Что тормозит развитие способностей

Поскольку способности играют большую роль в жизни человека, то вопрос, возможно ли в какой-то мере их повысить, имеет непреходящее значение. Здесь мы покажем, что способности, ограниченные и неустойчивые в обычных условиях, под мобилизующим воздействием внушения в гипносомнамбулизме проявляются в более выраженной и стабильной форме. Прежде всего поговорим об интеллектуальных и творческих способностях.

Влияние гипносомнамбулизма на творческие возможности испытуемых исследовалось П. Г. Бауэрсом. Цель его работы состояла в экспериментальной проверке широко распространенной теории творческой деятельности, согласно которой развитие творческих возможностей индивида объясняется отсутствием у него защитных тенденций, включающих в себя тщательное избегание неприемлемых мыслей и чувств. Проявление же функции защиты у нетворческой личности выражается в привязанности к общепринятым, установленным нормам, категориям, положениям, ценностям. Рабочая гипотеза Бауэрса заключалась в том, что если указанная теория верна, то даже кратковременное освобождение испытуемых от действия «функций защиты» должно повысить уровень их творческих возможностей.

Четыре группы испытуемых выполняли специальные тесты при следующих различных условиях. 1) Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, призванную снизить степень действия защитных установок. Их убеждали в том, что у них появилась возможность полностью раскрыть свою творческую одаренность в данной ситуации, что они способны к оригинальному видению окружающего мира, не связаны возможным критическим отношением окружающих и видят такие аспекты предложенной задачи, которых не замечали ранее. 2) Испытуемые в обычном состоянии получали инструкцию, прямо противоположную первой. 3) Испытуемые получали инструкцию, в которой им предлагалось быть предельно оригинальными, умными, быстрыми и гибкими при выполнении тестов. 4) Такая же инструкция давалась испытуемым, погруженным в гипносомнамбулизм.

Результаты экспериментов показали, что уровень творческих возможностей у испытуемых в гипносомнамбулическои группе значительно возрос по сравнению с испытуемыми первых трех групп. Оказалось также, что вид инструкции, дававшейся испытуемым в обычном состоянии, значения не имел. Таким образом, экспериментально было доказано, что гипносомнамбулическое состояние может способствовать повышению уровня творческих возможностей человека. При этом создаваемая мотивация оказывается значительно более действенной, чем мотивация, формируемая в бодрствующем состоянии (Bowers, 1967).

На следующем этапе исследований Бауэре провел аналогичный эксперимент с группой испытуемых, имитировавших состояние гипноза. Примечательно, что данные, полученные в этой группе, оказались близки к тем, которые были получены на испытуемых, действительно находившихся в гипносомнамбулизме. По-видимому, имитация гипносомнамбулического состояния аутогенным образом также способствует более прочному закреплению активно формируемой мотивации.

Полученные результаты позволили Бауэрсу сформулировать гипотезу, в основу которой был положен принцип: каждый человек может проявить более высокий уровень творческих способностей. Препятствиями на этом пути являются, как правило, неуверенность в своих силах, боязнь критики, отсутствие должной решительности. В результате этого человек чаще всего не берется за решение многих проблем, которые потенциально являются для него вполне посильными и доступными (Bowers, 1967). Бауэре говорит, что внушение снимает действие защитных установок и помогает повысить творческие возможности испытуемых. Они чувствуют себя раскованно, реагируют в свободной манере, менее обеспокоены своим внешним видом, способом выражения собственных мыслей — охотно разговаривают, громко смеются. Создается впечатление, что они как бы вырвались из-под гнета прошлого и будущего и переживают общий более оптимистический настрой (Bowers, 1967). Замечательный земский врач Иосиф Витальевич Вяземский, пионер применения коллективной гипнотерапии, предложивший в 1904 году эту методику для лечения больных алкоголизмом (в 1912 г. свою методику предложил В. М. Бехтерев), рассказывал, что достиг прочного излечения многочисленных пациентов, у которых отмечалась высокая степень неуверенности в себе. Первый случай связан с певицей, которая не могла взять известную ноту, потому что думала, что это ей не под силу. Достаточно было одного внушения, пишет Вяземский, чтобы вселить уверенность в требуемом смысле. Во втором случае взрослый мужчина совершенно терялся, если ему приходилось говорить с начальством или в присутствии посторонних лиц. Еще несколько эпизодов, отмечает Вяземский, зафиксировано у школьников, которые в классе совершенно смущались, когда учитель их вызывал к доске (Вяземский, 1900. с. 4).

История, аналогичная той, что произошла с певицей врача И. В. Вяземского, случилась и в моей практике. Директор Московской областной филармонии И. В. Гераус по случаю юбилея коллектива предложил в 1989 году использовать в Театре гипноза музыкантов и певцов филармонии. Одной из певиц было внушено, что она знаменитая итальянская примадонна и находится на сцене Ла Скала. Девушка запела, да так, что в зале раздались возгласы удивления. Вдруг к сцене буквально подскочил какой-то человек и знаками подозвал меня к себе. «Послушайте, — взволнованно зашептал он мне на ухо, — я ее аккомпаниатор. Вы понимаете, что делаете? Она ведь берет си третьей октавы, чего никогда до сих пор не делала. Прекратите немедленно! Она сорвет голос!» Зная определенно, что в гипносомнамбулизме ничего «сорвать» нельзя, я позволил ей допеть до конца. Поскольку в зале находились профессиональные певцы и музыканты, то комментировать происшедшее надобности не было. Триумф гипносомнамбулизма был полный.

Приведу еще пример из собственной практики. 28 мая 1989 года на сцене ДК Института народного хозяйства им. Плеханова я демонстрировал гипнотические опыты. Среди разношерстной публики находилась молоденькая девушка. Я вывожу ее на авансцену и, желая проиллюстрировать известное положение (в гипнозе расширяются границы памяти за счет бессознательной сферы и активируются языковые возможности при изучении иностранного языка) без всякого заранее продуманного плана, внушаю первое, что приходит в голову: «Вы англичанка, дочь ныне здравствующей королевы Елизаветы. По моему сигналу откроете глаза и будете вести себя в соответствии со своим положением». И вот на глазах у зрителей разворачивается занимательный сюжет, к которому я совершенно не был готов. Необходимо сказать, что передача на бумаге подобных сцен крайне бесцветна в сравнении с непосредственным зрелищем.

Как только она открыла глаза, с ее уст сорвался удивленный возглас: «Who am I!? Where am I?!»[147]

Подозрительно посмотрев на меня, она, топнув ногой, спросила у видимой только ей охраны: «Who is this man?»[148]

He дожидаясь ответа, решительно подошла и бесцеремонно распахнула мой фрак. Затем сосредоточенно стала рыться в моих карманах, бормоча: «You are a very suspicious man! Show me your identification!»[149]

Я, признаться, оторопел и не знал, как на это реагировать. Меня мучил вопрос: куда направить так драматично и главным образом неожиданно развивающийся сюжет? На самом деле, кто я в данной ситуации? Кем предстать, гипнотизером или сотрудником ее аппарата, а может, прекратить спонтанно разыгравшееся действие? Ведь я не говорю по-английски, а она в образе не понимает по-русски. Повисла многозначительная пауза, в течение которой я терзал свою фантазию, а она металась по сцене и кричала: «Where is my consul? It'll be a great international conflict! It'll be a nuclear war!»[150]

Чтобы как-то избежать «международного конфликта», я обратился к зрителям с просьбой делегировать на сцену кого-нибудь англоговорящего. Вышел молодой человек. Я тут же объявил, что приехал консул. Она засыпала его вопросами, он переадресовывал их мне. Пришлось на ходу сочинять историю, которую он старательно переводил. Она внимательно слушала, чинно кивала головой: мол, да, понимаю, буду снисходительной, недаром же я принцесса. Когда конфликт был исчерпан и она успокоилась, я решил от греха подальше вывести ее из гипноза.

Сказано — сделано. Внушаю: «Все закончилось. Вы такая, какой были сегодня утром. Все прошло». Чтобы было понятно, почему «принцесса» реагировала на русские слова, следует напомнить, что в гипнозе наблюдается эффект диссоциации, или расщепления сознания. То есть она бессознательно слышала мои внушения и так же бессознательно их исполняла. В одной части психики у нее сохранялось представление о себе как о русской девушке Оксане.

Все, что произошло после последнего внушения, было еще более неожиданным. Она повернулась ко мне и, расплываясь в ослепительной улыбке, сказала: «Oh, Daddy! How I glad to see you!»[151]

Молодой человек, предусмотрительно мною оставленный на сцене, шепчет мне перевод. И тут я понял свою ошибку. Вместо того чтобы внушить «Будешь такой, как обычно или всегда», я сказал «Как сегодня утром» и получил новый сюжетный поворот. Надо было сообразить, что будет означать для принцессы команда «Быть такой, как утром». Мне ничего не оставалось делать, как заключить ее в свои «отеческие» объятия. Она доверчиво уткнулась носом в мою щеку. Потершись своей теплой щечкой о мою и поцеловав меня, блаженно заворковала. (Смех в зале.) Затем, как бы приходя в себя от долгожданной встречи, выдохнула:

— Wow! How I'm tired![152]

— Where have you been, my child?[153]— спрашиваю ее через переводчика.

— I don't know. Maybe, in Vietnam, maybe, in Laos…[154]

Я еще какое-то время поговорил с возвратившейся из дальних странствий «дочерью» и, поскольку на очереди стояло большое число испытуемых, дегипнотизировал ее. Как только она возвратилась в свою собственную личность, ничего, конечно, не помня о случившемся, я стал с ней прощаться. Что тут началось в зале! Когда шум улегся, стало ясно, чего хочет почтенная публика. Зрители хотели знать, всегда ли Оксана говорит так блестяще, с оксфордским произношением, или этому способствовал гипносомнамбулизм? Я спросил Оксану, говорит ли она свободно по-английски. Посмотрев на меня в недоумении, она сказала: «Я за собой такой способности не замечала!»

Анализируя происшедшее, следует отметить, что, конечно, Оксана не стала принцессой, но и самой собой не осталась. Можно ли сказать, что она играла? Да, можно. Но это не игра актера, который, перевоплощаясь в принца датского, лучше по-английски не говорит. Это была гипнотическая игра, отличающаяся от актерской глубиной перевоплощения: сознание Оксаны, ее внутренний мир стал тождественен внушаемому образу, что активировало пассивные знания языка. В лингвистике о такой игре говорят: изучение языка с погружением.