Начала христианской психологии.

Начала христианской психологии.

Учебное пособие для вузов / Б. С. Братусь, В. Л. Воейков, С. Л. Воробьев и др. - М.: Наука, 1995. - 236 с.

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Взяв в руки книгу с названием " Начала христианской психологии", читатель вправе сразу же обозначить немало вопросов и сомнений. Что ожидает его дальше: психологический комментарий к евангельским и святоотеческим текстам или некое самостоятельное исследование? Относится ли книга к литературе религиозной или претендует на научность? Рассчитана ли на специалистов-психологов или на иную аудиторию? Свое суждение по этим и другим вполне правомерным вопросам читатель сможет составить, лишь прочтя книгу до конца, ведь одно дело - авторские замыслы и обещания, и совсем другое -итог работы, как он видится другими (" нам не дано предугадать, как слово наше отзовется" ). Сказанное, однако, не избавляет редактора книги от необходимости уже в предисловии обозначить хотя бы не­которые исходные позиции и принципы, по которым строилась работа.

Прежде всего это учебное издание и его непосредственный адре­сат - студенты, аспиранты, преподаватели психологических, философ­ских, педагогических факультетов университетов и колледжей. Вместе с тем авторы предполагали, что круг читателей может оказаться и значительно более широким и вовсе не потому, конечно, что наши скромные " имена и письмена" сами по себе привлекут внимание, а потому, что это - первая проба христиански ориентированной психоло­гии после стольких десятилетий главенства материализма в отечествен­ной психологии, массированной атеистической пропаганды, запрета любого позитивного упоминания религии в психологической литературе. (Помню, например, как в 1983 г. редактор университетского издатель­ства решительно требовал вычеркнуть из рукописи монографии по психологии алкоголизма слово " грех": " Нельзя, может напомнить о ре­лигии". В те же годы из книги другого нашего автора было изъято слово " милосердие" ).

Время изменилось, казалось бы, кардинально, однако насторожен­ность к религиозным вопросам в научной среде во многом остается в силе. Разумеется, никто не препятствует уже публикованию рассужде­ний о христианстве, но эти рассуждения часто по-прежнему оттор­гаются от сознания (если позволить себе каламбур, то светское созна­ние еще очень советское). Так, многие психологи — ученые и практи­ки - продолжают сопрягать христианство с набором отдельных воз­зрений, обрядов, предрассудков, храмовых действий. Разумеется, набор этот ныне уже не считается предосудительным, признается право на его открытое проявление, даже полезность " в определенных рамках" для общества, способность помогать людям, смягчать существующие нравы и т. п. Однако, скажем, к конкретной работе психолога, его специальности, научным и практическим занятиям все это серьезного реального касательства не имеет. И, более того, по общему мнению, не должно иметь вовсе, поскольку ведет к чисто субъективному, отно­сительному, а не объективному, строго научному знанию.

При этом забывается, что наука существует не ради себя самой, а как определенный вид познания, приближения к Истине. Строго говоря, она не может прямо диктовать изучаемому предмету свое понимание, навязывать свои инструменты познания. Напротив, предмет диктует адекватные, соответствующие его природе подходы и способы изу­чения. Диктат этот, разумеется, отнюдь не очевидный, а скрытый, за­шифрованный, и все, что делает ученый, - это совершает попытки (дающиеся часто тяжким трудом, усилиями и талантом) угадать суть предмета, раскрыть ее адекватными этому предмету способами. Если происходит рассогласование способа и предмета, если способ, инстру­мент нерелевантен, не соотносим с предметом, то ни о какой объек­тивности познания речи быть не может.

Таким образом, способ познания, должный применяться исследова­телем, не есть нечто фиксированное, раз навсегда закрепленное, но вещь, по сути дела, служебная, меняющаяся, преображающаяся в за­висимости от предмета, его уровня, глубины, тайны. Как только мы фиксируем тот или иной вид рассмотрения как догму, как цель, то мы с неизбежностью начинаем со временем искать не там, где потеряно, а там, где светлее; не там, где лежит искомый нами предмет и тайна, а там, где на сегодня горит свет науки.

Познание психической жизни является достаточно ясной к тому иллюстрацией. Большинство психологов твердо уповают на научность применяемого ими подхода, ставят строгие эксперименты, выявляют однозначные зависимости, используют статистические приемы и т. п. Все бы хорошо, да только, по общему признанию, важнейшие сторо­ны психической жизни человека остаются закрытыми, потерянными для этих методов. " Бедная, 'бедная психология, - восклицал уже в 60-х годах автор статьи о психологии в Британской энциклопедии, - сперва она утратила душу, затем психику, затем сознание, а теперь испытывает тревогу по поводу поведения". Действительно, история научной психологии - это история утрат, первой и главной из кото­рой была утрата души. Психология единственная, наверное, наука, само рождение, весь арсенал и достижения которой связаны с дока­зательством, что то, ради изучения чего она замышлялась - псюхе, душа человеческая, - не существует вовсе. Душа была принесена в жертву определенным образом понимаемому научному мировоззрению, поскольку не вмещалась в его прокрустово ложе. Метод стал самостоя­тельным, диктующим - каким должно быть предмету исследования, и поскольку душа не поддавалась, не улавливалась этим способом, то она попросту была вынесена за скобки. В результате получилась скорее психология лабораторного испытуемого, чем живого человека.

Как же исправить это положение? Видимо, первый шаг состоит в том, чтобы услышать, понять, какие пути и способы познания дейст­вительно адекватны, соответствуют великой тайне человеческой души и видеть объективность подхода не в том, что он отвечает каким-то внешним статистическим критериям, а в том, что он резонирует, отве­чает самому объекту, его языку и жизни. Но если это так, то как психологу избежать влияния многовекового религиозного опыта, как не задуматься о его уроках. Причем надо понять, что это не будет отступлением от объективности, а, напротив, - возможность приближе­ния к объективному, истинному познанию душевного мира человека. Ведь если психология сразу же утеряла душу, то весь опыт религии, напротив, сводится к утверждению и обретению души. И потому ка­кими бы " ненаучными", " субъективными" ни казались нам методы, спо­собы религиозного познания, они на поверку проявили себя как более верные и объективные, чем наши научные притязания. Поэтому первую оппозицию, которую мы бы хотели снять в этой книге, это резкая оппозиция религии и науки в познании психологической реально­сти. Не метод задает реальность, но реальность - метод и подход. Тем более - столь сложная и особая реальность, как душевная.

Хотелось бы надеяться, что будет снята и еще одна оппозиция: " психология-христианская психология". Видимо, пришло время, когда нужно отказаться от соблазнительной идеи иметь одну (единственную) психологию, имеющую универсальный, общеобязательный и, следова­тельно, нормативный характер. Предмет нашей общей заботы - пси­хика человека - един и столь многопланов, что места хватит для исследователей и методологий самого разного характера, все зависит от уровня и цели исследовательской задачи. И совсем не трагедия, если рядом будут сосуществовать и сотрудничать психологи самых разных направлений. Ведь не воспринимается же, как трагедия отсутствие одной (единственной) философии! (Попытка утверждения общеобяза­тельной, научной философии в виде марксизма-ленинизма обернулась наглядной неудачей: " любомудрие" как свободная деятельность духа быстро выродилось в " идеологию", объявившую свободу функцией не­обходимости. )

Не менее трудным является и отношение представителей церков­ных кругов к науке. Весьма часто оно столь же решительное и столь же негативное, как и у многих представителей " чистой науки" по отно­шению к религии. Если ученые отвергают религию как не имеющую отношения к объективному познанию, то люди церковные отвергают науку, в особенности науку о человеке, как пустое и опасное " мудрова­ние" там, где, по их мнению, нужно лишь духовное постижение и мо­литва. Разлад этот принимает иногда самые крайние формы, когда, на­пример, игнорируются любые механизмы и основы психических болез­ней, все сводится лишь к нарушению заповедей и, скажем (реальный случай), тяжело больной шизофренией, находящейся в остром состоя­нии, священник советует вместо необходимого лечения рожать детей и ходить в церковь. Понять такую позицию вчера еще было можно. Церковь так пострадала от высокомерия, кощунственной грубости и безапелляционности людей, столько лет говоривших от имени науки, что инстинктивно старалась отгородиться от науки, вообще от научно­го знания. Но вчера - не сегодня. Сегодня такая позиция является не только устаревшей, но и даже вредной. Она раскалывает процесс познания и толкает к неведению, неучёту важных сторон естества человека. Но мир Божий един и ни одна сторона его не отменяет другую и, значит, знание одного не отменяет, а подразумевает знание другого. Поэтому уважаемых читателей я просил бы подойти к нашей книге по возможности без предубеждения, посмотрев на нее как на попытку (разумеется, первую и слабую) восстановить нарушенное единство познания психической жизни человека.

Авторы и редактор отчетливо сознают недостатки данной книги, ее фрагментарность, отсутствие освещения многих важных вопросов, неоднородность стиля изложения и т. п. При всей справедливости подоб­ных упреков обратим все же внимание на первое слово книжного за­головка - " начала". Речь идет никак не об учебнике, который обычно призван подвести итог, резюмировать положение, упорядочить, струк­турировать уже сложившуюся предметную область. Между тем, хри­стианская психология делает в современной России, по сути, свои самые первые шаги. Говорить в этой ситуации об учебнике - заведомо преж­девременно, и все, о чем мы можем рассказать сейчас, - это о некото­рых началах, начинаниях, подходах, а удачных или неудачных - судить читателю.

Гриф " учебного пособия" не противоречит сказанному, поскольку книга поможет (пособит) студентам и преподавателям в их знакомстве с новым направлением в отечественной психологии. Мы исходили из то­го, что чем раньше это знакомство состоится, тем в большей степени психологи, философы, педагоги, богословы смогут помочь новому на­правлению как своим возможным участием, так и своим оппонированием, критическими замечаниями, которые обнаружат недостатки, слабые стороны и тем самым подтолкнут к их устранению. Если книга будет способствовать осознанию того, что наши корни в христианской, а не в какой-либо иной культуре, - и психология в этой культуре может и должна быть христиански ориентированной, то авторы будут считать свою основную задачу выполненной.

Б. Братусь Москва, март 1994 г.

Авторы книги:

раздел I - Б. С. Братусь (гл. первая, вторая);

раздел II - В. Л. Воейков (гл. первая), С. Л. Воробьев (гл. вторая);

раздел Ш - Р. Б. Введенский (гл. первая), В. И. Слободчиков (гл. вторая); о. Анджей Белат, Польша (гл. третья);

раздел IV - Е. С. Салаври, Германия (гл. первая), Н. Л. Мусхелишвили (гл. вторая);

раздел V - Т. А. Флоренская (гл. первая), Е. Н. Проценко (гл. вто­рая).

 

Начала христианской психологии. Учебное пособие для вузов/ Б. С. Братусь, В. Л. Воейков, С. Л. Воробьев и др. - М.: Наука, 1995. - 236 с.

 

РАЗДЕЛ I

 

Глава первая

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: