V. Пусть человек восторжествует

 

Когда средневековый мир развалился, казалось, что западный человек устремился к окончательному исполнению своих заветных мечтаний и чаяний. Он освободился от авторитета тоталитарной церкви, от груза традиционного мышления, от географических ограничений наполовину неизвестного мира. Он открыл для себя природу и индивида. Он осознал собственную силу, осознал свою способность сделаться хозяином природы и традиционно заданных обстоятельств. Он поверил, что сумеет объединить свое новорожденное чувство силы и рациональность с духовными ценностями гуманистической традиции, пророческие идеи мира и справедливости, принесенные веком мессианства и осуществляемые в историческом процессе, и греческую теоретическую мысль. За столетия, последовавшие за Возрождением и Реформацией, он построил новую науку, постепенно высвободившую неслыханные производительные силы и полностью изменившую материальный мир. Он создал политические системы, которые, казалось бы, гарантировали свободное и продуктивное развитие индивида, он сократил рабочий день настолько, что западный человек получил возможность наслаждаться свободным временем так, как его предки и мечтать не могли.

И все же где мы находимся сегодня?

Мир разделен на два лагеря: капиталистический и коммунистический. Оба они уверены, что обладают ключами к осуществлению вековечных чаяний человечества, оба утверждают, что хотя они должны сосуществовать, их системы несовместимы.

Правы ли они? Не находятся ли оба в процессе перехода в индустриальный нео-феодализм, в промышленное общество, которое направляют и которым манипулируют большие мощные бюрократии, в общество, в котором человек превращается в хорошо накормленный развлекающийся автомат, потерявший индивидуальность, независимость и гуманность? Должны ли мы примириться с тем фактом, что мы все в большей степени способны властвовать над природой и производить товары, но должны отказаться от надежды на новый мир солидарности и справедливости, что этот идеал выродится в пустую технологическую концепцию «прогресса»?

Разве нет иной альтернативы, чем выбор между капиталистическим и коммунистическим управленческим индустриализмом? Разве не можем мы построить индустриальное общество, в котором индивид сохранил бы свою роль активного, ответственного гражданина, контролирующего обстоятельства, а не подчиняющегося им? Неужели действительно экономическое процветание и раскрытие человеческой сущности несовместимы?

Капиталистический и коммунистический лагери соревнуются не только экономически и политически, они противостоят друг другу в смертельном страхе перед атомным нападением, которое сотрет с лица земли оба, если не цивилизацию в целом. Действительно, человек создал атомную бомбу, это стало результатом одного из его величайших интеллектуальных свершений. Однако он утратил власть над собственным созданием. Бомба стала его госпожой, и сила его творения сделалась его самым опасным врагом.

Есть ли еще время свернуть с этого пути? Можем ли мы преуспеть в изменении курса и стать хозяевами положения, а не позволить обстоятельствам нами управлять? Можем ли мы преодолеть глубоко укоренившееся варварство, заставляющее нас пытаться разрешить проблемы единственным способом, которым они никогда не могут быть разрешены, – силой, насилием, убийствами? Сможем ли мы уничтожить разрыв между нашими великими интеллектуальными достижениями и своей эмоциональной и моральной отсталостью?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо более детальное исследование современного положения западного человека.

Для большинства американцев успех нашей индустриальной организации представляется несомненным и всеобъемлющим. В наиболее развитых в промышленном отношении странах новые производительные силы – пар, электричество, нефть, атомная энергия – и новые формы организации труда – централизованное планирование, бюрократизация, усиление разделения функций, автоматизация – создали материальное богатство, уничтожили крайнюю бедность, в которой большинство населения жило еще столетие назад.

За последние сто лет рабочая неделя сократилась с семидесяти до сорока часов; увеличивающаяся автоматизация делает рабочий день все более коротким, предоставляя человеку неслыханно много свободного времени. Среднее образование получает каждый ребенок, а высшее – все бо́льшая часть населения. Кино, радио, телевидение, спорт и увлечения заполняют долгие часы, которые теперь человек имеет для отдыха.

Действительно, представляется, что впервые в истории огромное большинство – а скоро и все поголовно – в западном мире будут в первую очередь озабочены тем, чтобы жить, а не бороться за получение материальных средств к существованию. Представляется, что самые заветные мечты наших предков близки к осуществлению, что западный мир нашел ответ на вопрос о том, «что такое хорошая жизнь».

В то время как большинство жителей Северной Америки и Западной Европы все еще разделяют такой взгляд, растет число вдумчивых и восприимчивых людей, которые видят недостатки этой привлекательной картины. В первую очередь они замечают, что даже в самой богатой стране мира, США, пятая часть населения не участвует в хорошей жизни большинства, что большое число наших сограждан не достигают того стандарта материального благосостояния, который является основой достойного человеческого существования. Более того, они осознают, что более двух третей человечества, на протяжении столетий бывшие объектом западного колониализма, имеют уровень жизни, в десять-двадцать раз более низкий, чем наш собственный, а их ожидаемая продолжительность жизни вдвое меньше, чем у среднего американца.

Их поражают иррациональные противоречия нашей системы. В то время как миллионы наших соотечественников и сотни миллионов людей за границей не имеют достаточного пропитания, мы ограничиваем сельскохозяйственное производство и к тому же тратим сотни миллионов каждый год на хранение излишков. Мы обладаем изобилием, но не имеем радости жизни. Мы более богаты, но менее свободны. Мы больше потребляем, но мы – пустышки. У нас все больше атомного оружия, но мы все более беззащитны. Мы более образованы, но все меньше способны на критические суждения и убеждения. У нас процветает религия, но мы все больше становимся материалистами. Мы говорим об американских традициях, являющихся духовными традициями радикального гуманизма, но мы обвиняем в «антиамериканизме» тех, кто хочет применять эти традиции в современном обществе.

Однако даже если мы утешаем себя, как это делают многие, тем, что лишь несколько поколений отделяют Запад, а в будущем и весь мир от экономического изобилия, остается вопрос: что станет с человеком и куда он пойдет, если мы продолжим двигаться по дороге, избранной нашей индустриальной системой?

Чтобы понять, как те элементы, благодаря которым наша система преуспела в разрешении некоторых экономических проблем, ведут ко все возрастающей неспособности разрешать человеческие проблемы, необходимо изучить особенности, характеризующие капитализм XX столетия.

Концентрация капитала ведет к формированию гигантских предприятий, управляемых иерархически организованными бюрократиями. Огромные массы рабочих трудятся совместно, будучи частью необъятной производственной машины, которая, чтобы работать вообще, должна работать гладко, без трения, без перерывов. Промышленный рабочий и клерк становятся винтиками этой машины, их функции и действия определяются всей структурой организации, в которой они трудятся. На больших предприятиях легальное владение средствами производства отделено от управления и потеряло важность. Большие производства управляются бюрократическим руководством, которое формально им не владеет, но владеет социально. Эти управленцы не обладают качествами прежних собственников – личной инициативой, смелостью, готовностью рисковать; им свойственны качества бюрократа: отсутствие индивидуальности, безличность, осторожность, отсутствие воображения. Они управляют людьми и предметами и обращаются с людьми, как с предметами. Управленческий класс, хотя и не владеет предприятием легально, фактически его контролирует; он на самом деле не несет ответственности ни перед акционерами, ни перед работниками. На практике наиболее важные отрасли производства находятся в руках больших корпораций, которые управляются своими высшими служащими. Огромные корпорации, контролирующие экономику и в значительной степени политику страны, осуществляют нечто прямо противоположное демократическому процессу: они представляют собой силу, не подконтрольную тем, кем она управляет.

Помимо промышленной бюрократии, огромное большинство населения управляется и другими бюрократиями. В первую очередь это правительственная бюрократия (включая вооруженные силы), которая в той или иной форме влияет и направляет жизнь многих миллионов. Промышленная, военная и правительственная бюрократии все больше переплетаются между собой, и в своей деятельности, и в отношении персонала. С развитием все более крупных предприятий профсоюзы также превратились в большие бюрократические механизмы, в которых отдельный член почти не имеет права голоса. Многие профсоюзные лидеры стали управленцами-бюрократами, подобно промышленному руководству.

Как и следует из самой природы бюрократического управления, все эти бюрократии не имеют планов и видения будущего. Когда человек превращается в вещь, им и управляют, как вещью; управленцы сами превращаются в вещи, а вещи не имеют ни воли, ни видения, ни планов.

При бюрократическом управлении людьми демократический процесс вырождается в ритуал. Касается ли это собрания акционеров большой компании, политических выборов или собрания профсоюза, индивид утратил почти всякое влияние на принятие решений и лишен возможности активно в нем участвовать. В политической сфере в особенности выборы все более и более сводятся к плебисциту, когда избиратель может высказать предпочтение одному из двух списков профессиональных политиков, и лучшее, что может быть сказано о такой системе, – это что гражданином управляют с его согласия. Однако средства получения такого согласия – внушение и манипулирование; самые фундаментальные решения, определяющие внешнюю политику – мир или войну, – принимаются маленькими группами, едва ли известными среднему избирателю.

Политические идеи демократии, какими их создавали отцы-основатели Соединенных Штатов, не были чисто политическими. Они основывались на духовной традиции, унаследованной нами от пророческого мессианства, из евангелий, из гуманизма философов века Просвещения. Все эти идеи и движения сосредоточивались вокруг одной надежды: что человек в ходе истории сможет освободиться от нищеты, невежества и несправедливости и создать общество гармонии, мира и согласия между людьми и человеком и природой. Представление о том, что история имеет цель, и вера в совершенствование человека в историческом процессе были самыми характерными элементами западной мысли. Они – эта та почва, на которой выросла американская традиция и из которой она черпает силу и жизнеспособность. Что же случилось с идеей совершенствования человека и общества? Она выродилась в плоскую концепцию «прогресса», в стремление ко все большему и большему производству вещей вместо того, чтобы вести к рождению обладающего жизненной силой и продуктивного человека. Сегодня наши политические концепции утратили свои духовные корни. Они стали вопросом удобства, оцениваемыми по тому критерию, способствуют ли они достижению более высокого уровня жизни и более эффективному политическому администрированию. Лишившись корней в сердцах и желаниях людей, они превратились в пустую скорлупу, которую можно выбросить, если этого потребует удобство.

Индивидом управляют и манипулируют не только в сфере производства, но также в сфере потребления, в которой предположительно человек выражает свой свободный выбор. Касается ли это пищи, одежды, напитков, сигарет, кинофильмов, телепрограмм, действует мощный аппарат внушения, преследующий две цели: постоянно увеличивать жажду новых объектов потребления и направлять эту жажду по каналам, приносящим наибольший доход промышленности. Сам размер инвестиций в производство потребительских товаров и конкуренция между немногочисленными гигантскими компаниями не позволяют оставлять потребление на волю случая, так же как не позволяют предоставлять потребителю свободный выбор в том, что и в каком количестве он хочет приобретать. Его аппетит следует постоянно возбуждать, вкусами манипулировать и делать их предсказуемыми. Человек превращается в «потребителя», вечного сосунка, у которого единственное желание: потреблять все больше и все «лучшие» предметы.

Хотя наша система обогатила человека материально, она сделала его нищим в человеческом смысле. Невзирая на всю пропаганду западной веры в Бога, на весь идеализм, на озабоченность духовностью, наша система создала материалистическую культуру и материалистического человека. В рабочие часы индивидом управляют как частью производственной команды. В свободное время им манипулируют, превращая в совершенного потребителя, который любит то, что ему велят любить, но при этом сохраняет иллюзию следования собственным вкусам. Постоянно обрушиваются на него призывы и предложения, постоянно звучащие голоса лишают последних крох реализма, которые у него еще остаются. Начиная с детства, человека поощряют не иметь истинных убеждений. Он редко встречается с критической мыслью, с настоящими чувствами, и поэтому только согласие с другими может спасти его от непереносимого одиночества и потерянности. Индивид не ощущает себя активным носителем собственной силы и внутреннего богатства; он обнищавшая «вещь», зависимая от внешних сил, в которые он переносит свою жизненную субстанцию. Человек отчуждается от себя и склоняется перед созданиями собственных рук. Он склоняется перед собственными произведениями, перед государством и перед лидерами, которых сам же и создал. Его собственные действия становятся для него чуждой силой, противостоящей ему, вместо того чтобы подчиняться. Более чем когда-либо в истории, консолидация нашей собственной продукции в объективную силу, вышедшую из-под нашего контроля, пренебрегающую нашими ожиданиями, уничтожающую наши расчеты, стала одним из главных факторов, определяющих наше развитие. Товары, машины, государство стали идолами современного человека, и эти боги в отчужденной форме представляют его жизненные силы.

Несомненно, Маркс был прав, утверждая, что «место всех физических и психических чувств занято их самоотчуждением, чувством владения. Частная собственность сделала нас такими глупыми и бессильными, что вещи становятся нашими, только если мы ими владеем, то есть если они существуют для нас как капитал и принадлежат нам, поедаются нами, выпиваются нами; другими словами, нами используются. Мы бедны, несмотря на все наше богатство, потому что имеем много, но сами мы малы».

В результате средний человек чувствует себя неуверенным, одиноким, угнетенным, страдает от отсутствия радости посреди изобилия. Жизнь не имеет для него смысла; он смутно сознает, что значение жизни не может заключаться в том, чтобы быть всего лишь «потребителем». Он не смог бы вынести безрадостной и бессмысленной жизни, если бы система не предлагала ему бесчисленные пути бегства – от телевидения до транквилизаторов, позволяющие забыть, что он теряет все больше и больше из ценностей жизни. Несмотря на все утверждения обратного, мы быстро приближаемся к обществу, управляемому бюрократами, заботящимися о том, чтобы человек был сыт, лишен забот, обесчеловечен и подавлен. Мы создаем машины, которые подобны людям, и людей, подобных машинам. То, что было величайшим упреком социализму пятьдесят лет назад – что он приведет к унификации, бюрократизации, централизации, бездушному материализму – стало реальностью сегодняшнего капитализма. Мы говорим о свободе и демократии, однако все больше людей боится ответственности, которую несет свобода, и предпочитает рабство хорошо накормленного робота; люди не верят в демократию и счастливы предоставить принятие решений политическим экспертам.

Мы создали разветвленную систему коммуникаций при помощи радио, телевидения и газет. Однако люди получают дезинформацию и промывку мозгов вместо знаний о политической и социальной реальности. Степень унификации наших мнений и идей можно было бы с легкостью объяснить как результат политического давления и запугивания. Факт заключается в том, что все «добровольно» соглашаются с властью, несмотря на то, что наша система основана на праве каждого на несогласие и на стремлении к разнообразию идей.

Демагогия стала правилом в странах свободного предпринимательства, как и среди их оппонентов. Первые называют диктатуру «любовью к свободе», если речь идет о политических союзниках, последние – «народной демократией». О возможности того, что пятьдесят миллионов американцев погибнут в случае атомной атаки, говорят как о «военных потерях», а о победе в такой войне – как о «решении проблемы», хотя любому разумному человеку ясно, что ничья победа при атомном холокосте невозможна.

Образование, от начального до высшего, достигло своего пика. Люди делаются более образованными, однако они менее разумны, все реже обладают собственным мнением и убеждениями. В лучшем случае повышается их интеллект, но разумность, то есть способность проникать глубже поверхности и постигать движущие силы индивидуальной и общественной жизни, все больше обедняется. Происходит все больший раскол между мышлением и чувством, и самый факт того, что люди терпят угрозу атомной войны, нависшую над человечеством, показывает, что современный человек достиг точки, в которой его разумность должна быть подвергнута сомнению.

Человек, вместо того чтобы быть хозяином созданных им машин, стал их слугой. Однако человек не создан быть вещью, и при всем удовлетворении, которое приносит потребление, жизненные силы человека не могут до бесконечности оставаться в подчинении. Перед нами стоит единственный выбор: снова стать хозяевами машин, сделать производство средством, а не целью, использовать его для раскрытия возможностей человека; иначе подавленная жизненная энергия проявится в хаотичных и деструктивных формах. Человек предпочтет уничтожить жизнь, чем умереть от скуки.

Можем ли мы возложить ответственность за такую социальную и экономическую организацию на человека? Как было указано выше, наша индустриальная система, ее способ производства и потребления, отношения между человеческими существами, которых она растит, создают именно ту человеческую ситуацию, которая мной описана. Так происходит не потому, что система этого хочет, не из-за злых намерений индивидов, но в силу того факта, что характер среднего человека формируется жизненной практикой, которая определяется структурой общества.

Нет сомнения: та форма, которую капитализм принял в XX веке, очень отличается от имевшего место в XIX столетии – настолько отличается, что даже возникает сомнение: можно ли применять к обеим системам один и тот же термин. Огромная концентрация капитала в гигантских корпорациях, все возрастающее отделение управленцев от собственников, существование могущественных профсоюзов, государственные субсидии сельскому хозяйству и некоторым отраслям промышленности, элементы «государства всеобщего благосостояния», контроль над ценами, управляемый рынок и многие другие особенности радикально отличают капитализм XX века от капитализма века XIX. Однако какую бы терминологию мы ни выбрали, некоторые основополагающие элементы остаются общими для старого и нового капитализма: лучшие результаты приносят не принципы солидарности и любви, а индивидуалистические, эгоистические действия; вера в то, что жизнь общества должен регулировать безличный механизм, рынок, а не воля, видение и планирование людей. Капитализм ставит вещи (капитал) выше жизни (труда). Власть рождается из обладания, а не из активности. Современный капитализм создает дополнительные препятствия для полного раскрытия человека. Ему нужны беспрепятственно работающие команды из исполнителей и из потребителей; они нужны ему потому, что большие предприятия, возглавляемые бюрократиями, требуют именно такого вида организации и подходящего для нее «организационного человека». Наша система должна создавать людей, которые удовлетворяют ее потребностям; она должна создавать людей, которые способны успешно взаимодействовать в большом коллективе, людей, желающих потреблять все больше и больше, людей, вкусы которых стандартизированы и потому их легко предвидеть и на них воздействовать. Система нуждается в людях, которые чувствуют себя свободными и независимыми, не подчиняющимися какому-то авторитету или принципу совести, но тем не менее готовы делать то, что от них ожидается, без трения становиться составными частями социальной машины; система нуждается в людях, которыми можно руководить без насилия, которых можно вести без лидеров, перед которыми можно не ставить никакой цели, кроме как вести упорядоченный образ жизни, пошевеливаться, не останавливаться. Производство направляется принципом: вложение капитала должно приносить прибыль; то, что производится, определяется вовсе не реальными потребностями людей. Поскольку все, от радио и телевидения до книг и лекарств, починяется принципу прибыли, людьми манипулируют, заставляя потреблять то, что часто вредоносно для духа, а иногда и для тела.

Неспособность нашего общества удовлетворить желания человека, коренящиеся в наших духовных традициях, приводит к явным следствиям в отношении двух самых жгучих проблем нашего времени: сохранения мира и устранения дисбаланса между богатством Запада и нищетой двух третей человечества.

Отчужденность современного человека и все ее последствия делают трудным разрешение этих проблем. Из-за того, что человек поклоняется вещам и утратил благоговение перед жизнью, как своей, так и жизнью других людей, он лишен не только моральных принципов, но и способности рационально мыслить в интересах собственного выживания. Ясно, что ядерные вооружения могут привести ко всеобщему уничтожению, и даже если атомную войну удастся предотвратить, противостояние создает климат страха и подозрений, тот самый климат, в котором не могут выжить свобода и демократия. Ясно, что экономический разрыв между богатыми и бедными странами приведет к разрушительным взрывам и возникновению диктатур, – однако не предлагается ничего, кроме равнодушных, а потому бесплодных попыток разрешить эти проблемы. Действительно, похоже на то, что мы вознамерились доказать утверждение: боги лишают разума того, кого хотят погубить.

Такова история достижений капитализма. Что можно сказать про социализм? К чему он стремился и чего достиг в тех странах, в которых получил шанс реализоваться?

Социализм XIX века, и в той форме, как его представлял себе Маркс, и в многочисленных иных формах, стремился создать материальный базис для достойного человеческого существования всех и каждого. Он хотел, чтобы труд правил капиталом, а не капитал – трудом. Для социалистов труд и капитал были не просто двумя экономическими категориями; они олицетворяли два принципа: капитал основывался на принципе накопления вещей, владения, а труд – на принципе жизни и человеческой силы, бытия и становления. Социалисты обнаружили, что при капитализме жизнь направляют вещи, что владение выше бытия, что прошлое управляет настоящим, – и захотели сделать соотношение обратным. Целью социализма было освобождение человека, его возврат к состоянию неотстраненного, неизувеченного индивида, вступающего в новые, богатые, спонтанные связи с другими людьми и с природой. Целью социализма было избавление человека от сковывающих его цепей, фикций и иллюзий, превращение его в существо, способное творчески использовать свои силы, чувства и разум. Социализм хотел, чтобы человек стал независимым, то есть научился стоять на собственных ногах; считалось, что он на это способен, только если, по словам Маркса, «он сам хозяин своего существования, если он подтверждает свою индивидуальность цельного человека во всех своих связях с миром – видит, слышит, обоняет, ощущает, мыслит, желает, любит, – короче, если выражает все составные части своей индивидуальности». Целью социализма был союз человека с человеком и человека с природой.

В противоположность часто употребляемому клише, согласно которому Маркс и другие социалисты учили, будто наиболее фундаментальным стремлением человека является желание максимальной материальной выгоды, социалисты полагали, что именно структура капиталистического общества делает материальный интерес глубочайшим мотивом, а социализм позволит утвердиться нематериальным мотивам и освободит человека от служения материальным интересам. (Печальным свидетельством человеческой непоследовательности является обвинение социализма в его будто бы имеющем место «материализме» и одновременное утверждение, что лишь «мотив прибыли» может заставить человека работать как можно лучше).

Целью социализма была индивидуальность, а не единообразие, освобождение от экономических уз, а не подчинение жизни материальному успеху, ощущение полной солидарности со всеми людьми, а не манипулирование и доминирование одного человека над другим. Принцип социализма гласил, что каждый человек самодостаточен и никогда не должен быть средством достижения цели другого человека. Социализм желал создать общество, в котором каждый гражданин активно и ответственно участвовал бы в принятии всех решений, в котором гражданин мог бы делать это, потому что был бы личностью, а не вещью, потому что имел бы убеждения, а не искусственно созданное мнение.

Для социализма порок не только нищета, но и богатство. Материальная бедность лишает человека основы по-человечески богатой жизни. Материальное богатство, как и власть, человека развращает. Оно разрушает чувство пропорции и ограничений, неотделимых от человеческого существования, порождает нереалистическое и почти безумное ощущение «неравенства» индивида, заставляя его чувствовать себя неподвластным тем же основополагающим условиям жизни, которым подчиняются другие люди. Социализм желает, чтобы материальный комфорт использовался для достижения истинных целей жизни; он отвергает индивидуальное богатство как опасность для общества и для индивида. Именно этим принципом определяется его противостояние капитализму. Сама логика капитализма предполагает стремление ко все большему материальному богатству, в то время как цель социализма – постоянно растущая человеческая продуктивность, живость, счастье, а материальный комфорт ценен только в той мере, в какой он способствует достижению этих человеческих целей.

Социализм надеялся на постепенное отмирание государства, так что управлять будет нужно только вещами, а не людьми. Его целью было бесклассовое общество, в котором индивиду вернутся свобода и инициатива. В XIX веке и до начала первой мировой войны социализм был наиболее значительным гуманистическим и духовным движением в Европе и в Америке.

Что же произошло с социализмом?

Он покорился духу капитализма, на смену которому хотел прийти. Вместо того чтобы видеть в нем движение за освобождение человека, многие и сторонники, и противники социализма стали видеть в нем исключительно движение за улучшение экономического положения рабочего класса. Гуманистические цели социализма были забыты или стали признаваться лишь на словах, а на деле, как и при капитализме, весь упор делался на достижение экономической выгоды. Как идеалы демократии утратили свои духовные корни, так и социализм лишился своей самой глубокой основы – пророчески-мессианской веры в мир, справедливость, братство людей.

Так социализм превратился в средство завоевания рабочими своего места внутри капиталистической структуры вместо того, чтобы вести за ее пределы; вместо того, чтобы изменить капитализм, социализм был поглощен его духом. Упадок социалистического движения стал полным, когда в 1914 году его вожди отказались от интернациональной солидарности и предпочли экономические и военные интересы собственных стран интернационализму и миру, записанным в их программе.

Неправильное понимание социализма как чисто экономического движения и национализации средств производства как его основной цели стали свойственны и правому, и левому крылу социалистического движения. Реформисты – вожди социалистического движения в Европе – стали видеть свою главную задачу в повышении экономического статуса рабочих в капиталистической системе, а в национализации некоторых крупных предприятий – наиболее радикальное средство для этого. Только недавно многие поняли, что национализация предприятия сама по себе не есть реализация социализма, а управление гласно избранной бюрократии по сути не отличается для рабочих от управления бюрократией, назначенной собственником.

Вожди коммунистической партии Советского Союза понимали социализм тоже в чисто экономическом смысле. Однако живя в стране, гораздо менее развитой, чем страны Западной Европы, и не имеющей демократических традиций, они использовали террор и диктатуру для быстрого накопления капитала, которое в Западной Европе произошло в XIX веке. Они создали новую форму государственного капитализма, который оказался экономически успешным, но разрушительным в человеческом смысле. Они построили бюрократически управляемое общество, в котором классовые различия – как в экономическом отношении, так и в смысле управления другими – глубже и жестче, чем в любом современном капиталистическом государстве. Они называют свою систему социалистической, потому что национализировали всю экономику, в то время как в действительности их система полностью отрицает все, чего добивается социализм, – утверждение индивидуальности, полное развитие человека. Чтобы добиться поддержки масс, которые должны были приносить тяжелейшие жертвы ради быстрого накопления капитала, они использовали социалистическую идеологию в соединении с националистической; это принесло им неохотное содействие тех, кем они управляли.

До сих пор система свободного предпринимательства превосходит коммунистическую систему, потому что сохраняет одно из главных достижений современного человека – политическую свободу в сочетании с уважением к достоинству индивида, что связывает нас с фундаментальной духовной традицией гуманизма. Это дает возможность существовать критике и предложениям по конструктивным социальным переменам, которые практически невозможны в полицейском советском государстве. Следует ожидать, впрочем, что когда страны советского блока достигнут того же уровня экономического развития, что и Европа и Соединенные Штаты, то есть когда они смогут удовлетворить потребность комфортабельной жизни, им больше не потребуется террор, но они смогут использовать те же методы манипуляции, которые используются на Западе: внушение и принуждение. Такое развитие приведет к конвергенции капитализма XX века и коммунизма XX века. Обе системы основываются на индустриализации, их цель – постоянно растущая экономическая эффективность и богатство. Это – общества, управляемые классом менеджеров и профессиональных политиков. Они оба являются полностью материалистическими, несмотря на заверения в приверженности христианской идеологии на Западе и светскому мессианизму на Востоке. Они организуют массы в централизованную систему, в большие предприятия, в массовые политические партии. В обеих системах, если они будут придерживаться того же курса, человек из масс – отчужденный, хорошо накормленный, хорошо одетый, имеющий всевозможные развлечения автомат, управляемый бюрократами, так же не имеющими цели, как и он сам, – заменит творческого, думающего, чувствующего человека. На первое место выйдут вещи, а человек будет мертв; говоря о свободе и индивидуальности, он не будет представлять собой ничего.

Так где же мы находимся сегодня?

Капитализм и вульгарный, искаженный социализм довели человека до точки, в которой он подвергается опасности сделаться обесчеловеченным автоматом, потерять разум и оказаться на грани самоуничтожения. Только полное осознание своего положения и грозящих опасностей, новый взгляд на жизнь, осуществление целей человеческой свободы, достоинства, творчества, разума, справедливости и солидарности могут спасти нас от почти неизбежного вырождения, потери свободы, уничтожения. Нас не заставляют выбирать между управленческой системой свободного предпринимательства и управленческой коммунистической системой. Существует третья традиция – традиция демократического гуманистического социализма, которая, основываясь на исходных принципах социализма, предлагает нам видение нового, истинно человеческого общества.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: