чем было нужно, и поэтому пришлось опять лезть вверх, за оставленными лыжами. Ленц, зацепившись, комично кувырнулся через голову.

Птенец пошел за кристаллами, а мы быстро скатились на лыжах. Геологов пришлось ждать долго. Потом сопро­вождали их, указывая путь, до низа ледопада, где и разо­шлись.

После обеда посыпала крупа.

В кибитке начальства произошел интересный разговор. Ленц, зайдя туда, как обычно начал восторгаться красотой ландшафта, открывающегося с Черной горы.

—Никакой красоты... Руду, руду давайте! — вдруг за­кричал Воронов...

Луна купается в облаках над вершиной Степы. Тихо и тепло. Около лагеря появляются Сармин, Воронов и двое подрывников.

— А скажите, как здесь на Невский пройти? — шутит Сармин.

— Удивляюсь я вам, альпинистам, вам все — хоть бы что! Здоровый народ, — говорит Воронов. Поговорили с нами и ушли давать радиограммы.

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: