 |
Глава 40. Маленькая часть большого мира. 22 глава
|
|
|
|
«Все, что ни делается — к лучшему». Так всегда говорила бабушка. Бабушка много видела за свою долгую жизнь, но Гермионе казалось, что она успела увидеть больше. Или же больше понять. К лучшему лишь то, что приносит счастье, радость. А это Рождество не сулило ни того, ни другого.
Гермиона направилась в сторону главного зала. Там наверняка можно встретить кого-то из старост. Отдать и… Хорошо бы не встретить Паркинсон. Тогда можно отдать свитки ему.
Невольно вспомнился вчерашний вечер. От воспоминаний вздрогнуло сердце, и пробежали мурашки. Беспричинная улыбка снова коснулась губ. Плевать на здравый смысл. Плевать на разговор с Джинни. Плевать на то, что скоро Рождество. Да и вообще…
Гермиона свернула в очередной коридор и резко остановилась. Улыбка слетела с губ. В нескольких шагах от нее Драко Малфой обнимал свою невесту. Когда прошла первая растерянность от неожиданной встречи, Гермиона вдруг ощутила странное спокойствие. Все правильно, все просто встало на свои места, и нелепые переживания показались глупыми, а вчерашний вечер лишь сном, и…
Он поднял голову, их взгляды встретились. Блез тоже оглянулась. Неприязнь, досада.
Гермиона едва скользнула по слизеринке взглядом — она смотрела в серые глаза. Если и ожидала увидеть тень раскаяния или что-то подобное, то ошиблась. В его взгляде не было ничего. Чтобы как-то оправдать затянувшуюся паузу, да и вообще то, что она остановилась, девушка негромко произнесла:
— У меня напоминание о поведении на каникулах. Своим сам возьмешь или мне поискать Паркинсон?
При этом ее взгляд некстати скользнул по его пальцам, запутавшимся в рыжих локонах... А ведь еще вчера…Он попытался высвободить руку, перстень зацепился. Негромкое «прости» Блез, минутная заминка. Гермиона наблюдала за этим словно со стороны. Словно все происходило не с ней и не с ним. Она быстро вложила тугой свиток в протянутую ладонь и пошла прочь по коридору, не задерживаясь, не оглядываясь. Лишь усмехаясь собственной глупости.
|
|
|
Драко Малфой проводил ее взглядом и на миг зажмурился. Куда делось то ощущение тепла и беспричинной легкости, с которым он проснулся? Какого черта все так неловко? А еще он вдруг понял, что это и есть его жизнь. Вот она — настоящая. А эти встречи украдкой — лишь иллюзия тепла и счастья. Да вот только он не был уверен, что хочет оставаться в реальности, слышать лишь деловой тон и разговоры ни о чем.
Впрочем, это лишь ему тон показался деловым. Он так привык к новому ощущению, что совсем не замечал перемен. Ее слова сейчас были сказаны не врагу, не чужому человеку. То, что она обратилась вот так — без фамилии, без формального приветствия, — показывало гораздо больше, чем они оба хотели. Слова, взгляды. Не так говорят враги. Блез Забини пристально смотрела вслед уходящей гриффиндорке. Кажется, все вставало на свои места. Запах духов, его постоянные отлучки, беспричинная радость и рассеянность, записки…
Вот, значит, как. Все стало проще и сложнее одновременно. Проще, потому что врага нужно знать в лицо, и теперь Блез его знала, а сложнее, потому что в плане внешности и манер Грейнджер не конкурент, в плане опыта отношений с противоположным полом — тоже… Но чем-то же гриффиндорка зацепила Драко. Значит, есть что-то другое, что-то более сильное.
* * *
Cеверус Снейп шел по коридору в сторону лазарета, с каждым шагом замедляя движение. Он — декан факультета. Он обязан навестить своего ученика, он… старательно пытался себя обмануть. В душе прочно поселилось давно позабытое и еле узнаваемое чувство. Волнение. Не то волнение, какое он испытывал, боясь разоблачения со стороны Лорда и находясь на волосок от смерти. Нет. То волнение было остро и мимолетно. Это же томительно и старо как мир. Волнение из-за чего-то, что важно только для него.
|
|
|
Он рассеянно поприветствовал мадам Помфри, даже не взглянув на второкурсника, «дымящегося» после Бодроперцового зелья. Он шел прямиком к задернутой ширме, за которой находился его ученик. Его… Это слово Северус не мог произнести даже мысленно. Слишком непонятно, неожиданно и необъяснимо.
Томас Уоррен лежал на кровати и читал большую книгу в цветной обложке. Из угла в угол по глянцевой поверхности быстро перемещались фигурки на метлах. Мальчик чему-то улыбался. Улыбка диковато смотрелась на бледном лице. Запястье перевязано. На лбу пластырь.
— Здравствуй, Том.
Мальчик мгновенно преобразился: исчезла улыбка, появилась затравленность во взгляде, готовность обороняться. Он совсем по-детски попытался спрятать книгу под одеяло, словно чтение здесь запрещено, и он не хочет навлекать на себя дополнительный гнев декана.
— Что читаешь? — Северус устроился на стуле для посетителей, мимоходом с горечью подумав, что вряд ли кто-то навещает этого мальчика.
— Книгу о квиддичной команде, — настороженно проговорил мальчик и, подумав, добавил: — мне Пэнси принесла.
Вот тебе и не навещают.
— Она приходила?
Кивок.
— А кто-нибудь еще?
Почему-то очень захотелось, чтобы у этого мальчика были друзья. Ведь это так много значит.
— Бутерброды, «шоколадные лягушки»… что еще? — белокурая девочка роется в рюкзачке, доставая сладости.
— Я в жизни столько не съем, — пятнадцатилетний Северус смотрит на горку еды у своей кровати.
К нему ходит всего один посетитель, но видимость создается такая, будто — толпа поклонников.
— Съешь, — рассеянная отмашка. — Что-то забыла… А-ай, лекции забыла. Ладно, принесу вторым заходом.
Северус улыбается, видя такую сосредоточенность. Он попал в лазарет по вине компании Блэка, как всегда. Но во всем этом был и плюс. Вот эта девочка, старательно записывающая на клочке пергамента, что ей нужно принести.
Профессор Снейп перевел взгляд от небольшой горки сладостей на тумбочке, стоявшей у кровати, на мальчика.
— Еще заходил Драко Малфой.
|
|
|
Вот и вся невеселая компания. Мальчик замолчал, Северус тоже. Он не умел обращаться с детьми. Он умел снимать баллы с факультетов, умел защищать своих студентов, умел объяснять новую тему. Но просто разговаривать с детьми не умел. Драко Малфой был, пожалуй, единственным мальчишкой, с которым Снейп изредка беседовал. Но ведь он все знал о Драко. Об этом же мальчике — ничего. Вглядываясь в бледное лицо, Северус пытался отыскать подтверждение своим опасениям или... надеждам. Худенький, болезненный. Но взгляд… Можно долго не верить, сомневаться, спорить. Но это — ее взгляд. И легкая горбинка на носу — тоже ее. А вот эта болезненность и нелюдимость скорее… его?
— Том, Уоррен — фамилия твоего отца?
Мальчик удивленно посмотрел на декана. Нахмурился и ничего не ответил..
— Я… как декан твоего факультета, должен знать о… своих студентах.
Северус чувствовал, что говорит не то и не так. Не те слова должен он сказать мальчику, но вот по-другому не умел. Однако Тома не насторожило и не обидело подобное заявление. Он не ждал теплых слов. Когда ничего не ждешь — сложно разочароваться.
— Эту фамилию мне дали в приюте, — негромко заговорил мальчик, — по просьбе мамы. Она не хотела оставлять мне фамилию Армонд.
При этих словах Северус внутренне содрогнулся. Мальчик же продолжил:
— В приюте мне предложили несколько фамилий на выбор. Все они были дурацкие, и ни одна не понравилась. Тогда директор рассердился и выбрал сам.
Северус посмотрел на мальчика, и его сердце сжалось. Одиннадцатилетний ребенок так спокойно, без истерик и попыток разжалобить рассказывал чудовищную историю своего детства. Детства, которое могло быть другим, окажись рядом он, Северус. Постепенно все вставало на свои места.
Последняя встреча. Правда, в тот день Северус не знал, что она последняя. Властимила была неординарной женщиной. Пропадала на месяцы без предупреждения. Так же внезапно возвращалась, извещая запиской. В тот раз все было не так.
За окном шел дождь. Моросящий осенний дождь. Как раз такой, который Властимила любила меньше всего. Она вообще хандрила в непогоду. Становилась тихой, молчаливой и грустной. Вот и в тот день она была рассеянной. Исчезла привычная колкость, которой она регулярно отвечала на его сарказм. Она вообще вела себя странно. Смотрела иначе, говорила что-то совсем не то.
|
|
|
Северус попытался вспомнить, но не смог. Он вообще смутно помнил тот вечер. Зато очень часто возвращался мысленно в его окончание и последовавшую за ним ночь.
Все потому, что его планы полетели к чертям. Он уже надевал мантию, собираясь отправиться пешком до ближайшего бара, чтобы воспользоваться камином и вернуться в Хогвартс. Каминные сети в домах, некогда попавших под наблюдение Аврората, продолжали отслеживать, поэтому он не рисковал перемещаться из ее имения. В хорошую погоду он уходил подальше. Сегодня сойдет и ближайший бар. Хотя… может, и прогуляется. За этими мыслями Северус не сразу услышал, как она окликнула.
Он оглянулся. Потерянный взгляд и что-то совсем новое в интонациях:
— Я уезжаю.
Застежка мантии зацепилась за воротник, и он принялся ее распутывать.
— Хорошо.
Он должен спросить или нет?
— Надолго?
Все-таки спросил.
— Навсегда.
Застежка наконец распуталась, больно уколов палец.
— То есть? — юноша поднял голову.
— Я так решила.
Она вправду решила всерьез — уговаривать бессмысленно. Он вдруг отчетливо это понял.
— Есть причина?
Кивок.
— Во мне?
— Во мне, — улыбка.
Он тогда не понял, чему она улыбнулась. А фраза-то была буквальной.
— Я могу как-то повлиять на твое решение?
— А зачем?
Он задумался. Действительно, зачем? Он никогда не размышлял об их жизни всерьез. Никогда не строил планов. Он вообще считал это все временным. И… Она права. Зачем? Будет ли он скучать? Северус не знал ответа на этот вопрос. Во время ее отсутствия он… вспоминал о ней порой с улыбкой, порой с досадой. Но всегда знал, что не сегодня-завтра получит записку, написанную ровным почерком. А теперь… навсегда. Северус посмотрел на женщину.
— Как-то ты сказала, что навсегда — это слишком большой срок.
— Не для меня, ты же знаешь.
Он потер внезапно занывший висок, посмотрел на дождь за окном и сдернул мантию, отбросил ее в сторону вешалки, промахнулся, но поднимать с пола не стал.
— Я останусь. Вернусь в школу утром. Не против?
— Как хочешь, — однако ее губ коснулась улыбка. — Только зачем?
— Ты не любишь дождь, помнишь?
— Помню.
Больше не было сказано ни слова. Были руки, губы, нетерпеливые объятия и волна нежности, а еще горечь, непонятная горечь от этого «навсегда». И надежда, что она передумает. Ведь такое бывает. И взгляд карих глаз, погасивший эту надежду, — не передумает.
|
|
|
Она действительно не передумала. У нее была причина, оказавшаяся сильнее тепла его рук и нетерпеливости его губ. Других аргументов он найти не смог. Слишком мало они знали друг о друге для того, чтобы удержать.
С того дня минуло около двенадцати лет.
Северус расстегнул верхнюю пуговицу воротничка. Как-то стало трудно дышать. Он не любил стены лазарета. Здесь всегда душно и горько.
— Ты знал своего отца? — вот так одним ударом разрубить узел.
Том помотал головой, скручивая в трубочку угол одеяла. Он не смотрел на мужчину. Снейп понимал, что мальчику не доставляет удовольствия этот разговор. Но Северус Снейп знал, что на повторный шаг он не решится.
— Вообще ничего?
— Только со слов мамы. Мой отец был волшебником, — по-видимому, этот аргумент — самый важный для мальчика, выросшего в маггловском приюте.
Чистокровный волшебник.
— Где он сейчас?
— Мама сказала, что он в путешествии, — мальчик внезапно улыбнулся. — В детстве я думал, что однажды он приедет и заберет меня из приюта, а потом понял, что не приедет и не заберет. Скорее всего, он умер, а мама просто боялась сказать. Думала, я расстроюсь. А это лучше, чем думать, что он где-то есть, но почему-то меня не забирает. Ведь должен был забрать, а почему-то…
Внезапно мальчик замолчал, бросив на мужчину испуганный взгляд. Понял, что сказал лишнее. Нахмурился, принялся с преувеличенным интересом изучать противоположную спинку кровати.
— Может быть, он не знал? — Снейп и сам удивился, как непривычно глухо прозвучал собственный голос.
— Не знаю, — мальчик дернул плечом, и стало понятно, что он снова замкнулся и не будет говорить на эту тему.
Он хмурился и избегал взгляда декана. Северус отлично помнил эту привычку. Нарцисса всегда над ней смеялась.
— Поправляйся, Том.
— Спасибо.
Так завершился этот разговор. Уже в коридоре, рванув на воротнике еще одну пуговицу, Северус Снейп замер. «Том».
– Ты считаешь, что можешь меня осуждать?
— Я не осуждаю. Мне, в общем-то, все равно.
Однако недовольство в голосе скрыть не удается. Звонкий смех Властимилы лишь еще больше разжигает злость.
Она перестает смеяться так же внезапно, как и начала.
— Все мы родом из детства. И он когда-то был другим.
— Каким другим, Властимила?! — от досады он хлопнул ладонью по перилам беседки.
Он редко позволял себе выказать открытое раздражение в разговоре с ней. У их отношений не было будущего, а, следовательно, не было проблем. Но в тот день в первый и в последний раз речь зашла о Темном Лорде.
— Просто Томом, — ответила она, глядя в его глаза.
— Ты еще скажи, что любила его, — с ядовитой усмешкой вырвалось у Северуса.
— Да, — просто ответила она.
Он потрясенно поднял голову от засохшего листка, который вертел в руке.
А ведь она не шутила. Это было понятно по прямому взгляду. Тогда Северус не нашел, что ответить, по-детски надулся и вернулся в школу раньше обычного. Он пытался понять, из-за чего разозлился. Ведь не ревность же к этому… человеку его мучила. Ревнуют, когда любят, когда… Да мало ли причин, ни одна из которых не подходит к нему. В чем же дело? Скорее всего, в уязвленном самолюбии. Она так просто призналась, что любит другого. Ему же ничего подобного не говорила. То есть он просто замена? В тот день обиженный Северус даже не подумал, что, по сути дела, поступает так же. Позже он решил, что Властимила просто вздумала его позлить. На том и успокоился, тем более, что к опасной теме они больше не возвращались.
