III. АerycTim i cmoeivemin

Было бы удивительно, если бы Блаженный Августин, чье учение наложило столь заметный

oTnegaToK Ha XpHcTHaHcKylo aHTponoxorHlo «xoxroro CpexHeBeKoBhA», 6epynxero Hagaxo, Ha moil B3rxAx, B aHTHgHmil nepHox H npoxoxxcalonxerocA xo npommmxeHHoro nepeBopoTa XIX cToxeTHA, ocTaBHx 6m 6e3 BHHmaHHA TaKylo BaxcHylo o6xacTh HcTopHgecKoil aHTponoxorHH, KaK cHoBHxeHHA. IIpeBocXoxHme pa6oTm IIhepa KypcexA H 6xecTAnxaA KHHra MapTHHm gloxeil⁵⁶ H36aBxAloT meHA oT Heo6XoxHmocTH noxpo6Ho H3xaraTh cxoxcHylo HcTopHlo nocxexoBaTexhHoro H3meHeHHA oTHomeHHA АBrycTHHa K cHam.

a) ilOpuxa u clioeudeliusi: oliupumeacasi aemo6uo2paOusi. C HaygHoil npo3opxHBocThlo IIhep Kypcexh nepeHec noHcK pemeHHA Bonpoca o6 oTHomeHHH АBrycTHHa K cHoBHxeHHAm Ha acppHKaHcKylo nogBy. Ho xygme xaxHm cxoBo camomy aBTopy:

«B АcppHKe B III H IV BB. mHpoKoe pacnpocTpaHeHHe noxygHxa npHmexmaA oT axxHHoB TpaxHIIHA cogHHATh aBTo6HorpacpHH B cpopme paccKa3oB o BHxeHHAX, KoTopme, KaK coBepmeHHo npaBHxhHo 3ameTHx oTen CoecTloxchep, no3BoxAloT aBTopy "BmcTaBHTh Bnepex co6cTBeHHoe «A» H, ecxH moxcHo TaK Bmpa3HThcA, HcnoBexaThcA nepex HamH"»⁵⁷.

Korxa B АcppHKe B nepKBaX Bo BpemA cxyxc6m cxygaxHch BHxeHHA, To HX, co BpemeH TepTyxxHaHa, TnxaTexhHo 3anHcmBaxH B cpopme paccKa3oB oT nepBoro xHna. BHxeHHA 6mxH pacnpocTpaHeHm He ToxhKo y moHTaHHcToB, Ho H cpexH npHBepxceHneB BexHKoil llepKBH, rxe oHH enxe 6oxhme mHoxcHxHch B nepHox npecxexoBaHHil. Pegh HxeT o BHxeHHAX KaK xHeBHmX, TaK H HogHmX, KoTopme ABxAloTcA Bo cHe. K nonaBmHm B Tlophmy H oxcHxalonxHm xonpoca H mygeHHgecKoil cmepTH XpHcTHaHam ABxAloTcA mHorogHcxeHHme BHxeHHA, H mygeHHKH cTapaloTcA coo6nxHTh o HHX cBoHm ToBapHnxam B ycTHoil HxH nHchmeHHoil cpopme; ToBapHnxH Hcnoxh3yloT 3TH paccKa3m npH cocTaBxeHHH xcH3HeonHcaHHil mygeHHKoB. HcTopHH 3TH, 3anHcaHHme oT nepBoro xHцa, mm HaXoxHm BcTaBxeHHmmH B camme cephe3Hme cogHHeHHA...

«Oco6eHHocThlo 3THX BHxeHHil ABxAeTcA HX BHe3anHocTh, gacTo noxgepKHBaemaA cxoBom eom (ecce), H HX cXoxcTBo c peaxhHocThlo, BmxexAemoe B 6oxhmHHcTBe cxygaeB cxoBom nommu (quasi). B HHX mm o6mgHo oxHoBpemeHHo BHxHm H cxmmHm oxHo H3 He6ecHmX cynxecTB: To XpHcTa, To aHrexa HxH mygeHHKa, To KaKoro-HH6yxh yconmero...

KaK H ero acppHKaHcKHe coBpemeHHHKH, АBrycTHH c HHTepecom gHTaeT 3TH aBTo6HorpacpHgecKHe paccKa3m o BHxeHHAX. OH HeoxHoKpaTHo ynomHHaeT o BHxeHHAX H3 Mymeliumecmea 17epenemyu, TeKcT, xHTyprHgecKoe gTeHHe KoToporo npexmecTByeT gTeHHlo nponoBexeil. OH TaKxce oXoTHo 3anHcmBaeT BHxeHHA, ABxABmHecA K ero xpy3hAm H 3HaKommm»⁵⁸.

B 3Tom naccaxce mm HaXoxHm mHoxcecTBo oTmegeHHmX Bmme oco6eHHocTeil: cBA3h mexcxy oTxexhHmmH TpaxHIIHAmH axxHHHcTHgecKoil 3noXH H XpHcTHaHcKHmH o6mgaAmH, npHBHxerHpoBaHHmil XapaKTep BHxeHHil mygeHHKoB, nonyxApHocTh BHxeHHil cpexH epeTHKoB (B xaHHom cxygae moHTaHHcToB), npHcTpacTHe xloxeil B IV B. — H A3mgHHKoB, H XpHcTHaH, Ho oco6eHHo ypoxceHneB АcppHKH — K cHoBHxeHHAm H HX ToxKoBaHHAm, BocnpHATHe mHorHX cHoBHxeHHil nocpexcTBom HecKoxhKHX gyBcTB (B gacTHocTH, 3peHHA H cxyXa).

CxexyeT TaKxce oTmeTHTh pacTepAHHocTh, npocmaTpHBalonxylocA B cmemeHHH TepmHHoB, cBHxeTexhcTBylonxHX KaK o6 y6exHTexhHocTH npH3pagHmX «peaxHil» 3THX BHxeHHil, TaK H o comHeHHAX, KoTopme 3TH «peaxHH», HecmoTpA HH Ha gTo, Bm3mBaloT y АBrycTHHa. BHe3anHocTh ABxeHHA, noxgepKHyTaA cxoBom ecce (BoT), yKa3mBaeT Ha npHHATHe xaHHoro ABxeHHA 3a «HcTHHHoe», oxHaKo HaxHgHe quasi BmxaeT HmelonxeecA comHeHHe.

KaK y6exHTexhHo noKa3ax II. Kypcexh, npHmepoB oTHomeHHA АBrycTHHa K cHam HmeeTcA ropa3xo 6oxhme. geilcTBHTexhHo, B cBoeil «licnoBexH» АBrycTHH npexcTaeT HacToAnxHm repoem oxHoil H3 oHHpHgecKHX aBTo6HorpacpHil, noxh3oBaBmHXcA B АcppHKe orpomHoil nonyxApHocThlo. CHoBHxeHHA HrpaloT BaxcHeilmylo poxh B BexHKom co6mTHH B xcH3HH АBrycTHHa: B ero o6panxeHHH. IIpexcxe Bcero noTomy, gTo npexcKa3aHo oHo 6mxo B cHoBHxeHHH, yBHxeHHom ero maTephlo (mm npe6mBaem B cpexe A3mgecKoil H XpHcTHaHcKoil oxHoBpemeHHo, B cpexe, rxe npH3HaloT npopogecKHe cHm H rxe ExaxceHHmil АBrycTHH, He Bo3ropxHBmHch, moxceT BmcTpaHBaTh cBolo xcH3Hh Ha ocHoBaHHH oco6mX xHgHmX oTHomeHHil c Borom). TaK xce KaK H B cocTaBxeHHoil B Hagaxe XII B. oHHpHgecKoil aBTo6HorpacpHH T'BH6epTa HoxcaHcKoro, rxe co6mTHA pa3BopagHBaloTcA gepe3 TecHo B3aHmocBA3aHHme cHoBHxeHHA camoro T'BH6epTa H ero maTepH, АBrycTHH H ero maTh MoHHKa cocTaBxAloT napy, cTaBmylo ocHoBoil 3emHoil xcH3HH АBrycTHHa u ero xyXoBHoro npH3BaHHA. IIoxgepKHBaA BaxcHocTh cHoBHxeHHil B cBoeil xcH3HH, nepBmil coH, npexBenxalonxHil ero o6panxeHHe, АBrycTHH npHnHcmBaeT maTepH.

Bo BpemA TAxcexoil 6oxe3HH cmHa MoHHKa BHxHT Bo cHe loHomy, yBepAlonxero ee, gTo cmH ee cTaHeT 3xopoB He ToxhKo cpH3HgecKH, Ho B cKopom 6yxynxem H xyXoBHo. Ha xepeBAHHoil xHHeilKe, Ha KoTopoil

стоит она сама, она видит Августина вместе с этим юношей и слышит, как Бог говорит ей: «Там, где ты стоишь, он тоже стоять будет». Августин, писавший свою «Исповедь» уже обращенным, не испытывает сомнений. Юноша, явившийся взору его матери и обратившийся к ней со словами утешения, а также предсказавший его собственное обращение, — это сам Бог (или один из посланных Им ангелов; как утверждает Пьер Курсель, это традиционный для «африканских» видений образ).

Обращение Августина, случившееся в 386 г., спустя девять лет после сна его матери, предваряет знаменитая сцена в миланском саду. После бурного плача, предшествовавшего обращению Августина и его друга Алипия, Августин вопрошает Господа, «доколе, доколе» тот будет гневаться на него и сможет ли он вообще когда-нибудь обратиться? «Опять и опять: "завтра, завтра!"» (Et tu, domine, usquequo? usquequo, domine, irasceris in finem?.. Quamdiu, quamdiu сras et сras?)⁵⁹. Упав под смоковницей в своем саду в Милане, Августин засыпает. Затем он слышит голос «из соседнего дома» «будто мальчика или девочки», повелевающий ему: «Tolle, lege» («Возьми, читай!»), и, открыв текст Евангелия, он попадает на отрывок из послания апостола Павла к Римлянам (XIII, 13): «Не в пирах и пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти» (Исповедь, VIII, XII, 28—29).

Толкование этой сцены породило большие споры. Я вслед за Пьером Курселем полагаю, что Августин, действительно, услышал «сверхъестественный» голос, передавший ему слово Господа (quasi pueri an puelle, «будто мальчика или девочки»). Следовательно, речь идет о слуховом видении (вспомним о важности слова в слуховых сновидениях, не имевших зрительных образов), и обращение Августина становится в один ряд с теми обращениями ранних христиан, что совершались под воздействием сновидений (также подчеркнем, что Августин словами просил обращения у Бога).

Итак, хотя по богатству своего содержания «Исповедь» выходит далеко за рамки онирической автобиографии, основной движущей силой сочинения и рассказанной в нем истории являются сновидения.

б) Эволюция взглядов Августина на сновидения: от веры к недоверию.

С точки зрения теории Августин, по словам Мартины Дюлей будучи еще язычником, скорее всего, исходил из доктрины Цицерона, которую вкратце можно сформулировать следующим образом: «Обычно сновидения обманчивы, но...» Он также пытался узнать у матери, каковы те критерии, на основании которых можно отличить сны «правдивые» от снов «лживых». Однако мать смогла привести ему всего один, да и то весьма расплывчатый, критерий: сны эти имеют «некий особый привкус, который объяснить словами невозможно» (P. Courcelle. Ор. cit., р. 103).

В конце 387 г., вскоре после обращения, Августин, видимо, продолжая вдохновляться Цицероном (О дивинации II, 128 и 139), в своем труде О количестве души (33, 71) пишет следующее: «Через регулярные промежутки времени душа прекращает участвовать в работе чувств; таким образом она восстанавливает свою работоспособность, отправляясь, так сказать, на каникулы; она смешивает бессчетное множество образов, коими она запасается при помощи чувств: все это и есть сон и сновидения».

Интересуясь тем, что происходит в человеке и что может являться ему в снах, Августин уделят особое внимание душе. В дальнейшем, подобно Тертуллиану, он заимствует у неоплатоника Порфирия идею о посредничестве духа (pneuma) между телом и душой, отчего душа, таким образом, становится царством воображения. Сновидения являются частью образов, порожденных душой⁶⁰.

Однако, как свидетельствует переписка Августина с Небридием, он также полагает, что определенную роль в сновидениях играют демоны, добрые или злые⁶¹.

Во всяком случае, Августин не стремится создать теорию сновидений, а довольствуется отдельными размышлениями по поводу снов, с которыми ему пришлось случайно столкнуться, рассматривая конкретные вопросы, относящиеся к психологии.

В трактате De genesi ad litteram (12, 18), написанном ок. 414 г., приводится приблизительная классификация сновидений.

В целом они делятся на «правдивые» (vera) и «лживые» (falsa). «Правдивые» сновидения в свою очередь подразделяются на сны ясные и сны символические. Это членение представляет костяк языческой теории сновидений, на основе которой была создана пятичастная типология сновидений. Однако Августин продолжает

искать критерии для определения снов «лживых» и снов «правдивыx». Соотносясь, по всей вероятности, с опытом матери, он предполагает, что в случае «лживых» снов душа приходит в «смущение» (perturbata), зато, когда сон «правдивый», душа остается спокойной (tranquilla)⁶². Сюда же он добавляет свои размышления об иллюзии (phantasia) и призраке (phantasma)⁶³. В конечном счете, объединяя внутренние и внешние факторы, порождающие сновидения, Августин приближается к доминирующей христианской теории типологии сновидений по происхождению.

С одной стороны, есть человек, тело и душа. Душа стоит у истоков зарождения сновидения, в этом процессе ей принадлежит главная роль. Существует также внешний возбудитель. Сны посылаются духами, ангелами или демонами⁶⁴. Хотя дьявольские сны существуют (в исповеди святого Киприана, написанной ок. 360—370 гг., он прочел, что Киприан видел «Дьявола и его камарилью»), Августин не слишком настаивает на Дьяволе и демонах как источниках сновидений. Ангелы, разумеется, порождают сны и направляют на них «интенциональную силу души», но основную работу производит именно душа. «Все происходит в душе человеческой, даже если сами ангелы прилетают извне»⁶⁵. Сны же, полученные напрямую от Бога, как показывает опыт его матери Моники, чрезвычайно редки.

Старея, Августин начинает относиться к сновидениям с нарастающим недоверием. Пребывая в Милане и еще будучи язычником, он сделал настоящую подборку материалов о снах. Подобно истинному специалисту по толкованию сновидений, он собрал множество рассказов о снах, о чем поведал значительно позже, пересказывая один из случаев из своей коллекции: «Когда я жил в Милане, я услышал вот какой рассказ: у одного человека потребовали выплатить всю сумму долга, предъявив ему обязательство, подписанное его покойным отцом еще при жизни. На самом же деле долг был давно уплачен, только сын об этом не ведал. Человек наш печалится и удивляется, почему отец перед смертью, составив завещание, ничего не упомянул про долг. Он грустил, и тут во сне к нему явился отец и указал, где находится расписка о погашении обязательства, аннулирующая долговую расписку. Человек нашел этот документ, предъявил его, снял с себя обвинение и даже получил обратно отцовскую расписку, которую тот не забрал после уплаты долга».

Как отмечает Пьер Курсель, «сначала Августин разделял общее мнение, согласно которому душа отца, тревожась о сыне, явилась к нему во сне, чтобы избавить его от забот, предоставив ему недостающие сведения. Однако позднее, убедившись в «лживости» некоего видения, которое якобы получил от него один из его учеников, он утратил всяческое доверие к этому сну. Впоследствии, рассматривая в труде De cura pro mortuis gerenda (421) верования, связанные с воскресшими покойниками, он выразил свое недоверие к снам, где появляются умершие, ибо сны эти, по его мнению, были порождены культом мертвых⁶⁶.

Пастырский опыт борьбы Августина с донатистами, также внимавшими видениям, позволил ему осознать существование связи между сновидениями и ересью.

Со временем у него сложилось отвращение к плотским утехам, к вожделению (особенно к его сексуальным формам), укрепившееся после обращения, поэтому сны сексуальные и эротические, пополнявшие его разраставшуюся коллекцию сновидений, в глазах его представляли собой большую опасность. Уже в De genesi ad litteram (12, 15) он ставит перед собой задачу узнать, ответственны ли люди за свои сексуальные сны и каково происхождение этих снов⁶⁷. В конце концов Августин приходит к выводу, что сновидение по сути своей относится к явлениям психологическим. Но душа, участвующая в сновидении, еще недостаточно очистилась, а онирические образы не схожи ни с какими иными образами. В глубине души Августин, обращаясь к сновидениям, начинает испытывать чувство 6ecnomicmea. Во всяком случае, как хорошо сказала Мартина Дюлей, для него cnoeudenue xe RautRemcR npumuteoupoeannum nymem docmyna к ucmuxe.

Область сновидений и всего, что связано с их появлением, разумеется, не является той сферой, где учение Августина оказало наибольшее влияние на верования и религиозную практику раннего Средневековья. Разделяя присущие людям Античности (язычникам и христианам) сомнения по отношению к сновидениям, Августин не ставил перед собой задачу разработать достоверную теорию сновидений и, несмотря на тонкие психологические наблюдения, не стал «доктором сновидческих наук». Однако его чрезвычайно сдержанное отношение к сновидениям способствовало формированию атмосферы недоверия, окружавшей толкование снов в период

раннего Средневековья.

Когда в XII в. возродятся античные представления о сновидениях, наследие Августина не будет втянуто в процесс дискредитации трехчастной христианской типологии сновидений по их происхождению; благодаря проявленному Августином интересу к роли души и dyxa в возникновении сновидений он станет основателем новой христианской онирологии, пронизанной идеями Античности, и ему припишут авторство трактата De spiritu et anima, знаменующего рождение этой новой науки.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: