Первая Кайсарская спецоперация

Из воспоминаний полковника запаса Лысенко Владимира Петровича (в 1981-83 гг. заместителя начальника оперативной группы «Меймене»):

Начиная писать про это событие, хочу сразу оговориться, что я непосредственно в этой операции участия не принимал. Более того, еще две последующие попытки моего «похода» на Кайсар, были изменены в ходе проведения спецопераций. Возникает естественный вопрос: «Имею ли я моральное право писать об этих событиях»? Лично я считаю, что имею. Иначе б не писал. Почему я такое право себе приписал, постараюсь пояснить.

Основная причина, мне кажется в том, что большинство моих побратимов при написании заметок, сразу же «берут быка за рога». Спешат донести до окружающих моменты своих наибольших переживаний, наивысших эмоциональных точек, радости оттого, что выжили и не остались калеками и прочее. Это естественно, тем более, что благодаря нашему сайту, возможность писать свои воспоминания представилась многим. Но есть и другая сторона медали. Вот я, например, когда читаю многие боевые эпизоды, невольно думаю: «Как велась разведка противника? Как и кем планировалась спецоперация? Как и кем организовывалось взаимодействие, в том числе и с афганскими частями и подразделениями? Как готовились к операции командиры всех степеней, личный состав и техника? Кто и откуда осуществлял общее руководство спецоперацией? Какие были итоги спецоперации, достигнуты ли были ее цели? Если нет, то почему, если да, то благодаря чему? Где, кем, когда и в какой форме проводился разбор подготовки и проведения спецоперации? Какие уроки были взяты для подготовки, планирования и проведения спецопераций, после этой?». Только после рассмотрения и дачи ответов на эти и подобные другие вопросы можно подводить итог под воспоминаниями кого-либо. Ибо существует угроза однобокого повествования, что, в конечном итоге, приводит к искаженным, противоречивым чувствам у читателей таких воспоминаний.

Думаю, что предысторию причины описания спецоперации, в которой я лично принимал только косвенное участие, я изложил в достаточной степени доходчиво. Но, эта моя мысль не есть поводом для отрицания возможной дискуссии по предмету..

Но приступим к главной теме. За прошедшую зиму 1981-82 годов мы достаточно «обжились» на Афганской земле. Приятным было осознавать, что местные жители называли нас «шурави сарбозы» тогда как наших соседей по базовому лагерю они, почему-то называли «царандой». Мы приобрели определенный опыт ведения спецопераций. Эти операции хотя и носили, в большей части, локальный характер, но все-таки привносили опыт их организации, проведения, и использование достигнутых результатов. При этом как для командиров всех степеней, так и для личного состава.

Уже в средине марта поползли слухи, о том, что готовится спецоперация с длительным выходом ММГ и на большое расстояние от базового лагеря. Направления называли разные. Самым первым прозвучало Чахартут. Этот кишлак или группа кишлаков был превращен в базовый лагерь мятежников. Труднодоступная местность, большое количество ЗПУ «ДШК», противотанковых средств и прочее. Этот опорный пункт противника находился на пересечении воздушных коридоров как для афганских гражданских суден, так и для армейских боевых вертолетов. Кстати, то было время, когда в афганских боевых вертолетах экипажи были смешанными. Первый пилот – афганец, а второй наш. Лично наблюдал, что «работали» такие экипажи не хуже наших. Что странно, так это то, что слухи поползли параллельно другим. А другими было то, что командованием 40А принято решение о передислокации батальона спецназ к новому месту расположения. Чуть позже эти слухи подтвердились. Но самое интересное, так это то, что маршрут передислокации названного батальона проходил именно через Чахартут. Тут уместно заметить две вещи. Первая – это то, что появление слухов явилось следствием утечки информации с вышестоящих штабов. Пусть эта утечка была не к противнику, но не исключала, что при таких обстоятельствах она могла запросто стать его достоянием. Второе, что на маршруте передислокации резко активизировалась разведка 40А. Наши ребята разведчики, тоже много информации добывали в их интересах. Были даже случаи, когда наши и армейские данные противоречили друг другу и, в итоге, подтверждалась добытые нами. Справедливости ради необходимо сказать, что в очень большой мере этому способствовало наличие советнического аппарата «ХАД». Низкий поклон им за это. Ведь и благодаря ихнему труду, были сохранены жизни наших людей! Забегая вперед, должен доложить, что спецоперация по очистке от бандформирований Чахартута проводилась в американском стиле. По укрепрайонам, складам, лагерям подготовки их личного состава был нанесен продолжительный авиационный ракетно-бомбовый удар такой мощи, что не на один год проблема сосредоточения таких формирований противника в этом районе была снята. Запомнилось выражение из разведдонесения 1 ОГ: «…уже несколько дней там даже собаки не лают…».

По прошествии времени начинаешь задумываться о причинах синхронности повышения активности соединениями, частями 40А (Пандширская операция) и пограничными формированиями. Не исключено, что эта синхронность была следствием воплощения в жизнь общего замысла, корни которого уходили в решения Высшего руководства нашей страны.

К концу марта 1982 года уже было очевидным направления действий. Все усилия по добыванию данных были направлены на Кайсар. В основном эту работу проводил подполковник Равшан Бабакулиевич Ходжакулиев вместе со своим помощником капитаном Николаем Максимовичем Васильевым. Советники ХАД и командующего Царандоем, как я уже говорил ранее, также принимали в этом активное участие. Ближе к началу операции включились в работу и партийный советник Беспамятных Ю.И. со своим аппаратом. Началась подготовка личного состава и техники для действий на направлении Меймене - Кайсар. С доведением до личного состава обстановки на этом направлении, усиливалось психологическое напряжение. Наличие только одной знаменитой «долины смерти» говорило само за себя. Солдатская молва настолько была нашпигована слухами, подробностями об обстоятельствах гибели там нашего или афганского батальона, что становилось немного жутковато. Все притихли в ожидании неминуемой беды или чего-то непривычного, рискованного, способного изменить уклад жизни в нашем лагере.

Николай Николаевич Нестеров каждый вечер уединялись с Равшаном Бабакулиевичем Ходжакулиевым в штабной палатке ОГ и о чем-то тихо разговаривали. Отдельные моменты их разговора скрывались даже от меня и руководства ММГ. Даже факт проведения воздушной рекогносцировки генералом Борисовым А.Ф. с привлечением к нему начальников 1ОГ и 2ОГ, нам был представлен как обычный вылет на совещание. После таких уединений Николай Николаевич долго «колдовал» над картой. Такое серьезное отношение к планированию предстоящих действий лично в моей душе только усиливало тревожные ощущения. Думаю, что не только в моей. Немножко обижала таинственность, но я к тому времени уже довольно хорошо знал Николая Николаевича, чтобы осмелиться выказывать свое неудовольствие. И вот наступил, как говорится, момент истины. В Меймене прибыл генерал Борисов А.Ф. со своей оперативной группой в составе которой я встретил своего однокашника по училищу Витальку Седых. И я, и он встрече обрадовались. Позже Виталий мне неоднократно помогал советами с высоты тогдашнего его служебного положения, за что я ему, и по сей день, благодарен.

Постановка задач и организация взаимодействия Борисовым А.Ф. проводилась по месту дислокации советников ХАД. Я на нее не приглашался. Мне задачу отдельно ставил сам Николай Николаевич. Суть ее сводилась к охране и обороне базового лагеря и не более. Только после завершения операции я понял весь смысл этих таинственностей. Суть их сводилась к тому, что наиболее кратким и удобным маршрутом движения был Меймене, Алекадари-Альмор, Кайсар. Но так думали не только мы, но и наш противник, их пособники из числа личного состава афганских спецслужб и воинских подразделений. Наши их просто дезориентировали. Последний раз при постановке задач Борисовым А.Ф., когда не уточнялся маршрут движения. Было принято решение и успешно осуществленное Николаем Николаевичем о совершении марша через кишлак, если мне не изменяет память, Лангар. Местными лангарскими боевиками руководил (тоже по памяти и могу ошибиться) Наби Санатор, более-менее настроенный лояльно к народной власти Афганистана.

Забегая наперед, позволю заметить, что таким приемом дезинформации мы успешно пользовались и позже. Так, планируя первый выход на участок 1ПЗ, 47ПО, «Ишметпест», пограничный знак № 51, мы все обнародовали как выход на Кайсар или Альмар, не помню. Но знаю, что желаемый результат нами был достигнут.

При подготовке повторного выхода в Кайсар, тоже применялась дезинформация, но несколько с другим уклоном. Позже я постараюсь о ней написать, с вашего позволения.

До определенного момента спецоперация проходила в соответствии плана. Какой бы то ни было активной помощи нашим, базовый лагерь оказать не мог, поэтому приходилось довольствоваться скупой информацией о происходящих там событиях.

Но вот 22 апреля 1982 года (день рождения Ленина), я получил задачу от Нестерова Н.Н. связаться со старшим советником ХАД Пристегиным Г.А.и просить его прибыть в базовый лагерь для разговора по КВ связи с Нестеровым. После исполнения этого распоряжения, и, будучи свидетелем разговора, я узнал, что Николай Николаевич просил Пристегина отпустить на свободу руководителя ИК (имени не помню), Кайсарского религиозного авторитета, задержанного ХАДом. Причина такой просьбы заключалась в том, что там наша ОГ, вместе с представителями народной власти, успешно принимали меры к переходу отдельных вооруженных групп на сторону революции. Стараясь воспрепятствовать этому, отдельные непримиримые авторитеты распустили слухи, что задержанного уже убили, содрали с него кожу, набили соломой и направили чучело в Москву на потеху. Успешно начатые переговоры явно заходили в тупик.

Просьбу Николая Николаевича, Пристегин выполнил, о чем мы сообщили ему по радио. Но прошло не более 4-х часов, как снова возникли проблемы с этим председателем исламского комитета. До сих пор я не знаю, какой связью пользовался противник, но за это время в Кайсаре им стало известно, что мы отпустили этого исламского авторитета. Что у них на то время не было радиостанций, вы поймете из дальнейших событий. Да и наши специалисты по радиоперехвату данных про радиостанции не имели.

По прошествии названого отрезка времени снова вышел на связь Нестеров Н.Н. и сообщил, что противнику известно о факте прекращения содержания под стражей кайсарского авторитета. Что на совещании непримиримых командиров противника было принято решение о выставлении засад на пути его возвращения в Кайсар. Его должны убить, содрать кожу, набить соломой и представить как доказательство нашей жестокости. Прозвучала новая просьба. Необходимо было его снова найти, доставить в наш лагерь, чтобы потом вертолетом переместить в Кайсар.

По поручению Нестерова, этого гражданина усилиями того ж Пристегина, отыскали где-то в течение часа и во второй половине дня он, в сопровождении губернатора Пайкора, еще пару каких-то людей и 12 летнего губернаторского сына, которого он взял с собою, для того, чтобы успокоить бывшего пленника. Пристегин не захотел «светиться» перед прибывшими и я, фактически, остался с ними один на один, даже без переводчика. К тому времени я уже мог понимать отдельные слова, простые фразы на фарси, а Пайкор в такой же степени знал русский язык, да еще жесты рисунки и прочее. Как бы там ни было, но мы друг друга понимали. Меж собой они общались на пушту, на котором я не знал ни единого слова. Все собрались в палатке ОГ. В ожидании вертолета я предложил гостям чай. Поставил печенье, масло, сахар и баночку невесть откуда взявшегося меда. По всем компонентам вопросов не последовало, уплетали за милую душу. А вот в отношении меда возник вопрос: «Что это такое». Пытаясь объяснить, я нарисовал цветок и пчелу. Но т.к. художник из меня никакой, то получилось больше похожее на муху. Они сразу же начали плеваться, даже не обращая внимания на мою мимику, которой я выказывал удовольствие от кушанья меду. Потом я сказал Пайкору, что тот деликатес повышает потенцию. Он тут же снял пробу, предварительно показывая лицом, что хоть и противно, но он потерпит. После снятия пробы, лицо его переменилось и изобразило удовольствие. В итоге мед был «оприходован» в кратчайшее время. Сыну только оставили банку облизывать.

В ходе беседы, я включил телевизор. Тогда вышка работала еще батальона Керимбаева. Трансляция заканчивалась где-то около 20.00, потом спутник «улетал». По телевизору показывали мавзолей Ленина и толпу народа возле него. Ведь было это в день рождения Ленина. Я на пару минут выходил, чтобы дать какие-то распоряжения, а когда вернулся, застал момент, когда этот исламский авторитет заглядывал за заднюю стенку телевизора. Он, оказывается, не мог понять, как в такой маленький ящик столько людей «загнали». Манипулируя антенной и отходящим от нее кабелем, я, при участии Пайкора, как мог, разъяснил принцип работы ТВ. Это объяснение облегчило дальнейшую мою роль. Дело в том, что возникли проблемы с бортами. Перелет перенесли к следующему дню. Там в Кайсаре, принимали меры, чтобы доставить в наш лагерь родственников и знакомых моего гостя для беседы по радио. (Переговоры с тамошними авторитетами должны были продолжаться). Об этом я поведал гостям, но их исламский лидер возмущенно заметил, что он хорошо знает окрестности Кайсара и утверждает, что там нет ни одного столба с телефонными проводами в сторону Меймене. Пришлось снова рассказывать о проводах, антеннах и ТА-57. В момент моего рассказа аппарат снова зазвонил, и я услышал голос Николая Николаевича о готовности ихней стороны к беседе. Полторы-две минуты кроме «Бале, бале» ничего не было, пока я, а на том конце кто-то другой, не разъяснили принцип работы кнопки на МТТ. Если бы вы видели, сколько радости отображало его лицо в момент беседы! После окончания разговора, он, выходя из палатки, сказал Пайкору: «Здесь живут хорошие люди, но все-таки они кафиры! Сказано было на пушту и Пайкор, кода переводил, слово кафиры не произносил и подтвердил его только после моего уточняющего вопроса. На другой день вертолетом он со свитой и Пайкор со своей, были доставлены в Кайсар. Работа с более-менее лояльными руководителями тамошних формирований была успешно завершена.

Почему я так подробно описал эти события? Да только потому, чтобы показать один из тогдашних принципов работы с местным населением. И сейчас уверен, что этот и последующие подобные эпизоды, не пущенные руководством ОГ и, в частности, Николаем Николаевичем на самотек, спасли жизни и гражданам ДРА да и, несомненно, нашим солдатам.

Операция закончилась без потерь с нашей стороны. Подробностей боевых действий я не знаю, т.к. не был их непосредственным участником. Помню только, что были какие-то проблемы в Лангаре при возвращении обратно. Ибо после этого был сделан вывод: «По одной и той же дороге назад не возвращаться. Что же касается подробностей, то, надеюсь, что Женя Шахматов обязательно меня дополнит. Он то 100% был непосредственным участником и ГПЗ во главе с ним и Николай Николаевич и, в последствии я, доверяли на все 100!

После окончания операции и прибытия на базу, было предоставлено время, одни сутки, на обслуживание техники и помывку личного состава. После его окончания, подводились итоги боевого выхода. Каждый, от солдата до офицеров имел одинаковое право голоса. Все замечания и высказывания я, как НШ, записывал. Заключительное слово имел Нестеров Н.Н, который на большинство вопросов и замечаний ответ давал сразу, спокойно и терпеливо разъясняя что, где и почему. Более сложные замечания или вопросы отводились для изучения и более подробного разбирательства в офицерском кругу. Все учитывалось в дальнейших выходах.

Заканчивая описания первого кайсарского выхода, я хотел бы заострить внимание на том, что:

1. Подготовка к спецоперации начиналась с ведения разведки противника и местности.

2. При подготовке к спецоперации обязательно проводились меры по маскировке истинных намерений.

3. Подготовка людей и техники к предстоящим действиям рассматривались как одно из наиважнейших условий.

4. В ходе выхода применялись все меры воздействия на противника, как боевые, так и морально-психологические.

5. Достаточное внимание придавалось элементам внезапности и настойчивости в достижении целей.

6. Подведение итогов выхода рассматривалось как фундамент для последующих событий.

Названные мною шесть пунктов, это взнос нашей 1 ММГ в общую копилку организации и ведения боевых действий на территории ДРА способствующим нашим победам и нашему выживанию.