И вот сейчас, остановившись перед заснеженным окном, декан факультета Слизерин вдруг понял, что Властимила Армонд не шутила в тот далекий день. Иначе не дала бы единственному сыну это имя…
* * *
Ровно в одиннадцать Драко Малфой и Пэнси Паркинсон открывали дверь в кабинет зельеварения, нервно переглядываясь и так и не придумав достойного оправдания. Сложно придумать, когда не понимаешь, чего от тебя хотят. Вот и сейчас они решили действовать по ситуации.
Декан встал и, обогнув свой письменный стол, кивком поприветствовал студентов, а заодно указал им на первую парту.
Старосты по молчаливому согласию садиться не стали, остановились рядом с партой и застыли в ожидании сложного разговора.
Северус Снейп смотрел в упор на своих учеников, не произнося ни слова. Сам его вид: скрещенные на груди руки и тяжелый взгляд, должны были вызывать трепет и панический страх среди студентов. Во взглядах этих двоих страха не было, скорее опасение. Но хоть что-то. Минута, вторая. Пэнси Паркинсон нервно заправила прядь за ухо. Это словно послужило сигналом.
— Мисс Паркинсон, расскажите о причинах инцидента с Томасом Уорреном.
Пэнси нервно покосилась на Драко — тон декана не предвещал ничего хорошего. Снейп говорил еле слышно, но при этом отчеканивал каждое слово, что случалось с ним только в крайнем раздражении. Последствия Пэнси не раз наблюдала. До этого дня, к счастью, со стороны.
— Мы… — неуверенно начала она.
— Мы попытались провести беседу с учениками, которые могли быть…
— Я обращаюсь к мисс Паркинсон! — Снейп даже не взглянул на юношу.
Драко скорчил гримасу и замолчал.
— Мы попытались поговорить с учениками, которые, по нашему мнению, могли быть причастны к тому, что случилось с Томом.
— Том вас об этом просил?
— Н-нет. То есть... Он вообще неохотно общается. Ребята его не любят. И с ним никто не дружит.
При этих словах уголок губ профессора зельеварения дернулся. Пэнси, смотревшая исключительно на ножку учительского стола, этого не заметила. Зато заметил Драко, который выискивал причину светопреставления на лице декана.
«С ума сойти можно от этих загадок», — промелькнуло в голове у юноши.
— Почему я не узнал об этой ситуации после первого инцидента? Почему мне было сказано, что Том ушибся сам?
— Мы подумали, что сможем сами решить этот вопрос.
— Самоуверенность, мисс Паркинсон, сгубила и более сильных волшебников, нежели вы и мистер Малфой.
— Профессор! — Пэнси наконец подняла голову. — Такое случается часто. Мы попытались решить вопрос так же, как и всегда.
— Значит, до этого вы были более успешны. Ребенок мог погибнуть.
Пэнси ничего не ответила. Спорить сейчас бессмысленно. Декан повернулся к юноше.
— Вам известно, кто из студентов к этому причастен?
— Нет! — Драко посмотрел в глаза преподавателю. — Том не говорит. Остальные тоже молчат.
— Впредь обо всех происшествиях подобного рода я должен узнавать сразу. Ни одного развлекательного мероприятия в подземельях вплоть до окончания учебного года, а с ситуацией Уоррена я разберусь сам.
Старосты молча переглянулись. Брови Малфоя красноречиво взлетели вверх, Паркинсон ответила тем же.
Северус Снейп сжал зубы. Да, он наказал свой факультет. Он непременно найдет виновных! Но что это докажет? Этот выговор и строгие меры он применил лишь от собственной беспомощности. Ведь прекрасно понимал, что, будь он на месте старост, действовал бы точно так же: не выносил сор из избы до последнего. Да и методы применял бы те же. И именно безрезультатность методов и безвыходность ситуации в целом злили больше всего. Он мог снять все баллы с собственного факультета, мог запретить им смеяться, и наказывать за «слишком громкое дыхание», но это не сделает Тома счастливее. От этого у мальчика не появятся друзья, да и сам он не станет менее нелюдимым. Стоило признать, что Томас Уоррен повторял историю Северуса Снейпа, только в худшем варианте. У Снейпа была Нарцисса, было даже подобие уважения в те минуты, когда он выходил запасным ловцом, и ему удавалось поймать снитч. У мальчика же ничего этого не было. Из него мог бы вырасти неплохой ловец, но успеет ли он зарекомендовать себя за этот учебный год? Драко Малфою удалось увидеть в Томе задатки, но в следующем году у команды будет новый капитан…
Все эти мысли вереницей пронеслись в сознании, оставив разочарование и горечь.
— Вы свободны, — отрывисто произнес он ученикам.
Сейчас они должны были сорваться с места и испариться из кабинета. Однако, быстрые переглядывания, и Драко Малфой нерешительно проводит пальцем по крышке парты, словно подбирая слова. Потом наконец поднимает голову:
— Профессор Снейп, мы хотели попросить вас ничего не говорить Тому. В том смысле, что… Понимаете, для него это не очень приятная тема. Он упрям и не станет ничего рассказывать сам. Может, лучше все оставить, и со временем ребята поймут, что он неплохой парнишка.
Только советов семнадцатилетнего сопляка не хватало. А разумность его слов разозлила еще сильнее. Это-то и было основной причиной, по которой Снейп пригласил их двоих. Разговор один на один с тем же Малфоем мог перерасти в нежелательную дискуссию. Здесь же — лишь выговор декана своим студентам.
— Вы свободны, мистер Малфой, — повторил он.
— Профессор…
— Мисс Паркинсон, вы тоже.
Семикурсники переглянулись и вышли.
Северус Снейп со смешанными чувствами посмотрел на закрывшуюся дверь. С одной стороны, он был чертовски зол. В основном на себя. С другой — рад. Оттого, что эти двое подростков беспокоятся о мальчике. Вспомнился тихий голосок: «Мне ее Пэнси принесла».
Тогда Северус подумал, что старосты заглаживают вину. Сейчас же все выглядело иначе. Что ж, праздники в подземельях можно будет разрешить, пожалуй. Правда, не отменяя своего решения. Нет, разумеется. Можно дождаться, пока кто-нибудь чем-нибудь отличится, и вернуть законное благо в качестве поощрения.
Северус устало сжал виски. Почему судьба всегда испытывает его?
А за дверью кабинета два подростка остановились в недоумении. Одинаково удивленные взгляды, одинаково рассеянные пожатия плечами и смесь облегчения и подозрения. Да уж. Им будет, над чем поломать голову.
* * *
Драко и Блез шли по заснеженной тропинке, негромко переговариваясь. У Драко остался неприятный осадок после разговора со Снейпом, да еще в голову лезли вопросы о причинах такого поведения декана. Вот только говорить об этом не хотелось, поэтому они болтали ни о чем. Просто что-то вспоминали. Речь сама собой зашла о Марисе. Драко почувствовал, как привычно сжалось что-то внутри при воспоминании о том, что случилось, но он заставил себя отбросить сантименты. Ничего уже не изменить, а разговоры в их кругу рано или поздно будут сводиться к ней. Всегда. Слишком большое место занимала Мариса в их жизни. Поэтому придется научиться это терпеть.
Они вспоминали катание на коньках, пирог, испеченный Пэнси.
Но разговор оказался… неловким.
Кажется, Блез это тоже чувствовала. Она внезапно остановилась и, присев на корточки, принялась перевязывать шнурок на ботинке. Драко же засунул руки в карманы и старательно пытался придумать, как вернуть в их общение легкость и привычную непринужденность.
Мимо пролетел снежок, разбившись о ствол дерева. Юноша обернулся. Метрах в десяти резвилась толпа гриффиндорцев. Драко быстро отыскал взглядом темные волосы и старательно намотанный шарф. Поттер, Уизли, видимо, та самая Джинни, барышня Поттера, кажется, еще пара мальчишек и… Гермиона Грейнджер. Причем все просто бросались снежками, а основательная Гермиона пыталась под перекрестным огнем построить укрепление, способное защитить их с мелкой Уизли и другой девчонкой от снарядов. Периодически она прерывала свое занятие, со смехом лепила снежок и тут же его бросала. Не до конца слепленный снежок рассыпался раньше, чем долетал до цели. Драко почувствовал желание подсказать, что она делает неправильно. Но Грейнджер уже весело подхватывала очередную пригоршню снега и снова бросала. И с таким же успехом.
Снежок, брошенный Роном Уизли, пролетел мимо, и она проследила за его полетом. Драко сделал шаг в сторону, избегая попадания. Их взгляды встретились. Глупо вот так стоять и наблюдать за чужим весельем. Нелепо. Слизеринец потрепал по плечу Блез, призывая поторопиться. Грейнджер тоже отвернулась. И тут же получила снежком в лоб. От неожиданности поскользнулась и грохнулась в сугроб. У Драко появилось желание дать Поттеру по башке за эту выходку. Но тот уже сам перепрыгивал через недостроенное укрепление.
Гриффиндорец стянул перчатки, отбросил их в сторону, помог девушке встать и стал осматривать место попадания. При этом он торопливо стирал с ее лица остатки снега и беспрестанно извинялся.
Драко резко отвернулся. Что ж, она в надежных руках.
* * *
Гермиона Грейнджер сидела на своей кровати, обхватив колени руками, и переводила тоскливый взгляд с камина на разукрашенное морозом окно и обратно. Глупо, нелепо, по-детски, но она ждала стука в стекло или характерного треска в разожженном камине. Понимала, что их не будет, и все равно ждала. Она пробовала читать, но не смогла, пробовала учить уроки, да куда там. Пыталась веселиться со всеми в гостиной, но снова не вышло. Видимо, заряд показного веселья был растрачен на игру в снежки. И вот теперь она сама себе напоминала сдувшийся шарик, который с утра был наполнен счастьем, потом его немножко спустили после разговора с Джинни, а потом и вовсе прокололи. Его фамильный перстень, запутавшийся в локонах Блез Забини…
Гермиона зажмурилась и подняла лицо к потолку. Наверное, чтобы не заплакать. Однако… плакать не хотелось. Слезы тоже куда-то подевались, хотя она была уверена, что, оставшись одна, непременно разревется. Но нет. Ей просто было пусто и холодно, несмотря на жар камина. Хотелось наплевать на гордость, снять с крючка свисток, привязать к лапе школьной совы кусочек пергамента с перечнем всего того, что она думает об этом человеке. Но ведь она не имеет на это права. Он чужой. Он не ее. В этом все дело. Почему он милостиво разрешил приблизиться к себе? Да разве его поймешь? Когда он целовал ее, она гнала от себя вопрос «почему?». Ей было тепло и радостно, а все остальное неважно. А вот теперь… Остался лишь этот вопрос, потому что мимолетное счастье испарилось, сменившись пустотой. Ну конечно, он не напишет. Глупо надеяться. Он проводит время со своей невестой и наверняка не вспоминает о ней. Самое смешное, даже злиться объективно не на что. Разве что на себя. Он ведь ничего не обещал!
* * *
Драко Малфой сидел за письменным столом в своей комнате и рисовал метлу на чистом листе пергамента. Блез в гостиной о чем-то шепталась с Пэнси. Драко было плевать даже на то, что разговор наверняка шел о нем. Ему было тоскливо и грустно. И он сам не понимал почему. Хотя, нет. Причину видел, только старательно гнал ее прочь. Не может же он всерьез расстраиваться из-за этого. Это нелепо. Неправильно.
Он пририсовал к метле красивую подножку, критически оглядел. Вообще-то, он сел написать записку… Грейнджер. Но вовремя одумался. Стало как-то неловко. Что он может ей написать? Он мог бы что-то объяснить, но ведь объяснять нечего. Не было никаких обязательств и обещаний. Почему же тогда так плохо? Черт!
Юноша откинулся на спинку стула.
Ну почему она молчит? Почему не даст понять, что хочет его услышать?
Просто прислать одно слово «привет» или «придурок». Тогда будет понятно, что нужно ответить, и все разрешится само собой. Почему разожженный камин не может наполнить комнату теплом? Наверное, потому, что в нем все никак не появляется ее испуганный взгляд. Драко скомкал пергамент и забросил в камин. Чертыхнулся. Взял чистый лист и стал гипнотизировать его взглядом, ожидая не то настойчивого стука в стекло, не то ее «апчхи» из камина.
* * *
Гермиона прошлась по комнате, переставила книги на полках, выстроив их по порядку издания, а потом села перед камином разбирать старые черновики. Давно нужно было этим заняться. Смятый пергамент летит в камин, быстрый взгляд на окно. Беглый взгляд на строчки — в камин. Шорох. Взгляд, полный надежды.
— Живоглот, слезь с подоконника!
Разочарование.
* * *
Драко Малфой прошелся по комнате, на глаза попалась чернильница, у которой сто лет назад отломалась крышка. Нужно непременно отремонтировать. Неважно, что все время собирался ее выкинуть. Сосредоточенный взгляд, негромкие заклинания. Взгляд то на окно, то на камин. Так, что еще в комнате требует ремонта?
Может, к соседям наведаться? Аттракцион неслыханной щедрости.
* * *
Они так и не дождались первого шага друг от друга. Около двух часов ночи это стало очевидно, но как же горько...
Гермиона погасила лампу и прижала к себе Живоглота.
Драко устроился поудобнее и принялся вновь читать идиотские маггловские сказки, злясь на себя, на нее, на все вокруг.
Так закончилась суббота, утро которой было окрашено в яркие краски счастья, а вечер утонул в тонах разочарования и обиды.
* * *
Когда же это началось?
Гермиона не могла сказать точно. Однако с недавних пор дни делились на те, которые были, и те, которых не было. Увидит его. Неважно близко ли, или издали, мелькнувший силуэт, негромкий голос, — день был.
Воскресенья для Гермионы Грейнджер не было.
* * *
— …и все же он хорош.
— Я не спорю, просто до тебя ему далеко.
— Дело лишь в опыте. Он на прошлой игре заметил снитч. Если бы он чуть лучше летал — победа была бы за Слизерином.
— Я сомневаюсь, что он наберется опыта к концу сезона.
— Не скажи. В последней игре с Пуффендуем он все-таки поймал снитч.
Гермиона стояла, прислонившись к подоконнику, и читала параграф по трансфигурации. Гарри и Рон негромко обсуждали достоинства и недостатки ловца Слизерина. Гермиона в беседе участия не принимала. Во-первых, ей было неинтересно, во-вторых, она ничего в этом не понимала, и, в-третьих, она была не в настроении.
— А вообще, он странно летает. Кого-то напоминает, но не могу понять кого.
— Снейпа, — уверенный голос Гарри.
— Снейпа? — удивленный отклик Рона. — А где ты видел Снейпа летающим?
— Помнишь, он судил игру курсе на втором или третьем?
— А-а-а. Самую длинную игру в истории Хогвартса. Пять или сколько-то там минут?
— Точно. Я просто на него все время косился, ожидая подвоха. Вот и обратил внимание, что он странно летает. Как-то больше корпусом работает, а не руками.
— Да где он там летал?
— Ну, в него кто-то из ребят бладжер отбил, вот он и уворачивался.
Гермиона захлопнула книгу. Читать тут невозможно.
Гарри с Роном покосились на нее, но промолчали.
Лаванда Браун помахала рукой, призывая Гермиону подойти.
|
|
|
