 |
О богослужении, молитве и постах
|
|
|
|
1. Закон киргиз-кайсаков есть мугаметанской, которой приняли они в Бухарин от древнего хана Жанибека. Хотя же они в последующие времена и составили одно родство с разными языческими народами, но как почитают их более в своем рабстве и презирают, то сии принужденными нашлись, оставляя свои предания, называться единоверцами. Для богослужения же ахунов и муллов не имеют, а почитают всякого грамотного человека за муллу, коих из природных их ни у кого у них нет, а принимают их из ташкенцов и бухарцов. Сверх того многим знатным салтанам и старшинам по просьбам их даются таковые грамотные для письма с Сибирской линии из служивых татар и башкирцев, коих оня равномерно за просвещенных людей почитают. Храмов и мечетей нигде не имеют; а посвящают только святым местом ташкентской город Туркестану потому что в оном есть гроб одного древнего Хазрят-салтана, [56] коего почитают они святым, и некоторые полагая обещания, из отдаленности ходят туда пешие и ездят для приношения молитв, как один киргизец уваковской волости 47, сын небольшого старшины Баяна и учинил. Женившись на молодой и хорошей девке, будучи оба в молодых летах и живши 8 лет, не имели они детей: он положил обещание, со своею женою сходить в Туркестант к гробу сего почитаемого ими святым; что и учинили в 1779 году, находясь в сем путешествии более полугода; ныне получа якобы разрешение, имеют у себя одного сына и дочь. Молитвы их происходят не иначе, как по сказкам их родителей: всякий аул или деревня имеет и почитает старого в оном человека, который, более ведая обряд закона, вышед на улицу, поет или лучше кричит молитвы; что чинится 5 раз в сутки, и называется музгу. Услыша сие возглашение, всякий должен по обычаю мугаметан, став на колени, приносить молитву, оставя все, чтоб он ни делал. Несмотря на то, в законе весьма не утвердительны, по неимению у них ученых людей; и как они много имеют язычников, то получа и от них обряды, исполняют оные; как то некоторые по обряду калмыцкому жгут кости и, делая фитили и намоча их салом, перед оными их зажигают и пред огнем приносят поклонение. Другие, имея некоторые от бога наказания, как, например, умирают у кого дети, или несчастливы скотиною, или когда чрезвычайные бывают бури, громы, молнии, а в зимнее время морозы и непогоды; то осердясь на проведение, ругают всяким образом и посты свои, имея, оставляют, которых однако они и совсем держат мало; но извинительны, как народ вольной и непринужденной, шатаяся с места на место. И по большей части упражнение их состоит в соблюдении своего скота в горах и степях, учинить сего никак не могут; а содержат довольно хорошо оставшие в своих юртах старики и старухи, до коих оные должности никак не доходят. Праздников, положенных по закону не почитают; да они их и не знают; а празднество и торжество бывает при совершении брачном и на поминках, и все оно состоит наиболее в пище, питии и конском ристании. Сверх сего каждый мужчина должен иметь при себе данные от муллов их молитвы, которые вшивают в платья; так же носят на спине и чрез плечо под правою пазухою, и называются байтумар, для того, [57] что, имея оные при себе, во всяком пути надеются иметь всегда счастье и не заблудятся, за которые муллы их берут с них не дешево.
|
|
|
О НРАВАХ И ПОВЕДЕНИЯХ
2. Нравы и поведения весьма странные; ибо они, как народ темный и непросвещенный, где бы ни было, шапок с себя не снимают, а отдают почтение главным своим салтанам и старшинам, ежели они встретят их, едущих на лошадях, сойдя со своей лошади, приклоняют одно колено. Тогда салтан положит встретившему на плечо руку, а буде в юрте, то чинят таким же образом, потом отшед немного, садится в круг, по обыкновению без всякой церемонии; но только отходит всегда лицом к тому человеку, которому он должен делать почтение. В прочем столько наглы и столь бесстыдны, что когда завидит что, все просит, хотяб оно ему совсем не надобно было. Говорят много, и между ими весьма много велеречивых и на разговоры хитрых людей; ежелиж салтан его говорит не по нем, то тотчас садится на лошадь и уезжает, который уже ни малейшей власти не имеет его задержать, и никто в том его не послушает. Когда бывают просьбы в обидах, то салтан посылает за ответчиком, подвластным своим; и ежели оной его послушал, хорошо, а не пойдет, силою взять не может. Ежели же великое какое дело, то стараются оного получить каким-нибудь обманом. Между собою здороваются, схватя руками друг друга, обнимают. Куда ни приехал, имеет всегда готовое содержание: ибо они, поелику далеко ни ездят, запасу с собою никакого не возят, а довольны, чем их где накормят; а сверх того, ежели в какой юрте случится приезжий, то в оной непременно уже готовится для угощения его варение, к которому без зазору и стыда съезжаются многие и другие, хотя б кому и дела не было, и все, что изготовлено, поедают. Приезжий же непременно должен рассказывать, где был, что видел или слышал, или что случилось; все же тут бывшие, вести сии должны рассказывать в своих юртах, отчего между ими всякие вести с невероятною скоростью бывают из отдаленных мест известны; ибо оные, чтоб об них услышать поважнее, выслушав, садятся на лошадь, отвозят в свои улусы в скорости и поступают далее. Когда удастся в другой волости украсть [58] лошадей и гнать, ежели сие усмотрено бывает, то делают погоню, и буде догнали и поймали, укравший почитается за вора; ежелиж ушел до своих кибиток, или до табунов, вором оного порицать не могут, но укравший почитает себя смелым и храбрым, считает сие себе за возможное, а обиженный по томуж стараться должен отмщать таким же образом, что называется баранта, из чего бывают такие следствия, что они барантуются, или друг у друга воруют весьма долго, и продолжается сие лет до десяти и более без всякой просьбы. Но напоследок одна сторона другую до того доводит, что уже все табуны у нее отгонят и приведена будет в крайнее разорение и бедность. Тогда разоренный едет к своим салтанам с просьбою, взяв с собою велеречивых и памятных людей; и тогда уже бывает великий съезд. Выслушав сие, собрание челобитчика и ответчика рассуждают, в чем у них с обеих сторон бывают посредники для миру. Тогда салтан, рассмотря, прикажет отдать обиженному сколько-нибудь лошадей и скота; что уже и весьма свято, и, переменить сего - правильно или неправильно, никто не может. А ежели плательщику сие будет весьма в тягость, то просит избавления от своих посредников, которые уже их разводят, и, учиня платеж баранты, сии кончатся, которыми они весьма себя разоряют, и доходят до крайнего убожества. Если же когда случится при таковых барантах с которой стороны смертное убийство, что нередко и случается, тогда по томуж бывают съезды знатных салтанов и старшин во множестве. По рассмотрении всех обстоятельств, платится кун, считая за одну вещь или лошадь в девятеро, и что от того собрания в приговоре положено будет. Ежелиж убитого отец, или мать и братья, будут на то согласны, то берут в кун калмыка, панцири, лошадьми и скотом и прочим имением, и доводят иногда убийцу до того, что он должен бывает лишиться не только имения, но жен и детей. Буде же на сие не согласны, то имеют право оного повесить, или, привязав к лошадям ногами, мучительно умертвить; признанной же вор во всяком воровстве платит; у кого он украл в девятеро, под строгим же весьма наблюдением. Ежели добрый человек знает вора, который украл, и на него докажет, то он должен жизнь свою оному отмщать, и ничем иным, как барантою, яко с виноватого. Буде муж жену убъет до смерти, то не точею [59] вступается отец, мать или родственники, но и вся та волость, поставя себя за бесчестие, и взыскивают потомуж великий кун, из которого главные вещи: баба или девка, панцири, колчуги, - отдаются отцу или матери, а лошадей и прочий скот разделяют по себе по частям, яко старатели были сего изыскания. Случаются ж обстоятельства, что как отец и братья, вступясь, могут без изъятия умертвить того убийцу, чем уже, яко кровь за кровь, и отмщение кончится, и далее как суда, так и платежа куна не бывает. Касательно ж до мелких судов и разводов, в оных не утруждают главных своих салтанов; ибо всякой таковой суд становится им недешево, потому, что обиженный продовольствовать должен пищею и питием все сообщество, которое у них чинится на великих расссуждениях весьма продолжительно. Равно ж многие разбирательства чинят частные старшины; так как и близ кочующие к границе киргизы многие наводят прозбы к крепостным российским командирам, которые разводят их с российскими людьми без всяких письменных документов словесно и скоро; что они всегда и почитают. Удовлетворения же им разные чинятся в рассуждении их легкомысленности, каков сей народ, чтобы они и впредь имели к российской стороне более привязанности; почему всегда употребляются на то всегда возможные старания. Долгой войны и порядочной ни с какими народами не имели, а почитают за войны наглые свои набеги и грабительства, которые по большей части чинят над дикими киргисцами. Равно собираясь по согласиям разных волостей под предводительством какого-либо салтана, ходят для таковых же грабительств к каракалпакам и хивинцам; также разбивают и разграбливают ходящие из Бухарей и Ташкента купеческие караваны на российские границы, как то в крепость св. Петра и Семиполатную, и грабят во множестве торгующих у них российсккх купцов, и чинят великие убытки и разорение; а в коммерции-помешательство. Умолчать же не должно и о наклонностях сих киргисцев некоторых волостей к Китайскому государству, ибо довольно известно, что волости, лежащие близ китайской границы по ту сторону реки Аягуза, платят китайцам алым, или подать, положенную с каждой юрты или аула по одной лошади, который платеж начался не более как с 1771 года; ибо китайцы места, лежащие по реку Аягуз, считают своими [60] завоеванными от зюнгорцев, а - за реку Аягуз, - уступленными от них киргисцам, яко своим во изгнании зюнгорцев помощникам. И как из обстоятельств видно, то китайцы по 1771 год никак не думали, чтобы киргизы переступили границы и внедрились по самые их границы и к караулам, почему сей алым на них и наложили. По достоверным же известиям известно, что Аблай-хан, будучи в живых, собирал с подданных своих алым с волостей атагайской, караульской и канжегалинской лошадьми, рогатым скотом и баранами, считая аулами и кибитками, но весьма малую подать, а редко, когда с прочих отдаленных волостей. По тому ж и сын его Вали-хан, нынешний владелец, поступает по правилу отцовскому, а в прочих частях, как салтанам и старшинам, подати никакой не платят, а только считают за подарки, когда те салтаны бывают в каких волостях для случающихся дел или разбирательств, тогда оные дарят их; да и сами салтаны имеют власть брать, что только пожелают.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
О РОЖДЕНИИ МЛАДЕНЦЕВ
|
|
|
3. Когда придет время женщине родить, и она о том объявит, то посылаются зватые в близживущие юрты, чтоб съезжались, которых бывает при сем случае, как женщин, так и мужчин, весьма довольно. По собранию коих, протянут бывает чрез сею юрту шнур пли тесьма, за которую та женщина, держася, должна ходить, коей навешивается на шею плеть; а когда уже приближается время к разрешению от бремени, то оная хватается руками за решетку юрты, а за нее другая женщина, которая, взяв руками в замок за живот крепко, давит и выправляет, а ежели и того недостаточно, то уже приступают мужчины по два и по три, и все друг друга сильным образом тянут, поколь беременная не родит. Ежели, кто во время сие придет в юрту, то каждый должен полою своего платья страждующую ударить троекратно, с произношением одного слова “выходи”. Примечания достойно, что будучи женщине в родах сносить сие можно; ибо сколько ни запримечено, что при сем таком выдавлении, очень редко младенцев рождают мертвых. Имена же рожденным младенцам дают родители по своей воле, как кто вздумает. Напоследок, по рождении, а, особливо, в зимнее время, [61] страждут болезнями по большей части лихорадками и апоплексиею, и что они называют, что “шайтан или дьявол давит”. Потом по рождении бывает приезжим угощение. За потребно изъяснить нахожу здесь о такой женщине, которую случай довел видеть мне самому. В одно время, по некоторой надобности трафилось мне быть в киргиском улусе: вошед в юрту, увидел я сидящую женщину, которая была весьма бледна и худа и вся тряслася, голову имела покривлену и рот на стороне, ив великом изумлении. Перед нею сидел шаман или ворожец, читавший книгу; не оставляя сию должность и при мне, и выговоря несколько слов, плевал ей в лицо. Чудное сие происхождение довело меня до любопытства, и вышло, что та женщина семь дней тому, как родила младенца, и сие несчастье ее постигло; а то был мулла или лучше ворожец, которого можно почесть заклинателем духов. Хотяже от него никакой пользы ожидать было не можно, но суеверие их до того доводит.
ОБ ОБРЕЗАНИИ
4. Обрезание по закону магометанскому бывает в отроческих летах от 3-х до 8-ми обыкновенно, а некоторые то чинят и позже, но не далее десятилетнего возраста. Призвав такого человека, который обрезывает, (ибо у них другие и грамотные, называемые муллы, сего не чинят; а есть на то особый род или поколение) делают великое собрание родственников, который, сказавши несколько слов из своих молитв, и по исполнении сего получает за то довольное награждение. Девушкам в сих же летах остригают на голове волосы, а иным и обривают, чтобы выросли другие, что почитается по томуж за обрезание. Причем, всем находившимся делается довольное угощение, а ежели то случится в летнее время, то бывают и конские ристания.
СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД
5. Невесту, как салтан, так и другие знатнейшие и богатые особы в роде сих людей, сватают от 3-х до 7-ми лет; а простые люди и позже. И как жених и невеста воспитываться должны при своих отцах, за которых по взаимным своим условиям, когда уже по рукам ударено, [62] платится калым, по могуществу каждого в имении, лошадьми, верблюдами, а между знатными и богатыми-калмыками. По возрастеж обоих жениха и невесты, поколь еще жених тестю своему калыма не выплатил, свадебного совершения не бывает. Однако, между тем, жених к невесте приезжает и имеет право с оною ночевать безвозбранно, но честно, не чиня никакой наглости, сколь бы долго сие не продолжалось. Но за платеж всего калыма и по пришествии времени к совершению брака, невеста имеет со своей стороны девиц ко услугам, которые, снаряжая ее, употребляют для увеселения приличные песни. И когда жених к оным приедет, то, на-рядя невесту по обычаю в лучшее платье и призвав муллу, который поставя оных среди юрты, ставит пред них чашку чистой воды и, покрыв белым платком, читает приличные молитвы; а напоследок, написав нечто на бумажке, опускает оную в воду и дает как жениху, так и невесте пить троекратно. По совершении сего отводят в особливо уготованную юрту на покой, с провожанием за оную. А напоследок приступают к оным женщины, смотря добродетели невесты, к ежели оная окажется честною, приемлют сие с радостью; в противном же случае, и ежели она погрешила прежде со своим женихом, не чиня в сем случае ничего другого, как только все его нарядное платье те женщины издирают в лоскутки, и лошадь, на которой он приехал, заколют и употребят на пищу, а молодые остаются с поношением. Есть в роде их и многие таковые, но в подлости, кои приживают детей; но сего не взыскивается. Ежели ж жених усмотрит обезчещену, то имеет власть, оставя ее у отца и взяв весь калым обратно, с некоторым еще взысканием за издержки отойти прочь. Будеже оная очреватела, и будет о том ведомо от кого, то он имеет власть в обоих сих случаях за бесчестие лишить жизни, и в имении как отца ее, так и матери, и того, кто сему причиною, в досаде своей зарезывает ножом лошадей и всякую скотину, которому уже противоречить никто не может; а напоследок, ежели есть, и пожелает другую дочь, может взять за себя без всякого платежа калыма вместо наказания. Бывают при том и такие обстоятельства, что из жестокосердия может как свою невесту, так и виновного, на верблюде повеся, лишить жизни; чему уже никакой и знатный султан препятствовать не может, и он суду никак не подвержен. Невестаж должна [63] жениху своему принесть в приданые юрту, лошадь с седлом и всем прибором, ружье, сайдак, платье, ковры и прочее. Напоследок происходит веселье в пище и питии, конском ристании, и к чему чинится довольное приготовление.
