Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

I

ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

121

 

Кошмар Билла стал первым прорывом чувств. Он понял, что странная фигура в его сновидении — отец, и что ребенком он преклонялся перед ним. По мере того, как он подрастал, это преклонение скрывала позиция над­менности, означавшая, что «ничего не происходит», что он ни наказан, ни отброшен. Однако, глубоко лежащее бессознательное чувство обреченности перенеслось на ситуацию работы. Психология безрассудства требовала бросить вызов авторитетам, чтобы посмотреть, нанесут ли они ответный удар. В то же самое время, он очень боялся потерять работу. Билл отдавал свою жизнь, выра­батывая технику выживания на краю пропасти.

Психология безрассудства порождается конфлик­тными позициями: либо внешней покорностью, за кото­рой скрыто внутреннее неповиновение, либо внешним бунтом, прикрывающим внутреннюю пассивность. Покор ность или подчинение означает, что человек занимает позицию «аутсайдера», что он принадлежит к меньшин­ству, что он несовершеннолетний, что его лишили или отвергли. Это влечет за собой отказ от права на лично­стную завершенность и удовлетворение, другими слова­ми, отказ от права на удовольствие и наслаждение. Внут­реннее неповиновение требует, чтобы безрассудный че­ловек бросал вызов окружающим его обстоятельствам. Не­покорность вызывает провоцирующее поведение, приво­дящее к состоянию обреченности, которого он боится. Выживание требует, чтобы провокация не превышала оп­ределенного лимита, — тогда остается возможность ус­кользнуть от обреченности.

Билл был «бирюком». Внешнее его предъявле­ние — бунт. Он бросал вызов во всех ситуациях, но это не приносило успеха, потому что его внутренняя пассив­ность все сводила на нет. До тех пор, пока Билл прини­мал одиночество как неизбежность своего существования, он вынужден был отказываться от стремления к удоволь­ствию и тратить всю свою энергию на то, чтобы усилить способность находиться в одиночестве.

Через некоторое время после ночного кошмара Билл рассказал о другом сновидении. Он находился в ком­нате, где был еще один человек. Оба они были обнаже­ны. Билл и второй человек, который, как казалось Биллу, тоже был он сам, свесившись за окно, смотрели на улицу. Затем Билл подошел ко второму персонажу своего снови­дения сзади и ввел свой пенис в его анальное отверстие. Он сказал: «Я ничего не чувствовал. Я лишь удивился, на что это может быть похоже».

Когда я предположил, что другие люди являются для Билла предметами его страстного стремления к кон­такту, что он испытывает потребность дать им что-то, мой пациент разразился мучительными рыданиями. Этот человек подавлял пассивную сторону своей личности, ко­торая содержала чувства, потому что в ней заключалось гомосексуальное подчинение. Страх провала тоже был свя­зан со страхом гомосексуального подчинения. Чувствам необходимо было прорваться, чтобы Биллу удалось пре­одолеть свои затруднения, поскольку неспособность функ­ционировать на службе вызывалась страхом подчиниться нанимателю.

Алкоголизм, наркотическая зависимость, правона­рушения и распутство тоже представляют собой самодест­руктивное поведение, показывающее, насколько человек нашей культуры изолирован, каким отделенным и обездо­ленным существом он себя чувствует. Реальна его депрес­сия или воображаема, не имеет значения, но, когда чело­век действительно переживает безнадежность, защитная стратегия сходит на нет, если опасность миновала. Шизо­ид же, живет в постоянном чрезвычайном положении. Специфическая судьба, которой он боится, детерминиру­ется его поведением, поскольку оно одновременно броса­ет вызов и пытается приучить себя к тому, что за этим последует. Когда человек действует, форсируя руку судь­бы, он может затем сказать: «Смотри, я в полном поряд­ке. Ты ненавидела меня. Ты отвергала меня. Ты разруша­ла меня». Так он объясняет свою изолированность, ник-

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

123

 

чемность и пустоту. И еще он доказывает себе и миру, что способен подняться выше обреченности на гибель.

Следующий случай, который мне хочется привес­ти здесь, иллюстрирует комплекс сил, прикрытых самоде­структивным поведением, которое состояло в неразборчи­вых половых взаимодействиях, происходящих вслед за крепкой вечерней выпивкой. Пенни (так я буду называть эту пациентку) часто оканчивала день в постели с каким-нибудь мужчиной, которого встретила в баре, где она ко­ротала вечера. Проснувшись следующим утром, она не мог­ла вспомнить, что с ней было прошлым вечером. Конеч­но, такое времяпрепровождение не проходило бесследно: Пенни несколько раз беременела и была вынуждена де­лать «подпольные» аборты, которых очень боялась. Един­ственное объяснение, которое она могла дать своему по­ведению, заключалось в том, что ей невыносимо вечера­ми оставаться дома в одиночестве. Но это была всего лишь рационализация. Когда я впервые встретился с Пен­ни, ей было двадцать, но она уже несколько лет вела та­кой образ жизни. Она была одной из безрассудных моло­дых людей, отрезанных от общества и ведущих неопреде­ленный образ жизни. Когда я попросил Пенни описать ее состояние, она сказала, что совсем недавно написала о нем. Вот ее запись:

«Слушайте.

Бросьте и оставьте меня одну.

Я оставлена не в спокойствии и мире,

Меня бросили в бесконечное блуждание

По неопределенности,

Где я знаю, что не люблю и не любима,

Но понимаю,

Что оставлена одна,

Что я потерялась

Среди безжизненных каменных обломков,

Серых и холодных,

И меня разъедает пена

Моего безумия».

Пенни спросила меня: «Что со мной произошло? Почему я провела годы, скрученная то одним узлом, то другим? Может ли что-нибудь прорваться через тысячи дней и ночей, чтобы я смогла понять, что я есть? И как это сделать? Я не уверена, что это можно сделать, но я должна постараться и использовать ваши способности, знания и ваше, я надеюсь, хорошее отношение ко мне. Иначе то, что сейчас уже непереносимо, скоро станет совсем невозможным, это должно иметь какой-то конец.»

Пенни приехала в Нью-Йорк из городка на Сред­нем Западе и устроилась на работу секретарем. Она была неглупа и чувствительна, что делало ее поведение все бо­лее иррациональным. Но эта иррациональность была ско­рее видимой, чем действительно присутствующей. Если пребывание в одиночестве угрожало ее рассудку, то у нее не было иной альтернативы, кроме как во что бы то ни стало найти себе приятеля. Почему Пенни так страшно было остаться одной? Быть одной значит не любить и не быть любимой, и «безрассудная сексуальность» кажется предпочтительнее, чем такая участь. Каждая попытка Пен­ни найти утраченную любовь заставляла ее чувствовать себя еще более отвергнутой. Чувство безнадежности не позволяло ей отказаться от какого бы то ни было предло­жения. Каждый раз ей казалось, что именно это предло­жение может восполнить ее утрату.

Когда я впервые увидел Пенни, ее внешний вид был типично шизоидным: глаза — лишенными выражения и пустыми, кожа — бледной и пастозной, тело — заморо­женным и ригидным. Дыхание было очень поверхност­ным. Когда она попыталась вздохнуть поглубже, ее охва­тила паника. В течение минуты она не могла отдышаться, а потом начала плакать. Пенни поняла насколько была испугана и увидела, что контакта с собственным телом у нее нет. Я отметил, что ей необходимо преодолеть стра­дание, и что это можно сделать, приняв свое тело и иден­тифицировавшись с ним. Для Пенни мои слова обрели смысл, когда она поняла, что стыдится своего тела, и что

124

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: