 |
А РОЗА УПАЛА НА ЛАПУ АЗОРА
|
|
|
|
Иногда я перечитываю свои любимые книги с конца до начала. Начинаю с последней главы и читаю задом наперед, пока не добираюсь до начала. Когда читаешь таким образом, герои переходят от надежды к отчаянию, от самопознания к сомнению. В любовных романах пары начинают, как любовники, и заканчивают, как незнакомцы. Книги о взрослении становятся историями об уклонении от курса. Ваши любимые герои возвращаются к жизни.
Если бы моя жизнь была книгой, и вы читали бы ее задом наперед, ничего не изменилось бы. Завтра будет все то же самое, что и сегодня. В «Книге про Мэдди» все главы одинаковые.
Так было до Олли.
До него моя жизнь была палиндромом[6] - одно и то же что вперед, что назад, например: "А роза упала на лапу Азора" или "Я иду с мечем судия". Но Олли как случайная буква, большая жирная Х, застрявшая посреди слова или фразы, которая разрушает ряд..
А сейчас в моей жизни больше нет смысла. Как бы мне хотелось не встречать его. Как я должна вернуться к своей прошлой жизни, когда дни тянутся с нескончаемым и отвратительным сходством? Как я должна снова стать Девушкой Которая Читает? Не потому, что я искупаю свою неудовлетворенность книгами. Все, что я знаю о мире, я узнала из книг. Но описание дерева это не дерево, а тысяча бумажных поцелуев никогда не сравнятся с ощущением губ Олли на моих.
СТЕКЛЯННАЯ СТЕНА
Через неделю что-то внезапно меня будит. Я сажусь. Моя голова в тумане ото сна, но сердце проснулось и колотится. Оно знает то, что моя голова еще не знает.
Смотрю на часы. 03:01. Занавески закрыты, но я могу видеть сияние света из комнаты Олли. Тащу себя к окну и откидываю занавески. Весь его дом светится от света. Даже на крыльце включен свет. Мое сердце ускоряется.
|
|
|
Ох, нет. Они снова ссорятся?
Хлопает дверь. Этот звук слабый, но безошибочный. Я собираю занавеску в кулак и жду, желая, чтобы показался Олли. Долго ждать не приходится, потому что он вываливается на крыльцо так, будто его ударили.
Порыв пойти к нему наполняет меня, как и в прошлый раз. Мне хочется к нему выйти. Мне нужно к нему пойти, успокоить его, защитить.
Он восстанавливает равновесие с обычной скоростью и поворачивается лицом к двери, сжав кулаки. Я вместе с ним жду атаки, которой нет. Он долгую минуту остается в стойке борца, стоя лицом к двери. Никогда не видела его таким спокойным.
Проходит еще одна минута, и к нему присоединяется мама. Она пытается дотронуться до его руки, но он отстраняется и даже не смотрит на нее. Наконец она сдается. Как только она уходит, все напряжение покидает его тело. Он прижимает ладони к глазам, плечи начинают трястись. Он смотрит на мое окно. Я машу, но он не отвечает. И тогда я понимаю, что он не может увидеть меня из-за того, что мой свет выключен. Я бегу к выключателю. К тому времени, как возвращаюсь к окну, его уже нет.
Я прижимаюсь лбом, ладонями и предплечьями к стеклу.
Никогда мне так не хотелось выбраться из своей кожи.
НЕВИДИМЫЙ МИР
Иногда мир раскрывает себя. Я сижу одна на темнеющей террасе. Вечернее солнце устремляет трапеции света через стеклянное окно. Поднимаю голову и вижу частички пыли, кристально белые и светящиеся, парящие на свету.
Есть целые миры, которые существуют незамеченными для нас.
ПОЛУЖИЗНЬ
Странно осознавать, что хочешь умереть. Это не происходит внезапно, неожиданно. Это происходит медленно, как сдувающийся шарик, только наоборот.
Картинка того, как Олли плачет на крыльце, не покидает меня.
Я сосредоточенно изучаю фотографии, которые он прислал мне со школы. Представляю себя на каждой. Мэдди в библиотеке. Мэдди стоит рядом со шкафчиком Олли и ждет, когда они пойдут в класс. Мэдди - Самая Подходящая Девушка.
|
|
|
Я запоминаю каждый дюйм фотографии своей семьи, пытаясь угадать ее секреты. Восхищаюсь не болеющей Мэдди, маленькой Мэдди, чья жизнь простиралась перед ней с неограниченными возможностями.
С тех пор, как Олли вошел в мою жизнь, есть две Мэдди. Одна проживает жизнь в книгах и не хочет умирать, а вторая живет и предполагает, что смерть окажется маленькой ценой. Первая Мэдди удивляется направлению ее мыслей. А вторая Мэдди, та, которая с фотографии на Гавайях? Она как Бог - невосприимчива к холоду, голоду, болезни, природным и созданным руками человека бедствиям. Она невосприимчива к жестокому разочарованию.
Вторая Мэдди знает, что эта серая полужизнь не жизнь вовсе.
ПРОЩАЙ
Дорогая мама,
Первым делом хочу сказать, что я тебя люблю. Ты уже это знаешь, но, возможно, у меня не будет шанса снова сказать тебе это.
Итак. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Ты умная, сильная, добрая и бескорыстная. Лучшей мамы мне не найти.
Ты не поймешь, что я тебе скажу. Я не знаю, понимаю ли сама это.
Благодаря тебе я жива, мам, и я очень, очень благодарна тебе за это. Благодаря тебе я жила так долго и получила шанс узнать малую часть мира. Но этого недостаточно. Это не твоя вина. Это вина невозможной жизни.
Я поступаю так не из-за Олли. Или, может, из-за него. Я не знаю. Не знаю, как это объяснить. Это одновременно из-за Олли и не из-за него. Я будто не могу больше смотреть на мир по-прежнему. Я нашла в себе эту новую сторону, когда встретила его, и эта сторона не знает, как оставаться тихой и спокойной и просто наблюдать.
Помнишь, когда мы вместе впервые читали "Маленького принца"? Я так расстроилась, что он умер в конце. Я не понимала, как он мог выбрать смерть, просто чтобы вернуться к своей розе.
Думаю, что теперь я понимаю. Он не выбирал смерть. Его роза была всей его жизнью. Без нее он не был живым.
Не знаю, мам. Я не знаю, что делаю, только знаю, что должна так сделать. Иногда мне хочется вернуться к тому, как было раньше, когда я ничего не знала. Но я не могу.
Мне жаль. Прости меня. Я тебя люблю.
- Мэдди.
ПЯТЬ ЧУВСТВ
|
|
|
СЛУХ
Панель сигнализации пытается объявить о моем побеге, издавая громкое БИП каждый раз, как я нажимаю цифру. Я могу только надеяться, что этот звук слишком неожиданный, и мамина спальня находится очень далеко от двери, чтобы его услышать.
Дверь со вздохом разгерметизируется.
Я на улице.
Мир такой тихий, что эта тишина гудит.
ОСЯЗАНИЕ
Металлическая ручка входной двери прохладная и гладкая, практически скользкая. Ее легко отпустить, что я и делаю.
ЗРЕНИЕ
Сейчас 4 часа утра, и слишком темно для детального осмотра. Мои глаза постигают только общее очертание предметов - неясные силуэты на фоне ночного неба. Большие деревья, деревья поменьше, ступеньки, сад, каменная дорожка, ведущая к воротам с оградой из штакетника по другую сторону. Ворота, ворота, ворота.
ОБОНЯНИЕ
Я в саду Олли. Воздух полон запахов - цветы, земля, мой увеличивающийся страх. Я прячу эти запахи в своих легких и кидаю камушки в его окно, желая, чтобы он вышел.
ВКУС
Ошарашенный Олли стоит напротив меня. Я ничего не говорю, а просто прижимаюсь губами к его. Сначала он не двигается, весь такой неуверенный и неподатливый, но потом все меняется. Он внезапно крепко прижимает меня к себе. Одна его рука находится в моих волосах, а другая обвивает меня за талию.
На вкус он такой же, как я помню.
ДРУГИЕ МИРЫ
Мы приходим в себя.
Ну, Олли приходит в себя. Он отодвигается, хватает меня за плечи обеими руками.
- Что ты здесь делаешь? Ты в порядке? Что-то случилось? Твоя мама в порядке?
Я - показная храбрость.
- Я в порядке. Она в порядке. Я сбегаю.
Свет из его комнаты обеспечивает достаточно освещения, чтобы я могла увидеть замешательство в чертах его лица.
- Я не понимаю, - говорит он.
Делаю глубокий вдох, но на полпути замираю.
Ночной воздух холодный, влажный и совершенно непохожий на тот воздух, которым я когда-либо дышала.
Я пытаюсь выдохнуть, прогнать его из своих легких. Мои губы покалывает, и я испытываю головокружение. Это просто страх или что-то другое?
- Мэдди, Мэдди, - шепчет он мне в ухо. - Что ты наделала?
|
|
|
Я не могу ответить. Мое горло заблокировано, будто я проглотила камень.
- Старайся не дышать, - говорит он и начинает вести меня обратно к моему дому.
На секунду, а может и на две, я позволяю ему это делать, но затем перестаю двигаться.
- Что такое? Ты можешь идти? Хочешь, я тебя понесу?
Я качаю головой и тяну руку из его руки.
Делаю глоток ночного воздуха.
- Я сказала, что сбегаю.
Он издает звук, похожий на ворчание.
- О чем ты говоришь? Ты хочешь умереть?
- Наоборот, - говорю я. - Ты мне поможешь?
- С чем?
- У меня нет машины. Я не знаю, как водить. Я ничего не знаю о мире.
Он издает еще один звук, что-то среднее между ворчанием и смешком. Как бы мне хотелось рассмотреть в темноте его глаза.
Что-то хлопает. Дверь? Я хватаю его за руки и тяну нас обоих к стене дома.
- Что это было?
- Господи. Дверь. В моем доме.
Прижимаюсь к стене, пытаясь исчезнуть. Выглядываю на дорожку, тянущуюся от моего дома, ожидая увидеть маму, которая идет по ней. Но ее там нет.
Я закрываю глаза.
- Отведи меня на крышу.
- Мэдди...
- Я все объясню.
Весь мой план зависит от его помощи. Я совсем не обдумывала, что случится, если он откажется мне помочь.
Мы молчим в течение одного вздоха. Потом второго. А потом и третьего.
Он берет меня за руку и направляет к части его дома, дальней от моего. На крышу ведет высокая лестница.
- Ты боишься высоты? - спрашивает он.
- Не знаю. - Начинаю забираться.
Я пригибаюсь, как только мы оказываемся на крыше, но Олли говорит, что в этом нет необходимости.
- Многие все равно не смотрят вверх, - говорит он.
Несколько минут уходит на то, чтобы мое сердце вернулось к нормальному ритму.
Олли присаживается с обычной необычной грацией. Я так рада видеть, как он двигается.
- Итак, что теперь? - спрашивает он через какое-то время.
Я осматриваюсь. Мне всегда хотелось знать, чем он занимался здесь. Крыша разделена на остроконечные части, но мы сидим на плоском участке где-то позади. Я рассматриваю очертания предметов: небольшой деревянный столик с кружкой, лампой и какими-то смятыми бумагами. Может, он здесь пишет, сочиняет неудачные стихи. Лимерики.
- Эта лампа работает? - спрашиваю я.
Он молча включает ее, и лампа отбрасывает рассеянный круг света вокруг нас. Я практически боюсь посмотреть на него.
Помятая бумага на его столе - обертка от фастфуда, а не секретное стихотворение. Рядом со столом лежит пыльный серый брезент, скрывающий что-то. Пол устелен инструментами - ключами, кусачками различного размера, молотками и чем-то еще, что я не узнаю. Есть даже паяльная лампа.
Я, наконец, смотрю на него.
Его локти прижаты к коленям, и он смотрит на медленно проясняющееся небо.
|
|
|
- Чем ты занимаешься здесь? - спрашиваю я.
- Сейчас это, возможно, не имеет значения. - Его голос строгий, и он не смотрит на меня. Нет и следа парня, который так отчаянно целовал меня несколько минут назад. Его страх за меня вытеснил все остальное.
Иногда совершаешь действия в здравом смысле, иногда по глупости, а иногда невозможно определить разницу.
- У меня есть таблетки, - говорю я.
Он и без того едва двигался, а теперь совершенно замер.
- Какие таблетки?
- Они экспериментальные, еще не одобрены Управлением по контролю за продуктами и лекарствами. Я заказала их по интернету. Из Канады. - Лгать легко.
- По интернету? Откуда ты знаешь, что они безопасны?
- Я провела исследование.
- Но все равно, ты не можешь быть уверена...
- Я не безрассудная. - Удерживаю его взгляд. Это ложь ради нашей собственной защиты. Он уже выглядит расслабленным.
Я продолжаю.
- Они позволят мне находиться несколько дней на улице. Я не сказала маме, потому что она не захотела бы рискнуть, но я...
- Потому что это рискованно. Ты только что сказала, что они не одобрены Управлением...
- Они достаточно безопасны на несколько дней. - Мой тон не выражает сомнений. Я жду, надеясь, что он проглотит ложь.
- Господи. - Он склоняет лицо к рукам и так и сидит. Когда он поднимает голову, на меня смотрит менее упертый Олли. Даже его голос смягчается. - Ты могла бы сказать мне это пять минут назад.
Я изо всех сил пытаюсь улучшить настроение.
- Мы целовались! А потом ты разозлился на меня. - Я вспыхиваю из-за разговора о поцелуях и из-за своей легкой лжи. - Я собиралась тебе это сказать. Говорю же тебе. Я просто взяла и сделала.
Он слишком умен, чтобы попасться на это, но ему хочется, чтобы это было правдой. Ему хочется, чтобы это было правдой больше, чем ему хочется правды. Улыбка, которая возникает на его лице, осторожная, но такая красивая, что я не могу отвести взгляд. Ради такой улыбки я солгу ему еще раз.
- А теперь, - говорю я. - Что под этой штукой?
Он протягивает мне уголок брезента, и я тяну его в сторону.
Сначала я не уверена, на что смотрю. Это как читать вроде бы случайный набор слов, прежде чем предложение станет понятным.
- Красиво, - говорю я.
- Это модель планетной системы.
- Этим ты здесь занимаешься? Создаешь вселенные?
Он пожимает плечами.
Дует небольшой ветерок, и планеты медленно кружатся. Мы оба молча наблюдаем за их движением.
- Ты в этом уверена? - Сомнение снова вернулось в его голос.
- Пожалуйста, помоги мне, Олли. Пожалуйста. - Я показываю на модель. - Мне тоже нужно сбежать, ненадолго.
Он кивает.
- Куда хочешь поехать?
АЛОХА ЗНАЧИТ ПРИВЕТ
И ПОКА, ЧАСТЬ 2
УЖЕ СЧАСТЛИВА
- Мэдс, серьезно. Мы не можем полететь на Гавайи.
- Почему? Я достала нам билеты на самолет. Забронировала отель.
Мы сидим в машине Олли на подъездной дорожке. Он вставляет ключ в зажигание, но не проворачивает его.
- Ты шутишь? - спрашивает он, отыскивая на моем лице доказательство того, что я шучу. Не находит ничего и начинает медленно качать головой. - Гавайи в трех тысячах миль отсюда.
- Поэтому самолетом.
Он игнорирует мою неуместную веселость.
- Ты серьезно? Когда ты это сделала? Как? Почему?
- Еще один вопрос, и ты в игре Быстро Пять, - говорю я.
Он наклоняется вперед и прижимается лбом к рулю.
- Прошлой ночью с помощью кредитки, потому что мне хотелось увидеть мир.
- У тебя есть кредитка?
- Получила несколько недель назад. Есть свои плюсы в том, что проводишь время с женщиной в возрасте.
Он убирает лоб с руля, но все равно смотрит прямо, не встречаясь со мной взглядом.
- Что если с тобой что-то случится?
- Ничего не случится.
- Но все таки?
- У меня есть таблетки, Олли. Они сработают.
Он крепко сжимает глаза и кладет руку на ключ.
- Ты знаешь, что здесь у нас, в Южной Калифорнии, достаточно мира.
- Но нет углохвостого спинорога.
Небольшая полуулыбка формируется в уголках его губ. Мне нужно растянуть ее на все лицо.
Он поворачивается ко мне лицом.
- О чем ты говоришь?
- Об углохвостом спинороге.
- Что за углохвостое что-то там?
- Государственная рыба Гавайев.
Его улыбка расширяется.
- Ну конечно. - Он поворачивает ключ в зажигании. Его взгляд задерживается на его доме, и улыбка пропадает, но только слегка. - Надолго?
- На две ночи.
- Хорошо. - Он берет меня за руку и быстро ее целует. - Поехали посмотрим на эту рыбу.
Чем дальше от его дома мы уезжаем, тем, каким-то образом, лучше и легче становится его настроение. Это путешествие дарует ему идеальное оправдание ненадолго уйти от ноши под названием "его семья". К тому же, его друг из Нью-Йорка, Зак, живет на Мауи.
- Ты его полюбишь, - говорит он мне.
- Я люблю все, - отвечаю я.
Наш рейс отправляется не раньше 7 часов, и мне хочется кое-куда заехать.
Поездка в его машине напоминает нахождение в очень громком, быстро двигающемся пузыре. Олли отказывается открывать окна. Вместо этого он нажимает на кнопочку на приборной панели, которая обеспечивает циркуляцию воздуха. Звук колес по асфальту чем-то напоминает постоянное и тихое шипение. Я сдерживаю порыв прикрыть уши.
Олли говорит, что мы едем не быстро, но мне кажется, что мы мчимся. Я читала рассказы пассажиров скоростных поездов, что мир снаружи поезда расплывается на скорости. Знаю, что мы нисколько не приближаемся к такой скорости. Но все равно пейзаж движется очень быстро для моих, привыкших к медленному движению, глаз. Я едва улавливаю мелькание домов на коричневых холмах в отдалении. Высокие знаки с загадочными символами и надписями появляются и исчезают до того, как я могу их разобрать. Наклейки на бамперах и номерные знаки проносятся в мгновение ока.
И хотя я понимаю физику всего этого, мне кажется странным, что мое тело может двигаться, в то время как я сижу спокойно. Ну, не совсем спокойно. Я вжимаюсь в сидение, когда Олли газует, и наклоняюсь вперед, когда он тормозит.
Время от времени мы замедляемся, и я могу увидеть других людей в их машинах.
Мы проезжаем мимо женщины, которая качает головой и хлопает по рулю руками. Только после того, как мы проехали ее, я понимаю, что она, возможно, танцевала под музыку. Двое детишек на заднем сидении следующей машины высовывают языки и смеются. Я ничего не делаю, потому что не знаю, каков для этого этикет.
К счастью мы замедляемся до более человеческой скорости и выезжаем с автомагистрали.
- Где мы? - спрашиваю я.
- Она живет в корейском квартале.
Моя голова гудит от того, что я пытаюсь одновременно все рассмотреть. Вижу ярко освещенные знаки и билборды, написанные на корейском. Так как на нем я читать не умею, то знаки кажутся мне произведением искусства в красивой, загадочной форме. Конечно, на них, возможно, просто написаны такие приземленные вещи, как "Ресторан", "Аптека" или "Работает круглосуточно".
Еще рано, но люди уже занимаются разными делами - гуляют, разговаривают, сидят, стоят, бегут или едут на велосипедах. Я на самом деле не верю, что они настоящие. Они похожи на мини фигуры, которые я расставляю в своих моделях по архитектуре, находящиеся здесь для того, чтобы подарить расцвет жизни корейскому кварталу.
Или, может, это я не совсем настоящая и на самом деле не нахожусь здесь.
Мы едем еще несколько минут. Наконец подъезжаем к двухэтажному комплексу с фонтаном во внутреннем дворике.
Олли отстегивает ремень безопасности, но не выходит из машины.
- С тобой ничего не может случиться, - говорит он.
Я тянусь и беру его за руку.
- Спасибо, - это все, что я придумала в ответ. Мне хочется сказать ему, что это не его вина, что я нахожусь здесь. Что любовь открывает нам мир.
Я была счастлива до того, как встретила его. Но теперь я жива, а это не одно и то же.
ЭТО ЗАРАЗНО
Карла кричит и прикрывает лицо руками, когда видит меня.
- Ты привидение? - Она хватает меня за плечи, прижимает меня, сжимая, к груди, покачивает из стороны в сторону, а потом снова сжимает. К тому времени, как она заканчивает, воздуха в моих легких не остается.
- Что ты здесь делаешь? Ты не можешь быть здесь, - говорит она, все еще сжимая меня.
- Я тоже рада тебя видеть, - пищу я.
Она отодвигается, качает головой, будто я какое-то диво дивное, а потом снова меня прижимает.
- Ох, моя девочка, - говорит она. - Ох, как я по тебе скучала. - Она держит мое лицо в своих руках.
- Я тоже по тебе скучала. Извини за...
- Стой. Тебе не за что извиняться.
- Ты из-за меня потеряла работу.
Она пожимает плечами.
- Я нашла другую. Кроме того, я скучаю именно по тебе.
- Я тоже по тебе скучаю.
- Твоя мама поступила так, как должна была.
Мне не хочется думать о маме. Поэтому я осматриваюсь в поисках Олли, который стоит на расстоянии от нас.
- Ты помнишь Олли, - говорю я.
- Как я могла забыть это лицо? И это тело, - говорит она достаточно громко, чтобы он услышал. Она идет к нему и притягивает его в объятия, которые слегка более сдержанные, чем объятия со мной.
- Ты заботишься об этой девочке? - Она отодвигается и достаточно сильно похлопывает его по щеке.
Олли потирает щеку.
- Я стараюсь изо всех сил. Не знаю, знаете ли вы это, но она может быть немного упрямой.
Карла долгую секунду смотрит то на меня, то на него и замечает напряжение между нами.
Мы все еще стоит в дверном проеме.
- Заходите. Заходите, - говорит она.
- Мы не думали, что ты так рано встаешь, - говорю я, как только мы заходим.
- Чем старше становишься, тем меньше спишь. Вот увидишь.
Мне хочется спросить у нее, стану ли я старше. Но вместо этого я спрашиваю:
- Роза здесь?
- Спит наверху. Хочешь, чтобы я разбудила ее?
- У нас нет времени. Мне просто хотелось увидеть тебя.
Она снова берет мое лицо в руки и снова меня рассматривает, в этот раз зорким взглядом медсестры.
- Должно быть, я многое пропустила. Что ты здесь делаешь? Как себя чувствуешь?
Олли подходит ближе, желая услышать мой ответ. Я обвиваю себя руками за талию.
- Замечательно, - отвечаю я слишком уж бодро.
- Расскажи ей о таблетках, - говорит Олли.
- Каких таблетках? - спрашивает Карла, глядя только на меня.
- У нас есть таблетки. Экспериментальные.
- Я знаю, что твоя мама не давала тебе ничего экспериментального.
- Я купила их сама. Мама не знает.
Она кивает.
- Где купила?
Рассказываю ей то же самое, что рассказала Олли, но она не верит мне. Ни на секунду. Она прикрывает рот рукой, а глаза становятся огромными, как в мультиках.
Я вкладываю всю душу в свой взгляд и молча умоляю ее. Пожалуйста, Карла. Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, не выдавай меня. Ты сказала, что жизнь это подарок.
Она отводит взгляд и потирает круговыми движениями место над грудью.
- Вы, должно быть, хотите есть. Приготовлю вам завтрак.
Она показывает нам присесть на ярко-желтый диван, а потом исчезает на кухне.
- Именно так я представляла себе ее дом, - говорю я Олли, как только она уходит. Не хочу, чтобы он задавал вопросы о таблетках.
Никто из нас не садится. Я отступаю от него на шаг или на два. Стены квартиры выкрашены в основные цвета. Практически все поверхности скрываются под разными безделушками и фотографиями.
- Кажется, она нормально отреагировала на таблетки, - наконец говорит Олли. Он придвигается ближе, но я напрягаюсь. Боюсь, что он почувствует ложь на моей коже.
Я брожу по гостиной, рассматривая фотографии поколений женщин, которые похожи на Карлу. Огромная фотография с ней, держащей на руках маленькую Розу, висит над двухместным диванчиком. Что-то в этой фотографии напоминает мне о моей маме. Все дело в том, что она смотрит на Розу не только с любовью, но и со свирепостью, будто сделает все, чтобы защитить ее. Я никогда не смогу расплатиться с ней за все, что она сделала для меня.
Карла готовит нам на завтрак чилакилес - это кукурузная тортилья с сальсой, сыром и мексиканскими сливками, которые похожи на взбитые сливки. Это блюдо вкусное и новое, но я пробую всего кусочек. Слишком нервничаю, чтобы есть.
- Итак, Карла. По твоему профессиональному мнению, ты правда думаешь, что таблетки сработают? - спрашивает Олли. Его голос переполнен оптимизмом.
- Возможно, - говорит она, но качает головой, когда отвечает. - Не хочу давать вам ложную надежду.
- Расскажи мне, - говорю я. Мне нужно спросить у нее, почему я еще не заболела, но я не могу. Я попала в сети своей лжи.
- Может быть такое, что таблетки откладывают твою болезнь. Даже без таблеток могло быть такое, что ты просто еще не столкнулась со спусковым механизмом.
- Или может быть такое, что таблетки работают, - говорит Олли. Он находится на грани надежды. По его мнению, эти таблетки - чудо.
Карла похлопывает Олли по руке.
- Ты славный парень, - говорит она ему.
Она не смотрит на меня, забирает наши тарелки и идет на кухню.
Я следую за ней медленно, потому что стыжусь.
- Спасибо.
Она вытирает руки о полотенце.
- Я тебя понимаю. Я понимаю, почему ты здесь.
- Я могу умереть, Карла.
Карла смачивает тряпку и вытирает уже чистую стойку.
- Я уехала из Мексики посреди ночи без ничего. Я не думала, что выживу. Немногим это удается, но я все равно уехала. Я оставила папу, маму, сестру и брата.
Она ополаскивает тряпку и продолжает:
- Они пытались меня остановить. Сказали, что это не стоит моей жизни, но я сказала, что это моя жизнь и мне решать, чего это стоит. Я сказала, что уеду и либо умру, либо проживу жизнь лучше.
Теперь она снова ополаскивает тряпку и крепко ее выжимает.
- Говорю тебе, когда я уехала из дома той ночью, то никогда не ощущала себя такой свободной. Даже сейчас, за все время пока я здесь, я никогда не ощущала себя такой свободной, как в ту ночь.
- И ты об этом не сожалеешь?
- Конечно, я об этом сожалею. Много чего плохого произошло во время того путешествия. И когда мама с папой умерли, я не смогла приехать на похороны. Роза ничего не знает о том месте, откуда она родом. - Она вздыхает. - Ты не живешь, если не сожалеешь.
О чем мне сожалеть? Мой разум прокручивает видения: мама одна в моей белой комнате задается вопросом, куда пропали все, кого она любила. Мама одна в зеленом поле смотрит на мою могилу, могилу моего папы и моего брата. Мама умирает одна в этом доме.
Карла дотрагивается до моей руки, и я безжалостно выкидываю эти видения из головы. Даже не могу думать о таком. Если буду думать, то не смогу жить.
- Может, я не заболею, - шепчу я.
- Точно, - говорит она, и надежда распространяется по мне, как вирус.
НАПИШУ ТЕБЕ ПОЗЖЕ
ЧАСТО ЗАДАВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ ТЕХ, КТО ЛЕТИТ ВПЕРВЫЕ
В (вопрос): Как лучше всего облегчить заложенность в ушах, спровоцированную изменениями в давлении?
О (ответ): Жвачкой. А еще, поцелуями.
В: Какое место лучше: у окна, в центре или у прохода?
О: Определенно у окна. Мир с высоты 32 000 футов такое зрелище. Обратите внимание, что место у окна означает, что ваш компаньон по путешествию застрянет возле исключительно говорливой зануды. Поцелуи (с компаньоном, а не с занудой) тоже эффективны в такой ситуации.
В: Сколько раз в час освежается воздух в салоне?
О: Двадцать.
В: Скольких людей может уютно укрыть одеяло авиакомпании?
О: Двоих. Убедитесь, что подняли ручку между вашими сидениями, и придвиньтесь настолько близко, насколько это возможно, чтобы укрыться полностью.
В: Как возможно такое, что человечество изобрело что-то такое потрясающее, как самолеты, и что-то такое ужасное, как ядерные бомбы?
О: Человечество загадочное и парадоксальное.
В: Столкнусь ли я с турбулентностью?
О: Да. В каждой жизни должно быть хоть немного турбулентности.
КОНВЕЙЕР
- Я решил, что багажный конвейер - прекрасная метафора для жизни, - говорит Олли, находясь на конце недвижущегося конвейера[7].
У нас нет с собой зарегистрированного багажа. Все, что я несу, это небольшой рюкзак с предметами первой необходимости - зубная щетка, чистое нижнее белье, путеводитель "Уединенные земли Мауи" и книга "Маленький Принц". Конечно, я взяла ее с собой. Перечитаю ее еще раз, чтобы посмотреть, изменился ли смысл.
- Когда ты это решил? - спрашиваю я.
- Прямо сейчас. - Олли в настроении для бредовых теорий, ждет, когда я попрошу его объяснить.
- Хочешь подумать еще или сейчас меня развлечешь? - спрашиваю я.
Он качает головой и спрыгивает рядом со мной.
- Хотелось бы сейчас начать с развлечения. Пожалуйста.
Я великодушно показываю продолжать.
- Ты рождаешься. И тебя забрасывает в эту сумасшедшую штуковину под названием жизнь, которая кружится и кружится.
- В этой теории люди это багаж?
- Да.
- Продолжай.
- Иногда раньше положенного времени падаешь с нее. Иногда тебя так повреждает другой багаж, падающий тебе на голову, что ты больше не функционируешь. Иногда теряешься или тебя забывают, и ты кружишься до бесконечности.
- Что насчет багажа, который забирают?
- Он переходит к обычной жизни в чьем-то шкафу.
Я открываю и закрываю рот несколько раз, потому что не уверена, с чего начать.
Он воспринимает это за согласие.
- Видишь? Безупречно. - Его глаза смеются надо мной.
- Безупречно, - говорю я, имея в виду его, а не теорию. Переплетаю пальцы с его и осматриваюсь. - Здесь все выглядит так, как ты запомнил? - Олли был здесь однажды, в семейном отпуске, когда ему было десять.
- Я не многое помню. Помню, как мой папа говорил, что нет ничего страшного в том, чтобы потрать немного денег на первые впечатления.
Терминал усеян зазывалами - гавайскими женщинами в длинных цветастых платьях, которые держат приветственные таблички и леи из пурпурных и белых орхидей. В воздухе не пахнет океаном. В нем пахнет чем-то промышленным, похожим на авиатопливо и чистящие средства. Этот запах я могла бы полюбить, потому что он означает, что я путешествовую. Вокруг нас уровень шума поднимается и падает, периодически прерываясь приветственными припевами, которые напевали встречающие и семьи. В качестве первых впечатлений неплохо. Интересно, как его папа умудрился жить в мире всю свою жизнь, не осознавая, что в именно ней ценно.
- В твоей теории про багаж твоя мама - одна из сумок, которая повреждена?
Он кивает.
- А сестра? Она одна из тех, которые теряются, а затем кружатся до бесконечности?
Он снова кивает.
- А ты?
- Как и я моя сестра.
- А твой папа?
- Он конвейер.
Я качаю головой.
- Нет, - говорю я и беру его за руку. - Он не должен получить все, Олли.
Я смутила его. Он вытягивает руку из моей, чуть отодвигается и осматривает терминал.
- Тебе, моя дорогая, нужна лея, - говорит он. Он кивает на зазывалу, которая еще не нашла своих гостей.
- Не нужна, - говорю я.
- Ох, нужна, - настаивает он. - Подожди здесь. - Он идет к ней. Сначала она качает головой, но Олли, как обычно, упорствует. Через несколько секунд они оба смотрят на меня. Я машу, чтобы показать ей, что я милая и дружелюбная, я - тот человек, которому можно отдать лею.
Она уступает. Олли возвращается с триумфом. Я тянусь, чтобы забрать лею, но он продевает ее мне через голову.
- Знаешь, лею издавна дарили только королевским особам, - говорю я, цитируя путеводитель. Олли собирает мои волосы и поглаживает заднюю часть моей шеи, прежде чем опустить лею.
- Кто этого не знает, принцесса?
Я касаюсь гирлянды, и мне кажется, что лея передала мне какую-то часть красоты.
- Mahalo nui loa, - говорю я. - Это значит "спасибо".
- Ты прочитала каждое слово в этом путеводителе, да?
Я киваю.
- Если бы у меня был чемодан, - говорю я, - то я бы его любила. Я бы упаковывала его в стрейч-пленку, когда путешествовала. Я бы наклеивала наклейку из каждого места, в котором побывала. И когда увидела бы его на конвейере, то схватила бы его обеими руками и была бы так счастлива, что он есть у меня, потому что тогда мои приключения могли бы поистине начаться.
Он смотрит на меня, в нем противостоят друг другу неверующий и, если не признаки, то, по крайней мере, возможность существования Бога. Он тянет меня к себе, и мы обвиваем друг друга, его лицо спрятано в моих волосах, а мое - прижато к его груди. Между нашими телами нет даже проблеска солнечного света.
- Не умирай, - говорит он.
- Не умру, - отвечаю я.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
Обещание (а-б'и-щ'а-н'и-й'э) - сущ. ед.ч. 1. Ложь, которую хочется исполнить. [2015, Уиттер]
СЕЙЧАС МЫ ЗДЕСЬ
Согласно путеводителю, форма Мауи напоминает голову. Наше такси повезет нас поперек шеи, вдоль линии подбородка, через подбородок, рот, нос и вверх к широкому лбу. Я забронировала нам место в отеле в городке Каанапали, который расположен в черепе прямо над линией роста волос, если говорить в географическом плане.
Мы заворачивает за угол и внезапно видим океан, простирающийся вдоль дороги слева от нас. Нас разделяют не более тридцати футов.
Его необъятная бесконечность шокирует. Он удаляется за конец мира.
- Не могу поверить, что все это упускала, - говорю я. - Я упускала весь мир.
Он качает головой.
- Не все сразу, Мэдди. Сейчас мы здесь.
Я смотрю в глаза Олли цвета океана и тону в них, окруженная со всех сторон водами. Столько всего стоит посмотреть, что тяжело выбрать, на что же обращать внимание. Мир очень большой, а времени посмотреть его у меня недостаточно.
Он снова читает мои мысли.
- Хочешь остановиться и посмотреть?
- Да, пожалуйста.
Он спрашивает водителя, не против ли тот остановиться, и водитель соглашается. Он знает хорошее местечко поблизости - заповедник с площадкой для стоянки.
Я выбираюсь из машины до того, как глохнет мотор. Вода находится в пешей доступности вниз под гору, а потом по песку.
Олли следует на расстоянии за мной.
Океан.
Он больше, более синий и более неспокойный, чем я себе представляла. Ветер приподнимает мои волосы, растирает песок и соль по моей коже, проникает в мой нос. Я жду, пока спущусь под гору, чтобы снять обувь. Закатываю джинсы, насколько есть возможность. Песок горячий, сухой и рыхлый. Он обволакивает мои ноги и проникает между пальцами.
Чем ближе я подхожу к воде, тем больше меняется песок. Теперь он прилипает к моим ногам, покрывая их, как вторая кожа. У края воды он снова меняется и становится жидким бархатом. Мои ноги оставляют следы в этой мягкости.
Наконец мои ноги оказываются в вздымающейся воде, затем лодыжки, а потом икры. Я не перестаю двигаться, пока вода не доходит до колен, пропитывая мои джинсы.
- Будь осторожна, - кричит где-то позади Олли.
Я не уверена, что он имеет в виду. Быть осторожной, потому что могу утонуть? Быть осторожной, потому что могу заболеть? Быть осторожной, потому что как только становишься частью мира, он становится частью тебя?
Потому что нет смысла сейчас это отрицать. Я нахожусь в мире.
А мир во мне.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
Океан (а-к'и-ан) - сущ. ед.ч. 1. Бесконечная часть тебя, о которой ты не знал, но всегда подозревал ее наличие. [2015, Уиттер]
|
|
|
