 |
Глава 40. Маленькая часть большого мира. 17 глава
|
|
|
|
Они стояли так минуту… две. Замок был погружен в тишину. Гермиона, зажмурившись, слушала эту тишину, нарушаемую лишь стуками их сердец.
- Какого черта ты это сделала? – недовольно проговорил слизеринец над ее ухом.
Девушка не ответила.
- C ума сойти.
Гермиона молча протянула его палочку
- С тобой можно сойти с ума, - повторил слизеринец.
Она подняла голову, и их взгляды встретились.
- С тобой тоже, - негромко откликнулась девушка.
Полутемная ниша, лишь блеск глаз.
- Ты сам виноват, - негромко проговорила Гермиона, стараясь отодвинуться от него как можно дальше.
- Даже спрашивать не буду, в чем. Иначе рискую услышать очередную сагу о…
- Кажется, никого нет. Можно выбираться.
Слизеринец смерил ее недовольным взглядом и выбрался из ниши.
Гермиона вышла следом и поежилась от холода или от нервного напряжения. Малфой заметил:
- Твоя кофта.
Гермиона поняла, что ее кофта до сих пор у него в руках.
Юноша оглянулся по сторонам, убедился, что коридор пуст, и встряхнул ее кофту в воздухе, как вытрясают старое белье. Только после этого он протянул кофту вперед, как истинный джентльмен. Интересно, а вытрясти он из нее маггловский дух пытался?
Гермиона быстро повернулась к нему спиной и просунула руки в рукава. Часы зацепились за шерсть, и левая рука застряла. Девушка дернула.
- Подожди, - прозвучал над ухом голос, и ее кисти коснулись теплые пальцы. Он ловко на ощупь отцепил ремешок от кофты.
- Спасибо.
- Не за что, - голос прозвучал сердито.
И это так не вязалось с тем, что он сделал в следующую секунду: на миг сжал ее плечи.
Гермиона удивленно оглянулась, но он уже выпустил ее и смотрел в сторону лестницы.
|
|
|
- К вашей башне этим путем пройдешь?
Она кивнула. Он играет, да? Мстит за Экспелиармус? Или нет? Девушка покосилась на своего провожатого. Он упорно смотрел вперед, не делая попыток завести разговор или дать понять, о чем он думает. Наконец, когда Гермиона уже отчаялась дождаться от этого милого мальчика хоть какого-то членораздельного звука, слизеринец произнес:
- Нужно сделать тебя невидимой. А то у Филча может быть богатый урожай. Два старосты.
- А если поймает только тебя, то урожай будет небогатым?
- Я что-нибудь придумаю.
- О да! Твое объяснение попытки пробраться в башню Гриффиндора будет весьма экзотичным.
Слизеринец недовольно на нее покосился.
- Тогда уж лучше сделать невидимым тебя.
- А ты сумеешь?
- После возвращения из Хогсмита я нашла это заклинание и выучила его. А заодно и прочитала предупреждение, о том, что будучи невидимым лучше не пользоваться волшебной палочкой. Она под этим заклинанием некорректно работает.
Он усмехнулся:
- Гермиона Грейнджер не может пережить, если кто-то знает то, чего не знает она.
- Ну, я, например, не комплексую относительно Дамблдора…
- Скромно.
- … а вот ты не слишком отличаешься от меня.
- Отличаюсь. Я не читал предупреждения. Побочный эффект выяснился на деле…
Гермиона улыбнулась, а Драко Малфой вдруг подумал, что она очень отличается от него. Он жил с магией с детства. А эта девчонка лишь с одиннадцати лет. И она умудряется быть лучшей в Школе по многим предметам. Что это? Талант? Гордыня? Упорство?
- Ладно. Валяй.
Гермиона остановилась и вытащила палочку. Глубоко вздохнула, направив ее на слизеринца. Одно дело сделать невидимым Рона, который до того обрадовался, что чуть не свел с ума целую гостиную гриффиндорцев, даром что староста. А другое дело спокойно произнести заклинание под этим внимательным взглядом.
|
|
|
Но все получилось, к ее удивлению. Силуэт Драко Малфоя чуть дрогнул и растворился в воздухе.
- Получилось, - улыбнулась Гермиона.
