Надежда на будущее 4 страница

Театрал. Вы рассказали мне об этом давным-давно и только разожгли мое недовольство театром нынешним.

Режиссер. Этого я и добивался; но сейчас, если вы немного потерпите, я постараюсь добиться иного результата.

Театрал. Только не толкуйте мне больше об Искусстве театра с большой буквы, о храмах, где оно должно обитать, и о трех его {242} составных частях — действии, сценографии и голосе! Все это ужасает меня еще больше, чем ужасало бы извне чудовище, помесь химеры с драконом. Все это так огромно, так непомерно и невозможно! Мне пришлось бы прожить шесть тысяч лет, чтобы увидеть это воочию; я должен был бы переменить все свои убеждения и привычки! Нет уж, прошу вас, об этом — больше ни слова.

Режиссер. Ладно. Не буду затрагивать столь ужасную тему, пока вы не снимете свой запрет.

Театрал. У меня сразу же на душе полегчало! Не знаю уж, как это получается, но всякий раз, когда я вижу вас, меня охватывает панический страх! Ей-богу, зуб на зуб не попадает, глаза вылезают из орбит, душа уходит в пятки, а в голове — единственная мысль: «Неужто опять? Неужто он снова начнет мне расписывать искусство театра будущего? »

Понимаете, я не могу сказать, что я не верю ни единому вашему слову, когда вы рассуждаете о нем, совсем напротив; но меня бесит то невозмутимое спокойствие, с каким вы ко всему этому относитесь. Я охотно помог бы вам осуществить вашу мечту, но не знаю, с чего начать, а вы, похоже, считаете, что стоит вам поведать мне свою идею, как она сама воплотится в жизнь; вы обрекаете всех на бездействие.

Режиссер. Я к этому вовсе не стремлюсь.

Театрал. Может, и не стремитесь, но вот такое у меня сложилось впечатление.

Режиссер. Ну что ж, мне остается лишь извиниться, а сейчас, раз уж я дал слово не касаться театрального искусства, постараюсь развлечь вас театральными делами. Для начала посмотрите-ка сегодня вечером музыкальную комедию.

Театрал. Я два года не бывал в театре — между прочим, в результате последнего разговора с вами, — и вот теперь вы сами же склоняете меня пойти в мюзик-холл!

Режиссер. Совершенно верно. Возьмите два билета в мюзик-холл «Гейети», два кресла в третьем ряду партера, поближе к краю. Вот что я вам скажу в объяснение, и постарайтесь не перебивать меня, пока я не кончу.

Несколько лет тому назад я рассказал вам о работе, которую предстоит проделать какому-нибудь исполину: мы с вами говорили о Театре с большой буквы, и мои предложения ошеломили вас своей масштабностью. Я развернул перед вами слишком широкие перспективы. После я открыл перед вами еще более широкие горизонты. Все это обескуражило вас, подорвало ваш энтузиазм. Теперь я покажу вам нечто меньшее, даже совсем маленькое. У вас не будет причины жаловаться на меня. Раньше я говорил с вами как художник, а художники подобны авиаторам: они умеют летать. Теперь же я спускаюсь с небес на землю и побеседую с вами как рядовой постановщик, который является не столько художником, сколько администратором; короче говоря, я стану говорить с вами как практик, пусть даже и рискуя нагнать на своего доброго друга скуку.

{243} Вы любите театр. Тот факт, что вы два года не бывали в театрах, неопровержимо доказывает это. Вы обрели новый идеал, и этот идеал не находил воплощения ни в одном из театров. Для воплощения вашего идеала требовались художники, а их-то в театре и не было. Вы до сих пор любите театр. Вы же все на свете отдадите за какой-нибудь веский повод снова побывать там! И я даю вам такой повод: театр нуждается в вас! Так что запасайтесь билетами: на «Двенадцатую ночь» в «Театре Его Величества» возьмите кресла партера, на постановку «Самсона-борца» в «Елизаветинском сценическом обществе» — места на скамьях, на последнюю пьесу сэра Артура Пинеро в театре «Сент-Джеймс» — балкон, а «Другой остров Джона Булля»[clviii] в театре «Ройял Корт» посмотрите откуда-нибудь из задних рядов партера. Сегодня идите в мюзик-холл, завтра послушайте «Страсти» Баха в соборе св. Павла, послезавтра отправляйтесь в «Эмпайр», а перед этим загляните в кинематограф на Оксфорд-стрит. И обязательно поезжайте в пригород посмотреть нашу великую актрису в роли Порции[clix]; не забудьте также побывать на одном из спектаклей «Шекспировского общества». Все это займет у вас вечеров десять, а днем, если у вас будет время, вы сможете послушать одну из лекций Генри Артура Джонса[clx] о драме, посетить собрание Ассоциации актеров, если заручитесь приглашением, и побывать на репетиции в театре «Друри-Лейн». Короче, познакомьтесь с сегодняшней театральной жизнью во всех ее проявлениях, как лучших, так и худших; присмотритесь ко всем сторонам театральной работы, и, обещаю, вы снова полюбите театр.

Театрал. Прощайте. Я так и знал, что вы не сможете мне помочь. Я знал, что именно это вы мне посоветуете. Напрасно, дружище, ведь все это я делал два года тому назад!

Режиссер. О, вы и впрямь в тяжелом состоянии.

Театрал. А кто в этом виноват? Вы! Неужели не понимаете? Несколько лет тому назад вы нарисовали в моем воображении картину идеального театра с его священными храмами, с его прекрасным искусством и прочими чудесами; но вот я оказался как бы между двух огней: с одной стороны, театр, каким он мог бы стать, а с другой стороны современный театр, какой он есть. Я не могу наслаждаться ни тем, ни другим и сторонюсь обоих.

Режиссер. Поезжайте за границу. Я покажу вам один театр в России, от которого вы придете в восторг[149].

Театрал. Почему вы так думаете?

Режиссер. Потому что, не будучи храмом и всем тем, что так вас напугало в моей программе, он является с точки зрения постановки дела лучшим театром в Европе. Он дает нам наглядный образец того, чего можно достичь, систематически реформируя театр.

{244} Там все такое же, как и в любом другом театре: пьесы, актеры, актрисы, режиссеры, декорации, огни рампы, бинокли, реализм — с той лишь разницей, что во всех отношениях этот театр на голову выше остальных.

Есть два типа театра: естественный и искусственный. Европейские театры — искусственные, и этот северный русский театр тоже искусствен, поскольку он пользуется таким же искусственным материалом, как, скажем, «Гранд-Опера» в Париже или «Театр Его Величества» в Лондоне. Вся разница в том, как он им пользуется! Да и способ управления в нем иной, чем в европейских театрах. Управляют этим театром такие же смертные, как и у нас в Англии, но результаты их управления совсем иные. Ибо тамошние администраторы всегда помнят о чем-то таком, до чего наши администраторы так никогда и не додумались.

Театрал. Оставьте вы свои туманные рассуждения об этом театре и расскажите поподробнее о его методе.

Режиссер. С удовольствием. Этот театр превосходит другие театры и в области сценической работы и в области администрации.

Театрал. Чем же выделяется его сценическая работа? Ведь если я вас правильно понял, материал, которым пользуются в этом театре, ничем не отличается от материала, используемого другими театрами?

Режиссер. Верно, ничем. Актеры с загримированными лицами, декорации, написанные на холсте и натянутые на деревянные, конструкции, огни рампы и другие источники искусственного света, белый стих, фонографы и прочее и прочее — все это используется и у них, но используется со вкусом.

Театрал. Неужели ни в одном другом театре Европы не делается того же?

Режиссер. В других европейских театрах этот странный искусственный материал изучается от случая к случаю, вследствие чего эти театры неспособны к сколько-нибудь оригинальному самовыражению: холст и краска выглядят у них только как холст и краска — вещи, сами по себе не интересные.

Театрал. Значит, ни в каком другом театре эти вещи со вкусом не используются?

Режиссер. Нет.

Театрал. Надо думать, работники этого русского театра способны с большим вкусом использовать свой материал в силу того, что они обладают большими техническими познаниями?

Режиссер. Разумеется, хотя мне не совсем понятно, почему вы спрашиваете о вещи столь очевидной. К чему вы клоните? Если вместо того, чтобы изучать свой материал от случая к случаю, они занимаются серьезным и углубленным его исследованием, то всякому должно быть ясно, что их техническое умение более совершенно!

Театрал. Но возьмем, к примеру, спектакли лучших лондонских театров. Неужели эти театры не проявляют технического умения в использовании этих материалов?

{245} Режиссер. К сожалению, нет. Позвольте, я поясню свою мысль на примере. Давайте посмотрим, как используется оборудование сцены.

Есть по меньшей мере девять или десять профессионально отработанных способов изображения на сцене луны, лунного света. Нам известно, как изображала луну актерская труппа Боттома и Куинса[150]; как показывают ее в нынешней Англии джентльмены, возобновляющие старые пьесы в пышных постановках; как подают ее в опере и как управляется с ней профессор Херкомер[clxi]. Все эти способы отличаются друг от друга по степени невнимательности, проявленной их авторами при изучении того, как выглядит и как светит настоящая луна.

Так вот, изучив десять различных способов показа луны, работники того русского театра — кстати, он носит название Московский Художественный театр — находят шесть новых способов, пять из них отбрасывают и избирают шестой, самый удачный. И этот шестой способ оказывается несравненно лучше всех остальных, известных в Европе. Разумеется, лучше с технической точки зрения, потому что искусство, естественно, не имеет ничего общего с воспроизведением на сцене луны, да и не об искусстве у нас с вами сейчас речь. Но во всех прочих отношениях эта луна будет выглядеть более натурально, чем любая другая луна, которую можно было видеть в театрах Европы на протяжении веков.

Театрал. Откуда вы знаете? Вы не прожили и половины века!

Режиссер. Ну и что из того? Уж если в театре найдут хорошую идею, и в особенности хорошую идею по части воспроизведения какого-нибудь природного явления, ее не забывают. Этим вещам придают здесь большое значение. Не забывайте, что сейчас я восхваляю Московский Художественный театр только за постановку спектаклей с реалистическими сценическими эффектами; я утверждаю, что на сцене этого театра впервые показывают действительно реалистические эффекты и что его работники никогда не работают спустя рукава и не облегчают себе жизнь, делая то, что «делалось в прошлый раз».

Театрал. Однако вы доказали только одно: что работники этого театра более независимы и свободно отказываются от традиционных штампов; вы не убедили меня в том, что они проявляют больше вкуса, чем другие.

Режиссер. Ну, как вам объяснить? То, что они делают, более натурально. В чем, по-вашему, больше вкуса — в натуральности или в театральности?

Театрал. В натуральности, конечно.

Режиссер. Вот вы и ответили на свой вопрос.

Театрал. Но как достигают работники этого театра того технического совершенства, которое позволяет им с таким вкусом использовать свой материал?

{246} Режиссер. А как, скажите, достигаются любые технические познания?

Театрал. С помощью учебы, разумеется; но не станете же вы уверять меня, что из всех театральных работников Европы учатся только они?

Режиссер. Мы с вами говорим о техническом совершенстве, верно? Учатся многие, жаль только — недостаточно. Работники Московского Художественного театра учатся и экспериментируют более основательно.

Театрал. А может быть, они более талантливы?

Режиссер. Возможно. Талант же, как вам известно, развивается учебой.

Театрал. Есть у них в театре какая-нибудь школа, где можно было бы учиться?

Режиссер. Да, такая школа — весь их театр. Они каждый день с утра до ночи проводят в театре, и так круглый год, если не считать короткого летнего отпуска. У нас в Англии нередко можно прийти в театр и не застать там никого, кроме плотников, режиссера да двух-трех администраторов. В Московском Художественном театре и днем и вечером кипит жизнь: когда там идут репетиции, на них присутствуют многочисленные ученики, которые не хихикают и не валяют дурака, а следят за каждым жестом и ловят каждое слово.

Театрал. И кто же они, эти ученики?

Режиссер. Все члены труппы. Они все учатся. Начать с того, что оба художественных руководителя театра (в театре три директора, но третий занимается только практическими делами[151]) — такие же ученики, как и все прочие; они учатся постоянно. Далее, учениками являются ведущие актеры и актрисы театра. Их около двенадцати, и каждый ни в чем не уступит любой европейской знаменитости. Впрочем, что я говорю? Каждый из них играет лучше самых ярких «звезд» европейской сцены. Затем к числу учеников принадлежат около двадцати четырех актеров и актрис, исполняющих так называемые «второстепенные роли». Многие из них играют так блистательно, что им вполне можно было бы поручать и главные роли, но для этого они должны пройти достаточно долгий срок обучения.

Театрал. Как? Неужели актера, проявившего особую одаренность, не переводят сразу же на первые роли?

Режиссер. Конечно, нет. Как бы талантлив он ни был, ему прежде нужно выучиться тому, чему выучились другие. Далее, помимо тех, кого я уже назвал, в Московском Художественном театре есть и совсем юные ученики. Их там около двадцати. Это по большей части студенты и курсистки. Кстати, девушек принимают в число учениц не только по внешним данным — их, как и юношей, отбирают по способностям.

Театрал. Разве не так же поступают и в других странах?

{247} Режиссер. Куда там! Наверное, добрую половину актрис принимают на английскую сцену только за их миловидность.

Театрал. Но ведь внешность актрисы тоже имеет значение?

Режиссер. Да, огромное значение. И актриса обязана изучать свою внешность. Ведь многим английским актрисам невдомек, что приобретение умения выглядеть привлекательно — это составная часть их работы, притом требующая большого таланта и прилежания. Обратите внимание, некоторые из самых даровитых актрис Англии — далеко не красавицы: они не могут похвастать ни правильностью черт лица, ни свежим румянцем ирландской девушки, выросшей в краю озер. Но у них есть дар преображать свою внешность и выглядеть так, как потребуется. Подобно тому как талантливый актер должен научиться превращать свое лицо в гротескную маску, талантливая актриса обязана научиться выглядеть красавицей, когда ей это понадобится. После того как эта истина будет полностью усвоена, молодые люди перестанут требовать ангажемента на том основании, что у них приятная внешность, а театральные труппы будут менее многочисленны, но зато более профессионально укомплектованы.

Но вернемся к Московскому Художественному театру. Помимо учеников из числа работников театра там имеются еще и кандидаты-стажеры.

Театрал. Кто же это такие?

Режиссер. Молодые люди, которые обращаются с просьбой принять их учениками в театр. Им говорят, что для того, чтобы попасть в ученики, они должны известное время поработать в театре — кажется, год или два. Потом они держат экзамен перед художественными руководителями театра, режиссерами и актерами, и некоторых из них принимают в театральную школу.

Театрал. Как же их экзаменуют?

Режиссер. Каждому кандидату предлагают прочесть стихотворение и басню. На этих экзаменах по приему в ученики, которые проводятся в Московском Художественном театре, наглядно убеждаешься в том, что дело тут не в замечательном таланте русских, а в исключительном даре художественных руководителей театра, ибо по части актерских способностей эти кандидаты ничем не отличаются от мечтающих о сценической карьере молодых людей в любых других странах. От прочих юношей и девушек, желающих поступить на сцену, они отличаются только более широкой образованностью: многие из них хорошо знают литературу, иностранные языки, обладают большими познаниями в области науки и искусства.

Сдавших экзамен зачисляют в школу, где они учатся по нескольку лет; днем они занимаются, а вечером им могут поручить исполнение так называемых «ролей без слов». Таким образом, учась в школе, они чуть ли не каждый вечер оказываются среди исполнителей на сцене, а после периода ученичества им почти наверняка предложат ангажемент — пускай скромный — в театр, в котором они работают. Таким образом, в Московском Художественном {248} театре, как вы сами убедились, имеется постоянная труппа численностью около ста человек.

Театрал. Что значит «постоянная труппа»?

Режиссер. То же самое, что значит «постоянная армия».

Театрал. Что же, актеры не уходят из этого театра, когда им предлагают лучший ангажемент в другом месте?

Режиссер. Нет, потому что лучшего ангажемента для них не может быть. Каждый актер в России мечтает о том, чтобы стать членом труппы Московского Художественного театра.

Театрал. А может какой-нибудь чрезвычайно талантливый актер другого театра попросить, чтобы его приняли в члены этой труппы?

Режиссер. Вероятно. Но ему потребуется некоторое время на то, чтобы войти в особую творческую атмосферу, созданную этой труппой, и на первых порах он, возможно, должен будет довольствоваться очень маленькими ролями.

Театрал. Значит, работа в Московском Художественном ведется совсем иначе, чем в других театрах, и любой новичок будет испытывать поначалу немалую растерянность?

Режиссер. Совершенно верно.

Театрал. Все ученики там учатся на актеров, так?

Режиссер. Так.

Театрал. Выходит, режиссеров они там не готовят?

Режиссер. Прежде чем стать режиссером, надо сначала поработать актером. Режиссерами у них становятся, лишь выдержав долгий искус. Очень может быть, что после нескольких лет исполнительской деятельности тот или иной актер обнаружит режиссерский талант. Этому таланту дадут возможность проявиться и раскрыться. Вот как это делается.

В конце сезона там происходит показ подготовленных в школе работ: исполняются сцены из десяти-двенадцати различных пьес. Так, в 1909 году учащиеся отобрали для работы «Эльгу» и «Ганнеле» Гауптмана, пьесу Зудермана, «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» Ибсена, «Трактирщицу» Гольдони, «Мертвый город» Д’Аннунцио, мольеровского «Скупого»[clxii] и три-четыре пьесы русских авторов.

В каждой подготовленной сцене играют разные ученики школы, и каждую ставят разные режиссеры, специально для этого случая отобранные. Представление устраивается днем. На него приглашают родственников учащихся, приходят художественные руководители театра, актеры труппы. Эти спектакли дают возможность выявить у учеников любые скрытые актерские либо режиссерские таланты. В 1909 году были показаны прямо-таки замечательные по своей талантливости работы. Каждый режиссер — постановщик этих сцен получает в свое распоряжение все, что может предоставить ему театр; возможности создать новые декорации у него, разумеется, нет, однако он может проявить свой режиссерский дар, умело использовав то, что имеется под рукой.

Театрал. Как-то давным-давно вы рассказывали мне об идеальном {249} режиссере — человеке, который соединял бы в себе все сценические таланты; который в прошлом побывал бы и актером, и художником-декоратором, и художником по костюмам; который знал бы, как создать систему освещения спектакля, построить рисунок танца и уловить верный ритм; который умел бы репетировать с актерами их роли; который, короче говоря, мог бы силой собственного воображения завершить работу, оставленную поэтом в незаконченном для сценических целей виде. Нашли вы такого режиссера в Московском Художественном театре?

Режиссер. Нашел самое близкое его подобие. Почти нет таких задач, которые были бы не под силу режиссерам этого театра.

Театрал. И все же многие скажут вам, что в конечном счете различие между Московским Художественным театром и прочими театрами не так уж велико: его работа более основательна, и только.

Режиссер. Ладно, я постараюсь показать вам, в чем состоит на самом деле коренное различие между ними. Пока что я сумел разъяснить вам кое-какие элементы их системы. Я попытался продемонстрировать, насколько этот русский метод лучше всех других. И все же я не рассчитываю на то, что вы до конца поймете смысл моих слов; объяснить главную причину превосходства этого театра, признаться, совершенно невозможно, пока вы лично не познакомитесь с людьми, воспитанными в нем, и прежде всего с человеком, их выпестовавшим, — с их художественным руководителем. Если бы вы только увидели его, вам сразу стало бы понятно все, о чем я тут толкую, но даже и тогда вы все равно не смогли бы, раскрыв его секрет, воспользоваться им на практике.

Театрал. Ну вот вы видели его — узнали вы их секрет?

Режиссер. Я-то узнал, но мне не удалось ни с кем поделиться моим знанием: это одна из тех простых вещей, которых не добьешься никакими уговорами, не уничтожишь никакой враждой и не объяснишь никакими объяснениями.

Театрал. Что же это такое?

Режиссер. Пламенная любовь к театру! И я прямо скажу, нисколько не опасаясь быть заподозренным в богохульстве: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за дело свое»[152].

Театрал. Но разве не так же любят свое дело работники других театров?

Режиссер. Нет, далеко не так. Есть вещи, за которые они положат душу свою куда охотней — скажем, успех в обществе, кассовый успех. Вот если возникнет возможность получить в награду одну из этих вещей, тогда они, пожалуй, и положат душу за дело свое. В Московском Художественном театре все одержимы лишь одним желанием — делать свою работу как можно лучше. Думаете, я слишком строг к другим театрам? Ничуть! Я готов в лицо сказать {250} руководителям любого театра, во имя какой цели они работают, и объяснить им, в чем состоит разница между целью, которую преследуют они, и целью Московского Художественного театра. Я перебираю в памяти лучшие европейские театры и отчетливо вижу, к чему они стремятся. Очень может быть, что в Европе имеется немало театров, мне незнакомых, и что в этих театрах есть работники, в отношении которых я поступил бы крайне несправедливо, распространив на них это мое обвинение, но я говорю только об известных мне театрах. Их считают лучшими в Европе. По-моему же, это не лучшие, а худшие из европейских театров. И при всем том другие театры вполне могли бы стать в один ряд с Московским Художественным театром, если бы только они воспылали такой же пламенной любовью к театру.

А теперь я коротко расскажу о том, как ведутся дела этого театра.

Театрал. Очень интересно, я весь внимание.

Режиссер. Начать с того, что руководство делами театра сосредоточено в руках Правления. В состав Правления входят председатель, пять членов и секретарь; из них пятеро — артисты. Владельцем капитала является акционерная компания, образованная московскими купцами, и, как во всякой акционерной компании, текущими финансовыми делами ведает Правление.

Театрал. Значит, в этом Московский Художественный ничем не отличается от других театров?

Режиссер. Ничем? А разве часто бывает, чтобы артисты составляли в Правлении большинство? По-моему, вы не обратили внимания на это обстоятельство. Но скажите-ка мне теперь вот что. Я совершенно не разбираюсь в финансовых делах. Предположим, я нашел людей, которые настолько верят в меня, что вложили пятьдесят тысяч фунтов стерлингов в создание у нас в Англии Художественного театра; так вот, как отнесутся они к тому, что в последний день года собранию пайщиков будет зачитан отчет, из которого они узнают, что не получат никакого дивиденда?

Театрал. Ну, пайщики проверят бухгалтерские книги и, обнаружив превышение расходов над доходами, вероятно, сменят дирекцию и порекомендуют ставить более кассовые пьесы, которые дадут большие сборы.

Режиссер. Почему они поступят таким образом?

Театрал. Потому что они вложили свои деньги в театр в расчете на прибыль.

Режиссер. Допустим, вы сами — один из пайщиков, и вот я сообщаю вам, что вложенные деньги, вероятно, не принесут дохода еще в течение одного, двух, а то и трех лет; как вы поступите, зная, что первый год оказался убыточным?

Театрал. Я решу самым тщательным образом изучить положение.

Режиссер. О, значит, вы не отступитесь окончательно от этой затеи?

Театрал. Сначала я должен буду во всем разобраться.

{251} Режиссер. Из этого я вправе заключить, что вы стали пайщиком не только потому, что заинтересованы в получении прибыли, но и потому, что вас интересует само дело?

Театрал. Да, но, будучи дельцом, я должен прежде всего заботиться о получении прибыли.

Режиссер. Как вы думаете, будет ли расчетливым шагом с вашей стороны продолжать финансовую поддержку подобного театра, если убыточными окажутся первые три года, четыре года, пять лет?

Театрал. Нет, не будет.

Режиссер. Тогда чем объясните вы, как делец, тот факт, что в Москве нашлись коммерсанты, которые были согласны ждать десять лет, прежде чем вложенные ими деньги принесли первый доход?

Театрал. Это прямо-таки необъяснимо! Когда, вы сказали, был объявлен первый дивиденд?

Режиссер. По прошествии десяти лет. Притом сам факт, что через десять лет первоначальный состав пайщиков остался неизменным, а число пайщиков возросло, довольно необычен, правда? Это очень обнадеживает, вы не находите?

Театрал. Да, обнадеживает и вдохновляет. То, что вы рассказываете мне, поистине прекрасно, я совершенно с вами согласен. Но возможно ли такое в других местах?

Режиссер. Есть ли у вас сколько-нибудь веские основания полагать, что в других местах это невозможно?

Театрал. Тот факт, что в Англии подобные начинания не имели никакого успеха.

Режиссер. А проверялись ли они когда-нибудь на деле?

Театрал. Видимо, нет, потому что едва ли в Англии найдутся люди, подобные описанным вами пайщикам той московской акционерной компании.

Режиссер. Разве у англичанина нет глаз, нет рук, нет органов чувств, нет тела, разума, страстей и привязанностей? Не ошибаетесь ли вы, делая такое утверждение?

Театрал. Не думаю. Ведь в Англии, равно как и в Америке, драматический театр стал всего лишь коммерческим предприятием, средством наживы.

Режиссер. Так же обстоят дела повсюду в России, повсюду в Европе. Но если удалось найти тридцать-сорок таких людей в России, то неужели уж не отыщется столько же энтузиастов у нас в Англии?.. Не забывайте о том, что работа такого театра сопряжена с большими расходами! Например, Московский Художественный на протяжении десятка лет делал практически полные сборы, но его расходы все же превышали его доход.

Театрал. Не называется ли это плохой постановкой дела?

Режиссер. Я не берусь судить о коммерческих делах. Но позвольте мне яснее изложить вам факты, а уж тогда решайте сами. Этот русский театр делал полные сборы; его спектакли признаны публикой верхом совершенства; его по праву считают первым {252} театром в стране; он достиг того, к чему стремился. Можно назвать это хорошей постановкой дела?

Театрал. Да, можно.

Режиссер. А создать себе репутацию, какой не имеет ни один театр в Европе, суметь завоевать любовь широкой публики и заручиться восторженной поддержкой преданных театру пайщиков — разве не называется это хорошей постановкой дела?

Театрал. Да, пожалуй.

Режиссер. Согласны вы с тем, что пайщики владеют чем-то таким, посредством чего они могут теперь выручить любые деньги, какие только захотят?

Театрал. Каким это образом?

Режиссер. Построив второй театр, большой и вместительный; организовав кругосветное гастрольное турне.

Театрал. Откуда же они возьмут деньги, если, по вашим словам, они только-только начали получать небольшой дивиденд?

Режиссер. Деньги найдутся! Залогом тому — вся их деятельность за последние десять лет. Посмотрите, ничто не могло помешать им делать именно то, что они хотели делать. И они построят этот театр, они будут и впредь предлагать публике лучшие пьесы в лучших постановках и показывать пример всей Европе.

Театрал. Весьма дорогостоящий пример!

Режиссер. Не такой уж дорогостоящий, если разобраться, В Европе распространено убеждение, будто русским меньше, чем кому бы то ни было, свойственно интересоваться искусством. В этом отношении у русских такая же репутация, как у нас, англичан. Кроме того, бытует ходячее мнение, будто русские — народ малокультурный, но их Художественный театр наглядно демонстрирует, что это мнение в корне неправильно. Можно сказать, это подлинно национальный театр в лучшем смысле слова, потому что его пайщикам дороги интересы своей родины. Этот театр, как я уже говорил, несомненно совершит гастрольные поездки по европейским культурным центрам, и такие гастроли явят Европе тонкость, высокую культуру и отвагу русских. Короче говоря, это очень дальновидное коммерческое начинание самого широкого масштаба, и англичанам хорошо бы последовать их примеру. Деньги, вложенные в Московский Художественный театр, не выброшены на ветер, и в скором времени мы с вами увидим, какие плоды все это принесло. Вы согласны со мной?

Театрал. Да, согласен, но при таком взгляде на вещи мы уходим далеко в сторону от коммерческого театра.

Режиссер. Само собой разумеется! Ведь я говорил о театре как о национальном достоянии.

Театрал. Вот как? Однако и у нас в Англии будет создан Национальный театр.

Режиссер. Как бы не так! У нас будет создан театр для высшего общества. Но такой театр никому не нужен — меньше всего тем дамам и господам, которым приходится сидеть в своих ложах и креслах партера и смотреть скучные представления, идущие на {253} сцене. Подобные «светские» театры, навевающие зеленую тоску и обедняющие искусство, имеются в каждом большом европейском городе. Таковы «Opé ra» в Париже, Schauspielhaus в Берлине, в Мюнхене, в Вене. Это не национальные театры в подлинном смысле слова. Люди, которые когда-нибудь создадут Национальный театр в Англии, будут людьми той же породы, что и создатели Художественного театра в России. Пусть эти театры дороги, но зато они не заставят нас скучать. Проектируемый для Лондона «национальный» театр[clxiii] является национальным только по названию. У него нет программы, и тем не менее со ссылкой на его программу производится сбор пожертвований. Комитет, возможно, заставит кое-кого раскошелиться, но никаким принуждением не привлечет он к этому делу умные головы, хотя люди с умом и со вкусом как раз и нужны нашему театру. А вот русские, приступая к созданию своего национального театра, начинают с того, что создают Художественный театр и в течение десятка лет проверяют его на искренность устремлений. Какой же из этих двух способов действия представляется вам лучшим для создания хорошо организованного национального театра — английский или русский? Какой из них более экономичен, более естествен? Какой кажется вам самым правильным? Одним словом, какой метод избрали бы вы сами, если бы владели театром?

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: