Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Из летописи новогородской. 4 глава




селения; се хижины уничижения, вещал я, на месте где некогда град великий гордыя возносил свои стены. Ни малейшаго даже признака оных неосталося. Разсудок претит имети веру и самой повести; столь жаждущь он убедительных и чувственных доводов. – И все, что зрим, прейдет; все рушится, все будет прах. Но некий тайный глас вещает мне, пребудет нечто во веки живо. [118]

С течением времен, все звезды помрачатся,
померкнет солнца блеск; природа обветшав
лет дряхлостью, падет.
Но Ты, во юности безсмертной процветеш,
незыблимый, среди сражения стихиев,
развалин вещества, миров всех разрушенья. (*)

(*) Смерть Катонова, трагедия Еддесонова. Дейс. V. Явлен. I. [119]

ЗАЙЦОВО

В Зайцове на почтовом дворе нашел я давнышняго моего приятеля Г. Крестъянкина. Я с ним знаком был с ребячества. Редко мы бывали в одном городе; но беседы наши хотя нечасты, были однакоже откровенны. Г. Крестьянкин долго находился в военной службе, и наскучив жестокостями оной а особливо во время войны, где великия насилия, именем права войны прикрываются, перешел в статскую. По нещастию его, и в статской службе неизбегнул того, от чего оставляя военную, удалиться хотел. Душу он имел очень чувствительную и сердце человеколюбивое. Дознанныя его столь превосходныя качества доставили ему место председателя уголовной палаты. Сперьва нехотел он на себя принять сего звания, но, помыслив несколько, сказал [120] он мне: мой друг, какое обширное поле, отверзается мне на удовлетворение любезнейшей склонности моея души! какое упражнение для мягкосердия! Сокрушим скипетр жестокости, который столь часто тягчит рамена невинности; да опустеют темницы, и да неузрит их оплошливая слабость, нерадивая неопытность, и случай во злодеяние да невменится николи. О мой друг! исполнением моея должности, источу слезы родителей о чадах, воздыхания супругов; но слезы сии будут слезы обновления во благо; но изсякнут

слезы, страждущей невинности и простодушия. Колико мысль сия меня восхищает. Пойдем, ускорим отъезд мой. Может быть, скорое прибытие мое там нужно. Замедля, могу быть убийцею, непредупреждая заключения или обвинения прощением, или разрешением от уз. [121]

С таковыми мыслями поехал приятель мой к своему месту. Сколь же много удивился я, узнав от него, что он оставил службу, и намерен жить всегда в отставке. Я думал мой друг, говорил мне Г. Крестъянкин, что услаждающую разсудок, и обильную найду жатву в исполнении моея должности. Но вместо того нашел я в оной желчь и терние. Теперь наскучив оною, не в силах будучи делать добро, оставил место истинному хищному зверю. В короткое время он заслужил похвалу, скорым решением залежавшихся дел; а я прослыл копотким. Иные почитали меня иногда мздоимцем, за то, что не спешил отягчить жребия нещастных, впадающих в преступление нередко по неволе. До вступления моего в статскую службу, приобрел я лестное для меня название, человеколюбиваго начальника. Теперь самое то же качество, коим [122] сердце мое толико гордилося, теперь почитают послаблением или непозволительною понаровкою. Видел я решения мои осмеянными в том самом, что их изящными делало; видел их оставляемыми без действия. С презрением взирал, что для освобождения действительнаго злодея, и вреднаго обществу члена, или дабы наказать мнимыя преступления, лишением имения, чести, жизни, начальник мой будучи не в силах, меня преклонить на беззаконное очищение злодейства, или обвинение невинности, преклонял к тому моих сочленов, и нередко я видел, благия мои расположения изчезавшими, яко дым в пространстве воздуха. Они же, во мзду своего гнуснаго послушания, получили почести, кои в глазах моих, столь же были тусклы, сколь их прельщали своим блеском. Нередко в затруднительных случаях, когда уверение в невинности [123] названнаго преступником меня побуждало на мягкосердие, я прибегал к закону, дабы искати в нем подпору моей нерешимости; но часто в нем находил вместо человеколюбия жестокость, которая начало свое имела не в самом законе, но в его обветшалости. Несоразмерность наказания преступлению, часто извлекала у меня слезы. Я видел (да и может ли быть иначе), что закон

судит о деяниях, некасаяся причин оныя производивших. И последней случай к таковым деяниям относящийся, понудил меня оставить службу. Ибо невозмогши спасти винных, мощною судьбы рукою, в преступление вовлеченных, я нехотел быть участником в их казни. Невозмогши облегчить их жребия, омыл руки мои в моей невинности, и удалился жестокосердия.

В губернии нашей жил один дворянин, которой за несколько уже [124] лет оставил службу. Вот его послужной список. Начал службу свою при дворе истопником, произведен лакеем, камерлакеем, потом мундшендком; какия достоинства надобны для прехождения сих степеней придворныя службы, мне неизвестно. Но знаю то, что он вино любил до последняго издыхания. Пробыв в мундшенках лет 15, отослан был в Герольдию, для определения по его чину. Но он чувствуя свою неспособность к делам, выпросился в отставку, и награжден чином Коллежскаго Ассессора; с которым он приехал в то место, где родился, то есть в нашу губернию лет шесть тому назад. Отличная привязанность к своей отчизне, нередко основание имеет в тщеславии. Человек низкаго состояния, добившейся в знатность, или бедняк приобретший богатство, сотрясши всю стыдливости застенчивость, последний и слабейший [125] корень добродетели, предпочитает место своего рождения на распростертие своея пышности и гордыни. Там скоро Ассессор нашел случай купить деревню, в которой поселился с немалою своею семьею. Если бы у нас родился Гогард то бы обильное нашел поле на карикатуры в семействе Г. Ассесссра. Но я худой живописец; или если бы я мог в чертах лица читать внутренности человека, с Лаватеровою проницательностию, то бы и тогда картина Ассессоровой семьи была примечания достойна. Неимея сих свойств заставлю вещать их деяния, кои всегда истинныя суть черты душевнаго образования.

Г. Ассессор произошед из самаго низкаго состояния, зрел себе повелителем нескольких сотен себе подобных. Сие вскружило ему голову. Не один он жаловатся может, что употребление власти вскружает голову. [126] Он себя почел вышшаго чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва недумал ли он, что власть его над ними, от бога произтекает) да употребляет их в работу по произволению. Он был

корыстолюбив,копил деньги, жесток от природы, вспыльчив, подл, а по тому над слабейшими его, надменен. Из сего судить можеш, как он обходился с крестъянами. Они у прежняго помещика были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них всю землю, скотину всю у них купил, по цене какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они неумирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день, а иным давал из милости месячину. Если которой казался ему ленив, то сек розгами, плетьми, батожьем, или кошками, смотря по мере лености; за действительныя [127] преступления, как то, кражу, не унего но у посторонних, неговорил ни слова. Казалося будто хотел в деревне своей возобновить нравы, древняго Лакедемона или Запорожской сечи. Случилось, что мужики его для пропитания, на дороге ограбили проезжаго, другаго потом убили. Он их в суд за то неотдал, но скрыл их у себя, объявя правительству, что они бежали; говоря, что ему прибыли небудет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние. Если кто из крестьян что нибудь украл у него, того он сек как за леность, или за дерзской или остроумной ответ, но сверх того надевал на ноги колодки, кандалы, а нашею рогатку. Много бы мог я тебе разказать его мудрых распоряжений; но сего довольно, для познания моего Ироя. Сожительница его полную власть имела над бабами. Помощниками в исполнении ея велений, [128] были ея сыновья и дочери, как то и у ея мужа. Ибо сделали они себе правилом, что бы ни для какой нужды крестьян от работы неотвлекать. Во дворе людей было, один мальчик, купленной им в Москве, парикмахер дочерьнин; да повариха старуха. Кучера.у них небыло, ни лошадей; разъезжал всегда на пахотных лошадях. Плетьми или кошками секли крестьян сами сыновья. По щекам били, или за волосы таскали, баб и девок, дочери. Сыновья в свободное время, ходили по деревне или в поле играть и безчинничать с девками и бабами, и ни какая неизбегала их насилия. Дочери неимея женихов, вымещали свою скуку над прядильницами, из которых оне многих изувечали. Суди сам мой друг, какой конец мог быть таковым поступкам. Я приметил из многочисленных примеров, что Руской народ очень терпелив, и терпит до самой [129]

крайности;но когда конец положит своему терпению, то ничто неможет его удержать, чтобы непреклонился на жестокость. Сие самое и случилось с Ассессором. Случай к тому подал неистовой и безпутной, или лучше сказать, зверской поступок одного из его сыновей.

В деревне его была крестьянская девка, недурна собою, сговоренная за молодаго крестьянина той же деревни. Она понравилась середнему сыну Ассессора, которой употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в любовь; но крестъянка верна пребывала, в данном жениху ея обещании, что хотя редко в крестъянстве случается, но возможно. В воскресенье должно было быть свадьбе. Отец жениха по введенному у многих помещиков обычаю, пошел с сыном на господской двор, и понес повенечные два пуда меду, к своему господину. Сию то последнюю минуту дворянчик и [130] хотел употребить на удовлетворение своея страсти. Взял с собой обоих своих братьев, и вызвав невесту чрез посторонняго мальчика на двор, потащил ее в клеть, зажав ей рот. Небудучи в силах кричать, она сопротивлялася всеми силами зверскому намерению своего молодаго Господина. На конец превозможенная всеми тремя, принуждена была уступить силе; и уже сие скаредное чудовище начинал исполнением умышленное, как жених возвратившись из господскаго дома, вошел на двор, и увидя одного из господчиков у клети, усумнился о их злом намерении. Кликнув отца своего к себе на помощь, он быстрее молнии полетел ко клети. Какое зрелище представилося ему. При его приближении затворилась клеть; но совокупныя силы двух братьев, немощны были удержать стремления разъяреннаго жениха. Он схватил близь [131] лежащей кол, и вскоча в клеть, ударил вдоль спины хищника своея невесты. Они было хотели его схватить, но видя отца женихова, бегущаго с колом же на помощь, оставили свою добычу, выскочили из клети и побежали. Но жених догнав одного из них, ударил его колом по голове и ее проломил. Сии злодеи, желая отмстить свою обиду, пошли прямо к отцу, и сказали ему, что ходя по деревне, они встретились с невестою, с ней пошутили; что увидя жених ея, начал их бить, будучи вспомогаем своим отцем. В доказательство, показывали проломленную у одного из братьев голову. Раздраженный до внутренности сердца

болезнию своего рождения отец, воскипел гневом ярости. Немедля велел привести пред себя всех трех злодеев, так. он называл жениха, невесту и отца женихова. Представшим им пред него, первой вопрос [132] его был о том, кто проломил голову его сыну. Жених в зделанном неотперся, разсказав все произшествие. Как ты дерзнул, говорил старой Ассессор, поднять руку на твоего господина? А хотя бы он с твоею невестою и ночь переспал на кануне твоея свадьбы, то ты ему за то должен быть благодарен. Ты на ней неженишся; она у меня останется в доме, а вы будете наказаны. По таковом решении, жениха велел он сечь кошками немилосердо, отдав его в волю своих сыновей. Побои вытерпел он мужественно; неробким духом смотрел, как начали над отцом его, то же производить изтязание. Но немог вытерпеть, как он увидел, что невесту господские дети, хотели вести в дом. Наказание произходило на дворе. В одно мгновение, выхватил он ее, из рук ее похищающих, и освобожденные побежали оба со двора. Сие видя барские [133] сыновья перестали сечь старика, и побежали за ними в погоню. Жених видя, что они его настигать начали, выхватил заборину, и стал защищаться. Между тем, шум привлек других крестъян ко двору господскому. Они соболезнуя о участи молодаго крестъянина, и имея сердце озлобленное против своих господ, его заступили. Видя сие Ассессор подбежав сам, начал их бранить и перваго кто встретился ударил своею тростию столь сильно, что упал безчувствен на землю. Сие было сигналом к общему наступлению. Они окружили всех четверых господ, и коротко сказать, убили их до смерти на том же месте. Толико ненавидели они их, что ни один не хотел миновать, чтобы небыть участником в сем убийстве, как то они сами после призналися. В самое то время, случилось ехать тут исправнику той округи, с командою. Он [134] был частию очевидным свидетелем сему произшествию. Взяв виновных под стражу, а виновных было половина деревни, произвел следствие, которое по степенно дошло до уголовной палаты. Дело было выведено очень ясно, и виновные во всем признавалися; в оправдание свое приводя только мучительские поступки своих господ, о которых уже вся губерния была известна. Таковому делу, я обязан был по долгу моего звания положить окончательное решение,

приговорить виновных к смерти и вместо оной к торговой казни и вечной работе.

Разсматривая сие дело, я ненаходил достаточной и убедительной причины к обвинению преступников. Крестъяне убившие господина своего были смертоубийцы. Но смертоубийство сие небыло ли принужденно? Непричиною ли онаго сам убитой Ассессор? Если в арифметике из двух данных чисел третие следует непрекословно; [135] то и в сем произшествии следствие было необходимо. Невинность убийц для меня по крайней мере, была математическая ясность. Если идущу мне, нападет на меня злодей, и вознесши над головою моею кинжал, возхочет меня им пронзить; убийцею ли я почтуся, если я предъупрежду его в его злодеянии, и бездыханнаго его к ногам моим повергну. Если нынешняго века скосырь, привлекший должное на себя презрение, восхочет оное на мне отомстить, и встретясь со мною в уединенном месте, вынув шпагу сделает на меня нападение, да лишит меня жизни или по крайней мере да уязвит меня; виновен ли я буду, если извлекши мой мечь на защищение мое, я избавлю общество от тревожущаго спокойствие его члена? Можно ли почесть деяние, оскорбляющим сохранность члена общественнаго, если я исполню его для моего спасения, если [136] оно предъупредит мою пагубу, если без того благосостояние мое будет плачевно на веки?

Исполнен таковыми мыслями, можеш сам вообразить терзание души моей, при разсмотрении сего дела. С обыкновенною откровенностию сообщил я мои мысли моим сочленам. Все возопили против меня единым гласом. Мягкосердие и человеколюбие, почитали они виновным защищением злодеяний; называли меня поощрителем убийства; называли меня сообщником убийцев. По их мнению при распространении моих вредных мнений, изчезнет домашняя сохранность. Может ли дворянин, говорили они, отъныне жить в деревне покоен? Может ли он видеть, веления его исполняемы? Если ослушники воли господина своего, а паче его убийцы, невинными признаваемы будут, то повиновение прервется, связь домашняя рушится, будет паки Хаос в начальных [137] обществах обитающий. Земледелие умрет, орудия его сокрушатся, нива запустеет и безплодным поростет злаком; поселяне неимея над собою власти, скитаться будут в лености, тунеядстве и

разъидутся. Города почувствуют властнодержавную десницу разрушения. Чуждо будет гражданам ремесло, рукоделие скончает свое прилежание и рачительность, торговля изсякнет в источнике своем, богатство уступит место скаредной нищете, великолепнейшия здания обветшают, законы затмятся и поростут недействительностию. Тогда огромное сложение общества, начнет валиться на части, и издыхати в отдаленности от целаго; тогда престол царский, где ныне опора, крепость и сопряжение общества зиждутся, обветшает и сокрушится; тогда Владыка народов почтется простым гражданином, и общество узрит [138] свою кончину. Сию достойную адския кисти картину, тщилися мои сотоварищи, предлагать взорам всех до кого слух о сем деле доходил. Председателю нашему, вещали они, сродно защищать убийство крестьян. Спросите какого он происхождения? Если неошибаемся, он сам в молодости своей изволил ходить за сохою. Всегда новостатейные сии дворяньчики, странныя имеют понятия о природном над крестьянами дворянском праве. Если бы от него зависело, он бы, думаем, всех нас поверстал в однодворцы, дабы тем уравнять с нами свое происхождение. Такими то словами, мнили сотоварищи мои, оскорбить меня, и ненавистным сделать всему обществу. Но сим неудовольствовались. Говорили, что я приял мзду, от жены убитаго Ассессора, да нелишится она крестъян своих, отсылкою их в работу, и что сия то истинная была причина [139] странным и вредным моим мнениям, право всего дворянства вообще оскорбляющим. Несмысленные думали, что посмеяние их меня уязвит, что клевета поругает, что лживое представление добраго намерения, от онаго меня отвлечет! Сердце мое им было неизвестно. Незнали они, что нетрепетен всегда предстою, собственному моему суду, что ланиды мои нердели багровым румянцем совести.

Мздоимство мое, основали они на том, что Ассессорша за мужнину смерть мстить нежелала, а сопровождаема своею корыстию, и следуя правилам своего мужа, желала крестъян избавить от наказания, дабы нелишиться своего имения, как то она говорила. С таковою прозьбою она приезжала и комне. На прощение заубиение ее мужа, я с ней был согласен; но разнствовали мы в побуждениях. Она уверяла меня, что сама довольно [140] их накажет; а я уверял ее, что оправдывая

убийцев ее мужа, ненадлежало их подвергать более, той же крайности, дабы паки небыли злодеями, как то их называли несвойственно.

Скоро Наместник известен стал о моем по сему делу мнении, известен, что я старался преклонить сотоварищей моих на мои мысли, и что они начинали колебаться в своих разсуждениях, к чему однако же не твердость и убедительность моих доводов способствовали, но деньги Ассессорши. Будучи сам воспитан в правилах неоспоримой над крестьянами власти, с моими разсуждениями он немог быть согласен, и вознегодовал усмотрев, что они начинали в суждении сего дела преимуществовать, хотя ради различных причин. Посылает он за моими сочленами, увещевает их, представляет гнусность таких мнений, [141] что они оскорбительны для дворянскаго общества, что оскорбительны для верховной власти, нарушая ея законоположения; обещает награждение исполняющим закон, претя мщением неповинующимся оному; и скоро сих слабых судей не имеющих ни правил в размышлениях, ни крепости духа, преклоняет на прежния их мнения. Неудивился я, увидев в них перемену, ибо недивился и прежде в них воспоследовавшей. Сродно хвилым, робким и подлым душам содрогаться от угрозы власти, и радоваться ея приветствию.

Наместник наш, превратив мнения моих сотоварищей, вознамерился и ласкал себя, может быть, превратить и мое. Для сего намерения позвал меня к себе, по утру в случившейся тогда праздник. Он принужден был меня позвать, ибо я нехаживал ни когда на сии безразсудныя поклонения, которыя гордость почитает [142] в подчиненных должностию, лесть нужными, а мудрец мерзительными и человечеству поносными. Он избрал нарочно день торжественной, когда у него много людей было в собрании; избрал нарочно для слова своего публичное собрание, надеяся, что тем разительнее убедит меня. Он надеялся найти во мне или боязнь души, или слабость мыслей. Против того и другаго устремил он свое слово. Но я за нужное ненахожу пересказывать тебе всё то, чем надменность, ощущение власти, и предъубеждение к своему проницанию и учености одушевляло его витийство. Надменности его ответствовал я равнодушием и спокойствием, власти непоколебимостию, доводам

доводами,и долго говорил хладнокровно. Но наконец содрогшееся сердце, разлияло свое избыточество. Чем больше видел я угождении в предстоящих, тем порывистее становился мой [143] язык. Незыблемым гласом и звонким произношением возопил я наконец сице. Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. Следственно, человек без отношения к обществу, есть существо ни от кого независящее в своих деяниях. Но он кладет оным преграду, согласуется не во всем своей единой повиноваться воле, становится послушен велениям себе подобнаго, словом становится гражданином. Какия же ради вины, обуздывает он свои хотения? по что поставляет над собою власть? по что безпределен в исполнении своея воли, послушания чертою оную ограничивает? Для своея пользы скажет разсудок; для своея пользы скажет внутреннее чувствование; для своея пользы скажет мудрое законоположение. Следственно, где нет его пользы быть гражданином, там он и [144] не гражданин. Следственно тот, кто восхощет его лишить пользы гражданскаго звания, есть его враг. Против врага своего, он защиты и мщения ищет в законе. Если закон, или не в силах его заступить, или того нехочет, или власть его неможет мгновенное, в предстоящей беде дать вспомоществование, тогда пользуется гражданин природным правом защищения, сохранности, благосостояния. Ибо гражданин, становяся гражданином, неперестает быть человеком, коего первая обязанность из сложения его произходящая, есть собственная сохранность, защита, благосостояние. Убиенной крестьянами Ассессор, нарушил в них право гражданина своим зверством. В то мгновение, когда он потакал насилию своих сыновей, когда он к болезни сердечной супругов, присовокуплял поругание, когда на казнь подвигался, видя сопротивление своему [145] адскому властвованию; тогда закон стрегущий гражданина был в отдаленности, и власть его тогда была неощутительна; тогда возрождался закон природы, и власть обиженнаго гражданина, неотъемлемая законом положительным в обиде его, приходила в действительность; и крестьяне убившие зверскаго Ассессора, в законе обвинения неимеют. Сердце мое их оправдает опираяся на доводах разсудка, и смерть Ассессора хотя насильственная, есть правильна. Да невозмнит кто либо искать в благоразумии политики,

в общественной тишине, довода к осуждению на казнь убийцев, в злобе дух испустившаго Ассессора. Гражданин, в каком бы состоянии небо родится ему ни судило, есть и пребудет всегда человек; а доколе он человек, право природы, яко обильный источник благ, в нем неизсякнет никогда; и тот, кто дерзнет его [146] уязвить в его природной, и ненарушимой собственности, тот есть преступник. Горе ему если закон гражданский его ненакажет. Он замечен будет, чертою мерзения в своих согражданах, и всяк имеяй довольно сил, да отмстит на нем обиду, им соделанную. – Умолк. Наместник неговорил мне ни слова; изредка подымал на меня поникшие взоры, где господствовала ярость безсилия, и мести злоба. Все молчали в ожидании, что оскорбитель всех прав, я взят буду под стражу. Изредка из уст раболепия слышалося журчание негодования. Все отвращали от меня свои очи. Казалося, что близь стоящих меня, объял ужас. Неприметно удалилися они, как от зараженнаго смертоносною язвою. Наскучив зрелищем толикаго смешения гордыни с нижайшею подлостию, я удалился из сего собрания лстецов. [147]

Ненашед способов спасти невинных убийц, в сердце моем оправданных, я нехотел быть ни сообщником в их казни, ниже оной свидетелем; подал прошение об отставке и получив ее, еду теперь оплакивать плачевную судьбу крестъянскаго состояния, и услаждать мою скуку, обхождением с друзьями. – Сказав сие мы разсталися, и поехали всяк в свою сторону. –

Сей день путешествие мое было неудачно; лошади были худы, выпрягались по минутно; наконец спускаяся с небольшей горы, ось у кибитки переломилась и я далее ехать немог. – Пешком ходить мне в привычку. Взяв посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но прогулка по большой дороге, неочень приятна для петербургскаго жителя, не похожа на гулянье, в летнем саду или в Баба, скоро она меня утомила, и я принужден был сесть. [148]

Между тем как я, сидя на камне, чертил на песке фигуры кой какия, нередко кривобокия и кривоугольныя; думал я и то и сё, скачет мимо меня коляска. Сидящей в ней увидев меня велел остановится – и я в нем узнал моего знакомаго. – Что ты делаеш сказал он мне? – Думу думаю. Времени довольно мне на размышление; ось переломилась.

Что новаго? – Старая дрянь. Погода по ветру, то слякоть, то ведро. А!... Вот новинькое, Дурындин женился. – Неправда. Ему уже лет с восемдесят. – Точно так. Да вот к тебе письмо.... Читай на досуге; а мне нужно поспешать. Прости, – и разстались.

Письмо было от моего приятеля. Охотник до всяких новостей, он обещал меня в отсутствии снабжать оными, и сдержал слово. Между тем, к кибитке моей подделали новую ось, которая по щастию была в запасе. – Едучи, я читал:

Петербург.

Любезный мой!

На сих днях совершился здесь брак между 78 летним молодцом и 62 летней молодкою. Причину толь престарелому спарению отгадать тебе трудненько, если оной нескажу. Распусти уши мой друг, и услышиш. – Госпожа Ш... витязь в своем роде не последней, 62 лет, вдова с 25 летняго своего возраста. Была за мужем за купцом неудачно торговавшим; лицом смазлива; оставшись после мужа бедною сиротою, и ведая о жестокосердии собратий своего мужа, незахотела прибегнуть к прошению надменной милостыни, но заблаго разсудила, кормиться своими трудами. Доколе красота юности водилась на ея лице, во всегдашней была работе, и щедрую получала от охотников плату. Но сколь скоро приметила, что красота ее начинала [150] увядать, и любовныя заботы уступили место скучливому одиночеству, то взялась она за ум, и ненаходя больше покупщиков на обветшалые свои прелести, начала торговать чужими, которые если невсегда имели достоинство красоты, имели хотя достоинство новости. Сим способом нажив себе несколько тысячь, она с честию изъялась из презрительнаго общества сводень, и начала в рост отдавать деньги, своим и чужим безстыдством нажитыя. По времени забыто прежнее ее ремесло; и бывшая сводня стала, нужная в обществе мотов тварь. Прожив покойно до 62 лет, нелегкое надоумило ее собраться за муж. Все ея знакомые тому дивятся. Приятельница ее ближняя Н... приехала к ней. – Слух носится, душа моя, говорит она поседелой невесте, что ты собралась замуж. Мне кажется солгано. Какой нибудь насмешник выдумал сию басню. [151]

Ш.) Правда совершенная. Завтра сговор, приезжай пировать с нами.

Н.) Ты с ума сошла. Неужели старая кровь разъигралась; неужели какой молокосос подбился к тебе под крылошко?

Ш.) Ах матка моя! не кстате ты меня наравне с молодыми щитаешь ветреницами. Я мужа беру посебе...

Н.) Да то я знаю, что придет по тебе. Но вспомни, что уже нас любить нельзя и недля чего, разве для денег.

Ш.) Я такого невозьму, которой бы мне мог изменить. Жених мой меня старее 16 годами.

Н.) Ты шутиш!

Ш.) По чести правда; Барон Дурындин.

Н.) Нельзя етому статься.

Ш.) Приезжай завтра в вечеру; ты увидишь, что лгать нелюблю. [152]

H.) А хотя и так, ведь он не на тебе женится, но на твоих деньгах.

Ш.) А кто ему их даст? Я в первую ночь так необезумею, что бы ему отдать все мое имение; уже то время давно прошло. Табакерочка золотая, пряжки серебреные, и другая дрянь оставшаяся у меня в закладе, которой с рук нельзя сбыть. Вот весь барыш любезнаго моего женишка. А естли он неугомонно спит, то сгоню с постели.

Н.) Ему хоть табакерочка перепадет, а тебе в нем что проку?

Ш.) Как матка? Сверх того, что в нынешние времена, нехудо иметь хорошей чин, что меня называть будут: ваше Высокородие, а кто по глупее, ваше Превосходительство; но будет таки кто нибудь, с кем в долгия зимния вечера, можно хоть поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия [153] неимею, когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как муж будет свой, то какой бы насморк ни был, все слышать буду: здравствуй мой свет, здравствуй, моя душинька...

Н.) Прости матушка.

Ш.) Завтра сговор а через неделю свадьба.

Н.) Уходит.)

Ш.) Чхает.) Небось неворотится. То ли дело, как муж свой будет!

Недивись, мой друг! на свете все колесом вертится. Сего дня умное, завтра глупое в моде. Надеюсь, что и ты много увидишь дурындиных. Если неженидьбою всегда они отличаются, то другим чем либо. А без дурындиных Свет не простоял бы трех дней. [154]

КРЕСТЬЦЫ

В Крестьцах был я свидетелем разстания у отца с детьми, которое меня тем чувствительнее тронуло, что я сам отец и скоро может быть с детьми разставаться буду. Нещастной предразсудок дворянскаго звания, велит им ити в службу. Одно название сие приводит всю кров в необычайное движение! Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков вступающих в службу, 98 становятся повесами, а два под старость, или правильнее сказать два в дряхлыя их, хотя нестарыя лета, становятся добрыми людьми. Прочие происходят в чины, расточают или наживают имение, и проч. – – – – Смотря иногда на большаго моего сына, иразмышляя, что он скоро войдет в службу, или другими сказать [155] словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбом становятся. Недля того, что бы служба сама по себе, развращала нравы; но для того, что бы со зрелыми нравами надлежало начинать службу. – Иной скажет; а кто таких молокососов толкает в шею. – Кто? Пример общий. Штаб Офицер семнадцати лет; Полковник двадцатилетней; Генерал двадцатилетней; Камергер Сенатор, Наместник, начальник войск. И какому отцу незахочется, что бы дети его, хотя в малолетстве, были в знатных чинах, за которыми идут в след богатство, честь и разум. – Смотря на сына моего представляется мне: он начал служить, познакомился с вертопрахами, распутными, игроками, щеголями. Выучился чистенько наряжаться, играть в карты, картами доставать прокормление, говорить обо всем ни чего немысля, тяскаться по [156] девкам, или врать чепуху барыням. Каким то образом фортуна вертясь на курей ножке, приголубила его; и сынок мой небрея еще бороды, стал знатным боярином. Возмечтал он о себе что умнее всех на свете. Чего добраго ожидать от такого полководца или градоначальника? – Скажи по истинне отец чадолюбивый, скажи о истинный гражданин!

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...