В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
Дорогая Энни! Меня пригласила на вечеринку, где, как я знаю, будет спиртное. Яне пью, потому что мне это просто не нравится, и еще мне не нравится находиться рядом с пьяными людьми. Но я не хочу, чтобы мои друзья считали меня рохлей. Что я должен делать? Непьющий Дэн
Дорогой Дэн! Спланируй что‑нибудь другое. А потом скажи своим друзьям, что не можешь прийти. И перестань придавать значение тому, что они думают. Если они не уважают твои желания, то они не настоящие друзья, ведь так? Энни
Десятая глава
Я знаю, что вы думаете. ЗНАЧИТ, ЛЮК СТРАЙКЕР ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ ОСОБЕННЫЙ СОУС. И ЧТО В ЭТОМ ТАКОГО? ОН ЖЕ СУМАСШЕДШИЙ. И НЕ ПОХОЖЕ, ЧТОБЫ ОН ХОТЕЛ ТЕБЯ ПОЦЕЛОВАТЬ ИЛИ ЕЩЕ ЧТО‑НИБУДЬ. И, правда, Люк Страйкер не хочет меня поцеловать. Или, по крайней мере, если и хочет, то никак этого не показывает. И, по‑честному, если бы он и захотел, взволновало бы это меня? Нет. Потому что я, не то, что девочки моего возраста – во всяком случае, те, которые живут в моем городе, – я не влюблена в Люка Страйкера. Я не хотела, чтобы Люк Страйкер меня поцеловал. Но я начала думать, что, может быть, он и не сумасшедший. Люк не стал провожать меня домой. Полагаю, он очень устал от своих нравоучений. Знаете, по поводу того, что я обладаю большим потенциалом и что люди значительные несут значительную ответственность, и что где бы мы были, если бы Черчилль во время Второй мировой войны повернулся бы к людям спиной? Когда большой черный лимузин появился на моей улице, это не было ОСОБЕННО сильной сенсацией. То есть, конечно, все соседи перестали заниматься своими делами – стричь газоны, ухаживать за садом, затаскивать в дом купленные продукты – и уставились на лимузин, остановившийся перед моим домом и на меня, вылезающую с заднего сиденья. Мои братья в изумлении выскочили из дома и пожелали узнать, где я была. Моя мама, только что вернувшаяся с работы, раскрыв рот, стояла посреди двора и таращилась на меня и на длинный черный лимузин, из которого я вышла.
Первой меня поймала Трина. Она, должно быть, подкарауливала мое возвращение, выглядывая из окна спальни. Трина вылетела из дверей, за спиной, как пелерина, развевались ее черные волосы, – Огосподигосподигосподигосподи, – кричала Трина, хватая меня за руки. – Не могу поверить, что ты провела целый день с ЛЮКОМ СТРАЙКЕРОМ!!!! Как только мои братья услышали это – все было кончено. Я не думала, что случившееся у торгового центра, уж очень заинтересует малышей. Но оказывается им не терпелось узнать подробности. Да, я им все объяснила. Я знала степень их заинтересованности Люком Страйкером, все же они были мальчишками, правда, я все‑таки не достала Рику телефон агента Люка. Моя мама внимательно выслушала всю историю – правда, я рассказала только о том, как Люк привез меня к себе на озеро, чтобы прочесть мне лекцию по поводу того, что я живу не в соответствии с моими возможностями. При этом мне казалось, что я провела день с каким‑то наставником. И, знаете, у этого наставника были глаза голубые, как озеро, и потрясающая улыбка… Так вот, выслушав эту историю, мама сказала: – Что ж, это не смешно, – а затем она вошла в дом, вероятно, для того чтобы позвонить всем и рассказать: ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО СЕГОДНЯ СЛУЧИЛОСЬ С ДЖЕННИ! Как только мама и братья удалились, Трина потащила меня на нашу веранду, которую сделал мой папа, и усадила на качалку, которую мама украсила подушкой с вышитыми – вы не поверите – сердечками. – Так, – сказала Трина. – Рассказывай все с самого начала. О чем ТОЧНО вы с Люком разговаривали?
Мне не хотелось говорить Трине всю правду. Потому что в этом она ничего не понимает. Она разбирается в хореографии мистера Холла – это для нее не проблема. И, несомненно, она понимает все о «майонезе». Ведь это она первая так меня назвала. Но когда дело доходит до – ох, не знаю, до того, что говорила мне кинозвезда о моем поведении, которое не соответствует тому, чем мог бы гордиться Черчилль? – это не Трининого ума дело. Пытался ли Люк поцеловать меня? Нет проблем, это я могла бы рассказать Трине. Но его нравоучения о моей ответственности, как человеческого существа, которое может совершить преобразования в клэйтонской средней школе? Хм‑м, нет уж. – Ох, – сказала я Трине, когда мы забрались на террасу. – Знаешь, просто ерунда, Я думаю, он на самом деле страдает. По Анжелике. В сущности, я ничего об этом не знала – ведь Люк сказал только, что собирается вывести татуировку. Но прозвучало это хорошо. – Я думаю, он приехал сюда, чтобы развеяться, – продолжала я. – Но то, как все себя вели на стоянке… Это просто неприлично… – Расскажи мне обо всем. – Трина вытаращила глаза. – Просто не верится! Ты видела, как скучная Лиз ухватила его ноги? Кто знал, что она такая дрянь? Я решила не говорить Трине, что она сама была лишь на йоту лучше. – Он совсем не упоминал меня? – спрашивала Трина. – Хм‑м. Вроде, нет. – А Джери? Он упоминал Джери? Потому что она всучила ему номер своего телефона, и теперь думает, что он ей позвонит. – Хм‑м, – повторила я. – Нет. Разве она и Скотт все еще в ссоре? Когда я уезжала, они, кажется… разговаривали. – Да ладно, – сказала Трина. – У них все кончено. Удивительно, что они так долго тянули. Джери такой командир! Я думаю, что Скотт не разрывал с ней отношения, чтобы не задеть ее чувства, понимаешь? Ведь она через несколько месяцев уезжает в колледж… Он вообще славный. Да, он славный. – Так что я расстаюсь со Стивом после кино сегодня вечером, – продолжала Трина. – Я думала сказать ему по телефону до кино, но мне так хочется посмотреть этот фильм. Ты думаешь это бессердечно? А еще, как ты считаешь, я виновата, если он настаивает на том, чтобы платить за билеты? Хм‑м, да. Мне было жалко бедного Стива, чье единственное преступление заключалось в том, что он любит девушку, которая не отвечает ему взаимностью. Но я ничего не сказала, потому что это привело бы Трину в бешенство.
Потом я вспомнила, что мы с Люком разговаривали о том, как я всегда сглаживаю острые углы, вместо того чтобы что‑то предотвратить. Вот и сейчас я ничего не говорю о билетах, которые покупает Стив. Это же несправедливо… это же безобразие по отношению к Стиву. И как раз сейчас я позволяю этому совершиться. Потому что я – милая Дженни Гриинли, всеобщий лучший друг. Я, разумеется, знаю, как все будет. Трина бросит Стива, и я проведу все время в автобусе по дороге на «Люерс», утешая его. Да, но только не в этот раз. Не знаю, может быть, слова Люка о том, что я особенная, крепко засели в моей голове. И я решила попробовать. Проверить на практике теорию Люка о том, что я могу произвести серьезные перемены. Прямо тут же. Если обернется так, что Люк ошибся, – небольшая потеря. Но если он прав… Если он прав, то все начнет меняться… – Почему ты собираешься расстаться со Стивом? – спросила я Трину. Трина заморгала. – Эх, – ответила она. – Так я же собираюсь идти на «Весенние танцы» с Люком, глупышка. – Отчего ты решила, что Люк пойдет с тобой на «Весенние танцы»? Тина опечалилась. – А что? Ты думаешь, его уже пригласила Джери? И он согласился? – Что позволяет тебе думать, – спросила я, поднявшись с качалки и расхаживая по веранде, как это делал Люк у себя на озере, – что Люк пойдет на «Весенние танцы» хоть с кем‑нибудь из этого города, после того, что мы сегодня натворили? Почему ты не думаешь, что он может тут же уехать? Трина подняла брови. – Джен, с тобой все в порядке? – Знаешь, вовсе не в порядке. – Сейчас меня на самом деле тошнило от того, что я такая милая Джен Гриинли, всеобщий лучший друг. Я хотела быть хорошей по отношению к людям, это правда. Но также я хотела, чтобы и люди относились ко мне по‑хорошему, И не только ко мне, но и КО ВСЕМ. – У меня не все в порядке, – сказала я Трине. – Мне не нравится, как ты обращаешься со Стивом. Это неправильно.
– Со Стивом? – Трина засмеялась. – Я думала, мы разговариваем о Люке. Что с тобой, Джен? – Я тебе сказала, что со мной. – Я чувствовала себя так же, как тогда, в дамской комнате с Люком – меня подташнивало, но я не останавливалась. Потому что я должна была… – Я слишком долго наблюдала, как гадко ты обращаешься со Стивом. Знаешь ли, он не бесчувственный чурбан. Да он влюбился в тебя, и с твоей стороны просто бессовестно пользоваться этим ради бесплатных билетов в кино и пакета воздушной кукурузы. – Бессовестно? – эхом откликнулась Трина. – Что это значит? Что С ТОБОЙ? Вспомни, мы говорим о СТИВЕ! – У него тоже есть чувства, знаешь ли. Если ты его не любишь – а я не верю, что ты его любишь, потому что, если бы любила, то не рассталась бы с ним накануне «Весенних танцев» из‑за того, что можешь пригласить кого‑то другого, – так скажи ему об этом. Нечестно подавать ему надежды. Ты просто используешь его. Трина засмеялась. Серьезно. Она просто рассмеялась над моими словами. Нелегко мне пришлось. Сердце бешено колотилось, руки вспотели и очень, очень заболел живот. Но я ДОЛЖНА была это сказать. В самом деле, после того что говорил Люк, какой еще у меня был выбор? – Ну и ну, – фыркнула Трина, – тебя что, приставили приходящей няней к Стиву Маккнайту? Он большой мальчик, Джен. Думаю, он сам о себе позаботится. – Не в том, что касается тебя. – Я сделала ответный выстрел. – Потому что в том, что касается тебя, он – слабак, и ты этим пользуешься. И завтра это должно прекратиться, потому что или ты решаешь, что он у тебя один, или говоришь ему правду. Если этого не сделаешь ты… то я скажу ему сама. – Что с тобой случилось? – вставая, требовательно спросила Трина. Позади нее закачалось кресло‑качалка. – Ты ревнуешь или еще что‑нибудь? Господи, моя мама предупреждала, что однажды это должно произойти. Моя мама говорила, что когда‑то ты начнешь ревновать к тому, что я хожу на свидания, а ты – нет. Она говорила: «Не показывай этого Джен, Катрина», но я отвечала: «Джен не такая, мам. Она радуется за меня. Ей безразлично, что у меня есть бойфренд, а у нее нет». Но, подозреваю, моя мама оказалась права, а, Джен? Потому что все из‑за этого, да? Из‑за того, что я иду на «Весенние танцы», а ты не идешь? – Меня пригласили на «Весенние танцы», – ответила я Трине. – Ну и хорошо, – смеясь, сказала Трина, Правда, смех ее был каким‑то неприятным. – И кто же? – Люк Страйкер. Трина покраснела так, будто я ее ущипнула. – ЧТО? И самое жуткое, что это было правдой. Я даже не врала. Меня ПРИГЛАСИЛИ на «Весенние танцы». И это был Люк Страйкер.
То, как это было сделано, не могло бы никого ошеломить больше, чем ошеломило меня. Это произошло самым странным образом. Мы сидели на террасе, оба, я думаю, утомленные долгим разговором. Люк принес еще пива и колы. Несколько минут мы помолчали, потягивая напитки, а потом в доме начал звонить телефон. Спустя секунду раздался стук в дверь. – Ну, – сказал Люк, – полагаю, пришло время держать ответ. – Ох, – сказала я, в легком шоке от того, как быстро они его нашли. – Ужас. – Да нет, – сказал Люк. – Я‑то к этому привык. А вот тебе, похоже, придется плохо. – МНЕ? А что ты обо МНЕ беспокоишься? – Потому, что они и к тебе прицепятся, – ответил Люк, – когда вся история выплывет наружу. – А‑а‑а… – сказала я. – Со мной все будет в порядке. Люк пристально посмотрел на меня. Затем сказал: – Знаешь что? Я думаю, так и будет. Слушай. Мне как‑то неловко: сначала я пригласил тебя, а потом только рычал. – Все в порядке, – сказала я. – Я постараюсь что‑нибудь сделать. Не даю никаких обещаний, но… я попытаюсь. – Рад это слышать. – Телефон в доме звонил и звонил. Стук в дверь становился все громче. – И все‑таки это неправильно. Позволь мне все это компенсировать. Позволь мне пригласить тебя на «Весенние танцы». Я тут же поперхнулась своей колой, и по лицу полились слезы. Я начала понимать, почему Джери Линн любит колу без газа. Когда она поднимается тебе в нос, хоть не так больно. – Эй, ты в порядке? – спросил Люк, шлепнув меня по спине. – Вот салфетка. Я промокнула колу и слезы салфеткой и засмеялась. – О господи, – сказала я. – Прости. Мне кажется, ты сказал… понимаешь… я подумала, что ты меня пригласил на «Весенние танцы»… – Я и пригласил, – сказал Люк. У меня все оборвалось внутри – будто меня переехал автобус. Потому что, правда, я совершенно не нуждалась в этом приглашении. В приглашении на «Весенние танцы» от этого идола подростков. У меня и без того было достаточно проблем, чтобы еще сражаться с кучей девчонок, только чтобы распить бокал пунша с тем, кто меня пригласил. – Прежде чем ты ответишь «нет», выслушай меня, – сказал Люк, будто прочитав мои мысли. – Теперь все будет не так, как сегодня. Сегодня все было слишком неожиданно. Но если мы пойдем на «Весенние танцы», все будет по‑другому. Может, конечно, и появятся какие‑нибудь фотографы, но все будут знать, что я с тобой, так что они не будут… Ну, ты понимаешь. Бросим их на меня. Я молча уставилась на него и подумала, что ему в голову ударило пиво. Или, может быть, где‑то здесь установлена камера, и это одно из реалити‑шоу. И через секунду выйдет какой‑нибудь телеведущий и скажет мне, что меня разыграли… – Как я тебе уже говорил, – продолжал Люк, – я никогда не ходил в среднюю школу. Так что я никогда не был на школьных танцах. И мне очень хочется посмотреть, что это такое. Признаюсь, в моем следующем проекте есть подобная сцена, но я не потому хочу пойти. Я хочу пойти для себя, честно. Мне хочется ничего не пропустить в жизни. – Чего не пропустить? – Я покачала головой. – Люк, ты был в Африке. Ты тысячу раз был в Европе, на прошлогодней церемонии Оскара ты сидел рядом с Клинтом Иствудом. Я это видела, не отрицай. Как это ты что‑то ПРОПУСТИШЬ? – Легко, – ответил Люк. – Я пропустил все, что делают нормальные люди. Джен, я даже не могу пойти в продуктовый магазин за молоком, чтобы у меня тут же не попросили автограф. Разве так плохо, что я хочу испытать то, что испытал каждый американский подросток, но только не я? Не каждый американский подросток бывает на «Весенних танцах». Гляньте на меня, например. Но я не хотела его огорчать. Мне необходимо было разобраться с тем, что больше всего меня заботило… – Но почему я? – спросила я его. – Ведь ты мог бы пойти на «Весенние танцы» с кем‑нибудь еще. Трина гораздо красивее меня, и она так хочет пойти… – Ага, – ответил Люк. – Но Трина мне не друг, ведь так? Я поежилась. – Ну, не друг. – И Трине я нравлюсь не по‑дружески – как тебе – верно? Тогда я поняла. Я поняла, почему Люк пригласил меня. И я поняла, о чем он меня спрашивал. И мое сердце наполнилось жалостью к нему. Я понимаю, это смешно – я… испытываю жалость к миллионеру, кинозвезде, к человеку, которого боготворят женщины всего мира, и у которого есть свой собственный «феррари». Но есть одна вещь, которую не купить деньгами и красотой Люка Страйкера. Это дружба. Истинная дружба человека, который не собирается использовать Люка ради того, чтобы разбогатеть и стать знаменитым, человека, которому нравится Люк сам по себе, а не те герои, которых он играет в кино. Люк хочет только одного – чтобы с ним обращались как с обычным нормальным человеком. А если задуматься, что может быть более нормальным, чем «Весенние танцы»? Люк побуждает меня больше не быть маленькой Дженни Гриинли, всеобщим другом. Он сказал мне, что я способна на нечто особенное. Но, похоже, мне придется еще раз побыть миленькой Дженни Гриинли. И я сделаю это для него. Даже если он и не сообразит, почему я это делаю. – Конечно, – сказала я нежно. – Конечно, я пойду с тобой, Люк, на «Весенние танцы». Его это взволновало, действительно взволновало. То, что он сможет пойти на «Весенние танцы». Со мной. Бедный парень. – Здорово! – обрадовался он. – Слушай, я, вероятно, улечу в Л.А. из‑за этого… Он имел в виду трезвон телефона и стук в дверь. – Но в следующий уик‑энд я вернусь, чтобы отвести тебя. Отвести на «Весенние танцы». Ну, на самом деле, это ты меня отведешь, поскольку это же твоя школа, но… – Буду ждать, – сказала я, посмеиваясь над его энтузиазмом. Это напомнило мне о Джейке, герое Люка в фильме «Небеса, помогите нам!», который получает урок помощи бездомным и проводит Рождество в благотворительной столовой, а вернувшись домой, обнаруживает мотоцикл, подаренный ему в награду одним из богатых прихожан церкви его отца. Потому что, знаете ли, если вы помогаете бездомным, всегда найдется кто‑то, кто купит вам мотоцикл. А в это время репортеры, собравшиеся у дома Люка, выкрикивали его имя и делали фотографии. И когда мы со смехом пырнули с террасы внутрь, Люк распорядился, чтобы меня отвезли домой, заверив, что приедет за мной в следующую субботу в семь часов вечера. И часом позже, Трина, стоя на веранде моего дома, ясно, просто не могла всему этому поверить. – Невозможно, – твердила она. – Невозможно. Невозможно, чтобы ТЫ пошла на «Весенние танцы» с Люком Страйкером. НЕВОЗМОЖНО. – Прекрасно, – сказала я. – Можешь мне не верить. Но вернемся к Стиву. Что с ним будет? Потому что я, на самом деле, устала приводить все в порядок после всего, что ты обычно с ним вытворяешь. Лицо Трины, которое сначала было спокойным, исказилось злобой, затем снова стало спокойным, а потом она залилась слезами. – Как ты могла? – вопила она. – Как ты могла согласиться идти с ним на «Весенние танцы», когда тебе известны мои чувства к нему? – Трина, – сказала я, – ты плохо его знаешь. Ты влюблена вовсе не В НЕГО. Ты влюблена в Ланселота. Или в Тарзана. Или, что еще хуже, в мальчика, который играет в фильме «Небеса, помогите нам!». Трина прижала обе руки к лицу, стала всхлипывать так же громко, как всхлипывала Кэйра Шлосбург, и побежала с моей веранды к себе. Когда она добежала до своего дома, она распахнула входную дверь и вбежала внутрь с истерическим криком: «Ма‑а‑а!» Через секунду на веранду вышла моя собственная мама и озабоченно спросила: – Что за крики? Это была Трина? – Да, – печально ответила я. – Что это значит, что ты ей сказала? – Правду.
Спросите Энни Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|