ОБ УМЕРШИХ
Когда умрет хозяин дома, или сын женатый, то оного обмыв, обвивают чистым белым полотном, протянув умершему руки, и, выкопав яму, хоронят в землю (как делают и татары), покрывая оную сверху досками, а потом землею. Но как во многих местах лесов у них нет, то закладывают камнем и делают как голпчики деревянные над могилами; а где совсем лесу нет, там нанашивают из каменьев бугры. В зимнееж время многие сего не делают; а мертвого, поколь земля не растает, до весны содержат повешенного на вершине дерева, а потом, похороня, выставливают у юрты на высоком шесте знак черный. В юрте же, поставя болвана, наряжают его в хорошее платье, надев на голову медной шелом и сверх платья панцырь или кольчугу; и в знак воспоминовения каждого утра и вечера, при захождении солнца, жены, мать, дочери и прочия, кроме мужчин, сидя на коленях пред сим болваном, оплакивают, вспоминая его деяния к выхвалению его храбрости, рукоделия, и тому подобное; что чинить должна жена. Ежели сторонний человек приехал в юрту, то каждый раз, которая жена более любила своего мужа, таковая лицо свое издирает более, так что знаки сии продолжает иногда чрез целый год. По прошествии же сего времени, снимает сего болвана и черный знак с юрты; и бывает великой съезд, делая поминки; при чем обыкновенное конское ристание с постановлением разных мет; а потом, по угощении бывших, у любимой умершего лошади подрезывают хвост по колены. Тогда уже оставшая жена имеет власть выйти замуж за другого, но не иначе, как в их же роде за брата, или ближнего родственника умершего, дабы заплаченный калым не пропадал.
О МУЖЧИНАХ
Мужчины в роде киргиз-кайсаков по большей части телом плотны, тучны, разных ростов; сильные, когда [64] сидят на лошади, и так крепки, что трудно с оной спихнуть. Пешком не проворны, ибо они по большей части употребляются в верховой езде, отчего у каждого и ноги кривы. Жен имеют по достаткам: от одной до семи и более, для коих имеют особые юрты или аулы, и кочуют по разным местам, по большей части для выгодного содержания скота; то, разъезжая по оным для присмотру, чинят не редкие посещения и к женам, а особливо молодым. При чем упомянуть достойно, что ревность в роде сих людей ни малейших следов своих не являет, и живут спокойно, и старшую жену почитают за сущую хозяйку, или мать. При всем же сем удовольствии, ежели имеют в рабстве у себя калмычек, и выдавать их не за кого, не оставляют и их праздными, чтоб и они детей родили, в чем жены их никакого препятствия чинить не должны. Платье их армяки, из верблюжей шерсти тканое; тож суконное, из разной материи по достаткам, широкое и длинное. Зимою и летом носят всегда шаровары суконные и кожаные; рубашек не имеют, а носят тонкие ординарные халаты из разных бумажных выбоек ташкенских. Спят нагие в юртах повалкой, сколькоб их ни было, как мужчин, так и женщин; покрываются в зимнее время от холоду одною кошмою. Головы имеют бритые; у некоторых молодых людей оставляются на верху косы, по образцу китайскому, и в нос надевают маленькие серебреные кольца в знак особой любви к отцу и матери. Шапки носят с большими ушами теплые, высокие, для способного надевания на аракчины; в летнее время имеют и белые шапки, на подобие шляп, с полями разрезными, катаные из самой чистой белой овечьей шерсти. В платье поступают каждый по своему могуществу в достатке, а по большей части носят кармазинное малиновое и черное; бархатное почитается за знатнейшее, которое и покупают в российских портах. Салтаны их непременно должны иметь шапки, опушенные чернобурок) лисицею и покрытые белой материею. По сим признакам и незнаемому человеку салтана их тотчас узнать можно. Для увеселения своего никаких вокальных пений и духовых инструментов не имеют, кроме, по их названию, кобыса, который величиною со скрынницу, но без верхней доски, имеет две струны из конских волосов; играют смычком, но оный никакой приятности не приносит. [65]
Так же имеют так называемые забызги, сделанные из толстой стволистой травы, и деревянные, обвитые толстою нитью с несколькими дырками, в которые играют разные песни весьма сиповато. Песни поют, но не так у них, как у прочих народов определенные, а выпевают всегда то, в чем они упражняются, или, короче сказать, что видят, то и бредят.
О ЖЕНЩИНАХ
Женщины имеют некоторые довольную красоту; но, как народ азиатский, смешанный из разных племен, более калмыковат; телом плотны, к воспитанию детей весьма способны. Волосы по большей части имеют черные и длинные, заплетают в две косы и навешивают для украшения на кольцах шелковые большие кисти, которые достают почти до полу; а по ним нижут маржаном, разными корольками и серебреными бляшками, и разных видов бляшками из белых раковин, которые достают от ташкенцов. И такие же украшения имеют на нагрудниках. На головах носят высокий, называемый навлук, а сверх оного - накладку на лбу, у коей прицеплено множество ниток маржана и жемчуга, который по обеим сторонам лица висит, даже до плеч. С верху обертывают белым платком, который попускается на спине клином очень низко; некоторые носят в носу маленькое серебреное колечко, по которому почитают любимую дочь отца. Перстей надевают множество; а в ушах носят серьги по большей части на больших кольцах, длинные с жемчужинами. Платье носят длинное, куртки, имея до подолу пуговицы, суконное, бархатное, парчовое, и разных европейских шелковых материев, по достаткам. Сапоги - из разных кож: красных и черных с острыми пятами или каблуками, так что ходить в них весьма трудно, у коих подошвы набивные маленькими гвоздками. Носят также и штаны, ибо они ездят всегда верхом на верблюдах, и лошадях, и быках; и великие бывают из них наездницы. Мужа своего именем никогда не называют, и поставляют то за грех, а называют мурзою, то есть, господином. Свекра своего не должна женщина видеть, поколь не родит младенца; а ежели сие случится нечаянно и миновать будет не можно, то должен он ее подарить знатным подарком. При перекочевке с места на место должность есть жен [66] снимать и поставлять юрты, седлать для мужа лошадь и сажать его на оную. Рукоделия оных - прясть шерсть, ткать армякчину, шить разными шелками как платье, так и конские уборы, катать войлоки, ткать тесьмы, шить платье, иметь смотрение за домом и воспитанием детей.
О ДЕВИЦАХ
Девицы в одеянии имеют сходство с женщинами, а только разнятся от оных тем, что волосы заплетают кос в семь, или в девять; по томуж украшенные носят аракчивы, а иногда и совсем головы не закрывают. Во нравах обходительны и ласковы; стыда имеют мало. Ездят верхом по большей части на иноходцах. В летнее время бывают при перекочевках гульбищи, где собирается как девиц, так и молодых мужчин, а особливо холостых, довольно. И бывают беги, и мужчина должен ловить девицу, чтоб рукою схватить за груди; девица обороняется от того своею плетью, и ежели с которою сие случится, то оная сие поставляет себе в стыд, а молодому мужчине в проворство. Тож имеют всякие женския рукоделия, а особливо, хитроплетенныя из самого тонкого камыша, на подобие ковров, циновки, в которых они каждую камышинку обвивают шерстью крашеною. Краски подбирают в узор так, что всякому взору сие приятно быть может; употребляют же оные для украшения своих юрт, приставливая изнутри оные к решеткам.
О РУКОДЕЛИЯХ И РЕМЕСЛАХ
Первое и главное их рукоделие есть построение своих кибиток, которые делают из тонкого талу. Очистя оной и выкрася в красную краску, связывают в решетку ремнями, которые складываются и на верху делается круг, и на таковых же поставляется изогнутых таловых прутьях. Вокруг и сверху покрываются войлоками и обтягиваются для укрепления разных манеров ткаными тесьмами. Делают также арчаки к седлам, точат деревянную посуду, из которой бывают чаши величиною в диаметре до трех футов, и, удивительным образом выкопав яму и поставя над оною два столба, один человек должен обыкновенно ремнем вертеть, а другой, с инструментам [67] сидя, - точить. Кузнецы делают ножи, шилья, копья и к стрелам копейцы, которые они только проварить могут. Медники из меди латуни кованою работаю оправляют камчи, поясья и напаивают проволокою полуженою, вставливая корольки, и маржан, и разный бисер, а по большой части женские уборы, конские уборы с насечкою серебром, и прочие мелочные поделки. В летнее время из весьма сквашенного кумыса высиживают вино: выкопав в берегу яму печкою, над оною ставится большой чугуной котел или, по их, чаша, налитая сим кумысом полно: с верху покрывается сшитым из сырой кожи колпаком и обмазывается внизу глиною; из сего кожуха сверх самой чаши вкладывается ружейной ствол, коим по согретии котла, паром выходит вино, которое в рассуждении их довольно хмельно, ибо они употребляют его во множестве.
Вкус его несколько кисловат, цвет имеет несколько синеватый с белизною, и густ так, как брага. Из сего киргизского вина некоторые господа, довольно передвоя раза три, получали изрядную водку, которую никак, если не будет сказано, что она сделана из кумыса, с российскою распознать не можно. Варят мыло из сала и золы в тех же котлах чугунных, в коих варят и пищу. Мыло сие весьма черно и крепко как камень, но для мытья весьма хорошо и мылко, ибо оным из белья выводятся всякие пятна.
О ПРОМЫСЛАХ
Промыслы имеют по большой части зверей, которых по степям, конскою гоньбою, как то волков и лисиц, ловят; равно и стреляют из ружей, как то: козлов, сайгов, маралов, зайцов и в каменных лесных местах - медведей. Птиц из ружей стреляют весьма мало, а чрезвычайно довольно имеют на то ястребов; для зверей же - больших орлов, называемых беркутами. По томуж волков и лисиц ловят кабканами. В прочем других никаких промыслов более не имеют.
ОБ ОРУЖИИ
Оружие имеют огнестрельное, по большей части турки, длинные калмыцкие; а равно к оным покупают с позволения при портах и российские, как простые, так [68] и винтовальные. Замков у оных не имеют, а стреляют фитилями; и стреляют редкие хорошо зверей, а птицы никакой; и имеют ружья довольно. Порох, хотя некоторые и сами делают, но весьма мало; а достают по большей части из Бухарин так, как и свинец, и из России. Делаж их порох бывает, хотя и не так крупен, как пушечный, но мельче; только силы такой не имеет, и звук от него по выстреле бывает слабый. Потомуж довольно имеют луков, по большой части китайские, калмыцкие и мунгальские; а сами они их не делают так, как сабли и копья. В случае какой надобности или вооружения, надевают на головы медные шеломы, имеют довольно колчуг и панцырей. Но при всем оном вооружении, как довольно известно, на войне бывают слабы, и, будучи хотя несколько тронуты, рассыпаются тотчас врознь, и каждый ищет спасения своего бегством. Ежелиж из них собирать годных людей к воинскому действию, то должно полагать не менее с каждой юрты по два и по три человека; и как юрт их числом 32790, то не более - 70000 человек.
|
|
|
