 |
В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
|
|
|
|
Дорогая Энни!
Мой парень жует с открытым ртом и при этом с набитым ртом разговаривает. Это так неприлично! Я говорила ему об этом миллион раз, но он ничего не слышит. Как мне привить ему хорошие манеры?
Скажи да укажи
Дорогая Укажи!
Отказывайся сидеть с ним за одним столом, пока он не научится есть, как джентльмен. Несколько раз поест в одиночестве, и гарантирую, что все будет проглатывать, прежде чем заговорит.
Энни
Пятая глава
Полагаю, что новичка кафетерий средней школы Клэйтона может испугать. Потому что, когда во все комнаты набивается шестьсот подростков (мы едим в две смены), там становится довольно шумно.
Но, полагаю, что от этих децибелов у Люка не лопнули барабанные перепонки.
Дело в том, что кроме как в «Гленвуд Роуд» – главной закусочной в деловой части Клэйтона – ни в одном другом месте вы не увидите представления, подобного тому, что происходит в кафетерии клэйтонской средней школы.
Вы не можете просто схватить свой поднос, сесть за стол и поесть.
Нет, вы должны пройти вдоль длинного ряда столов, чтобы дойти до места, где подается пища – даже если вам нужно только молоко или кола.
И пока вы идете вдоль ряда столов, на вас устремлены все глаза. Серьезно. Именно в кафешке создаются или разбиваются репутации, и это зависит от того, насколько клево ты выглядишь.
Разумеется, это не касается меня. Я, честно, вне этих оценок.
Однако Люк этого не знал. Он остановился в дверях и в ужасе уставился на проход между столами, по которому шествовала Кортни Деккард со своим отрядом.
– Боже мой! – выдохнул Люк, в этом шуме его было трудно расслышать. – Это хуже, чем «Небесный бар».
Тут вмешалась Трина:
|
|
|
– Мы называем это – подиум. Ты готов пройти по нему гордой поступью?
Все еще ошеломленный Люк пошел за нами по подиуму к концу очереди. Я не заметила, что, пока мы шли, шум уменьшился, но отчетливо сознавала, что мы привлекаем взгляды всех женщин в помещении – начиная от крошечной девчушки, кончая пожилой раздатчицей.
Люк будто и не замечал жужжания, которым сопровождалось его появление. Похоже, он был просто в шоке. Когда я протянула ему поднос, он взял его, не сказав ни слова. Когда раздатчица спросила его, что он хочет – кукурузу или бобы, он, казалось, никак не мог решить. Я сказала ей, что кукурузу, поскольку полагала, что раз Люк посетил наш штат, он должен попробовать то, что все здесь едят.
Когда наши подносы были наполнены, мы двинулись к кассе, где Люк явно оказался в затруднении: у него в кармане не было двух долларов, чтобы расплатиться за ланч. Хорошо, что я такая опытная нянька – оттого, что у меня нет бойфренда, субботними вечерам я всегда бываю свободна, – но, с другой стороны, если мне придется всюду платить за Люка, я вылечу в трубу,
Трина и я поставили подносы на стол, за которым мы сидим каждый день начиная с первых классов – точно в центре комнаты, среди самых популярных ребят – тех, что задают моду – и среди тех, которые не настолько чувствительны, чтобы есть в комнате для хора.
Трина и я не единственные за центральным столом. Там сидит еще целая куча людей. Их состав, бывает, меняется, но в большинстве своем это грамотеи, умники, фанаты компьютера, школьные актеры, панки и штат «Журнала».
Джери Линн чуть не выплеснула свою диетическую колу, когда Люк сел рядом с ней и уставился на свою еду.
– О, привет, – сказала она. – Ты, должно быть, Лукас.
Видите? Видите, как быстро распространяются новости? Я в этот день даже не видела Джери Линн, а она уже услышала о новом парне. Можете представить, что произошло бы, если бы стало известно о «Спросите Энни»? За сколько минут это известие разлетелось бы по школе?
|
|
|
Люк даже не глянул на Джери. Он взял вилку и вонзил се в еду, лежавшую на тарелке.
– Это что? – спросил он.
– Рубленый бифштекс, – ответила я. Себе я взяла пиццу. Я, наверное, должна была предупредить Люка, чтобы он не ел в школе. Но, с другой стороны, при его желании попробовать все в Индиане, он должен съесть и наш бифштекс.
– Я вегетарианец, – сказал бифштексу Люк.
– Там есть салат‑бар, – заботливо предложила Трина, которая выбирала между яичным и молочным, в зависимости от настроения.
Скотт, как всегда, принес свой собственный ланч. Обычно это было то, что он приготовил на ужин себе и отцу. Сегодня в его коробочке лежали жареные овощи и чесночный хлеб, которые Скотт разогрел в микроволновке, что стояла в кафе. Они так вкусно пахли!
– И ты собираешься это есть? – спросил Скотт у Джери, глядя на что‑то коричневое в ее тарелке.
– Нет, миленький, – ответила Джери, все еще не отрывая взгляда от Люка. – Проехали.
Скотт отщипнул кусочек от ее коричневой еды. Затем сделал гримасу и положил этот кусочек обратно. Кулинарное искусство поваров кафетерия не могло сравниться с его искусством.
– Вы тут едите каждый день? – спросил Люк, внимательно изучая кусок бифштекса, наколотый на вилку,
– Это закрытая территория, – объяснила я, – только учителя могут покидать школу на ланч. И даже у них выбор небольшой – только «Пицца хат» и «Макдональдс». Все остальные места находятся слишком далеко, чтобы поспеть к шестому уроку.
Люк вздохнул и разломил вилкой бифштекс.
– Хочешь? – спросил Скотт, указывая на оставшиеся у него жареные овощи. – Там, правда, есть и мясо, но…
Люк, не дожидаясь повторного предложения, запустил свою вилку в коробочку Скотта. Наколол кусочек, пожевал и проглотил. Пока он это делал, я не могла не заметить, что все девочки по соседству – от Трины до Джери и японской ученицы по обмену – уставились на него.
– Мужик, – сказал Люк, закончив жевать. – Это вкусно. Это делала твоя мама или кто‑то еще?
Скотт не очень‑то скрывал, что ему нравится готовить. Не то что некоторые парни. И он не стал таиться.
– Не‑а, я это сам приготовил, – сказал Скотт. – Давай‑ка, приканчивай. Я пойду, возьму еще колы.
|
|
|
Люк с явным наслаждением доедал овощи с мясом, что могло бы удивить тех, кто не ест мяса, когда совершенно неожиданно кафетерий огласился мычанием. Серьезно. Будто мы внезапно оказались на сельской ярмарке.
Люк закрутился на стуле, пытаясь понять, что случилось. Но то, что он увидел, мы видели каждый день. По проходу между столами от раздачи шла Кэйра Корова.
Бедная Кэйра! Плохо, что она не пела в хоре. (Она проходила прослушивание, но ее не приняли. Некоторые сопливые сопрано говорили, что у них не хватает подкладок в лифчики, чтобы показать грудь Кэйры и изобразить ее появление на прослушивании.) Потому что тогда у нее было бы, по крайней мере место, где можно спокойно поесть.
Кэйра старалась есть в кафетерии, как и все нормальные люди, но обычно ей это давалось с трудом.
Глаза Кэйры, как всегда, наполнились слезами, поскольку по мере ее продвижения по подиуму мычание становилось все громче. Кэйра несла поднос со своей низкокалорийной едой – тарелкой салата латука, несколькими хлебными палочками и диетической колой.
Но Курт и его друзья не считались с тем, что Кэйра пытается сбавить вес. Они просто мычали, даже не вникая в то, что делают. Я видела, как Кортни Деккард промычала, а затем вернулась к беседе с подругой, как будто ничего не случилось.
– Заткнитесь! – воскликнула Кэйра, глядя туда, где сидели самые популярные ребята, и откуда, – но не только оттуда – раздавалось мычание. – Нечего смеяться!
Самое печальное, и я это знала, заключалось в том, что Кэйра отдала бы все на свете, лишь бы сидеть за одним столом с мычащими. Кэйра из тех, кто боготворит людей популярных. Не знаю, почему, ведь Кортни Деккард и ее подружки всегда говорят об одном и том же, например: «Ты была на распродаже у Бебе на этой неделе? Правда здорово?» или «Я сказала им, что хочу французский педикюр, чтобы подчеркнуть мой загар, но мне кажется, что цвет этого лака мне не подходит».
Нет, знаете, беседы за моим столом более содержательные. По крайней мере, мы хоть разговариваем о чем‑то существенном, а не о том, что надеть на чью‑то вечеринку или верно ли, что мороженое Тэсти Дилайт в «Пингвине» на самом деле обезжиренное.
|
|
|
Но Кэйра думала, будто она что‑то упускает, поэтому, снова и снова пытаясь заставить популярных ребят принять ее в свою группу, покупала правильную одежду, причесывалась как надо…
Но правильно и как надо для кого? Не для Кэйры, Смотрите, у нее были точно такие же брючки‑капри, как у Кортни Деккард. Но они ей не шли – по крайней мере, не шли так, как шли Кортни. Ничего похожего.
И волосы Кэйры были точно такого же цвета, как у Кортни, такие же медово‑блондинистые (даже крашеные в том же салоне). Но медовая блондинка должна быть такой, как Кортни, а не такой, как Кэйра.
В сущности, Кэйра в своих нарядах и со своей прической выглядела отвратительно. Кортни и ее компания одевались модно, но все, что выглядело стильным на них, Кэйре не подходило нисколечко – им было над чем посмеиваться.
Или мычать.
Есть одна причина, по которой Кэйре не стоило бы беспокоиться о том, что о ней думают другие. Я хочу сказать, что в Клэйтоне полно толстых девушек. Но только одна из них страдает по этому поводу – это Кэйра.
Реакция Кэйры на мычание лишь еще больше веселила тех, кто мычал. Когда Кэйра просила их прекратить, они мычали еще сильнее. Не понимаю, как Кэйра этого не видела. Я говорила ей об этом множество раз… Ну… это говорила Энни.
Но Кэйра всегда вела себя неправильно. Вместо того чтобы, взяв свой поднос, сесть где‑нибудь не на линии огня, она крутилась и крутилась, пытаясь усесться именно там, откуда раздавалось мычание.
– Замолчите! – взвизгнула Кэйра. – Я сказала, замолчите!
В конце концов, как неизбежно происходило почти каждый день, кто‑то кинул в голову Кэйры огрызок. На сей раз это была печеная картофелина. Картошка попала Кэйре в лоб, отчего она выронила свой поднос, с которого повсюду разлетелись листья салата и брызги соуса, и всхлипывая помчалась в туалет.
– Ох, опять, – сказала я, поскольку понимала, что пора подниматься и идти успокаивать Кэйру.
– Какого черта, – сказал Люк, сердито оглядываясь. – Что с этими ребятами?
– О, не беспокойтесь о Кэйре, – сказала Джери Линн. – Джен приведет ее в порядок как раз к звонку на урок.
– Джен… – Люк посмотрел на меня, будто я, а не Кэйра, была пришельцем с другой планеты. – Это и раньше случалось?
Трина выпучила глаза.
– Раньше? Да почти каждый день.
Я вежливо улыбнулась Люку и пошла за Кэйрой.
И обнаружила у дверей туалета мистера Стиила, учителя биологии, которому выпало несчастье дежурить в этот день по столовой. Он через дверь взывал к Кэйре:
|
|
|
– Кэйра, все будет хорошо. Почему бы тебе не выйти и не рассказать мне, что тебя так расстроило…
Увидев меня, мистер Стиил облегченно вздохнул.
– О, Дженни, – сказал он. – Слава богу, ты здесь. Ты можешь убедиться, что с Кэйрой все в порядке? Я бы сам… но ведь, знаешь ли, это комната девушек…
– Разумеется, мистер Стиил, – сказала я.
– Спасибо, – сказал мистер Стиил. – Вы, ребята, – молодцы.
Я даже вздрогнула от этого «вы, ребята». Я оглянулась и увидела, что не одна вышла из кафетерия. Прямо за мной стоял Люк.
Сообразив, что он слишком серьезно отнесся к этому делу, я сказала:
– Ух, я на минутку… – и двинулась внутрь.
Но, к моему удивлению, Люк взял меня за руку и оттащил от мистера Стиила.
– Что это там было? – спросил он.
– Как что? – Я действительно не понимала, о чем он говорит.
– Что было ТАМ? Это мычание. – Люк действительно выглядел несколько обескураженным. Ладно, может быть, обескураженным – слишком сильное слово. Ему просто не понравилось то, что он увидел.
– Знаешь, когда я вызвался на этот эксперимент, я не представлял себе, что это будет, как в школе в «Маленьком доме в прерии». Но я и не думал, что это будет, как в какой‑то пьесе о тюрьме.
Я не фанат клэйтонской средней школы или любой другой средней школы, – правда, кроме, может быть, той, что в представлении «Слава», где все танцуют на крышах такси, – но все же не могла понять, почему Люк сравнил нашу школу с тюрьмой. Средняя клэйтонская вовсе не похожа на тюрьму. Хотя бы из‑за того, что на окнах нет решеток.
И еще. Арестантам сбавляют срок за хорошее поведение. А в средней школе за то, что кого‑то не убили, вы получите лишь диплом, который ни для чего не годится, кроме, возможно, для должности директора закусочной.
– Хм, – сказала я. – Извини. – О чем это он говорит? Почему он расстроен? Только из‑за того, что они так развлекались с Кэйрой, но я‑то тут при чем? – Но мне, вроде бы, надо идти…
– Нет, – сказал Люк, его голубые глаза горели за линзами очков, как раскаленное железо. – Я хочу знать. Я хочу понять, почему ты не попыталась остановить тех, кто мучил эту бедную девушку.
– Слушай… – сказала я. Кэйра выла все громче, и я понимала, что в любую минуту может прозвенеть звонок.
И в этот момент мною овладело что‑то непонятное. Может, это был стресс от того, что за мной весь день ходила замаскированная кинозвезда, или сказалось напряжение из‑за криков мистера Холла по поводу моих рук.
В любом случае, мне захотелось огрызнуться. Почему он целый день почти не разговаривал со мной, а теперь вдруг очнулся и стал рычать на МЕНЯ за то, что сделали Курт Шрэдер и его дружки?
– Если тебе здесь так не нравится, – прошипела я, – то почему бы тебе не вернуться в Голливуд? Знаешь, я не против, потому что у меня есть более важные занятия, чем быть нянькой при такой примадонне, как ты.
Затем я повернулась и вошла в туалет.
Признаюсь, что хотя моя речь могла показаться очень злой, на самом деле я вовсе не злилась. В сущности, у меня изо всех сил колотилось сердце, и я чувствовала, как в животе бурчит моя пицца. Потому что, на самом деле, я никогда так не рычала на людей. Никогда.
А сейчас я огрызнулась на очень знаменитую кинозвезду, на человека, с которым я, по требованию директора и Джеммы‑Джем, должна была быть очень любезной… Ну, ладно… Я даже слегка испугалась. Испугалась того, что Люк расскажет доктору Люису обо всем, что я ему сказала. И еще испугалась, что могу после всего этого не получить диплома и должна буду работать оператором на сверлильном станке, как я записала, когда проходила государственное тестирование.
Но я же шутила! Я не хочу быть оператором на сверлильном станке! Я хочу сказать, что хорошо разбираюсь с проблемами других людей… Я вижу, что к чему подходит и куда должно двигаться, и поэтому не только веду «Спросите Энни», но и помогаю в организации работы Театрального клуба. Я хочу быть терапевтом, или дизайнером, или и тем и другим одновременно – когда вырасту, конечно. А не оператором‑сверлильщиком.
Правда, трудно быть терапевтом или дизайнером в одиннадцатом классе школы.
Но в данный момент у меня не было временя на Люка. Потому что надо было справиться с Кэйрой.
– Кэйра, – сказала я, подойдя к двери кабинки, где она заперлась. – Выходи. Это я, Джен.
– Зачем? – всхлипнула Кэйра, – Джен, почему они продолжают это делать?
– Потому что они – идиоты. А теперь выходи. Кэйра вышла. Ее лицо было залито слезами. Если бы она так часто не плакала и перестала бы причесываться, как Кортни Деккард, а дала бы своим волосам завиваться, как им хочется, и отказалась бы от брючек‑капри, которые не шли к ее фигуре, я подозреваю, она даже была бы хорошенькой.
– Это нечестно, – сопя, сказала Кэйра. – Я так стараюсь… И на прошлой неделе я даже сказала им, что у меня дома можно устроить вечеринку, потому что родители уезжали из города. Хоть один человек явился? Нет.
Я открыла кран и, намочив бумажное полотенце, стала смывать остатки картошки с волос Кэйры.
– Я тебе уже говорила, – сказала я. – Они, Кэйра, идиоты.
– Они не идиоты. Они правят школой. Как могут быть идиотами люди, которые правят школой? – Она скорбно смотрела на свое отражение в зеркале над раковиной. – Это я. Это именно я. Такая неудачница.
– Ты, Кэйра, не неудачница, – сказала я. – И они не правят школой. Школой правит ученический совет.
– Но люди, которые состоят в ученическом совете, совсем НЕПОПУЛЯРНЫ, – заметила Кэйра.
– Существуют более важные вещи, чем популярность, Кэйра.
– Тебе, Джен, легко говорить, – ответила Кэйра. – Хочу сказать – посмотри на себя. Ты хорошенькая и тоненькая, и тебя все любят. ВСЕ. На тебя никто никогда не мычал.
Это правда. Но я никогда не старалась, чтобы меня полюбили, как это делает Кэйра.
Пока я об этом думала, Кэйра продолжала:
– Ты, как моя мама. БУДЬ САМА СОБОЙ. Вот, что она все время твердит.
– Хороший совет, – сказала я.
– Вот‑вот, – грустно сказала Кэйра. – Если ты знаешь, какая ты.
Длинно, громко зазвенел звонок. И через секунду туалет заполнился девочками, которые торопились причесаться перед тем, как идти в класс. Мы прервали наш разговор. На данный момент.
– Увидимся, – сказала я ей. Она только посопела в ответ и нырнула в свою косметичку за носовым платком. Я не удивилась. Кэйра никогда не благодарила меня за то, что я приходила успокаивать ее после очередной атаки. Уверена, это и было одной из причин, почему у нее нет настоящих друзей. Она просто не знает, что значит доброе обращение с людьми.
Должна признаться, что за всей этой историей с Кэйрой я забыла о Люке Страйкере… По крайней мере, до того момента, как вышла из туалета.
Люк меня ждал.
Меня прямо затошнило. Что он тут делает? Честно, я думала, что после моей пламенной речи он вызовет свой лимузин и уедет. Вместо этого он подошел ко мне и, не вынимая рук из карманов, спросил:
– Так что делаем дальше?
Вот как. Будто ничего не произошло. Будто я не говорила ему, чтобы он уезжал в Голливуд и все такое.
Что же это значит? Что он и не собирался нажаловаться на меня доктору Люису? Что он хочет сделать вид, будто я и не рычала на него? Что же он за человек, раз так себя ведет? Я очень хорошо понимаю людей. Только явно не Люка Страйкера.
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
|
|
|
