Общее и первичное определение философии.

Именно поэтому я предварю определение философии рядом оговорок и замечаний. Здесь необходимо выделить два аспекта. Первый аспект – временной, исторический.

Философия возникла две с половиной тысячи лет тому назад, в VII - VI веках до нашей эры, в Древней Греции.[96] Здесь она существовала как всеобъемлющее знание, включающее в себя все науки. Фактически, быть философом значило быть ученым, а быть ученым означало быть философом. Лишь история и, отчасти, медицина стояли особняком. Таким образом, философия являлась всеобъемлющей классической системой знания о мире и человеке. Дисциплины, которые сегодня существуют в виде самостоятельных частных наук, в то время являлись разделами философии. Наилучший пример тому – система Аристотеля. У Аристотеля физика, биология, психология, математика, астрономия, метеорология, политология, социология и другие дисциплины оказываются разделами философии.

Это положение вещей сохранилось и в Средние века, и в Новое время. Еще в конце XVII века Ньютон дает своему трактату, в котором он излагает основы механики, название - «Математические начала натуральной философии». Это указывает на то, что первый истинный физик мыслил себя ученым, занимающимся одним из разделов философии – натуральной философией, или философией природы.

Положение вещей начинает меняться в Новое время. В XVI – XVII вв. в Европе происходит так называемая «научная революция Нового времени». Эта революция порождает новый тип науки. Это наука современного типа. Она базируется на эксперименте и чрезвычайно развитых формальных методах, первым и наиважнейшим из которых является математика. Сочетание экспериментального метода и математики дало основу для строгого, эмпирического доказательства научных суждений. В итоге, на этой основе происходит расцвет частных научных дисциплин. Богатство содержания, изощренность методов и обособление предмета этих частных наук порождают необходимость их дисциплинарного обособления от философии. Этот процесс свершается не сразу. Он занимает пару столетий. Но, в итоге, в XIX веке возникает современная система знания. Она представляет собой многоуровневую пирамиду частных наук, обладающих собственным предметом и собственной методологией, и совершенно независимых от философии. В этой системе философия превращается из «царицы наук», включающей в себя все остальные науки, в одну из научных дисциплин. Более того, философия оказывается в положении короля Лира, который раздал все свои владения и остался нищим и бездомным. В итоге, современная философия как наука претерпевает постоянные нападки со стороны представителей частных научных дисциплин. Суть этих нападок – обвинение философии в иллюзорном умозрении, пустопорожней болтовне и затемнении очевидных вещей. Атакующие часто предлагают просто упразднить философию и изгнать из частных наук какие-либо философские положения.

Такие нападки являются, безусловно, крайностью. Не раз было замечено, что философские положения составляют неотъемлемую часть любой фундаментальной научной теории. Люди, которые пытаются ликвидировать философию, в итоге, оказываются в крайне нелепом положении – упразднив философию, они невольно продолжают философствовать и делают это крайне плохо, поскольку не признаются ни себе, ни другим в том, что они этим занимаются. Вместо философии, имеющей ряд недостатков, они получают философию значительно худшего толка.

Классическая система знания основывалась на следующих положениях. Во-первых, существуют определенные абстрактные философские принципы, которые проводятся от начала до конца всей совокупности знания, что и образует в итоге всеохватывающую систему. Во-вторых, все научные теории являются конкретизацией общих философских принципов, так, что каждый объект, обладающий качественной спецификой, требует особого раздела философии: природа – философии природы, общество – философии истории, философии права, социальной философии, искусство – философии искусства, мораль – этики, религия – философии религии и т. д. Современная наука исходит из иного принципа: каждый объект, обладающий качественной спецификой, требует отдельной, частнонаучной дисциплины. Соответственно, оказавшись в новой ситуации, философия принуждена пересматривать свои притязания, свои методы и свои положения. Лишившись прежнего предмета знания – его растащили частные научные дисциплины, - она в течение двух последних столетий отчаянно пытается определить свой собственный предмет так, чтобы он не пересекался с предметами других дисциплин. Это тем более необходимо, поскольку философское знание сегодня явно проигрывает в строгости и точности знанию частных наук.

Из этого краткого исторического обзора видно, что определение того, чем является философия и каков ее предмет не может игнорировать свершившуюся научную революцию. Предлагая определение философии, мы должны указать - какую именно философию мы имеем ввиду. Если речь идет о философии, существовавшей до XIX века, то у нас будет одно определение, если же – о философии современной, то – другое.

Кроме «исторического» аспекта есть еще и «методологический» аспект. Дело в том, что человек познает мир различными способами. Существует научное знание, но мир познается человеком и посредством искусства, религии, магии и т.д. Каждый из этих способов представляет собой самостоятельную гносеологическую систему, то есть, самостоятельную систему методов и способов познания мира. Поясню:

Каждый раз, когда мы делаем суждение о чём-то, мы реализуем не только своё знание об этом предмете, но и те принципы, на основании которых мы получили это знание. Если я сообщу сидящим на лекции студентам, что в моём портфеле лежит том Аристотеля, и вслед за этим, извлеку его на всеобщее обозрение, то ни они, ни я особенно этому не удивимся. Я не удивлюсь потому, что сам положил его туда. Они не удивятся потому, что столкнулись с рядовым, «естественным» явлением.

Значительно большее удивление вызовет у студентов предсказание кем-либо из присутствующих событий, которые произойдут со мной на следующий день. Кто-то посмеётся над этой попыткой, кто-то отнесётся серьёзно - я, во всяком случае, отнесусь к ней с интересом. И если предсказание сбудется, то перед нами возникнет очень серьёзная проблема: как интерпретировать, как истолковать этот факт? Тот, кто смеялся над предсказанием, скорее всего, объяснит его совпадением. Я же просто констатирую, что мы имеем дело с иным, вненаучным способом познания. Констатирую, конечно, не сразу. Как ученый я постараюсь найти естественное объяснение такому предсказанию. Но если у меня это не получится, то я отложу этот феномен на «отдельную полку» и предположу, что здесь мы столкнулись с иным, вненаучным способом познания[97].

Этот простейший пример показывает нам, что можно говорить о различных способах получения знания. В первом случае, мы опираемся на данные нашего опыта и пользуемся логикой. Во втором случае, имеет место некоторое внутреннее видение. В первом случае критерием истинности являются некоторые очевидности нашего чувственного восприятия - мы видим, слышим, осязаем окружающие нас предметы, и потому знаем, что они существуют и что с ними происходит. Во втором случае также есть критерий истинности - особое состояние сознания, при котором приходит видение, и, если хотите, та же очевидность приходящих видений.

Итак, в обоих случаях мы имеем дело с некоторым предсказанием будущего события, но способы получения этого знания различны.

На уровне повседневного мышления мы можем не задумываться обо всех этих тонкостях. Но мы находимся сейчас в сфере философского мышления, и потому должны отдавать отчёт в том, каким способом получено знание. Знание способа необходимо для определения истинности или ложности суждения. Вы сами неосознанно пользуетесь этим правилом в повседневной жизни: когда кто-то делает утверждение о неком предмете или событии, вы часто спрашиваете его, на каком основании он делает это утверждение, либо подразумеваете этот вопрос. В случае с томиком Аристотеля, лежащем в моем портфеле, студенты мгновенно, а потому и незаметно для себя, констатируют, что портфель - мой, и, следовательно, вполне вероятно, что я сам положил его туда. Если же после этого они увидят, как я вынимаю книгу из портфеля, то их сомнения в истинности моего утверждения полностью развеются - я проделал простейшую процедуру доказательства.

Я привёл достаточно простой пример с достаточно простыми предметами. Если же предметы сложны, то усложняются и процедуры получения знания о них. Но и в том, и в другом случае в основе этих процедур лежат определённые принципы - например, принцип фактической и логической проверки утверждения. Эти принципы составляют определённые системы видения мира (гносеологические системы) - наука, религия, магия, искусство и т.д. В зависимости от того, какими принципами познания пользуется философия, и определяется её характер.

В этом месте меня неизбежно атакуют полчища знатоков и мудрецов. Ученые заявят мне, что существует лишь одна гносеологическая система – наука. Все остальные системы есть иллюзия и подделка, ведущие по пути заблуждения. Мне трудно будет защищаться от этих атак, поскольку я и сам, как ученый, склонен к этой позиции. С других же сторон меня атакуют люди, которые будут утверждать, что наука – это ограниченное и иллюзорное знание, которое жалким образом пытается затемнить Истину. А вот Истина у каждого подступающего легиона будет своя. У одних это будет истина религии, у других – искусства, у третьих – магии, у четвертых – жизни, у пятых…впрочем, не буду перечислять, ибо страниц моей книги не хватит для этого перечисления.

Мне не хотелось бы втягиваться в этот спор, поскольку я твердо знаю, что в обозримой исторической перспективе этот спор окажется бесконечным. В молодости я был убежденным сторонником научного знания и считал все остальные гносеологические системы древними мифами, которые почему-то все еще живы. Но после того как я попытался найти абсолютное и окончательное обоснование научной гносеологической системе и не смог этого сделать, столкнувшись с рядом непреодолимых гносеологических парадоксов, я оставил эти попытки и признал, что все гносеологические системы несоизмеримы. Не существует такой позиции, которая бы позволила нам абсолютно точно взвесить и измерить каждую из систем и признать или не признать ее истинность. Остается лишь выбрать сообразно склонностям ту из них, которая представляется нам более истинной.

Эта умеренность в вопросах гносеологии заставляет меня пренебречь «партийными» интересами той или иной гносеологической группы и попытаться рассмотреть ситуацию в целом - так, как она существует и, скорее всего, будет существовать в обозримой исторической перспективе. Такое целостное рассмотрение обнаруживает, что существуют различные подходы к познанию мира, существуют различные методологии. Философия – это очень чуткая духовная система. Она постоянно пытается вобрать в себя все виды методологии. В итоге, мы получаем различные виды философии: религиозную философию, научную философию, философию как вид искусства, мистическую философию, магическую философию и т.д.

Такое разнообразие видов философии чрезвычайно раздражает умы ограниченные и прямолинейные. А такими умами обладает большинство людей, в том числе, и большинство философов. Последние распадаются на множество партий, каждая из которых выставляет в качестве единственно истинной философии свою философию. Во время моего обучения на философском факультете, представители этого факультета распадались на две больших партии – сциентистов и антисциентистов. Сциентисты твердили, что философия является наукой и только наукой. Антисциентисты утверждали, что философия наукой быть не может и никогда ею не была. Относительно того, чем же она тогда является, мнения у антисциентистов расходились, но многие предочитали определение: философия – это образ жизни.

В тот момент, когда я обнаружил парадоксы гносеологических систем [98] и понял, что они непреодолимы, я пришел к выводу, что, единственно разумной позицией оказывается позиция умеренности. Такая позиция предполагает, что несоизмеримые гносеологические системы и дальше будут существовать параллельно друг другу. И существование это есть данность, которую следует принять. Преисполненный надежд на похвалу и восхищение я обратился к враждующим партиям с предложением прекратить бессмысленный спор, признать право друг друга на существование и мирно разойтись по своим философским квартирам. Пусть каждый реализует тот вид философии, который представляется ему истинным. Главное – избежать эклектики, хаотического смешения несмешиваемого. Позиция умеренности предполагает, что мы чутко осознаем специфику каждого вида философии и не замутняем его инородными примесями. Для себя я выбрал позицию умеренного сциентизма. Суть этой позиции состоит в том, что я ориентируюсь на научное познание, но помню, что не могу доказать его абсолютную истинность и абсолютную ложность других видов познания. Кроме того, эта позиция позволяет мне с чистой совестью практиковать в области иных гносеологических систем. Я просто оставляю позицию ученого и принимаю те «правила игры», которые в тех системах существуют. Я могу быть ученым, но, при этом, могу быть и, например, экзистенциальным философом. Главное – не пытаться смешивать выводы, полученные мной как ученым с выводами, сформулированными в рамках экзистенциальной философии.

Похвалы и восхищения от коллег я так и не дождался. И, кстати, хорошо, что не дождался, поскольку это разочарование сделало меня боле реалистичным и более опытным. Но в тот момент я был крайне изумлен той яростной атаке, которой подвергся со стороны обеих партий. Антисциентисты были неудовлетворенны тем, что я не признал их правоты, и многие из них говорили мне, что я не дорос до понимания их истины. Мои же товарищи сциентисты яростно обвинили меня в ренегатстве и нестойкости перед интеллектуальными происками различных «магов» и «волхвов». Каждый остался при своем. Они предпочли ясной и умеренной позиции позицию крайности и вражды.

Я подозреваю, что это произошло от того, что моя позиция предполагает достаточно гибкое и объемное «стереомышление». Большинство же по природе своей склонно к идеям простым и прямолинейным.

Этим рассказом я хотел проиллюстрировать, сколь яростная полемика разнимает представителей различных видов философии. Но, по моему мнению, упорствуя, они ставят себя в чрезвычайно глупое положение. Если сциентиста спросить: является ли Ницше философом, - то у него язык не повернется сказать, что Ницше не философ. Но если это так, то тогда определение философии как науки и только науки, предлагаемого сциентистом не полно, поскольку чрезвычайно большая группа признанных философов прошлого и настоящего выпадает из класса, очерчиваемого этим определением. Та же ситуация возникает и в случае с определением философии, предлагаемым антисциентистами.

Многие философы чувствуют нелепость этой ситуации. К сожалению, чаще всего, они пытаются найти выход из нее через эклектику. Они смешивают несовместимое, заявляя, что философия – это наука, но наука особого рода, которая предполагает включение и различных ценностей, и религиозных верований, и образов искусства и т.д. Или заявляют, что это наука об отношении человека к миру и уже через абстрактную фигуру человека втаскивают в науку что попало. Подобный вариант решения проблемы представляется мне наихудшим, поскольку, в итоге, философия превращается в ничего не значащую аморфную болтовню – методы не определены и произвольны; суждения расплывчаты и туманны; выводы умозрительны и сиюминутны.

Таким образом, возвращаясь вновь к проблеме определения философии, мы видим, что такое определение не может не учитывать разнообразие ее видов. Очевидно, что определение философии как науки будет иным, нежели определение философии как формы искусства или образа жизни.

Но, при этом, мы не должны игнорировать тот факт, что все эти разнообразные духовные образования все же носят имя «философия» и относятся именно к этому виду духовной деятельности. Этот факт означает, что интуитивно мы все же усматриваем то общее, что объединяет и научную философию, и религиозную философию, и философию как искусство, и философию экзистенциальную и магическую, и т.д. Таким образом, мы все же должны дать определение философии, под которое подпали бы все ее виды, все ее проявления на протяжении всей истории. Но, очевидно, что это определение будет предельно абстрактным и бедным, поскольку многообразие этих проявлений столь велико, что подведение их под одно основание оказывается крайне проблематичным. Эту абстрактность и бедность общего определения нам нужно будет компенсировать дальнейшим дополнением его определениями философии как науки, философии как формы религиозного мышления, философии как искусства и т.д.

Универсальное определение будет таким – философия есть рациональное знание о наиболее общем. Стремление понять общее роднит все виды философии. Неважно каким методом они пользуются и неважно на какой предмет они направлены. Всякий раз они стремятся понять общую суть феномена, его основные принципы и логику существования.

Это определение сообщает нам, что философия - это дисциплина, исследующая самые общие основания того или иного рода бытия. Если это человеческая жизнь, то философия ищет предельные основания, общие принципы человеческой жизни; рассуждает о её смысле, ценности, правилах. Если это искусство, то философия размышляет о наиболее общих принципах эстетического. Если это научное знание, то философия исследует феномен познания и его основные характеристики, общие всем видам научного знания. Как я уже говорил, философия занималась на протяжении своей истории многими вещами, но так или иначе, всегда её предметом было наиболее общее.

Эту общность чувствуют все философы, и именно этим принципом руководствуются историки философии, когда они обращаются к философии как классической системе знания. У философов прошлого найдется множество текстов, посвященных частнонаучным (в современном смысле этого слова) вопросам. Историк философии интересуется ими лишь в той мере, в какой они могут охарактеризовать общую схему философа прошлого относительно понимания мироздания и способов его познания. В остальном же эти тексты предоставляются «на откуп» историкам науки.

Сформулировав общее, а значит, чрезвычайно бедное и элементарное определение философии, мы должны обратиться к определениям конкретных ее разновидностей. Несколько условно я разделю все виды философии на два класса: философия как наука и вненаучная философия. Безусловно, здесь проявляется мой произвол, поскольку за «точку отсчета» я беру научную философию. Не буду лукавить и заявлять, что в эпоху господства науки так и следует поступать. Меня интересует знание объективное и непредвзятое, а оно не должно зависеть от исторических эпох. С точки зрения гносеологической умеренности не следует давать предпочтение науке или чему-либо другому. Но та же умеренность, опирающаяся на знание о гносеологических парадоксах, делает меня свободным в выборе «точки отсчета». При этом, заметьте, я намеренно использую термин «вненаучная философия», а не термин «ненаучная философия». Последний эпитет сегодня носит чрезмерно негативный характер. Моя же задача лишь классифицировать, не давая оценок. Кстати, классификация может осуществляться по любому основанию.

Далее я приступлю к определению и описанию философии как науки. Но с тем, чтобы не впадать в односторонность, прежде, кратко охарактеризую некоторые виды вненаучной философии.