Клептомания как патологическая форма воровства

Опасный симптом, если ребенок берет все, что плохо лежит. Часто он не помнит, когда и у кого взял вещь; не может объяснить, для чего. Он берет даже то, что ему совсем не нужно, тут же бросает или теряет украденное. Он ворует потому, что не может не воровать.

Эта болезнь называется клептоманией. И определя­ется она как «периодически внезапно возникающее вле­чение к хищению вещей». Здесь бесполезны воспитатель­ные меры, нужно срочно обращаться к психиатру.

Когда родители оставляют это без внимания или про­буют «лечить» недуг сами, болезнь заходит слишком да­леко. Многие дети, страдающие клептоманией, со вре­менем оказываются в тюрьмах.

Следовательно, клептомания, которой часто боятся люди, готовящиеся взять в семью ребенка, — это не осо­бенность детей из неблагополучных семей, а психичес­кое расстройство, болезнь, которая никак не связана с социальным положением человека. Клептомания прояв­ляется навязчивым воровством, причем человек ворует не ради получения ценностей, а ради самого процесса.

Часто клептоман искренне пытается отказаться от привычки воровать, но не может справиться с собой» иногда он просто не помнит, как все происходило, и конечно не прилагает больших усилии, чтобы «замести следы»

По американской статистике, клептомания выявля­ется менее чем у 5% арестованных воров, да и тогда ее трудно отграничить от симуляции. Несколько чаще она встречается у женщин, хотя это может быть связанно с более частым воровством среди них. Клептомания часто проявляется в моменты сильных стрессов, например по­тери близкого человека, развода, разрыва важных свя­зей. При дифференциальной диагностике с другими фор­мами воровства важно обратить внимание на то, имело ли оно место после неудачной попытки воспротивиться импульсу, было ли единичным действием, представля­ют ли какую-то ценность украденные вещи и насколько они необходимы субъекту в данный момент.

Поскольку клептомания встречается редко, о ее лече­нии известно из описания отдельных случаев и неболь­ших групп больных. Психотерапия, направленная на восстановление критики, и психоанализ эффективны, но зависят от мотивации больного.

В какой-то период о клептомании говорили и писали очень много. Сейчас это слово чаще употребляется в оби­ходе, чем в медицине. Возможно, потому, что психиат­ры так и не смогли договориться о природе этого нару­шения.

Так, М. И. Буянов рассматривает клептоманию как одну из форм нарушения влечений. Кроме того, он гово­рит о существовании некой «предрасположенности к во­ровству» (на генетическом уровне), описывая случай с мальчиком, отец которого был профессиональным вором. Мальчик никогда не видел отца, тем не менее с раннего детства был замечен в склонности к воровству которой впоследствии с трудом удалось справиться Впрочем, Буянов считает, что случаи истинной клепто­мании очень редки и обычно этим словом оправдывают обычное воровство.

В. Я. Гиндикин, как и М. И. Буянов, рассматривает клептоманию как редкую форму нарушения влечений. Он связывает ее с наличием психопатии или психопатоподобного состояния.

В. В. Ковалев (1995) не употребляет термин «клепто­мания», а говорит о «привычном воровстве» как форме активной реакции протеста, которая стала привычкой. Он пишет, что позывы к воровству «ввиду относитель­ной легкости фиксации различных форм реагирования в детском возрасте... могут закрепляться и постепенно приобретать характер истинных расстройств влечений».

Таким образом, сам факт существования истинной клептомании остается под вопросом. Неясны порожда­ющие ее факторы и прогноз. Тем не менее нелепое, стран­ное, необъяснимое воровство, накатывающее периоди­чески на вполне, казалось бы, благополучных детей, продолжает существовать. Родители, да и сами дети, при­ходят в отчаяние от невозможности справиться с ситуа­цией. Можно ли им чем-то помочь?

Прежде всего, необходимо проанализировать извест­ные случаи.

Мальчик, укравший пенал у одноклассника, был уличен мамой и был за это наказан. Мама была в отчаянии от этой кражи, поскольку знала, что это не первый и не последний такой случай, и чувствовала себя совершенно беспомощной. Если эта кража раскроется, сын станет изгоем в классе — ни дети, ни их родители не простят ему воров­ство. Ей было невыносимо стыдно за сына, и она чувствовала себя плохой матерью. Все эти чув­ства она попыталась передать своему ребенку.

Она говорила сыну о том, как ужасно чувствует себя мальчик, у которого пропал пенал, как ругают его родители. Она говорила о том, что может случиться, если родители мальчика устроят настоящий розыск. Как сына уличат в воровстве перед всем классом и как ребята перестанут дружить с ним, не будут приглашать его к себе домой, будут показывать на него пальцем общим знакомым и предупреждать их: «Ты с ним не дружи, он вор». Она объявила ему, что завтра же он должен отдать пенал тому, у кого он его взял, и извинить­ся, иначе она сама вынуждена будет сделать это перед всем классом. Мальчик как будто вполне прочувствовал сказанное. Он сильно плакал, гово­рил, что не сможет пойти завтра в школу, по­скольку ему очень стыдно. Но он поклялся, что все-таки пойдет и отдаст украденную вещь. Он плохо спал ночью: вертелся и вскрикивал...

Через день он украл у своего двоюродного брата сломанный перочинный нож. Описывая свои чувства в момент совершения кражи, дети говорят, что не могли не украсть, их как будто что-то потянуло.

Подобные кражи ставят родителей в тупик и приво­дят их в отчаяние, поскольку обычные воспитательные меры оказываются в этих случаях малоэффективным. Такие случаи воровства называют клептоманией.

Еще один пример детской клептомании (А. Протопопов, 2006).

К психологу обратилась мать по поводу клеп­томании ее девятилетнего сына Сергея.

Первые слабые признаки этого явления были ею замечены приблизительно за полгода до случая приведшего ее к психологу, что по времени прак­тически совпадало с возникновением у мальчика проблем с успеваемостью по одному из предметов. Разумеется, это совпадение по времени могло быть чисто случайным, однако психолог принял это во внимание, тем более что неуспеваемость вызвала определенное обострение его отношений с преподавателем этого предмета, который был к тому же классным руководителем. Каких-либо заметных событий в семье в этот период не было отмечено.

Мать постаралась тотчас же объяснить сыну недопустимость такого поведения, но «найден­ные» ручки, карандаши и прочие безделушки про­должали время от времени появляться в доме. При­мерно за два месяца до обращения к психологу клептомания Сережи была замечена в школе, где он учился, что вызвало резкое ухудшение отноше­ния к нему со стороны учеников и учителей. Одна­ко вопреки бурному осуждению и усилившемуся контролю, клептомания Сережи после этого еще более обострилась. Это, соответственно, вызвал лавинообразное обострение отношений в школе.

Продолжать обучение в этой школе стало невоз­можным.

Разговоры матери с классным руководителем ничего не дали, кроме повторения уже много раз слышанных ею обвинений в адрес Сережи. В возду­хе витала идея сменить школу, однако увереннос­ти в том, что в новой школе не начнется то же самое, не было.

Для того чтобы обрести такую уверенность, требовалось осмысление ситуации, на основании которого можно было бы строить прогнозы и вы­рабатывать практические рекомендации.

Первое, что сделал психолог, — убедился в том, что это была действительно инстинктивная клептомания, а не осознанное воровство.

Характер и ценность украденных предметов говорили о сугубой инстинктивности такого поведе­ния — среди украденного никаких ценных предме­тов не было. Карандаши, ручки, блокнотики, значки, яркие безделушки и тому подобное. Ника­кого рационального смысла в краже всего этого не могло быть, поскольку всем этим мальчик был обес­печен в достатке, к тому же он хорошо понимал, что этим еще более обостряет свои отношения в школе, и не хотел этого обострения. Однако оста­новиться он не мог. Объяснить мотивы своих поступ­ков тоже не мог. Нашел, и все. Если же ситуация была такова, что оправдание «нашел» никак не подходи­ло, то он просто ничего не мог сказать и, скорее все­го, — искренне. Что лишний раз говорит об инстинк­тивности мотивировки таких действий.

Хорошо известно, что инстинктивная клептомания возникает у некоторых людей как реакция на низко? положение в групповой иерархии и является биологичес­ки защитной реакцией на ограниченный доступ к ресурсам, в естественных условиях практически неизбежный для низкоранговых членов группы. Особенно вероятна клептомания в случае, если низкое положение в иерар­хии сочетается с высокими иерархическими амбициями-другими словами, если ранговый потенциал этого чело­века сильно «недореализован».

Классическая психология склонна объяснять такие явления подсознательным протестом против плохого от­ношения окружающих к данному человеку, однако если бы это был именно протест, то, скорее всего, он проявлял­ся бы в форме разного рода «пакостничества», которого в данном случае не было. Кроме того, в случае протестных мотиваций отличались бы и нюансы реагирования — оно было бы гораздо более адресным, кроме того, возникало бы в несколько других условиях.

Реакцией на сильную недореализацию потенциала может быть не только клептомания, но и более опасные явления, такие как склонность к тирании и маниакаль­ным действиям. Например, сильно недореализованный потенциал был в детстве у Наполеона. Следует подчер­кнуть, что клептомания, как и другие явления этого ге­незиса, возникает вовсе не как реакция на «плохую жизнь». Человек может быть сыт, одет, обеспечен, иметь прекрасные, теплые отношения в семье, но если в значимой для него группе он занимает низкий ранг, то у него могут развиться описанные поведенческие реакции.

Учитывая повышенную инстинктивность поведения Сережи, низкий статус его в классе, а так­же то, что клептомания усиливалась: от слабо выраженной в ответ на критику учителем его неуспеваемости, до очень сильной в ответ на от­крытую его травлю, можно считать, что гипоте­за о клептомании Сережи как реакции на низкое положение в групповой иерархии получала вполне убедительное подтверждение. Отсюда естествен­но вытекала рекомендация — так или иначе до­биться повышения иерархического ранга Сережи в школе. Однако подняться в иерархической пирами­де с самого дна, тем более так четко обозначенно­го, да при таких особенностях характера Сережи, было совершенно нереально. Можно было говорить о реальных шансах занять не очень низкий ранг лишь при вхождении в иерархию в новой группе, ко­торой текущий ранг Сережи был неизвестен.

Таким образом, школу нужно было обязательно менять, и срочно.

К счастью, школу удалось найти и получить со­гласие администрации на переход туда Сережи. Сережа был принят учениками и учителями впол­не нормально, никаких признаков травли и униже­ний не наблюдается до сих пор, клептомания тоже не возобновляется. Учитывая, что с момента опи­сываемых событий прошло уже более двух лет, можно полагать, что произведенный анализ и дан­ные рекомендации были правильными.

Еще одна история из реальной жизни (Т. А. Попова, 2006).

Мама и папа, кипящие от возмущения, гнев недоумения и боли, привели на прием к психотерапевту двенадцатилетнюю девочку. «Объяснит нам, с ней все в порядке, она нормальная?!» Поел нескольких долгих и томительных минут они смогли рассказать, что же случилось. «Мы были я гостях у друзей, с которыми дружим уже много лет. После вечеринки друзья пошли нас провожать В это время Аня стала хвастать новыми украше­ниями. На вопросы о том, откуда они у нее, говори­ла, что подарила одноклассница. Как оказалось потом, эти украшения она украла у дочери друзей. Мы не знаем, как теперь смотреть в глаза этим людям, а ей хоть бы что. Конечно, на следующий день папа пошел с ней возвращать украденное. Мы ожидали, мы очень надеялись, что это станет для нее тяжелым испытанием, уроком на всю жизнь!... Но, понимаете, она не раскаивается, она ведет себя так, как будто ничего не случилось... Уже на обратной дороге, после того как вернули украше­ния, Аня пыталась беззаботно заговаривать с па­пой о каких-то пустяках, и, вообще, было видно, что ей не стыдно, что она не понимает, что сде­лала что-то ужасное. Мы просто потерялись пос­ле всего этого. Мы не знаем, как это понять и объяснить. Ведь она была всегда такой хорошей де­вочкой».

Все это рассказывала мама, возбужденная, воз­мущенная, переполненная гневом и стыдом. Папа в это время сидел, скорбно уставившись взглядов в одну точку. Было видно, что оба они страдают, потрясены тем, что сделала их дочь. Дочь всегда была предметом их гордости и источником, пи­тавшим их самолюбие. Девочка очень рано стала опережать в развитии своих сверстников, почти круглая отличница, она была очень начитана и имела широкий кругозор. Могла свободно поддерживать беседу практически на любую тему. Очень хо­рошенькая и живая во всех своих проявлениях, она легко вызывала симпатию у собеседника. Вот только друзей среди сверстников у нее не было. И поделиться своими проблемами ей было не с кем: родители ждали от нее только сногсшибательных успехов. Очень сильное впечатление производил взгляд ее черных глубоких глаз: проникновенный и недетский, временами просто завораживающий.

Мама продолжала: «Я понимаю, все дети вору­ют. И мы в детстве таскали яблоки из соседских садов. Но если бы я оказалась сейчас на ее месте, да я бы от стыда сгорела, я бы... не знаю... а ей хоть бы хны... как так можно?! Я уже не знаю, нормаль­ная она или нет. Скажите, почему она себя так ведет?»

Дальше стал рассказывать папа: «Вы знаете, ведь у нее есть одна странность...» Он сделал паузу, встал и начал медленно расхаживать по кабинету: «Да, одна странность... Аня разговаривает со своими фантазиями... в любом месте... в любое время... Это пугает...»

Можно привести множество примеров, когда ребенок ворует и родители ничего не могут с этим поделать. Практика показывает, что это очень разные дети из разных семей, но их объединяет общая проблема: эти дети воруют. Делают очень больно своим родителям, но и сами страдают, не всегда они осознают глубину своих страданий, но так уж устроена психика вообще и детская пси­хика в частности: изгонять из сознания то, что слишком болезненно и невыносимо.

Болезнь ли так называемая клептомания (некоторые специалисты отказываются от этого термина)? Это не поддающееся контролю систематическое воровство без материальной выгоды для себя. Это действительно пси­хическое расстройство, и его должен лечить психиатр.

Чаще наблюдаются два крайних варианта детской клептомании:

ü случаи, когда стремление взять чужое и воровство присутствует в жизни ребенка очень редко, незна­чительно и проходит как бы само собой;

ü случаи, когда дети воруют «регулярно», несмотря на наказания и меры воздействия со стороны родителей.

В чем же различие между этими детьми? Конечно, мы должны учитывать, как родители воспитывают этих де­тей, в каком окружении они растут и т. п., но основная отгадка лежит внутри каждого конкретного ребенка.

В психике ворующих детей как будто чего-то не хва­тает, в их внутреннем мире как будто отсутствуют важ­ные, жизненно необходимые части. Попробуем разоб­раться, что это такое.

Бывают случаи, когда ребенок, поддавшись искушению, украл что-то однажды, был разоблачен, испытал мощное потрясение и больше никогда этого не повторяет.

Как правило, это дети, у которых в целом хорошо сформированы нормы социального поведения, есть четкое собственное понимание того, что такое «хорошо», а что такое «плохо», и такие дети в большей или меньшей степени способны посмотреть на себя глазами другого человека (предпосылки анализа собственного поведе­ния). Также они имеют способность (или предпосылки этой способности) контролировать свои импульсы, то есть сильные позывы к каким-либо действиям. В норме все это ребенок приобретает к 3-4 годам. Нужно помнить, что, чем младше ребенок, тем больше вероятность час­тичной утраты этих качеств в периоды сильных стрес­сов. Чем более патологична или неадекватна среда, в ко­торой развивается ребенок, тем больше вероятность того, что эти качества либо не сформируются, либо будут не­устойчивыми.

Эти обстоятельства дают широкий спектр вариантов детского воровства: от крайнего варианта, когда дети воруют очень редко, по мелочам и не в любой ситуации (чаще всего «за компанию»), — и тогда есть вероятность, что при благоприятных обстоятельствах это явление ис­чезнет, до крайнего варианта, когда дети, несмотря ни на что, воруют часто, много и в разнообразных ситуаци­ях, — тогда можно ожидать, что такие дети станут асо­циальными подростками, асоциальными взрослыми, склонными к совершению правонарушений.

В различных статьях психологов можно встретить це­лые списки «причин, по которым дети крадут: стремле­ние получить внимание и заботу, месть родителям, обида, зависть, неспособность различать «мое» и «не мое» т. п. На самом деле не может быть единственной причины детского воровства, это всегда сочетание в различны «пропорциях» недостаточно самостоятельного контроля или недостаточно сформированных внутренних норм социально приемлемого поведения, недостаточность или отсут­ствие собственных моральных критериев («что хорошо и что плохо?»), слабо развитая способность анализировать свое поведение, думать о своем поведении (смотреть на себя глазами другого). Компоненты этого внутрипсихического «коктейля» формируются на определенном этапе воз­растного развития. И важно помнить, что, упустив момент их формирования, родителям невозможно без помощи грамотного специалиста восстановить или сформировать их заново.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. Дайте определение болезни «клептомания».

2. Объясните причины клептомании и результаты ее лечения.

3. Приведите примеры клептомании.

4. Изложите основные особенности детской клептома­нии.

 

Глава 9

ПСИХОКОРРЕКЦИЯ ВОРОВСТВА

Как мы уже отмечали выше, детские воровство и ложь относятся к так называемым «стыдным» проблемам. Родителям чаще всего неловко говорить на эту тему, им нелегко признаться психологу, что их ребенок совершил «ужасный» проступок — украл деньги или присвоил чужую вещь. Тем более они не хотели бы, чтобы об этом узнали в детском коллективе. В связи с этим, коррекционные занятия следует проводить в основном индивиду­ально.

9.1. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ КОРРЕКЦИОННОЙ РАБОТЫ

Коррекционная работа должна быть направлена на то, чтобы помочь ребенку сформировать такие черты лич­ности, которые помогут ему воздержаться от кражи или обмана. Эти черты должны быть прямо противополож­ными тем, что побуждают его к совершению проступка. Воровать и лгать не будут дети, благополучные в эмоци­ональном плане, у которых в достаточной степени раз­виты воля и нравственные представления, кто умеет сдерживать свои желания.

Это можно считать целью и задачами проводимой коррекционной работы, а также объяснением выбора средств и методов коррекционного воздействия.

Считается, что воровство в детском возрасте (если это не психическое заболевание) — это несозревание социально-моральных норм, неразграничение понятий «свое—чужое». Чтобы восстановить у детей представле­ния о честности и правдивости, необходимо использовать любые социально-культурные подходы, которые пока­жут, что воровать — нечестно. Нами разработаны специ­альные опросники, с помощью которых дети обучаются правильному поведению. Это групповые занятия, наце­ленные на разграничение понятий «свое — чужое».

У детей также отсутствуют представления о послед­ствиях воровства. Они не знают, что воровство заканчи­вается наказанием. Конечный результат для них — в са­мом акте воровства. Чтобы «излечить» от него, психолог просит ребенка, например, нарисовать себя в тюрьме. Спрашивает, что он там будет испытывать. Один мальчик написал: «Я буду худым, не будет солнца, плохая еда».

Психически больной ребенок часто ворует, сам не зная для чего, и, сообщая об этом, как прежде, продол­жает воровать. Его практически невозможно остановить ничем. Запреты или наказания — бездейственны. По­мочь способен только специалист. Но если специалист считает, что ребенок вполне нормален, а он все время продолжает красть, причем все без разбора, что суме­ет, — следует задуматься, не подает ли он таким путем сигналы о том, что ему в жизни многого недостает, но больше всего нежности и ласки, в которых он испыты­вает подлинный, не мнимый дефицит, особенно в непол­ных семьях. (А. И. Баркан, 1996).

Бессмысленно вести разговор о проблеме детского во­ровства, не связав его напрямую с формированием строгих, даже непреложных запретов — табу. Сейчас эта задача существенно усложнилась. Как ни странно, одним из препятствий стал рационализм, вошедший сейчас в моду сильно отразившийся на принципах воспитания. Считается, что детям, даже малолетним, все надо объяснять. Мы думаем, что это заблуждение, как, впрочем, и любой «перегиб». Да, конечно, многое надо объяснять, но есть вещи, которые объяснять не стоит и даже вред­но, ибо это может расшатать «гранитные берега» основ человеческой этики. Например, как рационально объяс­нить, почему нельзя совершать убийство? Грех? А вы докажите! Кто это сказал? Бог? А вы докажите, что Он есть.

Заповеди в этом смысле иррациональны, то есть не­подвластны человеческому разуму, не находятся в поле его выбора.

«Не укради» — это заповедь. И выбора здесь нет. Нельзя — и все!

Понятно, что в нашей сегодняшней ситуации не очень: то легко воспитывать честность. И именно поэтому те­перь на это надо обращать гораздо больше внимания, чем раньше. Родители, как правило, это понимают. Они не понимают другого: как в условиях «размытых берегов» основ человеческой этики с этим справиться?

Безусловно, детское воровство — явление неприятное, «о вряд ли смертельное. Многие из вполне благополуч­ных сегодня взрослых наверняка вспомнят хотя бы один Подобный эпизод из собственного детства.

На вопрос: «Как избежать детского воровства?» не ответишь: «Возьмите ручку, записывайте рецепт». Но очевидно одно: ни запрет, ни страх наказания, ни что-то другое вовсе не уберегут ребенка. Его остановит только глубокое внутреннее чувство — стыд. Нельзя предста­вить себе: «Стыдно, но ворую», потому что стыд — это нежелание души мириться с плохим поступком или от­каз от его совершения.

— Мамочка, я сегодня учительницу обманула — ты только не говори никому!

Вот повод привить немножко стыда.

Одна мама ответит: — Да ладно! Учительница же всеравно ничего не узнает.

И девочка станет хитрой.

Другая мама закричит: — Как ты могла?! Бессовестная, бесстыжая! И девочка замкнется, усвоив: делиться с мамой опасно.

А третья мама расстроится, поговорит с доче­рью спокойно, исповедь ее выслушает. И девочка начнет многое понимать...

Из таких повседневных «мелочей», взглядов и фраз складывается постепенно у ребенка нравственная шка­ла ценностей. Если для взрослых главное — деньги, квар­тиры, дачи и для достижения этого все средства хороши, им никогда не обмануть своих детей. Они быстро поймут мамину «правду» и начнут следовать ей в собственной жизни.

Психологи единодушны во мнении, что тенденция к воровству у детей не излечивается с помощью наказа­ния. Это верно, что общество учит уважать законы, при­бегая к суровым мерам. Но так же верно, что ни одна из них не применима к ребенку дошкольного возраста. Согласно закону, он еще не способен отвечать за свои по­ступки. И родители поступят правильно, если займут такую же позицию и будут считать проявления воровства у ребенка поступком безответственным. Воровство «из­лечивается» не только внушением и оценкой поведения малыша. Важно еще так повести разговор, чтобы он за­хотел вас понять и согласился с вашим мнением.

Воровство — относительно редкое явление среди ма­леньких детей, но оно составляет проблемы хотя бы по­тому, что ребенок еще не имеет никакого понятия о соб­ственности. Он знает разницу между «иметь» и «не иметь», у него есть желания, он может испытывать за­висть, но малыш еще не настолько независим, чтобы прийти к агрессивному самоутверждению, которое ле­жит в основе воровства. Подобное стремление может воз­никнуть в том случае, если среда, в которой он растет, освобождает его от авторитета родителей и вынуждает нарушить право чьей-то собственности. Так обычно слу­чается в семьях, где живут в скученности и тесноте, где родители не интересуются детьми, бросая их на произ­вол судьбы, а у старших детей есть немало дурных при­вычек, каким и подражают малыши.

Что делают родители, когда узнают, что ребенок ворует? Прежде всего, стараются понять, ворует ли он все­рьез или невинно уходит с чужими вещами в кармане. Это разные вещи. Совершив кражу, ребенок намеренно скрывает это от других, сознавая, что сделал что-то дур­ное, нарушил право собственности. Когда же, напротив, Речь идет о невинном присвоении (хотя и заслуживаю­щем порицания), достаточно обратиться к сознанию ма­лыша и разъяснить ему общепринятые правила. А если такое разъяснение ни к чему не приведет, родители должны задуматься о причинах плохого поступка. Обычно речь идет о серьезной неудовлетворенности ребенка, о ег₀ протесте и враждебности по отношению к авторитетам и, несмотря на независимость, с которой он бросает им вызов, это свидетельствует о неспособности контролиро­вать свои порывы. Ясно, что наказание лишь поддержит в ребенке все эти чувства. В то же время, если постарать­ся ободрить его, помочь ему понять и принять общество в котором он живет, и его образ жизни, то ребенок смо­жет избавиться от чувства враждебности и развить са­моконтроль.

И все же мы должны рассматривать воровство как один из симптомов самоутверждения ребенка в жизни. Однако точно так же, как мы не упрекаем его за то, что у него поднялась температура, мы не должны наказы­вать его и за кражу. Возвратим владельцу то, что он унес, постараемся выяснить, чего ребенку недостает дома, и попытаемся сделать все возможное, чтобы дать ему то, чего ему не хватает. Очень важно, чтобы между родителями и детьми сложились добрые отношения. Только тогда удастся внушить ребенку представление об истинной порядочности и честности. Есть люди, ко­торые считают, будто у каждого бывает желание ук­расть. Возможно, именно поэтому родители так остро реагируют на такое пристрастие у своих детей,— они открыто делают то, о чем взрослые могут думать лишь тайком. Если родители признают, что между ними и детьми не такая уж большая разница, они скорее пой­мут своих детей и быстрее установят с ними ясные и простые отношения.

Жалобы на детское воровство весьма распространены. Иэто первое, что нужно объяснить родителям (А. А. Венгер 2001). Обычно они считают, что столкнулись с редким и оттого особо тяжелым отклонением в детском раз­витии. Это представление вызвано тем, что рассказывать о воровстве собственного ребенка не принято, а следова­тельно, родителям не приходилось слышать об этом от своих знакомых. Чтобы они это осознали, полезно выяс­нить у них: «А вы сами рассказали своим знакомым о том, что ваш сын ворует? Нет? Вот видите, и они вам не рассказывают».

Многие жалобы на детское воровство просто неадек­ватны. Так, если подобная жалоба относится к до­школьнику, то ее правильная формулировка должна быть следующей: «Ребенок берет вещи без спроса» (или «Берет вещи, которые ему запретили брать»). Дело в том, что под воровством принято понимать сознатель­ное нарушение соответствующей моральной нормы, тогда как дошкольники еще вообще не владеют мораль­ными нормами. Относиться к «воровству» дошкольни­ка следует так же, как и к любым другим его проступ­кам; этот проступок ничуть не более серьезен, чем любое баловство.

Чем бы ни были вызваны кражи и в каком бы возрас­те они ни совершались, родителей надо предостеречь от обвинений типа «ты вор» или «из тебя вырастет вор» и т. п. Вообще, желательно отказаться от использования слов «вор», «воровство», «кража» и использовать более Мягкие выражения: «брать чужое», «взять то, что тебе не принадлежит» и т. п. Иначе у ребенка может сложить­ся негативная самооценка, которая будет побуждать его к дальнейшим правонарушениям («Раз я все равно уже вор, то я и дальше буду воровать»).

Другой аспект поведения родителей должен быть напрев, лен на предотвращение использования украденных денег или вещей и получения от этого удовольствия. Например если ребенок вытащил у мамы из кошелька деньги и успел их потратить, то надо отменить ближайшее запланирован­ное развлечение или предполагавшуюся покупку желанной вещи: предназначенные для этого деньги уже потрачены. Если пропажа обнаружилась вовремя и деньги были возвра­щены, то отменять развлечение или покупку не нужно, дос­таточно их на некоторое время отложить.

Если дома появляются вещи неизвестного происхож­дения, которые ребенок, по его словам, «нашел», то не надо устраивать разбирательств, выясняя, не украдены ли они у кого-либо. Однако в любом случае следует зап­ретить какое бы то ни было использование таких вещей (даже если они действительно найдены). Если неизвест­но, кто владелец этой вещи и кому она должна быть воз­вращена, то родители могут забрать ее себе, выбросить или кому-нибудь подарить (но не позволять, чтобы ее дарил ребенок: это может стать для него слишком при­влекательным).

Для подростков кражи иногда служат средством полу­чения денег на наркотики. Поэтому при наличии жалобы на кражи рекомендуется в процессе обследования прове­рить, нет ли каких-либо указаний на то, что подросток употребляет наркотики (косвенными показателями слу­жат выраженная антисоциальная тематика, признаки нарушения влечений, ярко выраженные эмоциональные нарушения).

Следует затронуть еще один немаловажный момент, связанный с проблемой воровства (М. Кравцова, 2001).

Воровство — это такое явление нашей жизни, с кото­рым ребенку рано или поздно придется столкнуться, как бы взрослые ни старались оградить его от подобных не­приятностей. Либо его обсчитают в магазине, либо ста­щат что-нибудь из кармана, либо позовут в соседский сад за яблоками. И каждый родитель должен быть готов к вопросу: «Почему этого делать нельзя? Почему другие так делают — и ничего?»

Став жертвой воришек впервые, малыш может очень болезненно переживать это. Он будет считать себя вино­ватым в том, что случилось, ему будет очень неприятно, даже противно (многие обворованные люди говорили о чувстве брезгливости как основной реакции на то, что с ними произошло).

Ребенок может даже перестать доверять людям, во всех незнакомцах ему будут мерещиться воры. Он может захотеть отплатить окружающим тем же, для него это станет своеобразной местью.

Поэтому необходимо обсудить в семье проблему воров­ства, выразить свое отношение к этому, научить детей оберегать свое имущество.

Ребенка необходимо учить не только уважению чужой собственности, но и бдительности. Он должен знать, что не все люди считают чужое неприкосновенным.

Причины или соображения, которые заставляют ре­бенка воздержаться от кражи, по всей вероятности, дол­жны быть прямо противоположными тем, что побужда­ет его к ней. Воровать не будут, во-первых, те дети, у которых в достаточной степени развиты воля и нравственные представления. Во-вторых, те, кто умеет сдерживать свои желания. В-третьих, эмоционально благополучные дети.

Очень часто можно услышать мнение, что большинство людей удерживаются от правонарушений (в том числе и воровства) только из-за страха перед неизбеж­ным наказанием. Но это не единственная причина.

Учитель предложил учащимся первых и вторых классов послушать рассказ о мальчике Вите, ко­торого другой мальчик, Темка, звал воровать яб­локи у соседа (для которого продажа этих яблок была основным средством прокормить семью).

На глазах у Вити Темку жестоко наказывают, но он снова лезет в сад и опять зовет Витю с со­бой. Витя очень хочет попробовать яблок, но не решается пойти с Темкой.

Учитель спрашивал у ребят: почему Витя не идет воровать яблоки? 27% опрошенных сказали, что Витя побоялся наказания, 39% — что сочув­ствовал тому, кого собирались обворовать, 34% указали на моральные соображения (Вите стыд­но, он знает, что воровать нехорошо, и т. д.).

Результаты этого опроса показывают, что страх воз­мездия не является единственной и значимой причиной, удерживающей от совершения кражи даже семи-восьмилетних детей.

В сказке «Айболит» попугай Карудо выкрал у Бармалея ключ от темницы, чтобы спасти своих друзей. На детский взгляд — это поступок, сопряженный с риском и вызывающий восхищение. Взрослые могут понять и оправдать того, кто совершает кражу от безысходности, ради спасения своих близких (например, от голода).

Но ни обследование чужих сумок и карманов, ни попытки нажиться за чужой счет оправданы быть не мо­гут. Все это надо объяснить детям.

Но самое важное, это пример, который подают взрос­лые своим поведением. Первые и самые главные уроки нравственности ребенок получает в семье, наблюдая за поведением близких.

Очень полезно разбирать вместе с ребенком различные ситуации, связанные с нарушением или соблюдением мо­ральных норм (М. М. Кравцова, 2001). Например, на де­тей 6-7 лет сильное впечатление производит рассказ Н. Носова «Огурцы». Напомним содержание этого рассказа.

Мальчик-дошкольник своровал с колхозного поля огурцы, за компанию со своим старшим при­ятелем. Приятель, однако, огурцы домой не понес, так как опасался наказания, а отдал их все маль­чику. Мама мальчика очень рассердилась на сына и велела отнести огурцы обратно, что тот после долгих колебаний и сделал. Когда мальчик отдал огурцы сторожу и узнал, что нет ничего страш­ного в том, что один огурец он съел, ему стало очень хорошо и легко на душе. Именно на возможность исправить содеянное, на не­обходимость нести ответственность за свои поступки, на муки совести и на облегчение, испытываемое в резуль­тате улаживания проблемы, следует обращать особое внимание ребенка. Кстати, в этом же рассказе поднима­йся еще одна проблема. Когда мама велит сыну вернуть огурцы, тот отказывается, боясь, что его застрелит сторож. Мама отвечает, что пусть лучше у нее никакого сына не будет, чем сын — вор.

Такая «шоковая терапия» не всегда столь эффектив­на и довольно опасна в случае с эмоционально возбудимыми детьми. Оставляя ребенка один на один с проступ­ком, отрекаясь от него, можно только усугубить проблему вызвав вместо раскаяния и желания исправиться, отчая­ние и желание оставить все как есть или сделать еще хуже. В качестве свидетельства этого М. М. Кравцова (2001) приводит очень красочный пример.

Одноклассницы Маша, Катя и Алена рассмат­ривали магниты для доски на столе учителя. По­том они пошли играть. Через некоторое время вос­питательница продленной группы услышала, что девочки о чем-то спорят. Оказалось, что Маша и Катя увидели в руках у Алены большой магнит. Они решили, что Алена забрала этот магнит со стола учительницы.

Воспитательница попросила Алену показать магнит, та отказалась, мотивируя это тем, что это ее собственная вещь. Воспитательница на­стаивала, что если девочка не покажет магнит, значит, она его украла с учительского стола.

Маша с Катей тоже кричали, что Алена магнит украла. Девочка отказывалась показывать свой магнит, плакала. У нее началась истерика. Выру­чила ее классная руководительница, доброжела­тельным тоном успокоившая Алену и выяснившая, наконец, что магнит действительно принадлежит девочке. Свою настойчивость воспитательница объяснила нелегким характером Алены, которая вечно нарушает дисциплину, со всеми ссорится, очень упряма. Иногда даже одного разговора на эту тему достаточно чтобы зародить в ребенке комплекс неполноценности, который будет отравлять е

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: