Официальное признание гипноза

 

О деле суди по исходу.

Овидий

 

В 1878 году к изучению внушения и гипноза приступил выдающийся невролог Жан Шарко. К тому же не следует забывать, что бельгийский эстрадный гипнотизер Донато (настоящая фамилия Донт) сыграл не меньшую роль, так как именно после того, как Шарко побывал на его сеансе, он заинтересовался гипнозом. Из воспоминаний Шарко известно, что его поразило, как Донато, пристально глядя на Кловиса Гюга, заставлял его падать на колени и лишал способности подняться. К слову, Фрейд был еще студентом, когда убедился в реальности гипноза. Это произошло в Вене на публичной демонстрации гипноза датским магнетизером-любителем Хансеном, стараниями которого в 1879 году гипноз вызвал к себе интерес в Германии. Тогда Фрейда глубоко потрясло, что тихий голос маэстро одолел сильную физическую боль загипнотизированного им субъекта и то, как он с отсутствующим видом безропотно выполнял все экстравагантные прихоти магнетизера.

 

Жан Шарко

 

В период 1879–1884 годов в литературе по гипнозу часто упоминается имя Хансена. Сначала Дан Карл Хансен (1833–1897) был довольно успешным оптовым торговцем, однако страсть к магнетизму завладела его душой настолько, что он отказался от прибыльного дела. Со временем он стал искусным магнетизером, снискав на новом поприще славу «жреца магнетизма». В немецкоговорящих странах период наиболее интенсивных выступлений Хансена 1879–1880 годов был назван «фазой Хансена». Его работой интересовались: Прейер и Эленберг — Берлин, Ригер — Вюрцбург, Мёбиус и Вундт — Лейпциг, Крафт-Эбинг и Бенедикт — Вена.

«Жрец магнетизма», переезжая из города в город, из страны в страну, неизменно потрясал горожан своими опытами. Всюду его выступления сопровождались хвалебными рецензиями и непременным интересом в научном мире. Кроме своей родной страны он побывал в Швеции, Дании, Финляндии, Германии, Австрии, Британии, России. И так объездив много стран, в 1881 году Хансен прибыл на гастроли в Новгород, где встретил решительный протест губернатора. «Ну нет так нет», — подумал Хансен и не мешкая перебрался в Санкт-Петербург. Историк и невропатолог Вильгельм Вильгельмович Битнер пишет: «Представлениям Хансена, пользовавшимся громадным успехом, мы главным образом обязаны пробуждению внимания всего научного мира к гипнотизму» (Битнер, 1895, с. 71). После его отъезда в моду вошли особые пуговицы-шарики из черного блестящего стекла, похожие на те, что он использовал для гипнотизации. Пуговица подвешивалась на ниточке перед глазами магнетизируемого, который должен был на них смотреть неотступно.

Сегодня вспоминается как курьез, что ученые саркастически относились к первым шагам Шарко по исследованию гипнотизма. Его обвиняли в научной ереси и отступлении от точного научного метода, ученые с мировым именем подвергли его остракизму. Одним из нападавших на Шарко был Карл Фридрих Отто Вестфаль (1833–1890) — великий немецкий ученый, профессор невропатологии и психиатрии, основатель Берлинской школы психиатров, обогативший психиатрию термином «агорафобия». «Это удивительно, как такой серьезный ученый, клиницист: как Шарко, позволяет водить себя за нос своим же больным, — сказал Вестфаль, сопровождая ироническую улыбку жестами пренебрежения» (цит. по: Любимов, 1894).

Каких только обвинений не породили в печати литературной, и в особенности научно-медицинской, исследования Шарко гипноза. Можно только представить, сколько неприятных минут заставили Шарко пережить те, кто обвинил его в шарлатанстве, фарисействе и рекламе и т. п. «Нужно было тогда иметь некоторое мужество, чтобы поднимать вопрос о предмете, имеющем дурную репутацию, и идти против укоренившихся предубеждений», — говорит ученик Шарко Бабинский. Невзирая на критику, Шарко неустрашимо делал свое дело. Закончилось тем, что он триумфально ввел гипнотизм в Академию наук, которая на протяжении 100 лет осуждала его с таким же презрением и так же безапелляционно, как вечный двигатель и квадратуру круга.

Несмотря на шум злопыхателей, Парижская медицинская академия избрала Шарко в 1872 году своим действительным членом. Собиралась это сделать и Французская академия наук. Однако печатные глумления над ним несколько раз являлись причиной отсрочки его избрания. Прошло долгих одиннадцать лет, и наконец в 1883 году Шарко избирается членом Национальной академии.

Золотой век гипноза (1880–1890) совпал с периодом расцвета французской медицины. В этот период Шарко удалось исправить репутацию гипноза. Произошло это после того, как в 1882 году Шарко представил гипноз в качестве соматического явления, то есть нашел, как ему казалось, физические признаки гипноза. Последнее помогло реабилитировать гипноз, который стараниями Шарко стал предметом научных исследований, а также преодолеть сопротивление академиков, которые в течение целого столетия отвергали его, считая порождением воображения. По мнению Шарко, которое будет оспорено Бернгеймом, объективное существование гипнотического состояния подтверждается на основании физических признаков и индукция гипноза вызывается физическими факторами. Школа Сальпетриер считала, что «…внушение не имеет никакого отношения к некоторым определяющим условиям гипнотизма» (Dumontpallier, 1889, р. 23).

Мы уже говорили, что авторитет Шарко в научном мире был непререкаем. Поэтому признание мэтром неврологии научной ценности гипнотизма привело к тому, что 13 февраля 1882 года произошло долгожданное событие: Месмер удостаивается в Париже реабилитации; внушение, прежде именовавшееся месмеризмом и сто лет находившееся в опале, признается наконец Французской академией научно обоснованным врачебным средством. Месмер теперь герой дня, его имя посмертно начертано на скрижалях истории. Итак, только через 100 лет после обращения Месмера в академию рассмотреть его открытие, справедливость восторжествовала. Французская медицинская академия, благодаря авторитету великого Шарко, признала оказываемое животным магнетизмом (гипнозом) влияние. Но и она не дала окончательного ответа на вопрос: откуда берется, например, та сила (и что это за сила), с помощью которой один человек способен изменить жизненную ориентацию другого человека, перевернуть его внутренний мир, оказать, наконец, влияние на здоровье. С появлением на поле битвы Шарко магнетизм уступил место гипнотизму, так же как химия заменила собою алхимию, как астрономия сменила астрологию и как экспериментальное и позитивное знание стало на место религиозного мистицизма.

К сказанному надо добавить, что Шарко привлекали все важные проблемы и, наделенный большим и острым умом и волевым характером, он добивался успеха в любой области. Вот только гипноз ему не покорился. Однако исследованиями гипнотизма Шарко показал, какое значение он может иметь для науки, и силой своего авторитета дал ему право на получение гражданства. Только за одно это история, вероятно, простит ему признание мнимолечебных средств — металлотерапии и магнитотерапии.

Стоит еще сказать, что в 1888 году, спустя 48 лет после того, как академией был закрыт вопрос о магнетическом флюиде, профессор Парижского медицинского факультета, главный инспектор санитарных учреждений А. Пру прочел в Медицинской академии доклад. Об этом докладе говорили, что он настолько же отличался глубиною мысли, насколько — красотою слога. Профессор Пру в целом показал, что «вопрос о животном магнетизме далеко еще не исчерпан, но поставлен только на более твердую почву. Магнетизм только переменил название, теперь он называется гипнотизмом, и перемена эта имеет большое значение, так как благодаря ей неверная теория о какой-то жидкости (флюиде. — Автор М. Ш.), существование которой никто не мог доказать, заменяется простым учением об особенном сне, который может быть вызван многими».

История Месмера показывает, что в один прекрасный день те же самые люди о тех же самых вещах начинают думать совершенно иначе. Как сказал Альберт Швейцер: «Судьба всякой истины сначала быть осмеянной, а потом уже признанной». Доктор Месмер стал частью истории, а история, как известно, не умирает. Но это обстоятельство не помешало последующим исследователям называть Месмера авантюристом. Они исходили из того, что ученый должен проводить эксперименты в кабинетной тиши, без помпы и шума. Месмер же, в силу специфики психотерапии, любил создавать шумиху вокруг своей работы, за это его несправедливо назвали авантюристом. Кроме этого оскорбительного прозвища, все исцеления Месмера отнесли к истерии. Позднее, опрометчиво связав истерию и гипноз, критики решили, что гипнозом можно лечить лишь истерических больных. Так, в «печальной повести» о гипнозе наступил непродуктивный этап: гипноз связали с истерией и назвали его истерическим неврозом.

Чтобы понять причину этого отождествления, надо внимательно посмотреть на истерию.

Тем более что невозможно исследовать проблему гипноза, не сталкиваясь всякий раз с проблемой истерии. Однако заранее заметим, что загадку истерии решить не удалось. Причина в том, что мы не знаем, какова, в сущности, природа истерии.

 

Месмер и Фрейд

 

 

3. Фрейд.

У Месмера и Фрейда много общего. Это прежде всего надежда дать миру новый метод лечения, оба рассчитывали, что он принесет им прочную славу, богатство и полную независимость. В чем-то они не ошиблись: их имена стали нарицательными, а методы до сих пор изучают и о них спорят. Месмер как алхимик, как астролог, проверяя целебную силу магнита, сам того не ведая, открыл психический метод лечения — внушение.

Фрейд, занимаясь лечением неврозов с помощью гипноза, открыл новый метод — психоанализ. Из всех именитых деятелей врачебной науки Месмеру и Фрейду более других посчастливилось перед судом истории. В то время как новейшие исследования, разрушая многие легенды, лишают героев ореола славы, которым некогда украшались их головы, личности Месмера и Фрейда возносятся на такую высоту, что со стороны кажется, точно они ни в чем непогрешимы перед строгим оком науки.

Наступило время, и гениальный «биолог разума» Зигмунд Фрейд, который вовсе не хотел быть врачом, а собирался стать философом[173], продолжая дело Месмера, объяснил влияние одного человека на другого психодинамическими силами, которые передают это влияние: «идентификацией», «переносом», а также проекцией так называемых фантазмов[174], проще говоря, межперсональными отношениями. Он разобрался в том, чего не мог понять Месмер: власть гипнотизера связана с представлениями гипнотизируемого. До Фрейда считали и сейчас многие, не понимая причин этого влияния, продолжают полагать, что существует физический агент (магнит, флюид, энергия, биополе и пр.), который оказывает это влияние.

Развернувшаяся полемика между школами Нанси и Сальпетриер не могла пройти незамеченной для Фрейда, стажировавшегося в одной и другой школах, и увлекла его. Побывав по ту и другую стороны баррикады, пройдя через все тернии гипноза, он писал в 1923 году: «Невозможно переоценить значение гипнотизма для развития психоанализа. С теоретической и терапевтической точек зрения психоанализ пользуется наследием гипнотизма» (Freud, 1923, р. 192). Когда Фрейд писал эти слова, он прощался с гипнозом и думал о нем как о дряхлом предке, который, исполнив свою историческую роль, отправляется на свалку истории. Фрейд не предполагал, что гипноз не только послужил мостом к созданию психоанализа, но и что последний будет пользоваться его техническим арсеналом. Хотя это подозрение шевелилось в глубине подсознания Фрейда, но известные причины настоятельно потребовали от мэтра отказаться от гипноза.

Зигмунд Фрейд оставил гипноз по нескольким причинам. Одна из главных причин была в том, что на него обрушились друзья и учителя. При возвращении из Нанси Фрейд столкнулся с неодобрением его поездки. По сути дела, вся вина Фрейда была в том, что он осмелился заниматься гипнозом в родном городе Месмера, недобрая память о котором навсегда осталась в дунайской столице. Он почувствовал это сразу же при встрече со своим ближайшим другом Йозефом Брей-ером, который пользовался огромным авторитетом в медицинских кругах. Время ничего не изменило: чопорная Вена не стала к Фрейду более терпимой и благосклонной, чем к его соотечественнику Месмеру. Фрейд неотвратимо повторял путь Месмера: сосредоточившись на гипнотизме, мужской истерии, амнезии, а затем на сексуальной этиологии невроза, он балансировал над пропастью, его преследовала опасность потерять репутацию серьезного ученого. Медицинский факультет также встретил его поездку в Нанси негативно. Его коллеги по Институту Кассовица[175]открыто не высказывали неодобрения, хотя и полагали, что он сам завел себя в тупик. В результате ему не с кем было обсудить нансииский период своей работы. Не послужила добру и его попытка поделиться с частнопрактикующими коллегами тем, что он узнал из работ Месмера, а именно что доктор Месмер был по меньшей мере прав, когда говорил о значении влияния «магнетического флюида» на физическое и душевное состояние больных. Людям помогало внушение, а не «магнетический флюид», — внушение, на котором основывались работы Брэйда, Шарко, Льебо, Бернгеима, Йозефа Брейера, а сейчас его собственные. Беда Месмера, говорил Фрейд, заключалась в том, что он был любителем показухи, вовлекая высшее общество в свои групповые сеансы в Вене и Париже и превращая их в восточный базар.

Главным противником Фрейда стал прежний его руководитель в области церебральной анатомии профессор Мейнерт, который сказал, что Зигмунд «уехал из Вены как врач с образованием по физиологии», чтобы вернуться «практиком по гипнозу». Мейнерт видел в гипнозе «собачью преданность» одного человека другому, и с тех пор отношения между ними испортились. Следует сказать, что Мейнерт на протяжении 30 лет выступал рьяным противником гипноза, утверждая, что гипноз — это «шлюха», которую нельзя пускать в респектабельные медицинские круги. Отношение Мейнерта было продиктовано главным образом тем, что сто лет назад его земляк Антон Месмер своим «животным магнетизмом» вверг Вену в скандал, вследствие чего гипнотизм стал надолго неприемлемым словом в австрийских медицинских кругах. В целом Мейнерт, как и Шарко, считал гипноз неврозом, искусственной истерией, а некоторые проявления истерии определял как спонтанный гипноз. Профессор Мейнерт настроил весь австрийский медицинский мир против Фрейда, высмеяв его на лекциях в Медицинском обществе и на страницах медицинского журнала.

Критика такого авторитетного ученого, как Теодор Мейнерт, не могла не уронить гипноз в общественном мнении. Фрейд нашел случай отреагировать на нападки Мейнерта, которого считал гениальным нейрофизиологом, но посредственным психиатром. Составляя обзор книги «Гипноз» Огюста Фореля, Фрейд кратко изложил ее содержание и в заключение написал: «Движение, старающееся ввести лечение посредством убеждения в терапевтический арсенал медицины, добивалось успеха в других странах и вскоре добьется своей цели в Германии и Вене». Далее он обращает внимание читателя на эскапады Мейнерта, в которых Форель обвиняется в том, что он прибегает «к уловкам и к ненаучному образу мыслей». В этой связи Фрейд позволил себе выпад в адрес учителя: «Когда среди оппонентов оказываются люди вроде советника Мейнерта, завоевавшего своими печатными работами большой авторитет… в таком случае делу гипноза неизбежно наносится ущерб. Большинству людей трудно представить себе, чтобы ученый с большим опытом в некоторых областях невропатологии, показавший свою проницательность, полагал возможным для себя не считаться с авторитетами в других областях».

Непонимание Фрейда со стороны венских врачей, находившихся под властью физикохимического детерминизма в духе школы Гельмгольца, могло повредить его будущей карьере. Эта «радужная» перспектива вызвала в нем клокочущую досаду. Однако не таков характер Фрейда, чтобы отказываться от своих идей, даже невзирая на возможные последствия. Может быть, такая ситуация льстила Фрейду, оппозиционеру от природы. 2 февраля 1886 года он писал из Парижа невесте: «Уже в школе я всегда был среди самых дерзких оппозиционеров. Я неизменно выступал в защиту какой-нибудь крайней идеи и, как правило, готов был платить за это… Мне часто казалось, что я унаследовал дух непокорности и всю ту страсть, с которой наши предки отстаивали свой Храм, и что я мог бы с радостью пожертвовать своей жизнью ради великой цели…» (Freud, orrespondance, p. 215). Кроме «страха перед сексуальностью» у Фрейда была еще одна важная причина, из-за которой он отказался от гипноза — боязнь не «отрезать пуповину», связывающую пациента с терапевтом. К тому же индукция гипноза, что использовалась школой Нанси, признавалась Фрейдом утомительной. Ее механический, стереотипный, однообразный характер не соответствовал характеру Фрейда. Есть и другие причины. Фрейд был прагматиком, он страстно хотел делать открытия, однако гипноз не поддался ему, как истерия, и он отказался от него, назвав непознаваемым и мистическим. Об той стороне личности Фрейда говорит его биограф Джонс: «Фрейд был прежде всего первооткрывателем: его всегда привлекали такие проблемы, которые открывали возможность интересных научных исследований. Если же он такой озможности не предвидел… его интерес быстро угасал; размышлять над непостижимым было для него лишь тратой времени и умственных сил» (Jones, 1953–1958, III, р. 358).

Практика показала, что «психоанализ, который вышел из гипноза и позволил лучше понять его, может, в свою очередь, быть прояснен с помощью гипноза» (Chertok, 1965, 91). Роль гипноза в создании психоанализа исследует последователь Ж. Лакана, Ж. Нассиф. Его выдающаяся работа, носящая по преимуществу исторический характер, представляет собой плод десятилетнего труда. Если французский психоаналитик Жерар Миллер в книге «Язык мэтра и гипноз» (1977) рассматривает гипноз только в плане внушаемости, то его коллега Нассиф анализирует гипнотическое отношение с точки зрения его специфики (Nassif, 1977).

Опираясь на работы Фрейда, Нассиф, прослеживая пройденный Фрейдом путь, заключает: «Если Фрейд и отказался от внушения, то от гипноза он никогда не отказывался». Поскольку гипноз в его время рассматривался как злоупотребление властью, заявление Фрейда о том, что он прекращает заниматься гипнозом, было просто уловкой.

В действительности вся, по выражению Нассифа, «декорация» психоаналитического сеанса — кушетка, положение лежа и т. п. — ведет свое начало от гипноза. В «декоративно-сценической» стороне психоаналитического сеанса всегда присутствует элемент гипноза, гипноз всегда лежит в основе сеанса психоанализа, и сама теория психоанализа никогда не появилась бы на свет, если бы Фрейд не занимался гипнозом (Nassif, 1977).

Как удачно выразился Шерток: «У психоаналитиков есть все основания заняться проблемой гипноза, если они действительно хотят знать, что они делают» (Шерток, 1982, с. 199).

«Гипноз, — считает Шерток, — единственный шанс психоанализа уберечься от смертельной опасности — это вернуться к своим истокам, возобновить союз с гипнозом, чтобы никогда его не нарушать» (там же, с. 198). Как справедливо замечает главный психотерапевт Минздрава В. Е. Рожнов, «отход от гипноза лишил Фрейда последней экспериментальной базы, на которой могло строиться изучение бессознательного» (Рожнов, 1973, с. 37).

Зигмунд Фрейд писал: «Мы должны дать себе отчет в том, что, отказавшись от гипноза как приема, мы вновь столкнулись с ним в форме трансфера» (Freud, 1917, р. 478). Недавно Жак Паласи возродил теорию гипноза на основе понятия «нарциссический трансфер» (Palaci, 1982). Ф. Рустан ввел гипноз в психоаналитическую проблематику. Он говорит: «Вместо того чтобы изображать из себя испуганных девственниц, психоаналитикам лучше признать, что трансфер неслучайно возник из внушения и гипноза» (Roustang, 1983, р. 209). Октав Маннони называет гипноз «революционной феноменологией» (Mannoni, 1982, р. 191). По мнению Маннони, Фрейд ввел гипноз в психотерапию, но растворил его в смутном понятии трансфера. Между трансфером и гипнозом Маннони устанавливает родство. «…Упраздняется гипноз, остается трансфер» (Mannoni, 1980). Таким образом, вопреки ожиданиям Фрейда гипноз вновь вышел на авансцену. На самом деле он никуда и не уходил.

Психоанализ критически отмежевался от суггестивного метода психотерапии. Однако Фрейд все же базируется на традиции гипнотизма, но пытается преодолеть ее своими психоаналитическими методами. Но принципиально он не отдалился от своего «дряхлого предка», который оказался тем бездонным карьером, из которого психологи различной ориентации до сих пор черпают свои методики, выдавая за новации. Исторически сложившаяся линия психотерапии на протяжении всего времени от Месмера до Фрейда уже была описана более или менее подробно. Можно сослаться здесь на увлекательный пересказ С. Цвейга (Zweig, 1931), оценку Месмера как великого врача и психотерапевта И. Г. Шульцем (Schultz, 1952), включение Месмера в историю (динамической) психиатрии А. Ф. Элленбергера (Ellenberger, 1970), а также на историкомедицинский обзор «От Месмера до Брейера» Флигена (Vligen, 1976, s. 687–700).

В настоящее время работающая с гипнотическими и суггестивными методами психотерапия видит в животном магнетизме Месмера решающий исторический источник своего метода. Дитрих Ланген (Langen, 1972, р. 1–4), Вальнофер (Wallnofer, 1980), в то время как психоанализ, размежевываясь с гипнотизмом, не ссылается на Месмера, кроме редких исключений (например, Мишель Нейраут Neyraut, 1974, s. 105–162). Так, обе самые значительные историографии развития фрейдовского учения игнорируют влияние месмеризма на формирование психоаналитической теории: ни Эрнст Джонс (Jones, 1953–1957), ни Франк Ж. Салловей (Sulloway, 1979) не рассматривают Месмера в качестве предтечи и тем самым следуют за Фрейдом, который замалчивает Месмера.

Теоретики психотерапии сегодня едины в том, что действие месмеровской техники, бесспорно, основывается на власти суггестии и аутосуггестии и тем самым обладает реальными научно доказуемыми основами, в противовес этому космологическая картина мира Месмера с ее биофизической теорией отклоняется, и ее упрекают в том, что она является научно необоснованной спекуляцией. Тем самым в месмеровском учении различают терапевтически действенный метод лечения и неверные теоретические посылки, и в этом противоречии особенно проявляется трагедия Месмера человека (Kaech, 1954, s. 2162). Можно найти немало точек соприкосновения между Месмером и Фрейдом, приведенных Райхом, что указывает на скрытую актуальность Месмера. Необходимо основательное возвращение к реконструкции месмеризма. Именно в этой перспективе представим следующие размышления.

Мы не можем здесь дать всеохватывающее изображение возможных точек соприкосновения Месмера с Фрейдом и Райхом. Достаточно указать, что эти точки соприкосновения не только существуют, но и снимают запрет на интерпретацию важных аспектов прежних теоретических и практических основ Фрейда и Райха. Надо сказать, что фундаментальное возвращение к Месмеру могло бы по-новому осветить фрейдовское понятие интерпретации. «Сообщением» «невидимого огня» Месмер называет основной процесс магнетизирования, который должен снова запустить в движение «застой потока» в нервах. У Фрейда, который сознательно опирается только на гипнотизм, указано на то, что в начале психоаналитической техники «нажима и натиска», который оказывает психотерапевт на пациента, чтобы помочь преодолеть барьер сопротивления, который сохраняет диссоциацию, поддерживает расщепление личности. Это перенесение силы врача при лечении истерии Брейер и Фрейд (Breuer und Freud, 1895, s. 268) имеет своей целью «растопить сопротивление и расчистить путь для циркуляции в заблокированной области» (s. 295). Фрейдовское выражение «растопить сопротивление» подходит к представлению Месмера «зажечь» «невидимый огонь» и тем самым разжижить болезненный «затор». Центральным для Фрейда всегда было приведение в движение невротически связанного количества «психической энергии». Это аналогично проблеме «сообщения» у Месмера.

У Месмера в центре терапевтической концепции, как у Фрейда, стоит динамическое действие, «взаимодействие» врача и пациента. Здесь можно было бы возразить, что Фрейд рассматривал перенос чисто психически и приводил совершенно иные ссылки, чем Месмер, который исходил из реальности физических «потоков» и «сил притяжения». Но нельзя не видеть, что Фрейд ни в коем случае не исключал эти прямые (понятые как психические) переносы. Из опыта, что можно было бы пережить «оккультные» происшествия в аналитической ситуации, как то трансляция мысли от аналитика к анализируемому, Хелена Дейч (1926, р. 418–433), Фрейд приходит к следующим умозаключениям: «Доподлинно неизвестно, как реализуется общая воля в рое насекомых. Возможно, это происходит путем прямого переноса. Предполагается, что этот изначальный, архаичный путь понимания между отдельными существами, который на протяжении филогенетического развития был оттеснен лучшим методом знаковых сообщений, которые воспринимаются органами чувств. Но более ранний метод мог бы остаться фоновым и действовать, например, в возбужденных толпах» (Freud, 1933, р. 59).

В этом смысле можно было бы рассматривать магнетическое «сообщение» по Месмеру как более ранний метод прямого переноса, который может действовать наряду с более новым «методом сообщения посредством знака», который использует психоаналитическая техника. Как мы видим, Фрейд не исключает — пусть только имплицитно — подход Месмера.

Врач и психолог Вильгельм Райх (1897–1957), который так последовательно, как никакой другой ученик Фрейда, применяет (Freud, 1895, р. 313–342), развивает после своего отхода от психоанализа «вегетотерапию», которая должна разорвать «мышечный и характерный панцирь» и тем самым освободить биологическую подвижность от невротического оцепенения (Reich, 1942). При этом в процессе терапии систематически провоцируются мышечные конвульсии, которые прямо напоминают месмеровские «исцеляющие кризы» и покрываются его взглядом на болезнь как на нейромускульное окостенение, несмотря на все концептуальные различия. Напомним, что психотерапевтический метод биоэнергетики Райх заимствовал у Фрейда и развил его до широко распространенного сегодня метода Левиса и Ловена (Lewis und Lowen, 1977, s. 217–244).

В своей спорной поздней фазе Райх расширяет свою «сексуально-экономическую» концепцию «биологической энергии» и развивает свою теорию «оргона». Он предполагает биофизическую, научно доказуемую «космическую энергию», которую называет «оргон» и пытается сконцентрировать в «аккумуляторе оргона». Таким образом, он пытается прямым излучением жизненной энергии заново зарядить истощенный и энергетически опустошенный организм больного раком (Reich, 1948). Райх, стремление которого направлено на то, чтобы преобразовать фрейдовское учение о либидо в биофизику, повторяет энергетическую концепцию Месмера, не говоря о нем ни слова. Он превосходит последнего только тем, что хотел бы сделать «оргон» видимым и осязаемым. Если Месмер еще в известной метафоре говорит о «невидимом» огне, который не воспринимается обычными органами чувств, Райх прямо говорит о воспринимаемой и измеримой энергии «оргона».

Эти краткие замечания относительно концепций Фрейда и Райха должны только пунктиром указать, что основательный анализ месмеризма может интересно осветить концепцию современной психотерапии, что позволяет нам исторически рассмотреть кажущиеся само собой разумеющимися базовые предпосылки и отклонения (как, например, теория переноса или теория оргона) и тем самым придать им актуальность.

Систематическое исследование исторического содержания модели перенесения и контрперенесения в психоанализе еще предстоит. Здесь терапевтическая концепция Месмера о «сообщении» и его теория «взаимодействия» могли бы внести большой вклад в новое понимание психоаналитического процесса, его специфической взаимосвязи аналитика и анализируемого. Реконструкция энергетического подхода Месмера могла бы по-новому осветить фрейдовские понятия «физической энергии» и «либидо», особенно это касается их значения для психоаналитической техники, так что, возможно, появятся общие для месмеризма и психоанализа механизмы действия. Французский исследователь Р. Рузилон в № 6 журнала «Revue Francaise de Psychanalyse» за 1984 год опубликовал статью под символическим названием «От чана Месмера к чану Фрейда», в которой прослеживает преемственность идей (Roussillon, 1984, р. 1363–1383).

Терапевтические техники (биоэнергетики и гештальттерапии), находящиеся более или менее под влиянием Райха, могли бы через более тщательное изучение месмеровского наследия получить новые исторические контуры и тем самым выиграть в теоретической остроте. Можно предположить, что при определенных обстоятельствах от диалога с месмеризмом могли бы исходить импульсы, важные для экспериментального исследования современной психотерапии.

Утверждая физическую реальность психической энергии, Райх предельно расширил понятие либидо и с конца 1930-х годов развил своеобразное натурфилософское учение об универсальной космической жизненной энергии, названной им «органом». В 1960-х годах идеи Райха были восприняты на Западе движением так называемых новых левых, объявивших его своим идеологом. Бурная научная карьера Райха завершилась трагически.

Он сам использовал генераторы оргона и призывал к их использованию других, а так как они были запрещены Агентством по пищевым продуктам и лекарственным препаратам, возник серьезный конфликт с правительством США. После нескольких судебных разбирательств его дважды приговаривали к тюремному заключению, и в конце концов 3 ноября 1957 года он умер в льюисбургской (шт. Пенсильвания) тюрьме от сердечного приступа.

Нетрудно заметить, что гипноз стал карьером, из которого все направления психотерапии добывают материал для своих «новых» строений, часто не указывая, откуда они черпают свои находки, что компрометирует известную порядочность науки. «Источник огромных рек психоанализа и психосоматики лежит в гипнозе. Отделившись когда-то от него, они часто возвращаются к нему за подпиткой, обновленные, они между тем не упускают случая, чтобы не обвинить его в чем-то» (П. Жане).

Строго говоря, все сказанное нами о гипнозе — лишь выхваченная из огромной массы короткая иллюстрация. Тем не менее пора подводить итоги. Надеемся, что наш рассказ о гипнозе не создаст у читателя представление всезнания, а, напротив, пробудит любопытство к данной проблеме. Несмотря на все, что известно о феномене гипноза, можно уверенно сказать, что чем ближе мы к его разгадке, тем менее он кажется познаваемым. Прежде всего это связано с тем, что этот «знакомый незнакомец» оказался полиструктурным психическим состоянием и целым комплексом явлений. Поэтому его изучение требует мультидисциплинарного подхода, так как пути от него ведут в разные области: психологию, психоанализ, медицину, экспериментальную психологию, психосоциологию, психофармакологию, нейрохимию, нейропсихологию, нейрофизиологию и другие. Как сказал JI. Кьюби: «Гипноз находится на пересечении всех уровней физиологической и психологической организации, и феномен, называемый гипнотизмом, когда он полностью будет понят, станет одним из важнейших инструментов для изучения нормального сна, нормального состояния бодрствования и постоянного взаимодействия нормальных, невротических и психических процессов» (Kubie, 1961, р. 40–54).

Профессор В. Е. Рожнов справедливо спрашивает: «Разве не имеем мы права предположить, что гипноз многогранно и разносторонне, как никакое другое психическое состояние человека, раскрывающее его скрытые ресурсы, и есть прообраз психического функционирования человека будущего — своеобразная модель его неограниченного могущества, подчиняющего себе не только окружающий мир, но и самого себя и тем самым разрешающего неразрешимые проблемы, над которыми бьется человечество всю свою мятущуюся историю?!» (Рожнов, 1987, с. 301).

Быстрое развитие знаний о гипнозе, благодаря разработке этого вопроса крупными учеными, вселяло надежду на скорое продвижение в его познании в ближайшем будущем, однако этого не случилось. Как говорит поэт Л. Мартынов:

 

Всего

Еще понять не можем —

Как видно, время не пришло…

 

 

Библиография

 

Антонович М. А. (1945). Избранные философские сочинения.

Бахтиаров В. А. (1928). Синяк от мнимого ушиба, полученный в гипнозе. Клинический журнал Саратовского университета. Вып. 3.

Белинский В. Г. (1941). Избранные философские произведения. М.

Беллин Э. Ф. (1902). СПб. Протоколы заседаний Общества экспериментальной психологии. 1902.

Бенедикт Мориц (1880). О каталепсии и месмеризме. СПб.

Бернар К. (1866). Введение к изучению опытной медицины. СПб.

Бернгейм И. (1887). О гипнотическом внушении и применении его в терапии. Т. 1. Одесса. Бернгейм И. (1888). О гипнотическом внушении и применении его к лечению болезней. Т. 2. Одесса.

Бехтерев В. М. (1905). Об объективных признаках внушений, испытываемых в гипнозе. // Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма. СПб. Ч. 2. Вып. 4.

Бине А. (1888). Экспериментально-физиологический этюд.

Бине А. и Фере Ш. (1890). Животный магнетизм. СПб.

Битнер В. В. (1895). Чудеса гипнотизма. СПб.

Битнер В. В. (1899). Верить или не верить? СПб.

Битнер В. В. (1903). Гипнотизм и родственные явления в науке и жизни. СПб.

Бони А. (1888). Гипнотизм. Исследования физиологические и психологические. СПб. Бродовский Б. М. (1888). Гипнотизм в практической медицине. СПб.

Буль П. И. (1953). О лечении бронхиальной астмы суггестивной терапией. Л.

Буль П. И. (1974). Основы психотерапии. Д.: Медицина.

Введенский Н. Е. (1954). Полное собрание сочинений. Т. 5, Л.

Вельвовский И. 3., Платонов К. И. (1924). К вопросу о применении гипноза в хирургии, акушерстве и гинекологии. Врачебное дело. 1924, № 7.

Вяземский И. В. (1900). Применение гипнотических внушений с лечебной целью. Саратов.

Гаккебуш В. М. (1926). Новые пути в изучении эмоций. Современная психоневрология, № 4.

Галле Г. (1798). Открытие тайны древних магиков и чародеев. Т. 3. М. 1798.

Гегель Г.-В.-Ф. (1977). Энциклопедия философских наук. Т. 3. Ч. 3. Философия духа. М.

Гейденгайн Р. (1881). Так называемый животный магнетизм. Физиологические наблюдения д-ра Рудольфа Гейденгайна, профессора физиологии и директора Физиологического института в Бреславле. СПб.

Горбацевич А. Б. (1955). О некоторых условно-рефлекторных механизмах эпилептоидного припадка. /Журн. невропатологии и психиатрии. Т. 55. Вып. 5. В. 326–329.

Гремяцкий М. А. (1933). Очерки о жизни и научной деятельности. М.

Гримак Л. П. (1978). Моделирование состояний человека в гипнозе. М.

Джонс Э. (1997). Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. М.

Дидро Д. (1935). Избр. соч. в 2 т. Т. 2. M.-Л.

Долгорукий А. В. (1844) Животный месмеризм. СПб.

Долин А. О., Минкер-Богданова Е. Г. и Поворинский Ю. А. (1934). Роль коры головного мозга в регуляции процессов обмена. Архив биологических наук., XXXVI, серия Б, вып. 1.

Долин А. О. (1948). Роль коры головного мозга в патологических процессах организма. Л.

Долин А. О. (1962). Патология высшей нервной деятельности. М.: Высшая школа.

Дюпотэ Ж. (1900). Опыты животного магнетизма. СПб.

Ершов Н. Д. и Ксенократов М. Н. (1935). О роли психогений. Казанский мед. жур.

Жане П. (1903). Неврозы и фиксированные идеи, [ч] 1. СПб.

Жане П. (1913). Психический автоматизм: экспериментальное исследование низших форм психической деятельности человека. СПб.

Зеленин В. Ф., Каннабих Ю. В., Степанов П. И. и Сухаревский Л. М. (1936). Влияние психического фактора на механизм терморегуляции и некоторые формы обмена. / Клиническая медицина, Т. XIV.

Иванов-Смоленский А. Г. (1952). Очерки патофизиологии высшей нервной деятельности. М.: Медгиз.

Кабанес, Огюстен и Насс, Леонард (1998). Революционный невроз. М.

Кандинский В. X. (1876). Душевные эпидемии. СПб.

Каннабих Ю. В. (1928). Внушение и внушаемость. БМЭ. Т. V.

⇐ Предыдущая27282930313233343536

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: