Операция по очистке района вокруг г. Тулукан

20 марта 1982 г. в 8 час 42 минуты местного времени при выполнении боевой задачи по огневой поддержке боевых действий наземных подразделений в районе к. Сарайсанг, в 10 км севернее г. Тулукана, на высоте 800 м. при очередном, третьем заходе на бомбометание, бандитами был обстрелян вертолет Ми-24, командир экипажа капитан Филясов Александр Александрович, летчик-штурман подполковник Новиков В.С., бортовой техник старший лейтенант А. Поляничко. В результате попадания в вертолет нескольких пуль из автоматического стрелкового оружия произошла резкая разгерметизация кабины, перепадом давления сильно ударило по ушам, вертолет сильно подбросило вверх, а затем резко бросило вниз. Экипаж получил ушибы различной степени тяжести, командир вертолета был ранен в правую руку, за вертолетом потянулся шлейф дыма, и он со снижением пошел к земле.

В сложившейся ситуации о возврате на базовый аэродром Пяндж не могло быть и речи, расстояние более 100 км, дым за вертолетом усиливался, надо было срочно садиться. Экипаж принял решение идти на ближайшую посадочную площадку, где должно было базироваться наше пограничное подразделение, в 5 км юго-западнее г. Тулукан. Над городом облачность и туман, вокруг города сплошная кишлачная застройка, так называемая «зеленка», и о сбросе двух 250 кг авиабомб уже снизившегося до 300 метров вертолета тоже не могло быть речи.

После разворота в сторону Тулукана, снизились до 150 метров, сделали полукруг, отыскали свою мотоманевренную группу и нашли свободную от построек и деревьев площадку рядом с ней. Совместными усилиями экипажа была произведена благополучная посадка на площадке ограниченных размеров.

После посадки бортовой техник старший лейтенант А. Поляничко быстро выключил двигатели, переносными огнетушителями был потушен пожар в хвостовой балке. Кстати, загорелся и сильно дымил, раздуваемый ветром при разгерметизированной кабине обыкновенный промасленный ватный чехол, в который попало несколько пуль с трассерами. Затем мы помогли командиру вылезти из кабины, сам он двигаться уже не мог, был очень бледен, на глазах терял силы. Правый рукав комбинезона у него просто набух от крови, рука висела плетью. Как могли вдвоем мы сделали командиру перевязку. Большая потеря крови была, как мы узнали позже, из-за пули с нарушенной центровкой, которая «распахала» всю руку командира от локтя до плеча. Вскоре на двух бронетранспортерах подъехали руководитель операции - заместитель начальника ОГ САПО подполковник Ю.В. Романов с врачом мотомангруппы на санитарной машине. Сделали командиру укол, наложили на руку жгут и увезли на перевязку в медсанчасть, оттуда вызванным вертолетом в тот же день напрямую отправили в душанбинский госпиталь. Эта оперативная доставка в медсанчасть, затем и в госпиталь спасла жизнь раненому и способствовала быстрому заживлению ран.

Подполковник Ю.В. Романов переписал состав экипажа, нашу боевую задачу, причину вынужденной посадки, осмотрел пробоины в вертолете, переговорил с экипажем, выставил усиленную охрану вертолета и через пятнадцать минут вслед за санитарной машиной уехал на свой командный пункт. Через полчаса и я улетел с экипажем старшего лейтенанта Кузьмичева С.А. в Пяндж. Вертолет в тот же день был осмотрен и отремонтирован высадившейся из части ремонтной инженерной бригадой и перегнан на базовый аэродром в город Душанбе.

Находящийся в командировке в Среднеазиатском пограничном округе и к моменту моего прилета в Пяндж, оказавшийся там же генерал Рохлов Н.А. и подполковник Фирстов В.М., по горячим следам (а на следующий день и я вместе с ними) занялись расследованием около десятка боевых повреждений вертолетов и ранений экипажей в этот период. В частности, после изучения материалов нашего происшествия, в том числе после прослушивания магнитофонной записи и расшифровки пленки «черного» ящика генерал Рохлов Н.А. на разборе полетов в Душанбе сделал вывод, что «…полет выполнялся на высоте ниже реальной безопасной высоты, …по причине ранения командир вертолетом и экипажем не управлял, летчик-штурман, в нарушении инструкции экипажу, перед вынужденной посадкой не сбросил (на взрыв или невзрыв) две 250 кг бомбы… Оправдываться в том, что ни командир, ни я сделать этого не могли просто физически, тогда не было ни какого смысла.

Первичное донесение и переговоры подполковника Романова Ю.В. с генералом Карповым И.Г. я читал уже спустя несколько месяцев в оперативной группе в Москве. Ничего там плохого про экипаж не было сказано, наоборот, все как есть на самом деле, и даже вывод был сделан о благополучной вынужденной посадке и заключение с просьбой о поощрении экипажа. Но с одним нюансом, что посадку вертолета производил летчик-штурман. На основании этого донесения и переговоров в таком же варианте этот случай вошел и в обзор боевых действий авиации ПВ за 1982 год, и это не трудно проверить, подняв в архиве эти документы. Думаю, что вывод этот был сделан подполковником Романовым Ю.В. на основании увиденного им общего плохого состояния и совершенно не работающей правой руки капитана Филясова А.А., ну, и наверняка, заключения врача.

Полковник Филясов А.А. спустя много лет так вспоминает об этом произошедшем под Тулуканом случае: «…19 марта был напряженный летный день. Полеты выполнялись на предельно-малой высоте, было несколько боевых повреждений вертолетов от стрелкового оружия. К середине дня от командира авиагруппы майора Мусаева В.И. получили указание на выполнение полетов не ниже 1000 метров. После выполнения очередного полета в процессе послеполетного осмотра бортовым техником была обнаружена пробоина в хвостовой балке, о чем было доложено руководству авиагруппы.

В соответствии с планом полетов на 20 марта я должен был выполнять обязанности руководителя полетов на аэродроме, чем и начал заниматься с началом летной смены. Примерно через час полетов в районе города Тулукан, где проводилась частная операция, получил боевое повреждение вертолет Ми-8, на котором был пробит топливопровод. Вертолет произвел вынужденную посадку. В связи с этим, по указанию руководства авиагруппы я был перенацелен на подготовку к вылету на огневую поддержку наземных подразделений.

После подготовки вертолета взлетели парой, и вышли на высоте 1200 метров в район Тулукана. Как ведущий пары я связался с землей и получил целеуказание для нанесения удара по одному из мостов на реке, на окраине Тулукана в районе к. Сарайсанг. В связи с тем, что наше подразделение находилось в тесном соприкосновении с противником и с необходимостью сохранения моста в целостности для дальнейшего прохода наших подразделений, удар можно было наносить только НУРСами и стрелково-пушечным вооружением. Бандиты укрылись под мостом и на другом берегу реки, поэтому удар пришлось наносить заходом вдоль речки со стороны солнца, при этом выход и полет на боевом курсе выполнялся над Тулуканом.

В первом заходе мы выполнили залп ракетами по целеуказанию командира наземного подразделения, окопавшегося с «нашей» стороны реки и получили подтверждение о правильности нанесения удара. При выходе на боевой курс во втором заходе я почувствовал какой-то взрыв в кабине. Признаков повреждения чего-либо не обнаружил, но сильно болела правая рука, как после удара хлыстом, да из правого рукава комбинезона торчали два клочка ниток. Я начал выполнять разворот для повторного захода для атаки, когда борттехник Анатолий Поляничко постучал мне рукой по плечу и показал вверх и вниз – над головой в блистере была дыра размером с кулак, а в полу кабины пулевое отверстие – «розочка». Только тогда я почувствовал, что у меня мокрая от крови правая ладонь и появилось головокружение, и понял, что получил пулю в правую руку. Зная, что летчик-штурман не подготовлен к пилотированию вертолета и тем более к посадкам, и опасаясь, что могу потерять сознание, принял решение производить посадку на площадку в гарнизоне СБО «Тулукан». Я благодарен летчику-штурману за то, что он на посадочной прямой мне постоянно диктовал скорость и высоту полета. Посадка была произведена успешно, после посадки я выключил двигатели, но самостоятельно открыть кабину и вылезти из вертолета не смог.

Интересный эпизод произошел уже на земле, когда меня посадили в санитарную машину для перевозки в медпункт СБО. В машине оказались я и водитель афганец. Я не понимаю его, он не понимает меня. Только улыбается и большой палец вверх показывает. Так, в общем-то, каждый из нас разговаривая на своем языке, мы на бешеной скорости доехали до медпункта, где мне обработали рану и сделали перевязку».

Воспоминания полковника Филясова А.А. совершенно точно характеризуют напряженную боевую ситуацию тех дней, за исключением того, что произошло попадание снарядов и боевое повреждение нашего вертолета на третьем заходе, при бомбометании по опорному пункту обороняющихся бандитов на пригорке с другой стороны моста (автор это прекрасно помнит, потому что в момент попадания снарядов по вертолету прицеливался по заданной цели, а спустя несколько дней в Душанбе просматривал материалы служебного расследования и вместе с командованием части и членами комиссии прослушал магнитофонную пленку этого полета), да может быть, не очень корректно говорить о неготовности летчика-штурмана. К тому времени, только на вертолете Ми-8 в качестве летчика-штурмана мой налет составлял более тысячи часов, и в соответствие с записями в моей летной книжке с момента переучивания в 1980 году и до этого случая я уже имел налет на вертолете Ми-24 в качестве летчика-штурмана более 100 часов, в том числе восемь проверок для допусков к полетам в различных условиях, начиная от армейского инструктора в учебном центре г. Воронежа, начальника авиации ПВ генерала Рохлова Н.А. и старшего инспектора-летчика полковника Антипова И.П., и все оценки в этих проверках за выполнение элементов «заход на посадку» и «посадка» были не менее четырех баллов.

И еще один момент, в воздухе, после того как бортовой техник старший лейтенант А. Поляничко вклинился в «разговор речевого информатора» о наших отказах и доложил, что «командир ранен в правую руку, берите управление на себя», на снижении в процессе захода на посадку и на посадочной прямой я четко чувствовал, что командир вертолета придерживает машину педалями и сдерживает мое энергичное снижение оборотов несущего винта левой ручкой «шаг-газ», но не работает ручкой управления по курсу, крену и тангажу. Это же было подмечено и на земле после прослушивания записи и просмотра пленки САРПП (система автоматической регистрации параметров полета), так как голоса командира по СПУ (самолетное переговорное устройство) не было слышно вообще, а крены даже на посадочной прямой, то в одну, то в другую сторону достигали 25 градусов, и я все время запаздывал их убирать, то есть своевременно выравнивать вертолет. А любой опытный летчик, каким к тому времени был уже капитан Филясов А.А., и не раненный в правую руку командир вертолета, на исправном вертолете никогда бы таких кренов при заходе на посадку не допустил. Примерно такой же вывод сделала и группа расследования. Однако закончилось все относительно благополучно, и разбираться в причинах и деталях больше никто не стал. Просто было некогда, кроме нашего случая в течение недели были еще не меньше десятка аналогичных ситуаций…

Все видевший и слышавший по радиосвязи ведомый экипаж старшего лейтенанта Кузьмичева Сергея Александровича, кстати, который первый увидел и подсказал нам, что мы дымим, специально отстал от основной авиагруппы, получившей команду на возврат на базу. Он же и прикрывал нас на заходе, барражировал над нами и затем после нашей посадки забрался на высоту 1500 метров и доложил руководителю полетов на СКП Пяндж о нашей вынужденной посадке. Затем подсел после нашей посадки рядом с нами на выручку, и с которым потом я с разрешения руководителя полетов улетел в Пяндж.

Экипаж старшего лейтенанта Кузьмичева С.А. еще 17 марта в этом же районе и тоже при нанесении РБУ получил четыре пробоины в вертолете Ми-8. И в связи с тем, что был пробит топливопровод, а экипаж на обратном пути к базе вовремя обнаружил утечку топлива, им была произведена вынужденная посадка прямо в поле в 30 км севернее Тулукана. Подсевшие рядом экипажи вертолетов авиагруппы, помогли заменить пробитый провод и устранить утечку топлива. Вертолет самостоятельно в составе группы перелетел на базу. За грамотные действия в аварийной ситуации и при вынужденной посадке, а также участие в спасении экипажа Филясова А.А. Кузьмичев С.А. тоже был награжден медалью «За боевые заслуги»…