Глава 24. Гонты и Гриндевальд

— Ситуация ухудшается. Если не будет улучшения к апрелю, я, к сожалению, заберу ее в санаторий, — бросил профессор Дуйзинг.

— А учеба? — осторожно поинтересовался профессор Раджан.

— Вам важнее оценки или жизнь мисс Литтлтон? — Доктор поправил очки и окинул его колючим взглядом.

Декан Райвенкло и медсестра продолжали смотреть на врача со смесью страха и изумления. Профессор Дуйзинг медленно пошел в сторону крытого перехода. Том побежал за ним. Сначала медсестра Джейн, затем Лесли — обе умерла от этой проклятой болезни. Неужели и жизнь Миранды под угрозой?

— А, мой юный друг, — кивнул немец, наслаждаясь табачными парами.

— Профессор, все настолько плохо? — голос Тома звучал холодно и властно.

— Послушайте, юноша, — Дуйзинг смерил слизеринца внимательным взглядом. — Моя жена умерла от этой болезни. — Скулы профессора дернулись в непроизвольной гримасе. — На моих глазах умирали дети — я не мог им помочь. Но я видел, как неблагоприятный процесс прекращался.

— Значит, сэр, от тубер... — Том вздрогнул, не желая называть эту болезнь, — можно поправиться?

— Поправиться? — доктор задымил новой папиросой. — Совсем - нельзя, но процесс может остановиться. Посмотрите на вашего директора.

— Вот как... — пробормотал Том. Приступ холодной ярости прошел, и он внимательно слушал профессора, пытаясь найти в его словах какую-то надежду.

— Я давно изучаю эту болезнь, — продолжал Дуйзинг, когда они пошли в сторону Малой галереи. — Иногда она способна давать совершенно невероятные эффекты. Самые невероятные… Вы слышали историю Симонетты Веспуччи*?

— Знаменитой вилы пятнадцатого века? — переспросил Том. Это имя он запомнил еще осенью, когда изучал особенности магии вил.

— Да, одной из самых могущественных вил мира, — кивнул доктор. — К двадцати годам у нее под каблуком были правители Флоренции. Симонетту считали сказочно красивой, но мало кто знал, — Дуйзинг поправил очки, — что своей красоте она обязана в том числе чахотке. Именно она подарила ей белую кожу, худобу и чуть опущенное плечо, сводившее с ума художников.

— Хотите сказать, что эта мерзость дает людям красоту? — скривился Том.

— Мой юный друг, — вздохнул Дуйзинг. — Хризантемы невероятно красивые цветы. И, тем не менее, это цветы увядания и смерти.

— Ненавижу хризантемы… — прошептал Том. Его лицо перекосила гримаса при воспоминании о том, что эти цветы ставили у гроба Джейн и Лесли.

— Даже так? — Дуйзинг с интересом посмотрел на коротковатые рукава мантии Тома. — Но вернемся к госпоже Веспуччи. Обладая совершенной магией вил, она не могла победить эту болезнь, хотя пользовалась ее плодами.

— Неужели эта… Симонетта… — Том, смотря на хмурые базальтовые стены, подбирал каждое слово, — не могла остановить смерть?

Дуйзинг промолчал. Длинная галерея, уставленная рыцарскими доспехами, закончилась, и они остановились возле трехликой статуи. Вдалеке начиналась картинная галерея. Том нахмурился, почувствовав, что сболтнул лишнего.

— Редкий волшебник может создать философский камень, — заметил, наконец, Дуйзинг. — Насколько мне известно, это удалось только Николасу Фламелю.

— Но разве… — сердце Тома билось, как птаха, но голос внутри шептал, что другого шанса не будет. — Достичь бессмертия можно только с помощью камня?

— Вы соображаете, о чем спрашиваете, юноша? — жестко спросил Дуйзинг.

— В этом есть что-то плохое? — Том попытался бросить самый невинный взгляд. В маленькой чаше возле статуи ярко пылало пламя, и его вид на фоне потемневшего мрамора статуи и серого базальта стен придавал уверенности.

— Я не собираюсь обсуждать с Вами темную магию, — Дуйзинг предостерегающе поднял руку и, кивнув, пошел по коридору.

Том осторожно последовал за врачом. Сердце сильно стучало, но тело вновь охватывала странная эйфория. Пробежав мимо двух шестикурсников из Хаффлпаффа, он оказался в галерее и остановился у окна. Заляпанные мокрым снегом окна дребезжали под ударами ветра, и мальчик посмотрел на белую пелену метели.

— Том? — раздался знакомый голос. Проходивший по коридору профессор Дамблдор остановился и внимательно посмотрел на своего ученика.

— Профессор Дамблдор… — кивнул Том.

— Как мисс Литтлтон? — Профессор трансфигурации смотрел на него изучающе.

— Уже лучше, — выдавил из себя Том, чувствуя, что его желудок куда-то проваливается. — Я только что поговорил с профессором Дуйзингом, сэр.

Глаза профессора Дамблдора немного сузились, и он кивнул.

— Я рад. Но Вам, мне кажется, следует немного сократить время занятий, — сказал он и пошел вперед.

Том с облегчением вздохнул. С начала болезни Миранды профессор Дамблдор стал к нему даже более подозрительным, чем прежде. Он всегда подолгу думал, прежде чем отвечать на вопросы Тома, словно они уже были подозрительными, а когда он смотрел на мальчика, его взгляд становился удивительно внимательным. Том был уверен: Дамблдор догадывается, что он делает не только домашние задания, но учитель никогда не упоминал об этом.

Густые хлопья снега стали падать сильнее, и Том смотрел, как они медленно укрывают школьный двор пушистым покрывалом. Вспоминая Дуйзинга, Том убеждался, что говорить о бессмертии среди волшебников считалось нежелательным. По-видимому, эта тема была связана с темной магией. Хотя какая разница? В голове роились мысли, и Том к своей досаде пока не мог оформить их во что-то определенное.

* * *

Зима сорок первого года выдалась промозглой и снежной. Мокрые метели шли непрерывно по нескольку суток. Хотя морозы казались слабее прошлогодних, окна были наглухо заметены липким снегом. Серое небо стало настолько низким, что очертания Запретного леса терялись в белом мареве. Завхоз карлик Мур часто посыпал дорожки песком, но мокрые хлопья тотчас делали их непроходимыми. Из-за погоды налеты Люфтваффе на Британию стали реже, хотя все понимали, что это временная передышка.

Опять начались уроки, и Хогвартс вернулся к обычному распорядку. Профессор Раджан сообщил, что со следующего семестра они перейдут к изучению невербальных заклинаний. Для пущего эффекта он молча поднял пергамент Филиппа Диггори и заставил его полетать по классу. Это заинтересовало Тома. С того дня он подолгу сидел за книгами, самостоятельно отрабатывая эти заклинания. Он быстро достиг в этом успехов, и вскоре перед сном тихонько накладывал какую-нибудь пакость на Крэбба, заставляя его под общий хохот прыгать по спальне на одной ноге или искать пропавший носок.

Постепенно у Тома сформировалось жесткое расписание. С пяти до девяти вечера он делал домашние задания, с девяти до полуночи читал дополнительную литературу, а с полуночи до четырёх или пяти утра изучал чёрную магию. Из-за всего этого у Тома оставалось совсем мало свободного времени, к тому же спал он обычно не более четырех часов. Преподаватели заметили, что хотя в классе Том всегда был внимательным, он сильно побледнел.

В субботу первого марта Том рано отправился в библиотеку. Оливия Хорнби готовилась отпраздновать свой день рождения и собирала шумную компанию. Девочка щебетала без устали, обсуждая с подругой Арианой Сильтер, какие именно свечи они зажгут вечером. Том с улыбкой смотрел на легкое белое платье Оливии и ее коричневые замшевые сапожки — наряд, выполненный с провинциальной нарочитостью. Том вручил имениннице пару коробочек шоколадных бобов и поспешил в библиотеку, не обращая внимания на ее восторженные крики. Но едва он обложился книгами, как в зал вошла Миранда.

