 |
Маленькая девочка из Мак-Артур-Парка 11 глава
|
|
|
|
«Чайная Бабингтон» Два часа спустя
Чайная находилась на площади Испании, там, где начинается длинная Испанская лестница.
Лука выбрал круглый столик в глубине зала. Точно такой же, как тот, за которым они обычно сидели со Стеллой. Это было самое старое заведение такого рода в Риме. Его открыли две англичанки сто двадцать лет назад, когда чай еще продавался в аптеках.
С девятнадцатого века интерьер ничуть не изменился. Кафе выглядело как английский анклав в самом сердце Рима, поражая посетителей контрастом между средиземноморской атмосферой города и британским шармом заведения. Вдоль обшитых деревянными панелями стен стояли ряды высоких шкафов из темного дерева, где помещались книги и коллекция старинных чайников.
Лука открыл роман Тома Бойда на чистой странице сразу за коллажем миссис Кауфман. Художника растрогали ее воспоминания, этот пазл, из которого складывалась целая жизнь. Он наклеил свои фотографии и пририсовал рядом несколько картинок, словно это была волшебная книга, способная исполнять желания и оживлять прошлое. На последнем снимке они со Стеллой стояли, прислонившись к скутеру. Римские каникулы, 1981 год. Обоим девятнадцать. В тот год она написала эти слова: «Никогда не переставай любить меня…»
Несколько минут Лука не мог оторвать глаз от фотографии. В преддверии пятидесятилетия он мог утверждать, что прожил насыщенную жизнь: много путешествовал, зарабатывал своим творчеством, добился успеха. Но по зрелом размышлении художник приходил к выводу, что ничто так не очаровывало его, как волшебство юности, когда жизнь еще безмятежна и полна надежд.
Закрыв книгу, Лука наклеил на обложку красную этикетку и написал несколько слов,
|
|
|
затем достал телефон, зашел на сайт буккроссинга и оставил там небольшую заметку. Улучив момент, когда никто не смотрел на него, он сунул роман между томами Китса и Шелли.
* * *
Выйдя на площадь, Лука подошел к «Дукати», припаркованному рядом с вереницей такси. Он прикрепил дорожную сумку к багажнику и вскочил в седло. Мотоцикл промчался вдоль парка виллы Боргезе, обогнул пьяцца дель Пополо, пересек Тибр и по набережной доехал до района Трастевере. Не заглушая мотора, Лука остановился перед семейным рестораном и поднял забрало. Мать вышла из дверей, словно все это время ждала его. Она смотрела на сына, надеясь, что слова любви можно сказать одними глазами.
Художник нажал на газ и направился к выезду из города. Он ехал в Порто-Венере, надеясь, что, возможно, еще не поздно…
* * *
Лос-Анджелес Пятница, 24 сентября
7.00
Мило в футболке и рабочем комбинезоне стоял на стремянке. В руках у него был малярный валик, он белил кухонную стену.
Кароль вышла из спальни и спросила с зевком:
— Уже работаешь?
— Да, проснулся рано и уже не мог заснуть. Она внимательно посмотрела на стены.
— Кажется, ты даже не халтуришь!
— Шутишь! Я три дня вкалываю, как негр на плантации!
— Да, получается неплохо. Сделаешь мне капучино?
Мило отправился выполнять просьбу, а Кароль устроилась в гостиной за круглым журнальным столиком. Она насыпала себе кукурузных хлопьев и открыла ноутбук, чтобы проверить почту.
Ящик был переполнен. Мило дал ей адреса всех читателей Тома, которые на протяжении трех лет слали письма на его сайт. Кароль сделала рассылку, призвав в помощники тысячи людей со всех концов света. Она решила действовать открыто и честно призналась, что ищет «незаконченный» экземпляр второго тома «Трилогии ангелов». С тех пор, заходя утром в почтовый ящик, она обнаруживала огромное количество посланий со словами поддержки. Но сейчас ей в глаза бросилось кое-что интересное.
|
|
|
— Мило, посмотри! — крикнула она.
Протянув чашку горячего кофе, Мило заглянул через ее плечо в компьютер: автор письма якобы видел роман на сайте буккроссинга. Кароль кликнула на ссылку и вышла на страницу итальянской ассоциации, которая призывала людей делиться книгами с другими. Правила предельно просты: человек, желающий освободиться от издания, присваивает ему номер и, прежде чем отправить в свободное плавание, регистрирует на сайте.
Кароль набрала в окошке для поиска «Том Бойд», и система выдала список его книг, блуждающих по Италии.
— Вот! — крикнул Мило, тыкая в одну из фотографий. Он прилип к монитору, но Кароль оттолкнула его:
— Дай посмотреть!
Никаких сомнений: обложка из темно-синей кожи, золотые звездочки и название, вытисненное готическим шрифтом.
Еще раз щелкнув мышкой, Кароль узнала, что роман оставили вчера в «Чайной Бабингтон», расположенной по адресу: Рим, площадь Испании, дом двадцать три. Пройдя по следующей ссылке, Кароль прочитала всю информацию, которую пожелал оставить человек,
«отпустивший» роман и скрывающийся под псевдонимом «luca66». Он указал точное место
— книжный шкаф в глубине зала — и точное время «освобождения книги» — тринадцать часов пятьдесят шесть минут по местному времени.
— Надо лететь в Рим! — решила Кароль.
— Подожди, не спеши! — остановил ее Мило.
— Что значит «не спеши»? — возмутилась она. — Том рассчитывает на нас, ты же знаешь. Он, конечно, начал писать, но жизнь Билли все еще под угрозой.
Мило поморщился:
— Боюсь, мы не успеем. Книга уже много часов лежит в кафе.
— Но он же ее не на стуле бросил, а поставил в книжный шкаф, среди других произведений. Она может простоять там несколько недель, прежде чем кто-то ее заметит!
Кароль взглянула на Мило и тут же поняла, что произошло: из-за последних событий он потерял веру в себя.
— Ты как хочешь, а я лечу в Рим.
Она зашла на сайт авиакомпании — ближайший рейс в одиннадцать сорок. Система запросила число пассажиров.
— Два, — сказал Мило, опуская глаза.
* * *
Рим
Площадь Испании На следующий день
В центре площади около монументального фонтана Баркачча группа корейских туристов внимала гиду:
— Долгое время эта площадь считалась испанской территорией. Здесь также находится местное представительство Мальтийского ордена, обладающее особым статусом и бла-бла- бла…
|
|
|
Семнадцатилетняя Изель Парк как загипнотизированная смотрела на фонтан с прозрачнейшей бирюзовой водой. На дне поблескивали брошенные туристами монетки. Изель ненавидела быть частью «группы азиатов», над которыми вечно потешались.
Ей не нравилась эта устаревшая манера путешествовать: посещать по одной европейской столице в день и часами ждать, пока все не перефотографируются на фоне одного и того же памятника.
В ушах шумело, голова кружилась, ее била дрожь. Стоило Изель оказаться в толпе, и она начинала задыхаться. Хрупкая, как соломинка, девочка выскользнула из группы туристов и укрылась в первом попавшемся кафе — «Чайной Бабингтон», расположенной в доме № 23 на площади Испании…
* * *
Рим
Аэропорт Фьюмичино
— Да откроют они эту дверь или нет? — воскликнул Мило.
Он стоял в проходе и приплясывал на месте от нетерпения.
Путешествие оказалось тяжелым. Самолет взмыл в небо в Лос-Анджелесе, сделал посадку в Сан-Франциско, затем во Франкфурте и лишь потом приземлился наконец в Италии. Мило взглянул на часы: половина первого. Он разозлился:
— Мы так и не найдем эту книгу! Столько времени в пути, и все зря. К тому же я умираю от голода. Это был не обед, а издевательство! Учитывая стоимость билетов…
— Хватит причитать! — взмолилась Кароль. — Ты постоянно ноешь из-за ерунды!
Меня это достало!
В самолете раздался одобрительный гул.
Наконец дверь открылась, и пассажиры вышли на свежий воздух. Ловко лавируя в толпе, Кароль сбежала по лестнице и помчалась к стоянке такси. Мило несся за ней. Там стояла огромная очередь, машины заполнялись и отъезжали с черепашьей скоростью.
— Я ж говорил!
Не обращая на него внимания, Кароль достала полицейское удостоверение, прошла в начало очереди и уверенно показала волшебную корочку служащему, рассаживавшему пассажиров по машинам.
— American police! We need a car, right now. It's a matter of life or death![87]— бросила она на манер инспектора Гарри.
|
|
|
«Глупости, не поможет», — подумал Мило, качая головой.
Но он ошибался. Итальянец дернул плечами и через десять секунд, не задавая лишних вопросов, усадил их в такси.
— Площадь Испании. «Чайная Бабингтон», — бросила Кароль.
— И поживее! — добавил Мило.
* * *
Рим
«Чайная Бабингтон»
Изель Парк устроилась за столиком в глубине зала. Юная кореянка выпила чашку чая и несколько раз куснула маффин со взбитыми сливками. Ей нравился город, но она хотела бы вернуться сюда одна, чтобы неспешно бродить по улицам, впитывать чужую культуру, разговаривать с людьми, сидеть на залитой солнцем террасе кафе, не глядя ежесекундно на часы и не чувствуя себя обязанной каждые две минуты вместе со всей группой нажимать на кнопку фотоаппарата.
Но сейчас ее взгляд был прикован не к часам, а к экрану телефона. Джимбо так и не написал ей. Если в Италии час дня, то в Нью-Йорке еще только семь утра. Наверное, он спит. Да, но за пять дней, прошедших с ее отъезда, он так и не позвонил, хоть она и заваливала его мейлами и СМС. Почему? Ведь они провели прекрасный месяц в Нью-Йорке, где Джимб учился на режиссера. В августе Изель проходила учебную стажировку в знаменитом Нью- йоркском университете — в это блаженное время она открыла для себя любовь в объятиях американского бойфренда. Во вторник он отвез ее в аэропорт, где она присоединилась к своей группе. Прощаясь, они дали обещание созваниваться каждый день, любить друг друга, несмотря на разделяющее их расстояние, и постараться вместе встретить Рождество. С тех пор Джимбо не подавал признаков жизни. В душе Изель что-то надломилось.
Она положила на стол десять евро. Это кафе с деревянными стенами и книжными шкафами совершенно очаровало ее. Еще чуть-чуть, и она бы решила, что оказалась в библиотеке. Не удержавшись, Изель встала и пошла смотреть книги. В университете она
изучала английскую литературу и сразу увидела на полке любимых авторов: Джейн Остин, Шелли, Джон Ките и…
Девушка нахмурилась, заметив книгу, непохожую на все остальные. Том Бойд? Явно не поэт девятнадцатого века! Вытащив роман, она увидела на обложке красную наклейку. Ей стало любопытно, и она тихонько вернулась за столик, чтобы внимательнее изучить находку.
Текст на стикере удивил ее:
«Здравствуйте! Я не потерялась! Я бесплатная!
Я не такая, как все книги. Я живу, чтобы путешествовать по миру. Возьмите меня, а когда прочитаете, оставьте там, где меня найдет кто-то другой».
Хм… Изель скептически относилась к подобным вещам. Она отклеила красную бумажку и полистала роман. Ей в глаза тут же бросилось странное содержание и белые страницы, которыми другие люди воспользовались, чтобы рассказать историю своей жизни. Это показалось ей трогательным. А вдруг книга обладает волшебными способностями? Если верить надписи на этикетке, роман можно спокойно забрать с собой, но, несмотря на разрешение, Изель не сразу решилась положить его в сумку…
|
|
|
* * *
Рим
«Чайная Бабингтон» Пять минут спустя
— Она там! — крикнул Мило, показывая пальцем на книжный шкаф в глубине зала.
Посетители и официантки вздрогнули при виде человека, вломившегося в чайную, как слон в посудную лавку. Он устремился к шкафу и с таким пылом стал искать роман, что столетний чайник соскользнул с подставки и, если бы не Кароль, подхватившая его в последний момент, разлетелся бы на куски.
— Между книгами Китса и Шелли, — напомнила она.
Еще чуть-чуть, они почти у цели! Джейн Остин, Ките, Шелли, но… где же книга Тома?
— Блядь! — выругался Мило, ударив кулаком по деревянной панели.
Пока Кароль проверяла другие шкафы, управляющий пригрозил вызвать полицию. Мило моментально умерил свой пыл и рассыпался в извинениях. Тут его взгляд упал на пустой столик, где стояла тарелка с недоеденным маффином и мисочка с кремом шантийи. Охваченный недобрым предчувствием, он подошел ближе и увидел на полированном дереве ярко-красную наклейку. Пробежав глазами текст, он тяжело вздохнул.
— Опоздали на пять минут… — бросил он, издалека показывая Кароль свою находку.
Клин клином
Я хотел, чтобы ты кое-что в ней понял, хотел, чтобы ты увидел подлинное мужество, а не воображал, будто мужество — это когда у человека в руках ружье. Мужество — это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца.[88]
Харпер Ли Бретань
Южный Финистер Суббота, 25 сентября
Залитая солнцем терраса ресторана нависала над бухтой Одьерн. Бретонское побережье показалось мне таким же красивым, как мексиканское, только здесь было куда холоднее.
— Бр-р-р! Ну и мороз!
Поежившись, Билли застегнула ветровку.
Операцию назначили на следующий понедельник. Мы решили немного развеяться и провести выходные на природе. Не думая о том, на что мы будем жить дальше, я взял напрокат машину и снял домик рядом с городом Плогоф, прямо напротив острова Сен.
Официант церемонно поставил на стол блюдо с морепродуктами.
— Почему ты не ешь? — удивилась Билли.
Я недоверчиво рассматривал всевозможных устриц, морских ежей, омаров и петушков, втайне мечтая о гамбургере с беконом.
Преодолевая отвращение, я попытался выковырять из панциря омара.
— Ну что ты как маленький! — пошутила Билли.
Она протянула мне политую лимонным соком устрицу.
— Попробуй! Это самая вкусная в мире еда.
Я с неприязнью посмотрел на склизкое существо.
— Подумай о манго, которое мы ели в Мексике! — сказала Билли.
«Описывать вкусы реального мира…»
Я с закрытыми глазами проглотил плотное тело моллюска. Оно оказалось солоноватым, пикантным и слегка отдавало йодом. Во рту появился вкус водорослей и лесных орехов.
Билли улыбнулась и подмигнула.
Ее седые волосы развевались на ветру.
По морю сновали суда для ловли лангустов и разноцветные лодчонки, с которых добывали моллюсков и ракообразных.
«Не думай о завтрашнем дне и уж тем более о том времени, когда ее не станет. Живи настоящим».
Прогулявшись по извилистым улочкам портового района, мы вышли к пляжу Трескадек. Там мы сели в машину и доехали от бухты Трепассе до мыса Ра, причем Билли постоянно просила пустить ее за руль. Мы вспомнили эпизод с калифорнийским шерифом, остановившим нас за превышение скорости, и захохотали как сумасшедшие. Я вдруг понял, что у нас накопилось немало общих воспоминаний. Внезапно мне захотелось поговорить о будущем, но я подавил это желание.
Потом пошел дождь. И, естественно, он начался, когда мы лазили по прибрежным скалам. На мое ворчание Билли ответила:
— Здесь как в Шотландии! Дождь — это часть пейзажа. Разве можно представить себе Северо-Шотландское нагорье или озеро Лох-Ломонд в лучах солнца?
* * *
Рим
Пьяцца Навона 19.00
Кароль протянула Мило чайную ложку со словами:
— Попробуй, это просто объедение! Домашние трюфели с кремом шантийи.
Бросив на подругу хитрый взгляд, Мило попробовал десерт: довольно плотной консистенции, а по вкусу действительно похоже на трюфель с легким ароматом вишневой косточки.
Они сидели за уличным столиком ресторана на пьяцца Навона — площади, мимо которой не проходит ни один турист, приезжающий в Вечный город. Известную площадь, где первые этажи домов занимают кафе-мороженое и рестораны с живописными террасами,
издавна облюбовали художники-портретисты, мимы и уличные торговцы.
Вечерело. Подошла официантка и зажгла стоящую на столе свечу. Было тепло. Мило с нежностью смотрел на Кароль. Несмотря на неудачу с книгой, они отлично провели день, гуляя и мирно беседуя. Несколько раз Мило собирался признаться в чувствах, которые так долго скрывал, но всякий раз сдерживался, боясь потерять дружбу и расположение Кароль. Он был очень уязвим и боялся, что не переживет отказа. Ему очень хотелось, чтобы она взглянула на него по-новому. Научиться вести себя с ней по-другому. Показать, каким он может стать, если будет любим.
За соседним столиком ужинала семья австралийцев с пятилетней дочкой. Кароль и девочка подмигивали друг другу и то и дело прыскали со смеху.
— Какая чудесная малышка!
— Да, очень забавная.
— И такая воспитанная!
— А ты хочешь иметь детей? — внезапно спросил Мило. Кароль тут же заняла оборонительную позицию:
— Что за странный вопрос?
— Э-э-э… мне кажется, ты будешь отличной матерью.
— С чего ты взял? — огрызнулась она.
— Просто чувствую.
— Бред!
Мило одновременно удивила и расстроила резкость Кароль.
— Почему ты так реагируешь?
— Я хорошо тебя знаю. Уверена, это одна из фразочек, которыми ты охмуряешь девиц.
Ты же думаешь, что любой приятно услышать такое.
— А вот и нет! Ты несправедлива ко мне! Чем я заслужил такое отношение? Он так разнервничался, что опрокинул стакан.
— Мило, ты меня не знаешь! Тебе ничего не известно о моей личной жизни.
— Так расскажи, черт возьми! Что за секреты?
Кароль задумчиво посмотрела на друга и решила поверить в искренность его намерений. Может, она и правда погорячилась.
Мило поднял стакан и промокнул лужу салфеткой. Зря он, конечно, вспылил, но внезапные перемены в настроении Кароль по отношению к нему становились невыносимы.
— Почему ты обрушилась на меня, стоило затронуть эту тему? — спросил он более спокойным голосом.
— Потому что я уже была беременна.
Кароль отвернулась. Правда сама собой вышла на свет, как пчела, вылетающая из банки после нескольких лет, проведенных в заточении.
Мило был ошарашен. Он сидел не шелохнувшись и смотрел на глаза Кароль, блестевшие в темноте, как грустные звезды.
Она достала свой билет на самолет и положила на стол.
— Хочешь узнать подробности? Отлично. Я доверюсь тебе. Я раскрою свою тайну при условии, что ты не произнесешь в ответ ни одного слова. Я расскажу то, что не знает никто, а потом сяду в такси и уеду в аэропорт. В двадцать один тридцать последний рейс в Лондон, а оттуда в шесть утра есть самолет до Лос-Анджелеса.
— Ты уверена, что…
— Абсолютно. Я рассказываю и уезжаю. А потом ты неделю не звонишь и не ночуешь у меня. Либо так, либо никак.
— Хорошо, я согласен.
Кароль посмотрела по сторонам. В центре площади гигантские статуи фонтана Четырех Рек уцепились за обелиск и бросали на нее суровые взгляды.
— В первый раз он сделал это в мой день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать, — начала она.
* * *
Бретань
Плогоф — мыс Ра
— Только не говори, что умеешь разжигать костер, — пошутила Билли.
— Конечно, умею, — обиделся я.
— Ладно, поиграй в мужчину, а я буду смотреть на тебя обожающим взглядом покорной женщины.
— Если думаешь, что мне это помешает…
К великой радости Билли, над Финистером бушевала гроза: ставни хлопали, потоки воды лились по стеклам, а в доме было холодно, как на Северном полюсе. Очевидно, упомянутое в объявлении выражение «деревенское очарование» переводилось с французского как «отсутствие отопления» и «отвратительная изоляция».
Чиркнув спичкой, я попытался разжечь горку сухих листьев, которые засунул под поленья. Огонь быстро принялся… и почти сразу потух.
— Неубедительно.
Билли тщетно пыталась скрыть улыбку.
В банном халате и с тюрбаном из полотенца на голове она подбежала к камину.
— Найди мне газету.
Порывшись в ящике буфета, я обнаружил старый номер «Экип» от 13 июля 1998 года, вышедший на следующий день после победы Франции в Кубке мира по футболу. На первой странице огромными буквами было написано «НАВСЕГДА», а ниже фотография Зинедин Зидана, бросающегося в объятия Юрия Джоркаеффа.
Билли разъединила листы и скомкала так, чтобы воздух легко проходил между ними, объяснив при этом:
— Бумага должна дышать. Меня так учил отец.
Она перебрала щепки, оставив только самые сухие, и сложила их над комом бумаги.
Наконец Билли построила нечто вроде вигвама из крупных поленьев и гордо произнесла:
— Теперь разжигай.
Две минуты спустя в камине весело потрескивал огонь.
От порывов ветра стекла дрожали так, что лишь чудом не вылетали из оконного переплета. Хлопнул ставень, в тот же момент произошло короткое замыкание, и комната погрузилась в темноту.
Я порылся в счетчике в надежде, что свет включится сам собой, и уверенным голосом сказал:
— Ничего страшного. Очевидно, что-то с предохранителем или с пробками…
— Возможно. Только это счетчик на воду. А электрический висит в прихожей… — издевательски сказала Билли.
Я с хладнокровной улыбкой выслушал замечание и направился было к выходу, но она
схватила меня за руку и…
— Подожди!
Она сняла с головы полотенце, развязала пояс, и халат соскользнул на пол. Я обнял ее, и наши тени переплелись на стенах комнаты.
* * *
Рим
Пьяцца Навона 19.20
Кароль слабым голосом рассказывала Мило о своем исковерканном детстве. Она поведала ему о долгих годах кошмара, когда отчим приходил к ней в постель. О годах, когда она потеряла все: улыбки, мечты, невинность и вкус к жизни. О ночах, когда ненасытное чудовище повторяло перед уходом: «Ты ведь не скажешь маме? Не скажешь?»
Как будто мама ничего не знала!
Потом Кароль рассказала о чувстве вины, о законе молчания, о том, как ей хотелось броситься под автобус, когда она возвращалась из школы. И об аборте, который она втайне от всех сделала в четырнадцать лет. После этого она чувствовала себя опустошенной, почти мертвой, в жизни не осталось ничего, кроме страданий.
Она рассказала о Томе, который помог ей уцепиться за жизнь, каждый день открывая врата в волшебный мир «Трилогии ангелов».
Наконец, она попыталась объяснить, почему до сих пор остерегается мужчин и не верит в жизнь, а иногда, хотя ей стало существенно лучше, на нее накатывают приступы отвращения…
Кароль замолчала, но не встала из-за стола.
Мило сдержал слово: пока она говорила, он ни разу не раскрыл рта. Но один вопрос напрашивался сам собой.
— Когда это закончилось?
Кароль задумалась: отвечать или нет? Она оглянулась и обнаружила, что австралийцы давно ушли. Выпив глоток воды и надев свитер, который до этого лежал у нее на плечах, она ответила:
— Это другая история, и я не уверена, что имею право рассказывать ее.
— А кто… кто имеет право?
— Том.
* * *
Бретань
Плогоф — мыс Ра
Огонь постепенно затухал, озаряя комнату слабым дрожащим светом. Прижавшись друг к другу и укрывшись одним одеялом, мы страстно целовались, как переживающие первую любовь подростки.
Час спустя я пошевелил угли и подложил в камин полено.
Мы умирали от голода, но в шкафах и холодильнике было шаром покати. Правда, в буфете я обнаружил бутылку сидра со странной надписью «Made in Quebec».[89] Это оказался так называемый ледяной сидр, который делают из яблок, провисевших на дереве до первых морозов. Я откупорил бутылку, глядя в окно: на улице все еще свирепствовала буря, не видно было ни зги.
Завернувшись в одеяло, Билли встала с дивана и подошла ко мне с двумя
керамическими чашками в руках.
— Я хочу кое о чем спросить, — начала она, целуя меня в шею.
Она сняла со спинки стула мою куртку и достала из кармана кошелек.
— Можно?
Я кивнул. Отогнув наполовину оторванную подкладку в отделении для банкнот, Билли достала металлическую гильзу и спросила, показывая ее:
— Кого ты убил?
* * *
Лос-Анджелес Мак-Артур-Парк
29 апреля 1992 года
Мне семнадцать. Я сижу в школьной библиотеке и готовлюсь к экзаменам, как вдруг в зал вбегает девочка и кричит: «Их оправдали!» Все сразу понимают, что речь о деле Родни Кинга.
Годом ранее этого двадцатишестилетнего афроамериканца полиция остановила за превышение скорости. Пьяный водитель отказался выполнять приказы стражей порядка, и они избили его электрическими дубинками. Он отчаянно сопротивлялся, а те молотили, не видя, что с балкона их снимает режиссер-любитель. На следующий день кассета оказалась на телевидении. Кадры моментально разошлись по миру, все телеканалы бесконечно показывали их, заставляя людей испытывать чувства гнева, стыда и возмущения.
— Их оправдали!
Разговоры стихают, отовсюду несется страшная ругань. Возмущение и ненависть буквально наполняют читальный зал. В моем районе большинство населения черные. Я понимаю, что беда не за горами и лучше всего сейчас же вернуться домой. Известие о вердикте разносится со скоростью света. Воздух наэлектризован, все раздражены. Полиция, конечно, не впервые злоупотребила полномочиями, да и судебные процессы черные нечасто выигрывают, но тут была видеозапись, а это все меняет. Вся планета видела, как четверо распоясавшихся полицейских избивали несчастного. Более пятидесяти ударов дубинкой и десяток пинков ногами обрушились на закованного в наручники человека. Чудовищный оправдательный приговор стал последней каплей. Президентство Рейгана и Буша и так было настоящим ужасом для бедных слоев населения. У них не осталось сил терпеть. Им надоели нищета и безработица. Надоели наркотики и образовательная система, где нет ни намека на равенство.
Я возвращаюсь домой, насыпаю себе кукурузных хлопьев и включаю телевизор. В разных частях города начинаются бунты. Я вижу первые кадры того, что в ближайшие три дня станет повседневной жизнью: грабежи, пожары, столкновения с полицией. Все полицейские участки в районе улиц Флоренции и Нормандии разгромлены. Подозрительные личности разбегаются в разные стороны с коробками еды, украденной в магазинах. Другие толкают перед собой тележки из супермаркетов с диванами и бытовой техникой. Власти призывают к спокойствию, но их никто не слушает. Честно говоря, мне это только на руку… Я вытаскиваю из радиоприемника свои накопления, хватаю скейтборд и мчусь к
Маркусу Блинку.
Маркус — мелкий хулиган, довольно «безобидный». Он не принадлежит ни к какой группировке, а промышляет перепродажей левака и оружия и барыжит травкой. Мы вместе учились в младших классах. Он неплохо относится ко мне, потому что я пару раз помогал его
матери заполнять документы, необходимые для получения пособия. На улицах творится нечто невероятное, преступные группировки воспользовались хаосом, чтобы свести счеты с другими бандами и с полицией. Я отдаю Маркусу двести долларов, а он раздобывает мне
«глок-22». В это сраное время купить пистолет в неблагополучном районе не составляет труда: продажные копы пишут заявление о пропаже табельного оружия, а потом загоняют его. Еще двадцать долларов, и у меня в руках обойма из пятнадцати патронов. Провернув дело, я возвращаюсь домой. Тяжелый металлический предмет оттягивает карман.
* * *
Ночью мне не спится. Я думаю о Кароль. Меня гложет одна мысль: раз и навсегда положить конец ее мучениям. Воображение — мощное лекарство, но оно не излечивает окончательно. Мои истории позволяют ей на несколько часов сбежать в иллюзорный мир и забыть о ежедневной моральной и физической пытке. Но этого недостаточно. Давать простор воображению — временная мера, все равно что принимать наркотики или напиваться, чтобы забыть о нищете.
Ничего не поделаешь: рано или поздно реальная жизнь берет свое.
* * *
На следующий день банды, радуясь безнаказанности, берутся за дело с новыми силами. Вертолеты с тележурналистами постоянно кружат над городом, транслируя в прямом эфире то, что творится в осажденном Лос-Анджелесе: грабежи, драки, объятые пламенем дома, перестрелки между силами правопорядка и бунтовщиками. Все репортажи свидетельствуют о дезорганизованности и недееспособности полиции, которая наблюдает за беспорядками, не в силах остановить их.
Количество убитых растет, мэр объявляет журналистам о введении чрезвычайного положения. Власти собираются установить комендантский час и привлечь к решению конфликта солдат Национальной гвардии. Плохая идея: обитатели неблагополучных районов понимают, что халява скоро закончится, это подстегивает грабителей.
У нас больше всего пострадали заведения, которые держали азиаты. В то время напряженные отношения между черными и корейцами достигли своего апогея, и во второй день бунта большую часть магазинчиков, минимаркетов и винных лавочек, принадлежащих корейцам, разгромили и обчистили при полном попустительстве полиции.
Скоро полдень. Я уже час сижу на скейте у лавки отчима Кароль. Утром он с риском для жизни открыл магазин, очевидно надеясь, что его не постигнет печальная участь других торговцев. Но теперь, видимо, струхнул и собрался идти домой.
Тут я выхожу из засады.
— Помочь, мистер Альварес?
Он не боится меня. Мы давно знакомы, к тому же я внушаю людям доверие.
— Давай! Помоги убрать коробки.
Я беру по одной в каждую руку и заношу внутрь.
Это жалкий продовольственный магазинчик, каких в районе десятки и где продают в основном продукты первой необходимости. Скоро их вытеснят растущие как грибы
|
|
|
