«Второй Умар ибн ал-Хаттаб»

Умару ибн Абдал‘азизу было в это время 35–36 лет. Внешне это был все тот же смуглый человек с изящными чертами лица, которые теперь дополняла пышная борода, но длительное общение с мединскими благочестивцами отвратило его от пристрастия к роскоши и родило в нем идею приблизить мусульманскую общину к административно-правовой практике времен Мухаммада и двух первых халифов. Положение главы мусульманского государства открывало возможность воплощения в жизнь этого идеала.

Решение Сулаймана понравилось не всем. Хишам ибн Абдалмалик, обойденный в завещании, чувствовал себя обиженным, но вынужден был примириться.

Решительнее действовал племянник Умара по матери, Абдал‘азиз ибн ал-Валид ибн Абдалмалик, которого отец намеревался сделать своим преемником. Намерение это не осуществилось, но мысль о возможности стать халифом, была заронена в его душу. Смерть Сулаймана давала долгожданную возможность. Абдал‘азиз привел к присяге себе группу сторонников и намеревался занять Дамаск, когда узнал о присяге Умару. Соперничать с братом матери он не стал, а поведение свое объяснил дяде тем, что побоялся возникновения неурядиц в период возможного безвластия. В сведениях о времени правления Умара мало точных дат. Датировки в пределах целого года хиджры не всегда позволяют соотнести события с годами нашего летосчисления, затруднительно даже установление относительного порядка событий. Средневековым мусульманским авторам важно было продемонстрировать благочестивость и аскетизм, не затрудняя себя привязкой ко времени. Непреложным было то, что став халифом, Умар был образцом праведного мусульманского правителя, и ни о каком развитии его характера речи быть не могло. Параллельно, почти не соприкасаясь, идут две линии сведений – о военно-политических (хоть как-то датированных) событиях и о проявлениях праведности, включая сюда важные для понимания реформаторских мероприятий распоряжения наместникам. Приходится и нам рассматривать эти две линии, мало связанные друг с другом.

Две проблемы отягощали внутреннее положение Халифата: возрастающая по мере усиления налогового гнета враждебность податного населения (бегство египетских моряков под Константинополем показывало, во что может вылиться недовольство) и недовольство мусульман-неарабов своим неравноправным положением – а число их все время увеличивалось и, возможно, к этому времени приблизилось к числу арабов за пределами Аравии. Удерживать в повиновении покоренное население еще возможно было при единстве мусульманского меньшинства, но противостояние внутри его таило в себе большую угрозу. Умар так или иначе понимал все это и выход видел в восстановлении правовых норм времени Мухаммада и двух первых халифов. В этом отношении его скорее можно сравнить с Али ибн Абу Талибом, чем с Умаром ибн ал-Хаттабом, который находил выход из возникавших сложностей в установлении новых правовых норм, а его тезка намеревался строгим следованием каноническим положениям решить неразрешимую по сей день задачу – увеличить расходы, сокращая налоговое бремя.

Умар очень остро и безоговорочно ощутил себя лично ответственным за возвращение мусульманской общины на путь истинный и обязанность стать образцом для ведомых. Он отказался от богатых одежд, ограничил себя в еде, и с лица его исчезла улыбка; конечно, в рассказах об его аскетизме после избрания халифом есть явные преувеличения (вроде того, что он иногда не мог выйти к людям из-за того, что его единственная рубашка была в стирке). В это трудно поверить, но веселые застолья Сулаймана с поэтами и разговорами о женщинах и кулинарных изысках сменились степенными беседами о путях спасения души, на которых халиф делился своей скромной трапезой: хлебом и чечевицей с чесноком. В самоограничении Умар пошел еще дальше: реально отказался от поместий, которые счел незаконно приобретенными отцом и дедом, в частности от земель в Хайбаре, подаренных Мухаммадом Фатиме и присвоенных Марваном ибн ал-Хакамом, возвратив их законным наследникам.

Почти сразу после прихода к власти (раби I 99/12. Х-11. XI. 717 г. ) Умар сместил главу налогового ведомства Египта Усаму ибн Зайда за беззаконную жестокость, в том числе за отрубание рук невыполнившим его распоряжения. Смещен был и наместник, Абдалмалик ибн Рифа‘а. За беззакония и жестокость лишился своего поста и наместник Ифрикийи Йазид ибн Абу Муслим. К великой радости коптов Усаму не только сместили, но и заключили в тюрьму в оковах, которые снимали с него только на время молитвы. Ему было определено провести таким образом год в Египте, а потом по году в каждом из округов (джундов) Сирии. Одновременно с этим была изменена система назначения наместников западной части Халифата, установленная Сулайманом – наместник Ифрикийи был выведен из подчинения Египту и стал подчиняться непосредственно халифу.

Такие же изменения произошли и в системе управления восточной частью Халифата, которая при Сулаймане была в подчинении одного наместника, Йазида ибн ал-Мухаллаба. Послание Умара, извещавшее о его приходе к власти, было тяжелым ударом для Йазида. Между ним и Умаром существовала личная неприязнь, и рассчитывать на прежнее положение ему не приходилось, а отдавать Умару богатства, собранные в Хорасане и полученные в Джурджане и Табаристане, которые он собирался доставить Сулайману, тоже не хотелось. Часть этих денег он роздал в счет жалования, а остальное, видимо, решил укрыть в Басре, родовом гнезде Мухаллабидов.

Отправляясь на запад приветствовать халифа, он оставил замещать себя своего сына Мухаллада. За время, пока он двигался к Ираку, Умар разделил его наместничество: управлять Куфой и подчиненной ей областью он назначил Абдалхамида ибн Абдаррахмана, Басрой – Ади ибн Арта и Хорасаном – ал-Джарраха ибн Абдаллаха. Йазиду не удалось даже доехать до Басры. В Ма‘киле его ждала галера Ади ибн Арта. Ади пригласил его на корабль и предъявил грамоту о своем назначении. С корабля они поехали в резиденцию наместника, и там произошел настоящий серьезный разговор – о судьбе денег, которые Йазид собирался доставить Сулайману. Йазид утверждал, что они израсходованы на жалование. Тогда на Йазида надели кандалы и отправили в темницу. Арест не испугал Йазида, он уже имел опыт противостояния выколачиванию денег при более решительном ал-Хаджжадже и предпочитал пострадать, но сохранить деньги. Везли его по Евфрату под охраной Ваки ибн Абу Суда, и в районе Айн ат-Тамра группа аздитов пыталась отбить своего вождя, но Ваки обрубил швартов и пригрозил, что тотчас убьет Йазида, и нападавшие отступились.

В Дамаске Йазид также решительно заявил, что никаких денег у него нет. Умар решил сослать упрямца в ссылку на дальний остров Дахлак у берегов Эритреи, но его убедили, что родственники Йазида могут устроить ему побег оттуда, и Йазид остался в тюрьме в Дамаске. Выручить отца попытался Мухаллад, указывая Умару, что, держа под арестом невинного старика, он порочит свою репутацию. Тем не менее, Умар не изменил своего решения – речь шла о миллионах дирхемов.

Поздней осенью или зимой 717/718 г. в Закавказье вторглись хазары («тюрки»), дойдя до Азарбайджана. Скорее всего, они выступали как союзники Византии. Нападение было отбито с большим уроном для хазар, они были разгромлены, понесли большие потери убитыми и пленными, 50 пленников были отправлены Умару в виде живого подтверждения победной реляции. А Маслама в это время продолжал стоять под Константинополем. Армия его снова переживала тяготы зимней кампании, вновь была бескормица, скудное питание и гибель коней. Весной, когда погода позволила плаванье по морю, Умар послал Масламе 500 коней, продовольствие и приказ возвращаться. По некоторым сведениям, из 80000 ушедших с Масламой в 716 г., возвратилось только 30000.

В это время Умар повел борьбу с тем, что он считал искажением норм ислама, установленных пророком и первыми двумя халифами. В частности, он считал запретным употребление спиртных напитков и оплакивание покойников (и с тем, и с другим блюстителям чистой веры так и не удалось справиться до сих пор). Умар считал недопустимой игру на тамбурине и лютне на свадьбах. Единственным документом экономического характера, текст которого сохранился без существенных переделок или сокращений – послание наместнику Куфы Абдалхамиду ибн Абдаррахману, которое поэтому заслуживает того, чтобы привести его целиком:

Этот документ дает нам единственный в своем роде перечень сверхнормативных сборов, из которых хорошо известны только подношения к наурузу и михраджану, ставшие обычными. Обычным был обман налогоплательщиков на разнице веса монет. Каждый налогоплательщик рассчитывался монетами по счету с определением их полноценности на вид. Дихкан же или финансист (джахбаз), отвечавший за сбор налога со всего округа, должен был сдавать собранный налог по теоретическому весу монет. Если суммарный вес оказывался меньше теоретического, то они должны были возместить разницу, Эту разницу, называвшуюся равадж, дополнительно собирали с налогоплательщиков, что давало возможность этим ответственным лицам нажиться за их счет. Кроме того, собирался дополнительный сбор в пользу монетных контролеров. Поживиться можно было и на разнице обложения разных категорий земли.

Умар восстановил налоговый иммунитет иноверческого духовенства и религиозных учреждений и права христиан и иудеев делать завещания в их пользу, наместникам рекомендовалось оказывать помощь из казны нуждающимся иноверцам; незаконно захваченных в плен армян он возвратил на родину без выкупа. Главной заботой Умара было, конечно, улучшение положения мусульман. Сирийцам жалование было увеличено на 10 дирхемов в месяц, увеличен общий фонд жалования в Египте на 25000 дирхемов, кое-что перепало и куфийцам: после продажи скота, принадлежавшего ал-Хаджжаджу, им досталось по 7 дирхемов. Наместникам было рекомендовано оказывать помощь нуждающимся, гасить долги из казны и делить между бедняками остаток средств после выплаты жалований. Наконец, ставки заката были снижены до законных размеров.

Наряду с этим, Умар не упускал и таких мелочей, как установление предельного веса верблюжьего вьюка, запрещение бить животных кнутом с металлическим наконечником, запрещение в Египте посадки деревьев по берегам Нила и каналов, которые мешали бы тянуть суда бечевой; распоряжаясь огромными средствами, он не забывал напоминать наместникам, чтобы они экономили папирус, и сам писал очень убористо.

Отзыв арабской армии из-под Константинополя не означал прекращения войны с Византией, просто она возвратилась в привычные рамки летних рейдов в Малую Азию. Продолжались военные действия и в Мавераннахре, где то один, то другой местный правитель прекращал платить договоренную дань. В том же году Абдаллах ибн Ма‘мар, был направлен против тюрков к границам Китая, вероятно в Семиречье. Поход окончился неудачей: тюрки окружили его, с трудом вырвавшись из окружения, он отошел в Фергану. Этот поход, несомненно, связан с активизацией тюрков в связи с событиями в Согде.

Жители Самарканда, поверив в намерения Умара восстановить справедливость и искоренить беззакония, обратились к наместнику Самарканда Сулайману ибн Абу-с-Сари с просьбой отменить распоряжение Кутайбы об их выселении, нарушившее подписанный им договор. Сулайман запросил халифа и получил распоряжение передать решение авторитетному арбитру из мусульман. Его решение было нетривиальным и явно неприемлемым для самаркандцев: самаркандцам вернуться в город, а мусульманам покинуть его, стать лагерем под стенами и возобновить осаду, которая и решит судьбу города. Самаркандцы предпочли оставить все, как есть. Возможно, что именно после этого изгнанный из Самарканда ихшид Согда Гурек обратился в конце 718 или в начале с 719 г. к китайскому императору с просьбой прислать войска для изгнания арабов из Согда. Эту просьбу он подкрепил ссылкой на слухи, что сотый год арабов должен быть последним годом их власти. Положение Гурека было двусмысленным: арабы не только изгнали его из столицы, но, кажется, лишили и титула царя (ихшида) Согда. Царем Согда, государем Самарканда, арабы титулуют теперь владетеля Пенджикента Диваштича. Он опекал двух сыновей покойного Тархуна, вступал в дипломатические контакты с правителем Чача и даже с каганом, но оставался в своем маленьком городке. К сожалению, документы из архива Диваштича не датированы, и только письмо на арабском языке датируется временем наместничества ал-Джарраха.

Летом или осенью 718 г., после получения дани с Хутталя, из Хорасана была отправлена делегация к халифу сопровождавшая пятую часть добычи. В делегации были два араба и мавла, речь держали арабы, а мавла молчал. Умар поинтересовался, почему тот молчит, и услышал в ответ: «О повелитель верующих. Двадцать тысяч мавлов[27] участвуют в походах, не получая ни жалования, ни довольствия. Такое же число зиммиев приняли ислам, а с них взымают харадж. Наш амир пристрастен и груб… Он – один из мечей ал-Хаджжаджа и управляет тирански и злобно». Умар будто бы после этого приказал ал-Джарраху освободить принявших ислам от хараджа. Это благое с точки зрения религиозно-правового идеала решение вошло в противоречие с реальными интересами государства и арабов, получавших жалование – массовое принятие ислама налогоплательщиками, желавшими освободиться от тяжелого налога, вскоре привело к заметному сокращению налоговых поступлений. Окружение ал-Джарраха посоветовало усложнить принятие ислама обязательным проведением обрезания. Ал-Джаррах обратился за разрешением к халифу и получил весьма знаменательный ответ: «Аллах послал Мухаммада, – да благословит его Аллах и да приветствует, – призывающим [к исламу], а не обрезающим». Это свидетельствует о том, что в первом столетии существования ислама обрезание не было обязательным атрибутом принятия ислама, а лишь обычаем, принятым у арабов.

Те же проблемы возникали и в других регионах, где под влиянием обещания освобождать новообращенных от хараджа началось массовое принятия ислама, как в Египте и ал-Андалусе. Может показаться странным, как Умар, в других случаях принимавший меры против приобретения мусульманами (арабами) хараджных земель во избежание сокращения доходов государства, не видел, что то же произойдет при массовом принятии ислама, если новообращенные станут платить льготный налог. Либо это были разновременные решения, либо Умар, подобно многим идеалистам, в порыве осуществления своей идеи совершенно оторвался от действительности.

Беспокойный Хорасан привлек внимание Аббасида Мухаммада ибн Али, и в 100 г. х. он послал туда вербовать сторонников Букайра ибн Махана. Одним из первых неофитов аббасидского движения в Мерве стал Сулайман ибн Касир, ставший руководителем тайной аббасидской пропаганды в Мерве и мервском оазисе. В том же сотом году хиджры Умар Абдал‘азиз вступил в переговоры с вечными противниками халифов, с одной из групп хариджитов Ирака, считая, что можно найти общий язык с людьми, призывающими следовать Корану и обычаю Пророка. Но согласия добиться не удалось, так как Умар считал, что халифом может быть только курайшит, а для хариджитов самым важным была возможность выбрать халифом любого благочестивого мусульманина, вне зависимости от происхождения.

Между тем здоровье Умара стало ухудшаться. От чечевицы стал болеть живот, он похудел и цвет лица заметно изменился. Это была ни злокачественная лихорадка, ни чума, от которой умирали многие и на вершине власти. Скорее всего, этого мужчину в расцвете лет съедал рак. I раджаба 101/17 января 720 г. он перебрался в монастырь Дайр Сим‘ан (Симеона Столпника) и в предчувствии смерти купил у монастыря за несколько динаров участок для могилы.

Слух о болезни Умара, а следовательно, и о скором приходе к власти Йазида ибн Абдалмалика, дошел и до Йазида ибн ал-Мухаллаба. От нового халифа он мог ожидать еще худшего и поэтому решился на побег: проломил крышу своей камеры на втором этаже, спрыгнул на кучу глины, насыпанной его родственниками, и поехал с ними в Ирак, а через два дня 9 или 10 февраля 720 г. Умар скончался.