— Опять учишь что-то? — с улыбкой спросила она, присев на край его стола.

— Ну, да, — ответил Том. — Что-то случилось? — спросил он, с тревогой посмотрев на впалые скулы подруги.

— Гриндевальд захватил Болгарию, — с тревогой сказала она, поправив очки.

Том схватил газету. Вокруг Болгарии все последние месяцы шла странная игра, но правительство Богдана Филова** все же склонилось на сторону Рейха. Генерал Цвятко Бангеев санкционировал ввод немецких войск, и теперь части Вермахта чеканили шаг вдоль парков Софии.

— Удивлена? — спросил Том. — Они также вошли в Румынию и Венгрию.

— Не знаю, — пожала плечами Миранда. — Все учителя взволнованы. Сходим в Хогсмид, Том? — подмигнула девочка. — Том попытался сопротивляться, но затем рассмеялся и под недовольным взглядом мисс Лаймон встал из-за стола.

Захватив плащ Тома в слизеринской гостиной, они спустились в вестибюль, а затем вышли из замка. Шла легкая метель, и мелкие снежинки медленно плыли с грязно серого неба на землю. Неугомонные Игнотус Пруэтт и Дженни Сполдинг устроили снежную дуэль. Том невольно улыбнулся, увидев заснеженные черепичные крыши.

— Зайдём в «Три Метлы», выпьем чего-нибудь? — предложила Миранда.

Они осторожно зашли в переполненный бар, где уже собралась шумная толпа посетителей, несмотря на ранний час. Том и Миранда заказали две бутылки сливочного пива и поскорее заняли маленький черный столик в самом углу. Через два столика от них сидела компания в составе профессора Слагхорна, профессора Мэррифот и карлика Мура. Миранда недовольно поправила очки, но осеклась: учителя, похоже, обсуждали что-то важное.

— Силы Гриндевальда невероятно возросли, — холодно кивнула профессор Мэррифот. — Говорят, Сталин просто в ярости от такого шага союзника.

— Подумать только: из-за какой-то Болгарии, — пискнул карлик Мур.

— Это не «какая-то» Болгария,— заметил Слагхорн. В другое время Том рассмеялся, увидев его растрепанную шевелюру, но сейчас ему было интересно. –Там,— продолжал зельевар, — всегда делали палочки для Дурмстранга.

— Но… как же Россия? — пролепетал карлик Мур.

— Что-что, а вот палочки у русских всегда хромали, — подтвердила профессор Мэррифот. — Богатые русские испокон веков заказывали их у болгар. Теперь болгарские мастера будут под контролем Гриндевальда.

— Впрочем, и это еще не все. — Слагхорн испуганно осмотрелся по сторонам, словно ожидая появления какой-то нечисти. — У Гриндевальда, говорят, самая мощная в мире палочка. С ее помощью он практически непобедим на дуэлях и, возможно, даже станет бессмертным…

— Гораций, не проговоритесь об этом в своем клубе, — перебила его профессор Мэррифот. — Детям незачем знать о таких вещах.

Зельевар досадливо поморщился, словно подобная просьба наносила ему скорбление, и потеребил край серо-зеленого пиджака. Том схватил подругу за руку и вытащил ее на воздух. Дойдя до скверика, они присели на скамейку.

— Ты слышала? — опомнился, наконец, Том. — У Гриндевальда есть палочка…

Миранда кивнула. Том понял, что она нерасположена разговаривать. Они, как всегда, понимали друг друга с полуслова. Смахнув снежинки со скамейки, друзья пошли по заснеженной дорожке в сторону волшебной почты. Редкие филины невесело ухали на жердочках, словно не хотели улетать в неведомые края. Затем они добрели к волшебной лавке «Зонко», но она оказалась закрытой. Метель усилилась, превратившись в сухую крупу замерзшего дождя. Том и Миранда обмотали лица шарфами до самых глаз и осторожно побрели к школе.

— Как ты думаешь, у Гриндевальда правда есть такая могущественная палочка? — спросил Том, защищаясь рукой от ледяных струй замерзшего дождя.

— Конечно, — Миранда посмотрела с удивлением. — Неужели ты не понял, Том? Это конец. Гриндевальд победил, и наша борьба с ним бессмысленна.

— Неправда, — глаза Тома блеснули синеватым отсветом. — Высадка пока не началась.

— Не началась... — Миранда тоже слегка прикрылась рукой от низкой снежной пелены. — Какая разница, высадится он сейчас, летом или осенью? Мы падем, как пали все остальные страны Европы. Чем мы лучше других, Том?

— Но мы будем бороться, — как-то необычно жестко сказал Том. Очертания замка становились яснее, и свет в его окошках казался маяком в царстве пурги.

— Ты да, — мягко улыбнулась Миранда. — А я вряд ли. Я ведь скоро умру, Том, — вдруг не по-детски серьезно сказала девочка. — Мне приснилось, что я умерла.

— Глупости. Это только сны. Представляешь... — Том задумчиво взял комок мокрого снега, не обращая внимания на критический взгляд Миранды. — Если бы у нас с тобой была такая палочка? Мы бы могли стать бессмертными…

Том задумался. Он попытался себе представить, что такое бессмертие. Наверное, надо сказать какое-то секретное заклинание, взмахнуть самой могущественной палочкой, и они с Мирандой поплывут к небу, как две прозрачные тени. Или… На душе вдруг похолодело… Пойдут по коридору, как два разваливающихся трупа? Том вспомнил ужасные магловские рисунки живых мертвецов. И все же, идти как два трупа казалось ему лучше, чем лежать в гробу с восковым лицом.

— … и тогда, представь, мне захотелось мороженого, — засмеялась Миранда тихим серебристым смехом. — Ты только представь, Том: было шесть утра, а я мечтала только о мороженом!

Она не договорила. Смех перерос в колючий лай, и она задергалась в конвульсиях. Том, не теряя времени, поддерживал ее руками. Девочка кашляла мучительно, пока не выхаркала каплю крови.

— Миранда.. Миранда… — тряс ее Том, чувствуя сильные содрогания ее тела.

— Все хорошо, Том… Сейчас… — прокашляла она сухим лаем.

Том потрогал рукой ее щеку и почувствовал сильный жар. У нее без сомнения была температура. Колючая метель засыпала лица, наметая сугробы, и Том казалось, будто каждая снежинка сейчас усиливает жар Миранды. Мимо, закутавшись в черно-желтые шарфы, прошли Филипп Диггори с Эллой Боунс. Глядя на этих двоих, у которых никогда не будет хрипов и кашля, Том вдруг ощутил непреодолимое желание наложить на каждого из них пыточное заклятие — такое, от которого оба долго корчились бы от боли.

* * *

Снежные бури продолжались до середины марта, и только затем сквозь серую пелену туч стало робко пробиваться солнце. К концу семестра окрестности замка превратились в настоящее талое море, заливавшее еще замерзшие сугробы. Походы на травологию стали опасными переходами по деревянным мостам. Как-то раз Оливия Хорнби с двумя подругами весело столкнули в воду райвенкловку Сприфингтон Миртл. Подбежавший профессор Бири починил стекла ее очков и снял со Слизерина двадцать баллов.

— Прыщавой синице это даром не пройдет, — фырчала Оливия, сидя вечером в гостиной. — Правда, малыш? — погладила она своего пушистика.

— И что ты ей сделаешь? — спросила второкурсница Генриэтта Вейдел.

— Не успокоюсь, пока не повешу ее очки вот туда, — задорно сказала Оливия, указав тонким пальчиком на стену возле камина. — Том чуть не прыснул, представив, как маленькая щуплая Оливия с триумфом водружает свой трофей над камином.

Он шел в палату к Миранде: в последнее время девочка часто ночевала в лазарете. Она не могла говорить много, но постоянно требовала рассказать что-нибудь интересное о маглах. Том улыбался и пересказывал ей какие-нибудь приукрашенные приютские истории, так что вскоре Миранда знала почти наизусть всех драчунов и озорников томовского приюта.

— Это все западный ветер, Том, — пожаловалась Миранда, едва он вошел в больничное крыло. — В мае будет сухо, и мне полегчает. - Она лежала на кровати в сине-бронзовой пижаме и рассеянно смотрела по сторонам.

— Не ехала бы ты на каникулы, — заметил Том, глядя, как за окном лучи заходящего солнца играют в море талой воды. — Поверь, здесь будет гораздо лучше. И врачи рядом, и…

— Я не могу, Том, — слабо улыбнулась девочка. — Я так соскучилась по бабушке! Вдруг я увижу ее в последний раз…

— Ну, что это за похоронный панегирик? Дуйзинг не говорил, что все плохо, — заметил Том, пощупав горячую руку Миранды.

— А вот сейчас, Том, ты лжешь, — мягко засмеялась девочка. — Разве ты забыл, что говорил профессор Лариджани? Человек всегда знает свое будущее, только боится признаться себе в этом…

Миранда не договорила. Слезы капали из глаз, и Том, подойдя, стал осторожно стирать их платком. Он молчал: все было понятно. Она поедет домой, и профессор Дуйзинг почти наверняка заберет ее в санаторий — если, конечно, успеет сделать это. Ловя ее рассеянный взгляд, Том понимал, что Миранда пытается запомнить эту палату, его самого и стены такого привычного Хогвартса. Запомнить, чтобы в далеком санатории ей было легче умирать.

— Ты кстати, слышала про этого дегенерата? — заметил Том.

— Нет, — Миранда подняла голову. Том понял, что заинтересовал ее и, улыбнувшись краешками губ, рассказал, как Хагрид попал в переплет. Второгодки из Райвенкло — Сильвия и Мэллори — все-таки скормили лазилю его мышь Принцессу. Эмилия Гринграсс и несколько слизеринок изготовили траурный портрет Принцессы и послали его Хагриду. Слизеринцы, райвенкловцы и даже некоторые гриффиндорцы от души смеялись, глядя, как великан рыдает на подоконнике.

— Том, это ужасно, — пробормотала Миранда.

— Ну, нельзя же его ровнять по нам, — возразил слизеринец. На мгновение он задумался над тем, как поступил бы он, если его мышь посмели скормить коту. Он, несомненно, отомстил бы обидчику так, что тот надолго запомнил бы эту боль.

— Том, я понимаю, что Хагрид не совсем человек. Наверное, даже ловит дома на себе блох, — Миранда скривилась от отвращения. — И все же это бесчеловечно, — грустно добавила она.

— Он низшее существо, — пожал плечами Том. — Представляешь, Лестрейндж на днях назвал его неандертальцем. Я ему сказал, — Том поспешил улыбнуться, увидев, что Миранда сухо кашлянула, — что не надо обижать неандертальцев. Это создание, — указал он назад, — мыслит на уровне какого-нибудь питека. Ему бы слово "хомо" научиться выговаривать.

— Хомо! — рассмеялась Миранда. — Ой, Том, не надо так, — спохватилась райвенкловка. — Он в конце-концов тоже живой.

— Мистер Риддл! — в палату вошла сестра Эльвира. — Отбой уже прозвучал.

— Иди, Том! — подмигнула Миранда. — До завтра…

— Да-да, до завтра, — заметил Том, выходя из комнаты. Посмотрев на впалые скулы Миранды, он вдруг почувствовал острую боль. Он мог отомстить любому обидчику, кроме этих проклятых микробов, которые копошились в ее легких. Это были те же самые микробы, которые когда-то убили легкие Лесли. Если бы он только мог… Если бы только было в мире заклинание, которое убьет этих малышей, причем тяжелой мучительной смертью… "Непременно мучительной", — поймал Том себя на мысли при выходе из палаты.

* * *

— Она мешает мне, Том! — змееподобное лицо в зеркале расхохоталось высоким кудахтающим смехом. — С ней ты не станешь великим...

Картинка сменилась. В зеркальной глади плыл зимний день, и они с Мирандой бежали, взявшись за руки, и весело смеялись.

— Какое мне дело до того, кто мешает тебе? — неприязненно заметил Том.

— Тебе? — засмеялось лицо. — Ты не забыл, что я — это ты?

— Нет... — Том слегка опешил от этого холодного тона и отступил назад. — Я никогда не стану тобой. Ты отвратительный уродец...

— Уже стал! Уже... — плотоядно рассмеялся призрак. В зеркале появилось изображение лежащего трупа Патрика. Картинка сменила — и вот уже в начале бала лицо Тома скривилось от гримасы, и он вместо Миранды пошел к Эмилии.

— Она нужна мне! — сказал мальчик, глядя с вызовом на уродливую маску.

— А мне нет, — спокойно ответило лицо. — Ты больше не Том Риддл. Ты Лорд Волдеморт, а ему нет дела до каких-то там страданий.

— Тогда я убью тебя. Раз и навсегда, — заметил Том, подняв палочку. — Avada… — прошептал он…

— Что ты хочешь сделать, дурачок? — захохотало чудовище.

Том поднял голову с подушки и протер потный лоб. Он осмотрелся вокруг и только сейчас понял, что пора вставать. Часы в форме кобры показывали пять часов, только не утра, а вечера. Был первый день Пасхальных каникул, и Том понял, что проспал. Это, впрочем, было не удивительно: в последнее время он пытался использовать темномагические заклинания невербальным путем, и минувшей ночью истощил силы. Умирая с голоду, Том переоделся в мантию и спустился в опустевшую гостиную. Большинство учеников, обрадовавшиеся затишью с бомбежками, разъехались по домам, так что Большой Зал был необычно пустым. Миранда, несмотря на протесты Тома, также поехала домой, хотя в день отъезда ее щеки пылали от легкой лихорадки. Как только он сел за слизеринский стол, перед ним появилась тарелка с едой.

— Неужели наш Томми проспал? — насмешливо заметила вошедшая Эмилия Гринграсс. Подобно Тому она была одной из немногих слизеринок, оставшихся в школе на каникулах. За соседним столом о чем-то двусмысленно зашептались полноватая Эмили Боунс и неизвестный Риддлу второкурсник из Хаффлпаффа.

— Тебе-то что, Гринграсс? — проворчал он. Со дня пресловутого рождественского бала Эмилия то и дело бросала на него томные взгляды, но Том старался вести себя с ней, как прежде. Каким-то шестым чувством он ощущал, что если захочет с ней подружиться, Эмилия найдет способ унизить его перед всеми.

— Тупая грязнокровка, — раздался с гриффиндорского стола голос Игнотуса Пруэтта.— Том побледнел и с ненавистью щелкнул пальцами, бросив в него заклинание мгновенной боли. Игнотус тотчас согнулся пополам.

— Как ты думаешь, Том, - вдруг спросила Эмилия, удовлетворенно посмотрев на скорчившегося Пруэтта. — А могут русские ударить по Рейху?

— С чего вдруг? - удивился Том. Такие слухи до него доходили, но он им не особенно верил. - Они же друзья Гриндевальда.

— Не знаю... Так говорят... - лукаво заметила Эмилия и, развернувшись на высоких каблуках, послала Тому насмешливую улыбку зеленоватых глаз.

Том хотел рассердиться на Эмилию, но не смог: слишком легким и изящным был ее поворот. Том вдруг отметил, что никогда не видел такого воздушного движения. На душе стало невероятно легко, и он, не обращая внимания на болтовню Гринграсс, прищурился на косые лучи заходящего весеннего солнца.

Блуждая взглядом по всему залу, Том обратил внимание на витражи. Они были действительно красивые, для каждого колледжа свой. На витраже Гриффиндора был изображён Годрик с мечом и щитом, на витраже Хаффлпаффа — пышная девушка с растениями. Больше всех Тому нравился витраж Рэйвенкло, изображающий молодую женщину с книгой. Витраж Слизерина тоже был неплох. Изображённый на портрете Салазар был молодым, черноволосым, с бирюзовыми глазами. Он также читал книгу, а вокруг его руки обвивалась серебристая змея. Том прищурился и вдруг вспомнил, что точно такие портреты он видел когда-то в книге об основателях Хогвартса.

Поужинав, Том проскочил мимо группы хаффлпаффцев и направился в библиотеку. В помещении не было почти никого, и Том занял крайний столик. Достав подшивку "Пророка" за сентябрь двадцать пятого года, он зажег свечу и заказал поиск по теме «Гонты». Газетные листы замелькали, пока сами собой не остановились на цифре «12 сентября». Том вздрогнул. Внизу большими буквами был выведен заголовок:

Беспорядки в Литтл-Хэнглтоне

Вчера в местечке Литтл-Хэнглтон случилось примечательное происшествие. Заключены в Азкабан Марволо Гонт и его сын Морфин Гонт за нападение на группу авроров во главе с начальником департамента магического правопорядка Робертом Огденом. Причины этого нападения связаны с другим делом — нападением Морфина Гонта на Томаса Риддла, сына местного эсквайра. По слухам, Морфин Гонт подозревает, что его сестра, Меропа, не равнодушна к маглу, и пустил в ход фамильное "оружие" Гонтов — наложение гнойного проклятия. Мистер Роберт Огден прибыл для вызова на слушания в министерство Морфина Гонта. Вместо этого отец и сын Гонты оскорбляли мистера Огдена "грязнокровкой" и затем напали на него. Прибывший отряд мракоборцев обезвредил буянов. Такое поведение не удивительно для этой семьи, ведущей отшельнический образ жизни и обладающей злобным нравом.

"Гонты — выродки, — прокомментировал ситуацию мистер Роберт Огден. — Поймите, это не ругательство, а констатация факта. Бесконечные браки между родственниками довели прямых потомков Салазара Слизерина до полной деградации. Не удивлюсь, если это окажется последнее поколение Гонтов", — добавил он.

Энн МакДауэлл, собственный корреспондент "Ежедневного пророка".

Том отложил газету и улыбнулся. Какой же он в самом деле идиот... Он обладал всеми способностями Гонтов — это раз. В деревне, где жили потомки Слизерина, проживал магл по имени Том Риддл — это два. Пропала девушка из Гонтов — это три. Его звали в честь отца, Том Риддл и Марволо в честь деда — это четыре. Дальнейшее нетрудно было представить: магл Томас Риддл поигрался с его матерью, выбросил ее, и она, умирая, доползла до приюта.

Закат за окном переходил в густые сумерки. Том с насмешкой посмотрел в окно. Появись он на пороге дома Гонтов, они без сомнения вышвырнули бы его, как полукровку. А Риддлы? Интересно, чем занимается его папаша? Умер? Благоденствует в новой семье? Что он делал все эти годы, пока его пороли, ломали руки, били пинками до обморока, грозили финскими ножами? Щупал колени какой-нибудь девицы, мыслящей на уровне гусеницы? На мгновение Том представил себе, какое наслаждение испытывала эта Симонетта Веспуччи, заставляя маглов ползать перед собой и, быть может, вылизывать каблуки ее туфель. Впрочем, может и не заставляла — слишком омерзительным было соприкасаться с ними.

«Подумай… Может испробуем на твоем гнусном папаше пару непрощаемых?» — хмыкнул в голове высокий голос, когда Том вышел на лестницу.

«Пару круциатусов?» — переспросил себя Том.

«Ты полагаешь? А может, что-то поужасней, посмертельней?» — расхохотался кудахтающий голос.

«Нет… — Том остановился на высокой площадке и облокотился на перила.

«Ты просто трус, Волдеморт, — расхохотался внутри голос. — Ты знаешь, что этот подонок заслужил десяток авад. Как, впрочем, и все маглы».

Том дернулся. Перед глазами стояло мертвое тело Патрика, окутанное зеленой вспышкой.