Драко сделал шаг в сторону и понял, что он, действительно, невидим. Для него ничего не изменилось, ну, если не смотреть вниз. А Грейнджер его явно не видит. Появилось детское желание дернуть ее за хвостик, но он сдержал свой порыв. Вместо этого взрослым и прохладным тоном сказал:
- Идем.
Ее улыбка померкла, она чуть пожала плечами, и они продолжили путь.
- Ты еще здесь? – через какое-то время спросила девушка, нервно оглядывая коридор. Вокруг было темно и неприветливо.
Промолчать? Пусть знает, как на нем в заклинаниях практиковаться.
Растерянность на ее лице вызвала в душе чувство вины. Подзабытое, надо признаться, чувство.
Однако он не стал подавать голос, не хотелось разрушать эту тишину. Вместо этого юноша крепко сжал ее ладонь. Она вздрогнула и дернулась в сторону, вглядываясь в пустоту.
- Ты меня испугал.
Он не ответил. Лишь усмехнулся. Но она успокоилась. Они неторопливо пошли по коридору, держась за руки. Почему он не выпустил ее ладонь? А так ли это важно?
Гермиона очень хотела услышать его голос. Идти за руку с пустотой по темным коридорам было немного страшно.
- А где книга?
- У меня.
- Она тоже стала невидимой? Занятно.
- Все правильно. Она попала в радиус действия заклятия, как одежда, например.
- А если бы у тебя в руках оставалась моя кофта, то она бы тоже стала невидимой?
- Наверное.
- Смешно было бы потом ее одевать.
Они поднимались по лестнице, ведя этот бестолковый разговор.
- Знаешь, так странно идти за руку с тем, кого не видишь.
Она улыбнулась. А Драко тут же откликнулся с сарказмом:
- Да, можно представить на моем месте кого угодно. Например, Поттера.
Гермиона резко остановилась и бросила полный растерянности взгляд на злую пустоту. Как можно так? Так быстро перейти от легкости к…
Девушка вырвала руку и бросилась вверх по лестнице. Подальше от этого мерзкого мальчишки. Она не хотела его видеть. Почему он просто не может порой смолчать? Слезы обиды брызнули из глаз. Она яростно стирала их, спотыкаясь о каменные ступени. Никогда! Ни за что! Она больше не приблизится к этому человеку. Это же нужно быть такой дурой!
|
|
|
У самого поворота в коридор с портретом Полной дамы кто-то с силой схватил ее за плечи и больно сжал.
Гермиона даже не испугалась. Злость и обида – единственное, что она сейчас могла испытывать.
- Отпусти меня, - яростно прошипела она, пытаясь вырваться. - Немедленно отпусти. Я закричу.
- Постой. Успокойся, - его голос сбился от бега.
- Не смей ко мне прикасаться. Ты… мерзкий… наглый…
Но в этот самый миг он с силой развернул ее к себе и резко выдохнул, заметив слезы. Хватка на ее плечах стала еще сильнее.
- Ты плакала? – неверяще выговорил он. – Из-за моих слов?
- Пошел к черту! Это…это не слезы. Это… ветер, дождь. Что угодно.
Она сбилась, когда он выпустил ее плечо и коснулся щеки, осторожно стирая соленые капли.
- Отпусти! – прошептала она, зажмурившись. – Я не хочу тебя видеть.
- Ты и так меня не видишь, - сдавленно проговорил он.
Гермиона горько усмехнулась. Она не это имела в виду.
А Драко Малфой нервно закусил губу, осознав страшную вещь. Он не хочет видеть ее слезы. Ему невыносимо это видеть. С каких пор ему дело до женских слез? Нет! Не до женских! До слез Гермионы Грейнджер. Это открытие совсем не понравилось. Это – проблемы, это слабость, это…
- Почему ты молчишь? – вдруг спросила она, распахивая глаза.
Драко едва не отступил прочь. Что с ним творится? Он провел по ее подбородку и негромко проговорил:
- Не плачь. Я не хотел.
- Неправда, - ее голос прозвучал жестко. – Ты всегда говоришь только то, что хочешь.
- Нет. Порой то, что должен.
- Должен кому?
- Здравому смыслу, - негромко произнес он после небольшой паузы.
Гермиона подняла голову и встретилась с напряженным взглядом. Действие заклятия окончилось, как заканчиваются маггловские сказки. Перед ней стоял хмурый слизеринец с закушенной губой и складкой на лбу. Гермиона подумала, что она никогда не видела его таким. И не хочет видеть. Только не сейчас.
|
|
|
- Мне пора, - она попыталась сделать шаг назад.
Он вдруг резко притянул ее к себе и негромко проговорил:
- Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что не обиделась.
Щеку защекотал локон, зашевелившийся от его дыхания.
- А я обиделась. С какой стати я должна врать?
- Ну значит будем стоять так до утра, пока нас не найдут голодные гриффиндорцы. Думаю, эта картина поднимет аппетит перед завтраком.
Гермиона невольно улыбнулась и предупредила:
- Я закричу.
- Хочешь поскорее обрадовать своих друзей?
Девушка глубоко вздохнула и негромко заговорила:
- Ты очень жестокий человек. Ты виртуозно говоришь гадости и причиняешь боль, делаешь все, чтобы вызывать исключительно раздражение и злость…
- Пять лет назад Мариса сказала мне: «Ты - маленькая жестокая мерзость», - он усмехнулся. - Кроме вас двоих никто мне этого не говорил.
- Значит, другим людям от тебя что-то нужно.
- А тебе нет?
- Сейчас мне нужно, чтобы ты меня отпустил. Я хочу уйти.
Он тут же разжал руки и сделал шаг назад. Гермиона покачнулась от неожиданности, подняла на него неуверенный взгляд. Он смотрел в сторону заснеженного окна.
- Любой каприз, леди.
Она вздохнула и развернулась к нему спиной.
- Подожди!
Девушка обернулась. Драко Малфой что–то вытащил из кармана и протянул ей. На ладони лежала булавка в идее кленового листа.
- Спасибо, - негромко проговорил он.
Девушка пожала плечами, приколола булавку к кофте и подняла взгляд.
- Пока.
- У меня еще твоя книга.
- Я помню.
Он кивнул.
- Ты дочитал?
- Нет.
- Можешь не торопиться, она мне не нужна.
- Странные сказки.
- Почему?
- Нелогичные. Вот ты бы, на месте Герды, пошла за таким противным мальчишкой, как Кай?
- Спокойной ночи, - возвела глаза к потолку Гермиона.
- Спокойной, - тут же откликнулся он и, резко развернувшись, пошел прочь.
- Я уже за ним иду. Ты просто этого не заметил.
Гермиона быстро направилась к гостиной. Она даже не обратила внимания на выговор Полной дамы. Ей впервые в жизни было плевать. Оказалось, есть вещи, более важные, чем доброе расположение окружающих и безупречная репутация лучшей ученицы.
Она успела забраться в постель, когда в окно постучала сова.
«Я добрался без приключений, если тебе интересно».
Она улыбнулась. Интересно.
«Спасибо, что написал. И знаешь… Герда сделала правильно».
«Но бессмысленно»
«Спокойной ночи!»
Гермиона не стала с ним спорить. Зачем? Он и сам когда-нибудь все поймет. А пока… Пока она просто захлопнула тяжелое окно, поежившись от холодного ветра, и улыбнулась. Да, мир рушился к чертям. Шла война, сердца сковывал страх. А ее сердце трепетало от счастья. Глупо? Неправильно? Кто знает?
|
|
|
***
Драко Малфой откинулся на подушки, заложив руки за голову и глядя в темноту. Он не знал: злиться, радоваться... Он устал анализировать свои поступки. Он знал лишь одно, что впервые за несколько дней он не думает о Марисе. Эти мысли были рядом, они, словно липкая, растекшаяся на солнце смола, касались нервов, заставляя вздрагивать и на миг закрывать глаза. Но впервые они не заполняли душу, не неслись на гребне волны отчаяния.
Отчасти чтобы спастись от этих мыслей Драко настойчиво цеплялся за образ гриффиндорки. Вздернутый носик, смешной хвостик, выбившаяся прядь волос… Влечение? Нет. То есть, разумеется, ему не десять лет. Понятно, что когда он ее поцеловал… А на черта он вообще это сделал? Нееет. Об этом подумаем завтра или послезавтра. Или лет через сто.
Почему он так разозлился? Да потому что впервые в жизни Драко Малфой почувствовал ответственность. Да, банальную ответственность перед девушкой. Хотя нет. Не перед девушкой – перед Грейнджер. Так странно. Он не относил ее ни к категории желанных женщин, ни к категории смазливых девчонок. Она стояла особняком.
Юноша вспомнил свою первую ночь с Блез. Нежность? Да. Симпатия… Радость…
Эмоций было достаточно, но ему и в голову не пришло поинтересоваться, понимает ли она, что делает? Блез для него была взрослым самостоятельным человеком, который сам в состоянии решить свои проблемы. Если она оказалась в его постели, значит, этого хотела. Значит – это ее выбор.
А тут... Всего лишь какой-то поцелуй, Но в тот момент, когда ее дрожащие пальчики прочертили дорожку вдоль ворота его рубашки, он понял, что не может позволить ей продолжать. Эти ее неосознанные жесты, наивное любопытство… Юноша с раздражением нащупал на тумбочке палочку и зажег огонь в камине. Комната озарилась отблесками пламени.
Нашел, чем себе голову перед сном забивать. Вон лучше бы придумал, как завтра Снейпу объяснить произошедшее с Уорреном. Драко в первый раз видел своего декана в такой ярости. Профессор говорил чуть слышно, но от его взгляда хотелось умчаться на край света. И в первый раз эта ярость была направлена в том числе на него, Драко. Завтра его ждет объяснение. Юноша недовольно посмотрел на будильник. Спать нужно, а не глупостями заниматься. Взгляд упал на записку. Он поднес ее к глазам. «Спокойной ночи».
Словно солнечный зайчик на серой стене, который всегда появляется в самый нужный момент, чтобы рассеять темноту, развеять грусть. Когда он рядом, на душе спокойно.
Он вспомнил собственную растерянность при виде ее слез. А ведь раньше ему нравилось причинять ей боль. «Грязнокровка». Грубое и нелепое слово. Не то, чтобы он изменил мнение... Наверное, повзрослел. Юноша поймал себя на мысли, что это слово исчезло из его лексикона давным-давно. Оно казалось каким-то нелепым. Чистоту крови не нужно подчеркивать словами. С возрастом это понимаешь. Вот Уоррен пока не понимал. Драко вспомнил день, когда Том назвал Грейнджер грязнокровкой.
А ведь единственное, что он тогда почувствовал - злость на Уоррена. И не из-за того, что тот был груб с Грейнджер. Нет. Просто… Драко всегда считал это своей прерогативой. Только он имел право на это. Никто другой. Это по-детски, но так было. А вот теперь он не хотел видеть ее слезы: порозовевший нос, красные пятна на щеках. А все чертова благодарность. Его это злило? Драко и сам не знал. И об этом он тоже подумает завтра. Или послезавтра. Или в другой жизни.
Дрожащие пальчики на его груди. По коже побежали мурашки.
А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог.
Глава 44. Тени прошлого.
Ты ведь будешь меня вспоминать?
Пусть нечасто, пускай лишь однажды.
Для меня это важно знать,
Ты поверь – действительно важно.
Если будешь, то стоит жить
И терпеть это странное бремя.
Значит, мы еще в силах любить,
Значит, что-то не губит время.
Если сердце в ночи глухой
Отзовется вдруг гулким стуком,
Значит, мы еще живы с тобой,
Мы не умерли в этой разлуке.
Значит, будут еще слова
И до боли знакомые жесты.
Значит, в мире, где серая мгла,
Место есть для цвета Надежды.
А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог.
Сириус Блэк усмехнулся своему стакану с соком. Ему с детства нравилось сравнивать свои ощущения до заклятия и после. Вот и сейчас он с азартом занимался самокопанием. Вчера вечером Джеймс наконец-то решился на заклятие Хранителя. Хранителем тайны стал Питер, с которым Сириус не виделся вот уже несколько дней, и как раз сегодня они договорились о встрече. Питер задерживался, и Сириус коротал время за выискиванием изъянов в заклинании. Дело в том, что местоположение дома Поттеров начисто стерлось из сознания всех, кто там когда-либо бывал. Это было настолько странно, что Сириус никак не мог к этому привыкнуть. Да, он знал, как действует заклятие. Но одно дело знать... К тому же каждый человек в глубине души считает себя уникальным, вот и Сириус с завидным упорством пытался вспомнить то, что знал в мельчайших подробностях еще несколько дней назад. Не получалось. Кажется, вот-вот и…
Он помнил кухню в доме Джеймса и Лили. Помнил, где стоит сок, а где можно отыскать напитки покрепче. Помнил розу в большом горшке, которую сам подарил Лили на прошлый день рождения. Бутоны касались края шторы на широком окне. Сириус помнил розу, помнил штору, помнил подоконник, а вот пейзаж за окном словно вырезали из памяти.
Сириус помнил зеркало в коридоре, которое регулярно отчитывало его за кожаную куртку. Помнил гостиную. Помнил камин в гостиной, помнил семейные колдографии на стенах, помнил комнату малыша Гарри. Но ничего из того, что могло натолкнуть на мысль о местонахождении дома, в памяти не всплывало. Сириус потер переносицу и залпом допил сок, который заказал в ожидании Хвоста.
– Повторить? – бармен с улыбкой кивнул на опустевший стакан.
Сириус проследил за его взглядом.
– Нет, спасибо.
Он снова бросил взгляд на часы. Хвост опаздывал на двадцать минут. На него непохоже. Как бы чего не случилось. Сириус выбрался из-за барной стойки:
– Дилан, я буду во дворе. Питу скажешь, когда он появится?
Бармен отсалютовал пустым бокалом.
Сириус направился к выходу, по пути оглядывая немногочисленных посетителей. Это вечером здесь яблоку негде упасть, сейчас время не то. Обед прошел, а до окончания рабочего дня пока рановато. Сириус распахнул входную дверь и на миг зажмурился от яркого света. В баре царил полумрак, а на улице солнце щедро дарило свое тепло. Сириус расправил плечи и подавил желание сладко потянуться. Как давно он не бездельничал! Все последние дни на работе было жарко. Аресты, набеги, обыски. За всей этой кутерьмой забывалось, что на дворе лето – самая пора выбраться на природу на денек другой, погреться на солнышке, забыть о проблемах. Вот только отпуск сейчас – непозволительная роскошь. Когда-нибудь, когда закончится эта война...
Сириус вытащил из кармана шоколадную конфету. Неделю назад он купил по пути к Джиму гору всяких сладостей, за что получил от Лили нагоняй. Оказывается, Гарри сладкое есть рано, а сама Лили наотрез отказалась, мотивируя это тем, что сладкое вредно. Сириус тогда посмеялся. У Эмили в последнее время такой же бзик. Она с чего-то решила, что поправилась, и теперь Сириус отдувался отсутствием сладкого в собственном доме, потому что самому по магазинам ходить некогда, а Эмили из чувства солидарности с собой посадила и его на жесткую диету. Вот Сириус с Джимом и Ремом под завистливые взгляды Лили и Эмили поедали запасы, купленные для Гарри.
Сириус улыбнулся, вспомнив крестника. Все-таки дети – самые невероятные создания. Ведь всего лишь год, а он уже что-то соображает. Характер проявляет. И людей для себя поделил по какому-то ему одному ведомому принципу. Он почему-то наотрез отказывался идти на руки к Питу, сколько тот ни порывался с ним поиграть. Гарри вообще был забавным созданием. Его обожали все, потому что он умудрялся найти подход к каждому. Так с Ремом они могли часами разглядывать картинки в книжках. Лили всегда повторяла, что Гарри ни с кем так долго не сидит на одном месте. Видимо, Лунатик действовал на него умиротворяющее. А с Сириусом он бесился так, что стены дрожали.
– А куда крестника дели?
Сириус в очередной раз отмахивается от зеркала в коридоре и направляется в ванную мыть руки. Благо, здешнее зеркало менее консервативно.
– Его Лили укладывает.
– Так день же.
– Дети спят днем.
– Хочу быть ребенком, – Сириус бросает взгляд на свое замученное отражение. – И днем спишь, и ночью. И никаких забот.
– Да уж, – в улыбке Джеймса непривычная нежность. Метаморфоза отцовства.
Они на цыпочках пробираются в спальню и тихо приоткрывают дверь.
Лили сидит у кроватки и качает на руках почти уснувшего Гарри. Сириус останавливается на пороге. Все-таки мать и дитя – самая удивительная картина, которую только могла создать жизнь. Сириус чувствует безграничную нежность к этим людям. Они стали его семьей за эти годы. Было всякое: ссоры, примирения, обиды, но они всегда были рядом.
Сириус на цыпочках входит в комнату. Лили вскидывает голову, заслышав его приближение. Гарри тоже открывает глазки. Сириус подмигивает крестнику, Гарри улыбается.
– Сириус! – в голосе Лили обещание убить. – Он только-только начал засыпать.
– А я что сделал? – шепотом возмущается Сириус, снова подмигивая крестнику, с которого слетели остатки сна.
– Сам теперь будешь его укладывать.
– Запросто.
Сириус осторожно берет ребенка на руки. Дети должны спать днем? Он так и не смог втолковать это Гарри.
Сириус блаженно улыбнулся. Нужно непременно состыковать выходные дни всей их честной компании и выбраться на пикник. Куда-нибудь, где шелестит листва и плещется вода у ног.
Он вспомнил последнее пребывание на природе. Это было в саду у Джима, когда они с Хвостом вешали качели для Гарри. Качели были странными – Лили купила их в маггловском магазине и впридачу надавала ему и Питеру всяких непонятных принадлежностей для их крепления. Хвост сразу предложил наплевать на маггловские штучки и прикрепить магией, но Сириус, в силу природного упрямства, решил блеснуть знаниями по маггловедению. В Хогвартсе он посещал этот предмет целый год. Ничего, правда, не вынес, но это уже детали.
После получаса мучений, отбитого пальца и поцарапанного плеча ему удалось повесить качели. Сириус гордился собой целых десять минут, пока не объявился Рем и не решил их испробовать. Пять минут магии, и разломанные качели, как новенькие. Обидно только, что Лили так и не поверила в то, что он справился. Сириус вновь улыбнулся. Как же занятно! Он помнил сад Поттеров. Помнил старое дерево, к которому они крепили качели, помнил виноград над крыльцом, из которого Лили упорно старалась вырастить живую беседку. Сириус не верил в успех предприятия, потому как однажды они с Ремом обнаружили там целую ораву Крипсов. Этих тварей практически невозможно было вывести, но Лили старательно отказывалась верить в то, что виноград не растет. Порой она была жутко упряма.
Сириус бросил взгляд на часы. Ну где же Хвост? В душу закралось беспокойство: может, зря он переложил ответственность на Питера? И дело не в недоверии, нет. Просто... У Пита не было должной подготовки. Он вообще был создан для спокойной жизни. Тихий, рассудительный, немногословный. Сириус нахмурился. Вдруг с ним что-то случилось? Не нужно было оставлять его одного. Но, с другой стороны, не переезжать же к нему жить. К тому же при таком графике работы видеться часто совсем не получалось. Однако это все пустые оправдания. Выход можно найти всегда. Сириус огляделся по сторонам. Во дворе было немноголюдно. Резвились детишки, о чем-то спорили два пожилых волшебника.
Сириус подошел к своему мотоциклу, по пути споткнулся о камень и внезапно почувствовал, как в ушах зазвенело и в носу засвербело. Юноша потер переносицу, чихнул. Странное ощущение вызвало озноб. Как от заклинания. Сириус потер мочку уха, потряс головой. Неприятное чувство ослабло. Юноша глубоко вздохнул. Что там говорят колдомедики? Нужно больше отдыхать? Вот он и отдыхает. Первый выходной за несколько недель. Сириус бросил взгляд на часы. Питер опаздывал на час. Связаться с его домом? Не выйдет. Хвост должен ехать с работы. Справиться в Министерстве или еще подождать? Ну не может с ним ничего случиться. Не должно. Сириус провел рукой по царапине на мотоцикле. Нужно отдать в мастерскую. Интересно, где он так умудрился? Юноша задумался и почти сразу вспомнил. Ну конечно, на прошлой неделе он в дождь подъезжал к дому Джима, и мотоцикл занесло. Помнится, Лили чуть в обморок не упала, когда он появился на пороге грязный и злой. У них вообще подъезд к дому дурацкий: дорога под уклон. Зимой – ледяная горка, в дождь – река. А ведь он говорил, что не стоит покупать дом в низине. Хотя сама Годрикова Лощина была чудесным местом.
Пальцы, скользящие по царапине на корпусе мотоцикла, замерли. «Годрикова Лощина?» Сириус сделал шаг назад и в панике оглянулся по сторонам. Во дворе все было так же: веселые улыбки, негромкие голоса. Кто-то сильно задел его плечом. Юноша резко обернулся на седовласого волшебника, извинившегося за собственную неловкость. Сириус даже не кивнул в ответ.
«Мерлин, пусть это будет моя уникальность! Пусть это я такой особенный, и заклятие перестало действовать именно на меня».
Сириус рванул обратно в бар.
– Питера не бы… – бармен замер на полуслове, увидев взгляд Сириуса.
– Мне нужен камин.
– Там, – бармен указал направление. Сириус часто здесь бывал, вот только камином не пользовался ни разу.
Он подлетел к камину, схватил порошок и…
– Молодой человек, вы разучились читать? Камин не работает, – пожилой волшебник меланхолично чистил какую-то деталь.
– Мне срочно нужен камин! – рявкнул Сириус.
– Через полчаса. Не раньше.
Сириус в раздражении швырнул порох на пол. Захотелось прибить этого флегматичного старикашку. Он бросился обратно в зал:
– Дилан! Мне нужен камин. Срочно!
– Сириус, я совсем забыл: приказ Министерства проверить все камины. Сейчас как раз проверяют эту часть города.
Юноша схватился за голову.
– Ты же на мотоцикле, – осторожно подсказал Дилан, всерьез обеспокоенный поведением молодого аврора.
Сириус выскочил на улицу. Другого выхода не было. Резко взмыв в воздух, он направился в Годрикову Лощину самым коротким путем. Он плевал на средства антимаггловской безопасности: летел прямиком через маггловские кварталы. Знал, что за это ждет отстранение от должности, разбирательство и решение комиссии. Но ему было плевать. Плевать на все, кроме одного: успеть к дому Поттеров раньше, чем тот, кому Питер открыл его местонахождение.
Как он собирался справиться с величайшим черным магом последних лет? Сириус не знал. В этот миг он не строил планов, не рисовал в сознании героических сцен. Он просто хотел увидеть уютный домик Джима в целости и сохранности.
Только бы успеть. Только бы успеть.
Он старался не думать о Питере. Вопрос «почему» он ставит до лучших времен. Сейчас нельзя давать волю гневу. Он должен справиться. Мотоцикл с ревом разрезал небо, подгоняемый мольбами своего хозяина.
С Джимом ничего не случится. С ним ничего не может случиться. Не имеет права. Сириус так отчаянно повторял это, чтобы отогнать липкий страх. Он не думал в этот момент о Лили и Гарри. Так получилось, что над Джеймсом Поттером частенько витала смерть, как и над самим Сириусом. Потому-то он не раз представлял себе возможность гибели друга, но всегда отгонял подобные мысли прочь. С Джимом ничего не может случиться. Это же Джим. Его ждут дома жена и ребенок. Он... не имеет права.
Что же касается Лили и малыша Гарри, то слово «смерть» никоим образом не сочеталось с их именами. Они были из той, другой жизни, где нет места смертельному заклятию авада кедавра, нет места крови. Только лишь свет и радость.
Даже находясь рядом с семьей Джима в те дни, когда Сохатый дежурил, Сириус не отдавал себе отчета в том, что он их охраняет. Нет, в случае опасности, он готов был отдать жизнь за этих людей. Но это – инстинкт, это магия дружбы. А разумом он не верил в опасность. Не верил, что счастливую семью Джима может постичь участь тех людей, в дома которых они были вынуждены входить по долгу службы.
С ним все будет хорошо.
Все будет замечательно.
Сириус повторял эти слова вполголоса, чтобы они превратились в реальность. Ведь мысли материальны. Если верить, все сбудется. Если верить…
Опытный глаз аврора увидел черную Метку издалека. Но сердце не желало этого принимать. Сириус до рези в глазах вглядывался в уродливое облако впереди. Черная Метка… Юноша на миг зажмурился, отчаянно надеясь, что когда он откроет глаза, небо впереди окажется чистым и ясным. Мотоцикл повело в сторону. Сириус открыл глаза, выровнял полет и только тогда вновь посмотрел на Метку.
Надежда рассыпалась в пыль. Сириус малодушно подумал: «Пусть это будет другой дом. Пусть это будет что угодно, только не дом, во дворе которого они несколько дней назад вешали детские качели».
Великий Мерлин не услышал его молитвы. Великий Мерлин насмехался оскалом черепа со змеей, выползающей изо рта.
В тот день Сириус подумал, что напрасно верил ему все эти годы. Спускаясь к полуразрушенному дому, он понял, что в нем больше нет ничего: ни Веры, ни Надежды, ни Жизни. Весь его мир в одночасье превратился в руины, подобно некогда уютному дому его лучших друзей. И это – лишь его вина.
|
|
|
