Анализ представлений об одиночестве отдельных авторов

При достаточно частом указании на одиночество как на психическое явление в отечественной психологии практически отсутствуют его теоретические и эмпириче­ские исследования. Расхожий тезис о том, что здоровье общества -Это здоровье его членов, заслуживает своей интерпретации и в контексте чрезвычайно емкой катего­рии и феноменологии одиночества. Это многократно уси­лено в затянувшихся условиях социально-экономичес­кой нестабильности, характерной для нашей страны. Проявления и последствия субъективного одиночества человека становятся по-особому злободневными и значи­мыми. Все более очевидна необходимость анализа приро­ды и сущности этого состояния, специфики и характера его переживания и проявлений в жизни человека. Важны и прикладные задачи, связанные с поиском психологиче­ских, педагогических, психокоррекционных и психотера­певтических средств оказания специальной помощи лю­дям, страдающим от одиночества.

Прежде чем приступить к изучению оформившихся самостоятельных подходов к одиночеству, сделаем крат­кий аналитический обзор отдельных взглядов и позиций некоторых авторов.

Одиночество как психическое состояние, имеющее ярко выраженную негативную окраску, известно челове­честву, по крайней мере, с античных времен. Платон и Аристотель определяли одиночество как зло, избавле­ние от которого они видели в наслаждении благом друж­бы и любви. В истории философско-психологической мысли осмысление и объяснение проблемы одиночества достаточно многообразно: от преклонения перед ним на Древнем Востоке до неприятия в Древней Греции, от осо­знания необходимости одиночества для самопознания че­ловека, его творческого развития до понимания его как проклятья человечества.

Присущий человеку протест против одиночества стал генеральной темой многих гуманистических уче­ний, возникших на Западе в XX веке. Наибольшее внимание одиночеству уделяли экзистенциалисты Н. А. Бердяев, М. Бубер, А. Камю, Ж.-П. Сартр, М. Хайдеггер, К. Ясперс. Одиночество личности рас­сматривалось как реализация принципа замкнутого антропологического универсума, согласно которому внутренняя изолированность человека - основа любо­го индивидуального бытия. Поэтому человек выбира­ет одиночество, когда не находит эмоционального от­клика в общении с другими людьми.

Ф. Ницше, а затем и Э. Фромм продолжили мысль И. Канта о том, что одиночество может происхо­дить от падения нравственных норм. Э. Фромм причи­ной одиночества называл «культивирование неразумных потребностей».

 

 

К. Хорни считала одиночество следствием негатив­ного проявления идеологии рыночных отношений, конку­рентности человека с человеком.

В. Франкл полагал, что человек попадает в состоя­ние одиночества, утратив определенные ценности и смысл жизни.

Д. Рисмен и О. Тоффлер видели причину одиноче­ства в ускорении темпов жизни в условиях НТР, когда че­ловек остается «один в толпе».

Можно считать, что одиночество как объективная психологическая проблема современности не утрачивает своей актуальности. Например, Н. Е. Покровский называ­ет его «чумой XX века», требующей серьезного осмысле­ния, теоретических и экспериментальных научных иссле­дований. В своей докторской диссертации «Одиночество и аномия» он рассматривает взаимосвязь и взаимовлия­ние этих факторов.

Одиночество как комплексный, психический фено­мен выступает объектом разных гуманитарных наук: со­циологии, классической социальной философии, антро­пологии, психологии и др. Однако в отечественной психо­логии крайне мало специальных работ, посвященных одиночеству, его сущности, проявлениям, генезису и т. д. Можно сказать, что отечественная психологическая наука в советский период как бы не замечала этот феномен, ап­риори полагая, что советскому, коллективистскому чело­веку не свойственно и даже противопоказано состояние одиночества. Вероятно, поэтому представленные в миро­вой психологии подходы к изучению одиночества связа­ны, в основном, с именами зарубежных ученых, которые в уходящем столетии исследовали этот крайне актуаль­ный феномен в самых разных аспектах. Конечно, и в со­ветский период становления и развития психологии неко­торые ученые видели угрозу для человека в остром пере-

живании им чувства одиночества. Вот, к примеру, слова одного из классиков психологии человека Б. Г. Ананьева: «По мере гигантского роста городов и массовых коммуни­каций... возрастает одиночество человека, усиливается конфликт между человеком как субъектом общения и обезличенностью его в сфере общения...».

Часто при употреблении в описании или анализе личностных проявлений таких терминов, как «одиночест­во», «чувство одиночества», «состояние одиночества», «потребность в одиночестве», «изоляция», «уединение», и других используются неоправданно широкие понятий­ные переносы. Например, большая, интересная и, несо­мненно, имеющая научную ценность работа О. Н. Кузне­цова и В. И. Лебедева «Психология и психопатология одиночества» в действительности имеет слабое отноше­ние к одиночеству. На наш взгляд, авторы используют термин «одиночество» в качестве подмены понятия сен­сорной депривации. Бесспорно, что эти два психических явления требуют дальнейшего научного исследования и четкого разделения.

В работе Ю. М. Швабла и О. В. Данчевой происхо­дит смешение понятий «одиночество», «уединение» и «изоляция», что ведет к невосполнимым понятийным и собственно психологическим потерям. Изоляция может способствовать одиночеству и даже вызывать данное со­стояние, но это не дает оснований к синонимизации этих понятий.

И. С. Кон и Р. С. Немов, независимо друг от друга рассматривая вопросы психологии юношеского возрас­та, описывают некоторые реакции личности и ее окруже­ния на одиночество, предпринимают попытку опреде­лить его причины. Конечно, эти ученые не ставили перед собой задачу рассмотреть одиночество как психический феномен, исследовать его психологическую природу, ге-

 

незис и т. д. Поэтому мы не находим в их работах опреде­ления одиночества. Это характерно для большинства ав­торов, рассуждающих об одиночества в контексте других психологических тем. В данном случае одиночество вы­ступает не предметом анализа, а лишь иллюстрацией ка­ких-то других психологических конверсив, например, возрастных особенностей или определенных социаль­ных явлений.

Сложность построения научной теории одиночест­ва заключается в том, что, с одной стороны, оно представ­ляет собой глобальное, сущностное, социально обуслов­ленное явление с недостаточно четкими критериальными признаками, а с другой стороны, является фактом слож­ного психического переживания, затрагивающего самые глубины человеческого сознания (рефлексия, интим­ность, субъектность и др.).

Рассматривая одиночество как психический фено­мен, большинство исследователей подчеркивают его раз­личия с такими понятиями, как «уединение» и «изоля­ция», полагая, что одиночество имеет некий специфичес­кий внутренний контекст.

Изоляция в большей степени связана с физической, пространственной и временной локализацией человека по отношению к социальному окружению и является внешне обусловленной ситуацией, а не внутренним психическим переживанием. Очень выразительно говорят об этом У. Садлер и Т. Джонс: «Чтобы обнаружить физическую изоляцию, достаточно иметь одни глаза, но чтобы узнать одиночество, необходимо испытать его». Изоляция всегда предполагает предмет, который человек по тем или иным причинам добровольно или насильственно исключает из своей жизни: общество в целом, определенная группа лю­дей, специфические условия бытия и многое другое. Можно сказать: «изолирован от...», но по отношению

к одиночеству такое построение фразы будет семантичес­ки неверным.

Предметом одиночества выступает сам человек. Одиночество направлено на субъекта, объект здесь как бы вторичен. Можно быть изолированным, но не одиноким. Можно находиться в одиночестве, не будучи изолирован­ным. Одиночество, в отличие от объективной изоляции, отражает дисгармонию отношений между «Я» и «ОНИ», разлад с миром, самим собой, сопровождаясь страдания­ми, кризисами и т. п.

Изоляция может сопровождаться или не сопровож­даться одиночеством, но эти понятия ни в каком случае не тождественны друг другу. Примером изоляции без одиночества можно иногда считать тюремное заключе­ние. Есть данные о том, что политические заключенные, даже находясь в одиночной камере, при твердой убежден­ности в правоте своего дела и моральной поддержке еди­номышленников не испытывали разрушающего чувства одиночества.

Примером добровольной изоляции от мира может служить религиозное затворничество. Обычно добро­вольную изоляцию называют уединением. Описания жиз­ни монахов-отшельников свидетельствуют о том, что за­творничество давало возможность находиться в самом живом и «обитаемом» для них мире, в мире духовного об­щения с Богом.

Уединение изначально имеет временные рамки, все­гда добровольно и свободно выбирается человеком. Уеди­нение представляется наиболее «выгодным» для субъекта поведением в данный момент времени, например, с точки зрения личностного роста, действия защитных механиз­мов, снижения уровня психической напряженности и т. д. Такие исследователи одиночества, как Мария Мицелли, Брюс Мораш, Энн Пепло, полагают, что уединение не обя-

 

зателъно связано с одиночеством (как тягостным эмоцио­нальным состоянием) и что люди могут быть субъективно счастливы и в затворничестве.

Крупный шаг к пониманию одиночества как пси­хического феномена был осуществлен Гегелем. Им пред­ложена теория о «двух мирах отчужденного от себя ду­ха». Одиночество здесь представляется как потеря двух отношений: связи с собой и связи с социальным миром. Причем последнее является необходимым условием для объединения человека с самим собой. Человек должен иметь «дом», как в объективном, так и субъективном смысле. Природа одиночества состоит в себялюбии субъективного духа, его стремлении утвердить собст­венную самость без соотношения ее с деятельностью объективного мирового духа абсолютной идеи. В ре­зультате субъективный дух запутывается в собственных противоречиях, которые порождают у человека несчаст­ное сознание.

Датский теолог и философ Серен Кьеркегор рас­сматривал одиночество как замкнутый мир внутреннего самосознания, принципиально не размыкаемый никем, кроме Бога. Единственным собеседником затерянного в мире человека может стать образ Бога в нем самом.

Феноменология Гуссерля дает нам представление о сознании как о нескончаемом потоке переживаний, аб­солютно изолированных от всего внешнего и материаль­ного. Это, по сути, есть признание принципиального оди­ночества человека, вечного и неизбывного.

Трансформация феноменологии в экзистенциаль­ное осмысление проблемы одиночества произошла в творчестве Ж.-П. Сартра. Согласно его философии, путь человека к себе или «в себя» всегда конфликтен и сопря­жен с осознанием одиночества как экзистенциальной си­туации человеческого бытия в мире.

В творчестве крупнейшего французского писате­ля - эссеиста и философа А. Камю, исходящего из твердо­го убеждения в абсурдности человеческого бытия, симво­лом «человеческого состояния» назван античный миф о Сизифе. С точки зрения Камю, безбрежное одиночество Сизифа становится подтверждением его силы и внутрен­ней свободы.

Глубоко психологичны слова Н. А. Бердяева: «...че­ловек имеет священное право на одиночество, так как че­рез момент одиночества рождается личность, самопозна­ние личности, в одиночестве переживается единичность и неповторимость своего "Я"».

В. В. Розанов писал, что человеку одному лучше, потом}' что, когда он один, - он с Богом. Конечно, автор имел в виду временную изоляцию от социума.

Необходимо отметить, что тема одиночества так или иначе присутствует в работах чуть ли не всех филосо­фов, размышляющих о феноменах человеческого сущест­вования: месте и роли человека в мире, условиях и особен­ностях становления личности, спасении души и др.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: