Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

II. Период активности ранних сарматов (IV в. до н. э. – первая половина II в. до н. э.) 4 страница




1. Иордан, Плиний, Тацит, Птолемей. Как известно, историк Иордан (середина VI в. н. э. ) утверждает, что все племена и группировки славян, известных в его время под именем склавенов, антов и венетов, «происходят от одного корня» и в древности назывались одним общим для них именем venethi (Iord. Get. 34, 35, 118). Основываясь на этом утверждении, многие слависты обычно привлекают в качестве основного источника по древнейшей истории славян те сведения, которые сообщают о неких venedi‑ venethi писатели I–II вв. н. э. – Плиний Старший, Тацит и Кл. Птолемей. Сведения эти обычно рассматривают суммарно, исходя из установившегося мнения, что все они относятся примерно к одному времени, поскольку труд Плиния был, видимо, завершен в 77 г. н. э., Тацита – в 98 г. н. э., а труд Птолемея был создан на основе данных, суммированных Марином Тирским в первой трети II в. н. э. Подобный подход к этим свидетельствам создал у многих исследователей впечатление, что, во‑ первых, все эти венеды – славяне, во‑ вторых, что они теснее всего связаны с Повисленьем, а в‑ третьих, что они уже в I–II вв. н. э. занимали огромную и монолитную территорию: от бассейна Вислы или Одера на западе – до Днепра и Десны на востоке, от Балтики на севере – до украинских степей на юге. Однако внимательный анализ источников дает более сложную картину.

Во‑ первых, из текста Иордана явствует, что, говоря о «едином корне» венетов, антов и склавенов середины VI в. н. э., он имел в виду отнюдь не венедов‑ венетов, упомянутых авторами I–II вв. н. э., а тех венетов, с которыми воевал в IV в. н. э. рекс готов Германарих. И именно это сообщение о венетах‑ славянах времен Германариха, восходящее к готским народным преданиям (Iord. Get. 28, 117–119), дает нам в руки древнейший, достаточно достоверный, письменно зафиксированный факт славянской истории. Никаких прямых указаний на связь между venethi IV–VI вв. у Иордана и venedi‑ venethi, упоминаемыми у авторов I–II вв. н. э., ни у самого Иордана, ни у других древних авторов не имеется. Следовательно, опираться можно лишь на созвучие этих этнонимов и на относительную географическую близость мест их бытования.

Однако известно, что историки и лингвисты, рассматривающие проблему центрально‑ и восточноевропейских venedi/venethi Плиния, Тацита и Птолемея с позиций этнической и лингвистической географии древней Европы в целом, не склонны видеть в них древних славян. Уместно напомнить, что этот же этноним зафиксирован еще до рубежа н. э. как обозначение двух отнюдь не славянских групп населения. Одна из них обитала в Бретани, а другая – на северном побережье Адриатики, и, вероятно, в языковом отношении первая была кельтской, а вторая – своеобразной индоевропейской группой, близкой к иллирийцам. Корень vent/ vend отмечается, начиная с римского времени, в топонимике различных областей Европы, в том числе в таких, где присутствие славян в столь раннее время исключено. В XIX–XX вв. следы древней топонимики «иллиро‑ кельтского» характера были обнаружены в области между Одером и Днепром. На основании данных сравнительного языкознания, топонимики и истории давно уже выдвинуто предположение о существовании в древности к востоку от германцев позднее исчезнувшей или покинувшей эти места индоевропейской группы населения, носившей имя венетов и близкой по языку к адриатическим иллирийцам и венетам. Поскольку нигде не зафиксировано случая употребления этнонима venethi/venedi как общего самоназвания у славян, но зато этот этноним часто употребляется как общее обозначение славян у германцев, считается весьма вероятным, что германцы, продвигаясь на восток, перенесли древнее название своих восточных соседей – венетов, живших между германцами и балто‑ славянами, на новых восточных соседей – славян (а отчасти и на балтов). Еще в XII–XIII вв. в Восточной Прибалтике, у устьев Венты и Западной Двины, фиксируются некие венты, в которых исследователи отказываются видеть славян. Таким образом, можно заключить, что вопрос о славянстве восточноевропейских венедов‑ венетов, отмеченных в трудах Плиния, Тацита и Птолемея, вопреки мнению, распространенному среди многих славистов, не решается в системе письменных источников и нуждается в привлечении новых материалов и в новых исследованиях.

Навряд ли можно рассматривать сведения Плиния, Тацита и Птолемея о венедах‑ венетах и как нечто единое. Тот отрывок из «Естественной истории» Плиния, который содержит древнейшее упоминание о восточноевропейских венетах, вероятнее всего, представляет собой перипл южной части Балтики[113] и помещен Плинием между предшествующими ему неясными, полуфантастическими сведениями, извлеченными им из трудов греческих ученых IV в. до н. э. – I в. н. э. (Plin. NH IV, 94–95) и идущими после него конкретными данными о Германии и германцах, полученными Плинием из первых рук во время его пребывания на германской границе по Рейну в 47–51 гг. н. э. (Plin. NH IV, 99, 100). Интересующий нас отрывок дает такую этническую и географическую номенклатуру Прибалтики (Plin. NH IV, 96–97), которая не находит никакого соответствия ни в номенклатуре непосредственно следующего за ним текста, отражающего реальность середины I в. н. э. (Plin. NH IV, 80; 81; 99; 100), ни в той карте Южной Прибалтики, которая для I в. н. э. зафиксирована в труде Тацита (Tac. Ger. 1, 2, 43–45), ни в народной готогепидской традиции, сохраненной для нас Аблавием и Иорданом (Iord. Get. 25, 26, 94–97). Вероятно, рассматриваемый перипл восходит к источникам, отражавшим реальную ситуацию более раннего времени, где‑ то в пределах конца IV – втор. пол. I в. до н. э., т. е. от плавания Пифея до первых римских экспедиций в Северное море. Если рассматривать сообщение Плиния о венедах в контексте перипла, то оказывается, что венеды помещены Плинием на полуострове Энингия, лежащем, видимо, восточнее Вислы, причем между ними и Вислой на побережье живут еще два «народа» – скиры и хирры. Всем этим условиям лучше всего соответствует полуостров Курземе, около места впадения в Балтику реки Венты, где еще в XII в. жили некие «венты», а в XIX в. часть жителей обозначалась названием «вентини».

Таким образом, венеды Плиния зафиксированы на значительном территориальном и хронологическом удалении от древнейших венетов‑ славян IV–VI вв. н. э. у Иордана, а место, где они помещены, делает маловероятной, исходя из соображений лингвистических, их принадлежность к основному массиву древнего славянства.

Второе упоминание о восточноевропейских венедах‑ венетах находится в рамках той развернутой, внутренне последовательной и логичной, проверенной сопоставлениями с другими источниками этнокарте лесной зоны варварской Европы, которую в 98 г. н. э. создал Тацит в своей «Германии» (Tac. Ger. 46). Venethi обрисованы у Тацита как весьма значительная этническая группировка, занимающая лежащую вдали от морей область к востоку от лугиев, готов и эстиев, к северу от бастарнов и кочевников‑ сарматов и к югу от феннов. Территория обитания этих венетов и даваемая им Тацитом характеристика делают правомерной постановку вопроса о соотношении этих венетов с основным массивом древнего славянства. К более подробному разбору сведений Тацита о венетах мы обратимся несколько позже.

Следующее упоминание имени восточноевропейских венедов содержится в труде Птолемея (60‑ е гг. II в. н. э. ), созданном на основе сочи‑ нения Марина Тирского (первая треть II в. н. э. ), писавшего немногим позднее Тацита (Ptol. Geog. III, 5; I, 5; 7–9). Многие сведения, сообщаемые Тацитом и Птолемеем о землях и народах западнее Вислы, где, по Птолемею, расположена «Великая Германия», совпадают или хорошо согласуются друг с другом. Однако когда при описании «Европейской Сарматии» (область восточнее Вислы) в числе «великих народов» Птолемей на первом месте называет «венедов по всему Венедскому заливу», то оказывается, что эта локализация находится в вопиющем противоречии с локализацией венетов у Тацита. Венеды Птолемея помещены вдали от бастарнов и сарматов, на юго‑ восточном побережье Балтики, – на месте, где у Тацита, Плиния, Иордана находятся готы и главным образом эстии. Готы и финны у Птолемея помещены южнее венедов, в числе «малых народов», а эстии отсутствуют вовсе. На той же территории, где у Тацита помещены венеды, у Птолемея отмечены совершенно иные этнонимы.

Наиболее вероятным представляется следующее объяснение этого противоречия. При описании Германии, которая впервые была «открыта» лишь римлянами, Птолемей, как и Тацит, пользуется сведениями сравнительно свежими (I – начало II в. н. э. ); иногда подобные же сведения Птолемей берет и для описания некоторых второстепенных деталей этногеографии Сарматии. Однако сами границы «Европейской Сарматии» отражают устаревшую для времени Птолемея и не соответствующую действительности «научную традицию», основной же каркас этногеографии этой Сарматии – описание «великих народов» – явно восходит к греческим источникам, отражающим реальность II–I вв. до н. э. (Мачинский 1974). Действительно, почти все «великие народы» отмеченные Птолемеем в Сарматии (бастарны, роксоланы, амаксобии, языги), помещены не там, где их во II в. н. э. фиксируют в связи с реальными историческими событиями другие источники, а там, где их отмечали более древние и, с точки зрения Птолемея, более авторитетные, греческие авторы в связи с событиями II–I вв. до н. э. Любопытно, что аланы, также зачисленные Птолемеем в число «великих народов» и действительно представлявшие во II в. н. э. реальную силу, помещены не там, где их знают все другие авторы – в степях у самой Меотиды, а отодвинуты на север, чтобы освободить место для размещения у Меотиды роксоланов, языгов и амаксобиев, выступавших как реальная сила во второй половине I–II в. н. э. значительно западнее. Некоторые народы, игравшие заметную роль в событиях I–II вв. н. э., но еще неизвестные эллинистическим авторам II–I вв. до н. э., как, например, готоны и костобоки, зачислены Птолемеем в число «малых народов» Сарматии. Судя по всему, представление о венедах могло сложиться у Птолемея на основании соединения в единое целое более древнего свидетельства (возможно, восходящего к тем же источникам, что и сообщение Плиния) о неких венедах на юго‑ восточном побережье Балтики и более поздних сведений (восходящих, как и сведения Тацита, к сообщениям римских купцов и воинов, а также самих «варваров») о некоем большом народе венетов‑ венедов, живущем в удаленных от моря областях Восточной Европы.

Таким образом, из трех древнейших сообщений о восточноевропейских венедах‑ венетах только сообщение Тацита безусловно отражает реальность I в. н. э. (а не более раннего времени, как у Плиния и частично у Птолемея) и отмечает неких венетов на той территории, где, исходя из соображений лингвистических и общеисторических, естественно искать древних славян. Поэтому далее внимание концентрируется именно на результатах анализа текста Тацита, для понимания которого нами привлечен ряд источников I в. до н. э. – VI в. н. э., в том числе и те части сочинений Плиния и Птолемея, которые отражают реальность первых веков н. э.

 

2. Тацит. Многие предшественники Тацита пытались связать в единую картину те данные о «варварском» мире Европы, которые были собраны греками и римлянами, с одной стороны, на берегах «Понта», с другой – на побережье «Океана». По представлению Страбона, окончившего свою «Географию» около или несколькими годами позднее 18 г. н. э. и суммировавшего накопленные к его времени сведения, севернее причерноморских сарматов, где‑ то в лесостепной зоне от Подунавья до правого берега Днепра живут различные племена бастарнов; певкины, отдельная группа бастарнов, населяют дельту Дуная (Str. II, 5, 12; 30; VII, 2, 4; 3, 14–17); по Рейну и в областях, расположенных западнее и восточнее Эльбы и севернее верхнего течения Дуная, существуют различные германские племена (Str. II, 5, 30; IV, 3, 4–5; VII, 1, 3). Страбон сообщает, что, «как думает большинство», область рейнских и эльбских германцев где‑ то восточнее Эльбы соприкасается с областью бастарнов (Str. VII, 1, 1; 2, 4), которых он также склонен причислить к германцам. Эти не совсем ясные сведения относятся, видимо, только к землям, непосредственно примыкающим с севера и северо‑ востока к Карпатам, так как Страбону неясно, насколько далеко к северу в сторону «Океана» простираются области, занятые бастарнами и кочевниками, и совершенно неизвестны приморские области восточнее Северной Ютландии. Этногеографические сведения Страбона отражают реальность конца II в. до н. э. – начала I в. н. э. (Мачинский 1974: 123–127).

 

Рисунок 46. Размещение крупнейших этнических группировок славян и их соседей в 50–165 гг. н. э. Условные знаки: 1 – исторически зафиксированные переселения или походы; 2 – предполагаемые направления переселений или походов; 3 – предполагаемые или сомнительные локализации или даты

 

Дальнейшее накопление знаний находит отражение в труде Плиния Старшего (закончен в 77 г. н. э. ). Плинию известны бастарны где‑ то в области северо‑ восточных склонов Карпат, а севернее бастарнов, восточнее Вислы и южнее Океана, – другие германцы (Plin. NH IV, 80; 81). Понятие «германцы» у Плиния достаточно конкретно, и среди перечисленных им германских народов нет ни одного, чья принадлежность к германцам в современном значении этого термина могла бы быть поставлена под сомнение. Вислу, как явствует из контекста, Плиний рассматривает как одну из рек, текущих в пределах территории, занятой германцами (Plin. NH IV, 80; 81; 99–101). Надо отметить, что, в отличие от Страбона, Плиний, а также Тацит и Певтингеровы таблицы, отражающие реальность середины I – начала III в. н. э., не знают бастарнов в лесостепной полосе между Днестром и Дунаем, как и бастарнов‑ певкинов у устья Дуная. Видимо, бастарны были к середине I в. н. э. вытеснены из этих областей мощным движением кочевников. Для середины I – начала III в. н. э. бастарны (иногда именуемые бастарны‑ певкины) как постоянное население помещаются Плинием, Тацитом, на Певтингеровых таблицах и Иорданом (опирающимся в этом случае на картографические данные I–II вв., см. Iord. Get. 74) в основном на северо‑ восточных склонах Карпат. Данные, собранные Плинием, широко использовал Тацит, давший в 98 г. н. э. не имеющую себе равных по ясности и достоверности этнографическую карту всей лесной зоны варварской Европы.

Свою знаменитую «Германию» Тацит начинает с определения ее границ: «Германия в целом отделена от галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков – обоюдным страхом или горами; остальные ее части охватывает Океан, омывающий обширные заливы и огромной протяженности острова» (Tac. Ger. 1). Примечательно, что, сохраняя традиционные и в общих чертах соответствующие действительности границы Германии по водным рубежам (Рейн, Дунай, Океан), Тацит отказывается от принятой в античной картографии предшествующего времени (Agrippa, Mela) и удобной восточной границы Германии по Висле, заменяя последнюю неопределенной пограничной областью «обоюдного страха» между германцами и их соседями, которая, по мнению Р. Муха, лучшего исследователя Тацита, находится в основном в Восточной Европе. Очертив границы Германии, Тацит описывает жизнь ее обитателей, а затем дает развернутую этнокарту. Начиная от римских провинций западнее Рейна, постепенно углубляясь на восток, Тацит перечисляет германские народы «рядами», вытянутыми параллельно Рейну, приблизительно в меридиональном направлении. Так он приближается к восточным границам бесспорно германского (для Тацита) мира и, наконец, перечисляет народы последнего ряда, идущего от квадов в Моравии, через Западные Карпаты примерно через верховье Вислы и по междуречью Вислы и Одера, где живут лугии, и заканчивающегося на правом берегу Нижней Вислы (готоны) и на Поморье (ругии и лемовии). Собственно продолжением на север этого же ряда является описание живущих в Скандинавии свионов и ситонов, а также эстиев на юго‑ восточном берегу Балтики (Tac. Ger. 42–45). Далее следует: «Здесь конец Свебии. Отнести ли певкинов, венетов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Грязь у всех, косность среди знати. Из‑ за смешанных браков их облик становится все безобразнее и они приобретают черты сарматов. Венеты переняли многое из их нравов (как явствует из контекста, из нравов сарматов. – Д. М., М. Т. ), ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее следует причислить к германцам, потому что они строят дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой: все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне» (Tac. Ger. 46). Затем следует рассказ о живущих на Севере феннах и баснословных, звероподобных людях, на чем и заканчивается труд Тацита.

Анализ текста «Германии», проведенный с учетом всех остальных письменных источников, позволяет утверждать следующее.

а) Большая часть приводимых Тацитом данных по этногеографии глубинных областей Восточной Европы (в том числе сведения о венетах) была получена в конце 50‑ х гг. и в 60‑ х гг. н. э., в короткий период максимальной военной и торговой активности римлян в областях севернее Карпат и Понта, отражением которой является сообщение Плиния о путешествии римского всадника в Юго‑ Восточную Прибалтику за янтарем и свидетельство декрета в честь Плавтия Сильвана о его военной и дипломатической деятельности в Северо‑ Западном Причерноморье. Эти сведения могли пополняться вплоть до 98 г. н. э., когда была закончена «Германия».

б) Как раз в 50–60‑ х гг. н. э. приобретает особый размах то интенсивное движение на запад различных групп ираноязычных кочевников, именуемых у Тацита общим названием «сарматы», которое наметилось еще в первой половине I в. н. э. Наиболее яркое событие этого времени – выступление между 51 и 65 г. н. э. аланов‑ массагетов на территории от Кавказа до Дуная. Видимо, с движением каких‑ то кочевников связано прекращение к середине I в. н. э. известий о бастарнах на лесостепном правобережье Днепра и о бастарнах‑ певкинах в устье Дуная.

 

Рисунок 47. Размещение крупнейших этнических группировок славян и их соседей в 166–250 гг. н. э. Значение знаков – как на рисунке 46

 

в) Не имеют под собой никаких оснований попытки некоторых исследователей усматривать в описанных Тацитом племенах лугиев (бассейн Вислы и Одера) славяноязычный этнический массив. Из контекста «Германии» явствует, что в составе лугиев преобладало германоязычное население, хотя вероятно присутствие здесь и иных этнических компонентов, родственных кельтскому и иллирийскому населению Центральной и Юго‑ Восточной Европы. Существование в рамках лугийского союза племен I в. н. э. небольших групп славян не исключено, но маловероятно и пока недоказуемо. Из сопоставления данных Тацита, отказавшегося от традиционной восточной границы Германии по Висле, с данными Плиния и Птолемея, знающих отдельные группы германцев и на правобережье Вислы, следует, что на востоке зона доминирования германоязычных племен простиралась несколько восточнее Вислы, примерно до среднего течения Западного Буга, смыкаясь в районе верховьев Днестра с областями прикарпатских бастарнов, в среде которых в I в. н. э. также преобладало германоязычное население.

г) Территория возможного доминирования венетов во второй половине I в. н. э. соприкасалась с областью германцев, т. е. ограничивалась примерно средним течением Западного Буга, на юго‑ западе охватывала Подольскую возвышенность, не достигая, однако, течения Верхнего Днестра, где жили бастарны, а позднее и появившиеся здесь в последней трети I в. н. э. дакийское племя костобоков. На юге граница между областями доминирования венетов и ираноязычного кочевого мира, лидерами которого становились в Причерноморье аланы‑ массагеты и роксоланы, проходила в северной части лесостепи, по верхнему течению Южного Буга и, вероятно, выходила к Днепру у устья Роси или несколько севернее его, где обычно и в более позднее время, в Средневековье, проходила граница между оседлым и кочевым миром в периоды активизации последнего. Восточная граница венетов, по данным письменных источников, не улавливается. По представлениям Тацита, на севере область доминирования венетов простиралась до феннов. В последних исследователи Тацита с достаточным основанием усматривают соприкасавшихся с германцами на севере Скандинавии далеких предков саами‑ лопарей, которые в те времена населяли также северную часть Финляндии и Мурманский полуостров, а возможно, даже Карелию и западную Архангельщину, где саами еще отмечаются в XII–XIV вв. Однако если сведения о контакте венетов с германцами Повисленья, с бастарнами и кочевым миром носят у Тацита достаточно конкретный и убедительный характер и косвенно подтверждаются другими источниками, то указание на соприкосновение венетов и феннов имеет чрезвычайно общий характер и не подтверждается какими‑ либо показаниями других источников. Поэтому неясно, сталкиваемся ли мы в лице тацитовых венетов с широким, этнографическим понятием, заимствованным римлянами у германцев и обозначающим все народы лесной зоны Восточной Европы от лесостепи примерно до Ладожского озера, или же в действительности венеты были известны германцам и римлянам лишь в южной части очерченной территории, где‑ то между Поднестровьем и Понеманьем, а сообщение о контакте венетов и феннов представляет искусственную конструкцию римских ученых, соединивших в целостную этногеографическую картину полученные из разных источников сведения о феннах на севере Скандинавии и о венетах восточнее Повисленья.

д) Если считать областью обитания и доминирования венетов все леса между лесостепью и Ладогой, то тогда, из соображений исторических и лингвистических, следует допустить, что общим названием venethi германцы обозначали какие‑ то группы западных финнов, балтов, балто‑ славян, предков исторических славян, и, возможно, некие этнические группы, близкие к балканским венетам и иллирийцам. С этим широким значением термина venedi‑ venethi, вероятно, связаны и сообщение Плиния о неких венедах на восточном побережье Балтики в последние века до н. э., и свидетельство Генриха Латыша о незначительной группе неких вентов в тех же местах в XII–XIII вв. Однако если считаться только с южной частью области тацитовых венетов, где последние выступают как историческая реальность, то естественнее всего видеть в этих «реальных» венетах либо родственную западнобалканскому населению этническую группу, которую условно назовем «северными иллирийцами», либо непосредственных предков исторических славян (вместе с пограничными балто‑ славянскими группами). Ряд косвенных соображений делает более предпочтительной гипотезу о славянстве южной части венетов Тацита. Как известно, именно в области «реальных» венетов Тацита локализуются stavani, помещенные Птолемеем между народами Прибалтики и степняками‑ аланами. По общему мнению, это сообщение Птолемея восходит к описанию торгового пути, составленному купцами, торговавшими в Восточной Европе в I – начале II в. н. э., и ряд исследователей склонны усматривать в stavani искаженное самоназвание славян. Кроме того, Тацит во всех случаях, когда речь идет о народах негерманских или таких, в «германстве» которых он сомневается, оговаривает, к какому известному римлянам «варварскому» языку близок язык описываемого народа. Говоря же о венетах, этническая принадлежность которых была для него спорной, и об их образе жизни и обычаях, о которых Тацит как будто имел хорошее представление, он почему‑ то умалчивает об их языке. Возможно, именно в этом случае у Тацита отсутствовали какие‑ либо данные о языке, но можно допустить и другое: у Тацита (или его информаторов) были сведения о языке венетов, но этот язык оказался для римских купцов совершенно новым, не имеющим аналогий. Подобная ситуация маловероятна, если речь идет о языке, близком к иллирийскому, о котором Тацит имел определенное представление, и вполне допустима, если речь идет о славянском языке.

е) Территория обитания и область набегов «реальных» венетов Тацита соответствует северной части той области «обоюдного страха» между германцами и сарматами, которая, по Тациту, ограничивает «Германию» с востока. Неслучайность такого совпадения подкрепляется описанием образа жизни венетов. По Тациту, они похожи на сарматов тем, что переняли у последних склонность к постоянным грабительским набегам. Таким образом, активность сарматов в области «обоюдного страха» подтверждается не только показаниями других источников, но и текстом самого Тацита. Венеты, с одной стороны, вероятно, подвергались набегам сарматов, с другой – сами выступают как активная воинственная сила. К описанию венетов Тацит подходит, двигаясь с запада на восток, и поэтому сведения о них скорее относятся к более знакомой римлянам и германцам западной части венетской территории, т. е. к западным частям Полесья, Волыни и Северной Подолии. На этой территории венеты, с одной стороны, как будто живут («строят дома»), с другой – их жизнь здесь как‑ то нестабильна и характеризуется постоянными грабежами и передвижениями («ради грабежа рыщут»). Действительно, отнеся бастарнов скорее к германцам по языку, образу жизни, оседлости и жилищам, Тацит в следующих фразах склонен относить к германцам венетов, за исключением строительства домов, по другим признакам, – по наличию щитов и передвижению пешими, т. е. по характеру военного дела. Видимо, ни язык, ни ряд «германских» обычаев не были свойственны венетам. Очень важно решить, против кого были направлены грабежи венетов, наносили ли они удары по прикарпатским бастарнам, или речь идет о столкновениях между племенами венетов. Возможно, что грабежам подверглось и не‑ кое население, жившее на очерченной территории до появления венетов и к моменту, описанному Тацитом, уже не представлявшее сколько‑ нибудь значительной и достойной описания этнической группы.

ж) Создается впечатление, что в области между верховьями Припяти и Днестра венеты во второй половине I в. н. э. выступают как недавно появившаяся здесь сила, как воинственные завоеватели, не вполне еще освоившие эту территорию. Поскольку области к западу от Вислы, по данным письменных источников, еще в I в. до н. э. были заняты населением, в среде которого преобладал германоязычный элемент, а степи к югу от венетов были издревле населены ираноязычными кочевниками, постольку и территория, откуда появились венеты и где они, возможно, продолжали обитать и в исследуемое время, мыслится севернее и восточнее западных частей Полесья, Волыни и Северной Подолии. Возможно, движение венетов было каким‑ то образом связано с мощной миграцией кочевников около середины I в. н. э. на запад. А представление о более северной или восточной родине «реальных» венетов Тацита, при сопоставлении с данными языкознания, делает более вероятной гипотезу о «славянстве» этих венетов и менее вероятной – гипотезу об их «иллирийстве».

з) Анализ письменных источников, отражающих действительность II в. н. э., дает все основания предполагать, что зафиксированная Тацитом этнокарта оставалась в основных чертах неизменной до 160‑ х гг. н. э. (т. е. до маркоманнских войн) и что вплоть до этого времени основная масса венетов обитала на всей территории, где их отмечает Тацит.

 

Рисунок 48. Размещение крупнейших этнических группировок славян и их соседей в 350–376 гг. н. э. Значение знаков – как на рисунке 46

 

3. Зарубинецкая культура. Карта археологических единств (культур, групп памятников) I в. н. э. в Центральной и Восточной Европе в основных чертах обнаруживает поразительные совпадения с этнокартой, восстанавливаемой на основе сочинения Тацита (с привлечением наиболее достоверных сведений Страбона, Плиния, Птолемея, Иордана). Действительно, в I в. н. э. в Верхнем и Среднем Повисленье, в междуречье средней Вислы и среднего Одера и по Одеру в пределах Нижней и Средней Силезии продолжается развитие существовавшей здесь еще в I в. до н. э. пшеворской культуры, которая хорошо увязывается с обрисованным Тацитом лугийским (или лугийско‑ вандальским) союзом племен, существовавшим, по данным Страбона, еще в I в. до н. э. В Нижнем Повисленье и Восточном Поморье в I в. н. э. существует особая восточнопоморская группа памятников, складывающаяся на месте существовавшей здесь ранее оксивской культуры, от которой она отчетливо отличается по целому ряду призна‑ ков (Godł owski 1972). Эту восточнопоморскую группу можно увязывать с гото‑ гепидским этническим единством, которое, судя по отраженной у Иордана традиции, складывалось в Южной Прибалтике в результате взаимодействия вторгнувшихся с севера или северо‑ запада пришельцев (готов и гепидов) с более древним местным населением. В лесостепной области между Карпатами и Днепром около середины I в. н. э. появляются многочисленные сарматские могильники, подтверждающие сообщения античных авторов о сильном натиске кочевых племен. В Поднепровье, в южной части области «обоюдного страха», где‑ то в первой половине I в. н. э. прекращают свое существование могильники пшеворского (лугийского? ) типа, зато в конце I в. н. э. появляются могильники сарматские (Щукин 1971а: 9; Мачинский 1973а: 57–60). Существующие в Верхнем Поднестровье могильники типа некрополя у Звенигорода, в третьей четверти I в. н. э. дающие смешанную пшеворско‑ дакийскую культуру, усложненную отдельными сарматскими элементами, видимо, должны быть увязаны с бастарнами, а возникающие где‑ то во второй половине I в. н. э. липицкие памятники, относящиеся к кругу дакийских культур, – с появляющимися здесь в конце I в. н. э. даками‑ костобоками.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...