Орден Храма, большая иерархическая семья

 

К середине XII в. сформировались основные «внутренние» ха­рактеристики ордена: устав и привилегии были кодифицированы; двойное служение ордена — военное и религиозное — устоялось, и христианское общество его поняло, о чем свидетельствует поток дарений. Остается рассказать о структуре ордена, и в этом я буду ос­новываться на статьях устава второй половины XII и XIII вв., а также дополнениях, которые намного более подробно раскрывают этот вопрос.

Тамплиеры

 

«Конь, как всем известно, является наиважнейшей частью рыца­ря» (Жан Жироду, Ундина, акт I, сцена II). Истинная правота этих слов идеально подходит ордену Храма. Доказательство: если в похо­де тамплиер, нарушив дисциплину, выезжал из рядов, его спешивали и отсылали (все так же пешком) в лагерь ждать заслуженного нака­зания (статья 163).

Но лошадь также первым делом приходила на ум тамплиеру, ко­гда он хотел подарком вознаградить «благородного мирянина, друга дома» (статья 82), принявшего участие в крестовом походе и неко­торое время состоявшего на службе в латинских государствах.

Лошадь и, особенно, количество лошадей, отведенных каждому из тамплиеров, являлись основополагающим критерием иерархиче­ской структуры ордена. Сначала уже само обладание лошадью выде­ляло воинов, «служащих господину королю с конями и оружием» (статья 9), из числа остальных братьев. А среди бойцов существова­ло различие между рыцарями, которые имели право на трех верховых животных, и сержантами, у которых было только по одному скакуну.

И опять же, посредством лошади неуловимым образом устанавливалась иерархия высших сановников ордена. Разумеется, все они имели право на четыре лошади. Но магистр ордена вдобавок располагал одним туркменским скакуном — лошадью восточного происхождения, нервной и хрупкой, которая не имела равных в бою, — и двумя или тремя вьючными или ломовыми лошадьми. Маршал ордена, отвечающий исключительно за военные операции, обладал столькими же лошадьми, а вот сенешаль, хотя и был вторым сановником в ордене, получал только одного, если так можно выразиться, «парадного», т. е. хорошего боевого коня, но чуть менее ценного, чем лошадь туркменской породы. У командора Иерусалимской цитадели было всего три лошади и один туркменский конь или «доб­рый ронкин». Что же касается командиров сержантов, то у них было только по две лошади.

На этом неравенство не заканчивалось. В мирное время лошади магистра питались лучше, чем все остальные: «в то время как братья монастыря получают меру ячменя на двенадцать лошадей, магистр получает [одну] меру на десять [лошадей]» (статья 79). Тем не менее «лошадиная» иерархия отчасти сглаживалась во время военных операций: все кони получали поровну корма, а магистр мог выделить каждому, как рыцарю, так и сержанту, дополнительное верховое животное.

Вот и все, что касается храмовников высшего ранга; но в целом масса тамплиеров была организована таким же образом. Правда, в ней переплетались многие иерархические структуры. Например, мы снова встречаемся с трехчастной схемой феодального общества: те, кто сражаются (рыцари и сержанты), те, кто молятся (ка­пелланы), и те, кто работают (братья-ремесленники). Или со груктурой монастырской организации: с одной стороны, братия монастыря (рыцари, сержанты и капелланы), с другой — братья-ремесленники, — это очень напоминает разграничение между монахами и послушниками у цистерцианцев. Добавим социальное расслоение между знатью и простыми людьми, которое хоть и отчасти, но совпадало с профессиональным разделением — рыцари и сержанты.

Братья-капелланы были единственными в ордене священника­ми. Они совершали богослужения и наставляли братьев на путь истинный.

Что касается сословия воинов, то оно почти с самого начала рас­падалось на две категории, рыцарей и сержантов, или служителей, которые отличались от первых лошадьми, одеждой и оружием. Из­начально существовало только одно условие для вступления в воин­ство Храма: свободное происхождение. Но в орден Храма приходили в основном, чтобы сражаться с неверными силой оружия, а занимать­ся этим было по плечу лишь сословию рыцарей (возникшему и раз­вившемуся одновременно с феодальной организацией общества), так как только они обладали навыками и средствами конного боя.

Этим объясняется и различие между рыцарями и сержантами, которое не стоит недооценивать: сержанты могли сражаться верхом на коне, и в этом случае ими командовал туркопольера (статья 171). Но в боевом строю их никогда не ставили в переднюю линию: они были легче вооружены, хуже экипированы, менее опытны, и поэто­му их шеренга не обладала такой ударной мощью, часто неотрази­мой, как первая.

Вообще-то это различие, которое в своей основе определялось имущественным неравенством, должно было бы размыться в орде­не, где при вступлении давался обет бедности. На самом же деле, пропасть росла и соответствовала отчетливому классовому расслое­нию, которое перекроило средневековое общество. В середине XIII в. человек, просивший принять его в орден, должен был указать, кем он будет — рыцарем или сержантом. Чтобы стать братом-рыца­рем, требовалось соблюсти два условия — уже получить рыцарское посвящение и быть сыном рыцаря или хотя бы потомком рыцаря по мужской линии. Так появилась новая привилегия. Дополнения ясно говорят об этом:

 

Если вы были сервом какого-нибудь человека, и он настойчиво потребовал бы вас, вас выдали бы ему. <...> Если же вы брат-рыцарь, то вам не зададут подобных вопросов, но вас могут спросить, являетесь ли вы сыном рыцаря и дамы, принадлежали ли их отцы к рыцарскому линьяжу, и в законном ли браке вы рождены (статья 673).

 

Отныне место брата в орденской иерархии зависело от его соци­ального положения в миру. Орден не был инструментом продвижения по социальной лестнице. Эта эволюция была присуща не только воинству Храма: куда зрелищней она смотрится в ордене госпитальеров, не знавшем различия между рыцарем и сержантом. Такое разграничение было введено статутами 1206 г., утвердившими превращение ордена милосердия в братство милосердное и военное. Тем не менее госпитальеры отказались от различий в одежде. В ордене тевтонских рыцарей, появившемся в конце XII в., с самого начала существовало две категории — братья-рыцари и воины братья-миряне⁸⁸.

Капелланы и воины составляли орденское сообщество (societas); они были братьями (fratres) Храма, приносившими тройной обет бедности, целомудрия и послушания. Все они являлись монахами. Их было много в Святой земле и в Испании, т. е. «на фронте». Рядом с ними, на поле боя, мы встречаем рыцарей, присоединившихся с ордену Храма по своеобразному контракту, заключенному на ограниченное время (milites ad terminum). Эти рыцари присоединялись к ордену, чтобы сражаться; если предположить, что они заключали свои контракты на Западе, то задерживались там ненадолго и быстро устремлялись в места где шли бои. Они разделяли образ жизни братьев и подчинялись тем же самым религиозным и дисциплинарным требованиям. По окончании действия договора рыцарь оставлял ордену половину стоимости своей лошади.

В тылу, в западноевропейских командорствах, рыцарей и сержантов, капелланов и milites ad terminum было гораздо меньше. В каждом командорстве должно было находиться хотя бы четверо братьев. В крупных орденских резиденциях их встречалось больше, однако в остальных не набиралось и такого количества. Полагалось иметь по капеллану на командорство, однако в Арагоне в XII в. случалось, что один капеллан отвечал за несколько домов ордена⁸⁹. Наконец, на Западе подавляющее большинство составляли те, кто, не отказываясь от своего положения в миру и не принеся обетов, были связаны с орденом тем или иным образом.

Некоторые ради спасения вверяли воинству Храма свое тело и душу; в большинстве случаев к этому дару они присовокупляли ка­кое-то материальное подношение. Иногда они оставляли за собой аво принести обет в выбранный ими момент, подобно некоему Гилаберту, который в качестве условия своего вступления в орден потребовал дождаться дня, когда «к нему придет желание жить по примерувашей жизни». Стал ли он братом ордена? Нельзя быть в этом уве­ренным, если сравнить этот случай с историей Жака Шазо, объявив­шего: «И, когда я этого пожелаю, я смогу вступить в дом Храма в Пун и получать хлеб и воду наравне с другими донатами вышеназванно­го дома»⁹⁰. Тех людей, которые отдавали себя ордену и по этой при­чине именовались «донатами», не следует путать с confratres, «со­братьями» Храма; но, кроме Испании, этот словарь часто был слишком размытым⁹¹. В 1137 г. Арно де Гор преподнес себя в дар дому Храма в Дузане, вверившись братьям воинства, в том числе и его брату Раймунду де Гору, который уже был тамплиером. На следующий год Арно, как и Раймунд, подтвердил свое обязательство. В 1150 г., когда Раймунд уже умер, Арно, в новом документе, объя­вил, что предает себя ордену в качестве собрата; одновременно он поручил воинству Храма двух своих сыновей, чтобы они были на­кормлены и одеты⁹². Терминология, туманная в данном случае, ста­новится более ясной в случае с Иньиго Санчесом де Споррето из Хуэски, в Арагоне. В 1207 г. он сделал ордену материальное пожерт­вование, в 1214 г. он отдал самого себя, а в 1215 г., предположитель­но после смерти своей жены, он принес тройной обет тамплиеров. Гильом Маршал, «лучший рыцарь в мире», регент английского ко­ролевства, дал обет вступить в орден Храма в 1185 г., когда участво­вал в крестовом походе. В 1219 г., будучи при смерти, он принес свою клятву в присутствии своего друга Эмери де Мен-Мора, маги­стра английского дома тамлиеров. Ему принесли белый плащ, кото­рый он втайне приготовил заранее. Гильома покрыли плащом, и он попросил, чтобы его похоронили на лондонском кладбище ордена Храма⁹³.

Категория confratres особенно хорошо известна в Арагоне, где у каждого дома Храма было дочернее братство, которое действовало прежде всего как общество взаимопомощи своим участникам (как и всякое братство) и было связано с орденом лишь посредством да­рения имущества (оружия, лошадей и прочего) при вступлении в братство, или ad mortem (на смертном одре), или же посредством регулярного внесения милостыни или имущественных даров на про­тяжении всей жизни. В сохранившихся списках братств ордена Хра­ма встречаются женщины (сорок одна женщина на сорок девять мужчин в братстве Новилласа в конце XII в.), чье социальное положение зачастую был весьма высоким. Более крупное братство, выхо­дившее за пределы Арагона, между 1135 и 1182 гг. насчитывало в своем списке пятьсот двадцать шесть собратьев; среди них мы на­ходим достаточно высокопоставленных людей, и даже короля Санчо VI. Целью братьев было не вступление в орден Храма, не облаче­ние в его одежды, а лишь причастность к духовному престижу ордена и получение связанных с ним выгод⁹⁴.

В очевидной путанице, присущей актам, в которых дариталь пе­редавал себя ордену, можно тем не менее выделить, вслед за Элиза­бет Манью, три различных типа⁹⁵:

В результате простого дарения человек отдавал ордену Храма са­мого себя в обмен на духовные блага; Бернард Сесмон де Безу отдает самого себя...

 

для того, чтобы на закате моей жизни Святое воинство взяло меня к себе, или чтобы по решению братьев вышеназванного воинства оно позаботи­лось о моей душе. А если смерть придет ко мне внезапно, когда я буду пре­бывать в миру, пусть братья примут меня и предадут мое тело земле в надле­жащем месте и позволят мне участвовать в их милостыне и благодеяниях.

 

Акт вверения себя ордену, сопровождаемый имущественным да­рением, позволял совместить духовные блага с материальными: да­ритель получал пожизненное содержание. В 1152 г. Район де Рье пе­редал себя воинству при условии, что, пока он будет жить в миру, орден будет выдавать ему десять сетье «blade» (зерновой смеси), шесть сетье ячменя и четыре сетье пшеницы с каждой жатвы.

Наконец, передача себя (par hominem) чаще всего всего случалась с бедными крестьянами, как свободными, так и не свободными от рождения, которые дарили себя ордену Храма в качестве сервов:

 

Гильом Корда и его племянник Раймунд отдают себя в качестве людей орде­на Храма и обязуются оказывать посильную службу Господу и воинству, вносить каждый год двенадцать денье оброка, а по смерти завещать свое имущество воинству, в обмен на то, чтобы быть похороненными на кладби­ще Храма и на протяжении жизни пребывать под покровительством ордена Храма ⁹⁶.

 

Таких дарителей нельзя путать с сервами, подаренными Храму в рамках материального пожертвования кем-то из сильных мира сего, который отдавал свои земли вместе с работающими на них людьми... Сформулированное на бумаге или нет, но покровительство над имуществом и людьми вступало в силу с момента, когда налажива­лась связь с орденом Храма. Орден распространял на них мир Бо­жий. Таким образом, тамплиер являлся хранителем мира.

Остается тема женщин и детей. Устав предусматривает (статья 69), что супружеские пары могут присоединяться к ордену Храма при условии, что будут вести жизнь почтенную, не станут жить в мо­настыре или добиваться белого плаща, а также завещают ордену свое имущество после смерти. Помимо этого случая, женщинам в ордене не было места (в отличие от ордена госпитальеров, куда их принимали), если не считать дарения par hominem, которое могло распространяться на представителей обоих полов. «Пусть дамы ни­когда не принимаются в дом Храма в качестве сестер».

К тему же тамплиеры принимали только зрелых мужчин, чей возраст позволял носить оружие⁹⁷. Тем не менее нам известно о двух исключениях: Бернард Фодель вверил ордену Храма себя и своего сына, изъявив желание защитить его от превратностей судьбы. Мы знаем о пяти случаях дарения Храму детей в Руэрге и в командорстве Ваур (Тарн) между 1164 и 1183 гг.⁹⁸ Один из тамплиеров, подвергну­тых допросу в 1310 г. в Лериде, Арагон, заявил, что вступил в орден в возрасте двенадцати лет, другой — тринадцати. Монастырям там­плиеров приходилось принимать сыновей рыцарей, знати, желаю­щих довершить свое образование. Впоследствии некоторые из них могли принести обет: в Лериде средний возраст сержантов составлял двадцать семь лет, а рыцарей — всего двадцать. Нельзя ли это объяс­нить тем, что они вступали в орден в более юном возрасте, вопреки предписанию устава?⁹⁹

При вступлении в орден или братство (например, в Арагоне) обычной была практика дарения лошади и оружия. «Эймерик и Гильом-Шабер де Барберано предают свои и души и тела воинству, и, когда они покинут мир, они оставят лошадей и оружие»™. Этот отказ от вооружения и коней символизирует отречение от мира.

Братья монастыря; члены братства, участвовавшие в деятельно­сти ордена, часть которых жила в командорстве, а другие заведовали там хозяйством или занимались иными делами; люди всякого поло­жения, свободные и зависимые, которые через дарение ad hominem и скромное пожертвование обеспечили себе покровительство ордена Храма как на небе, так и на земле. Довершим картину семьи тамплиеров, упомянув батраков, ремесленников, возниц, писцов и нотариев, которые просто выполняли наемную работу для ордена. В одном ракте 1210 г., составленном в Велэ, присуствуют подписи возницы Пьера, сапожника Мартена, пастуха Этьена и повара Пьера¹⁰¹. В Гардени, в Каталонии, прецептор монастыря вознаграждал услуги общественных нотариев и окрестных священников, составлявших подобные документы. В этой связи уточним, что иногда сами тамплиеры были в состоянии составлять эти акты. Около сотни таких докумен­тов из картулярия Сельва в Руэрге написаны братом-тамплиером¹⁰².

Тем не менее не станем сейчас об этом распространяться. Огром­ное множество тех, кто вступал в орден Храма, и, шире, тех, кто ему жертвовал, были выходцами из мелкой и средней аристократии. В Ваоре список благодетелей, естественно, возглавлял сеньор этой области, могущественный граф Тулузы; но позади него рука об руку шли сеньоры Сен-Антонена и рыцари Пена, рыцари Монтагю и ду­ховные лица из местных церковных учреждений (которые набирали своих монахов из той же благородной среды). В Монсоне все извест­ные командоры происходили из аристократии Комменжа, и все фео­дальные семейства графства, по примеру графа Додона, вступившего в Орден в 1172 г., внесли свой вклад в расцвет ордена. В Велэ семьи Ла Рош-Ламбер, де Фойе, де Марман, де Дальма, все имеющие корни в этом регионе, поставляли прецепторов, братьев-рыцарей и брать­ев-капелланов. Еще более красноречив пример области Сельве в Ру­эрге. Тамплиеры присутствовали там примерно с 1140 г., а в 1148 г. там было учреждено командорство. Открытое несогласие разделило самые могущественные и богатые сеньориальные семьи, благово­лившие цистерцианцам, и рыцарей из мелкой аристократии, кото­рые населяли и обогащали этот дом Храма. Первые находились в постоянном общении с Нижним Лангедоком и его городами Безье и Нарбонном; они осознавали сущность феодальных отношений и заказывали свои документы на латыни. Вторые, менее знатного рода, жили в рамках своей среды и обладали дофеодальным менталитетом. Их документы составлялись на провансальском языке. Цистерцианские аббаты были новоприбывшими в этой области, в то время как все прецепторы тамплиеров были уроженцами Руэрга¹⁰³.

В Каталонии у ордена Храма были тесные связи с родами сред­ней знати, вроде семей графов Урхеля и Торроха, причем член по­следней, Арно, магистр Монкады — одной из провинций Прован­са-Испании — с 1180 по 1184 г. являлся великим магистром ордена. В Англии мелкая знать обеспечивала существенную часть рекрутов, в то время как в Шотландии тамплиеры выходили, главным обра­зом, из той нормандской знати, которую король Давид привел из Англии¹⁰⁴.

Соображения, на которые ссылались люди, предлагавшие Храму самих себя и делавшие ему пожертвования — эти две вещи всегда со­четались друг с другом, — демонстрируют оригинальные черты на­ряду с традиционными. Я рассмотрю их вместе с движением даре­ния. Здесь я остановлюсь лишь на самых обычных из них и на некоторых исключениях.

Обычная мотивация, которой по всему христианскому миру ру­ководствовались те, кто приносили пожертвования и дарили самих себя, подразумевала спасение души и освобождение от грехов.

Были и исключения в виде нескольких сомнительных «обраще­ний», вроде истории шотландца, «Гильома, сына Гальфрида, кото­рый, предпочитая праздность труду», уступил в пожизненное поль­зование ордену свою землю в Эспертоне (возможно, из владений своей жены). За это он, по-видимому, получил возможность спо­койно жить в доме Храма¹⁰⁵. И разве не было капельки тщеславия в том, что Ричард де Аркур, который сделал пожертвование мона­стырю Сент-Этьен в Реневилле, стал тамплиером и завещал напи­сать на своем надгробии, расположенном на хорах церкви, следую­щую внушительную эпитафию: «Здесь покоится брат Ричард де Аркур, рыцарь командорства рыцарей Храма, основатель монасты­ря Сен-Этьен»?¹⁰⁶

Имели место, особенно в XIII в., решения, связанные с политиче­ской и религиозной конъюнктурой своего времени. Вероятно, лангедокские рыцари, подозреваемые в причастности к катарам или просто боявшиеся подобных обвинений в свой адрес, вступали в ор­ден из предосторожности. Достоверных фактов на этот счет не суще­ствует, но следует поставить вопрос, не поэтому ли во время процес­са против ордена было выдвинуто обвинение в ереси.

Ссоры Фридриха II с папской властью — не говоря уж о разно­гласиях того же Фридриха с орденом Храма — оказали влияние на набор в орден. В 1220 г. папа признал Фридриха II императором; тем самым он отринул тех, кто отстаивал интересы папства в королевст­ве Сицилия, государем которого и был Фредерик. Дезориентирован­ные сторонники папы покорились королю, бежали или скрылись. «Были и те, которые вступили в орден Храма»¹⁰⁷.

Тщательное изучение набора в орден Храма, и шире, движения дарения показывает со всей очевидностью, что удивительный успех детища Гуго де Пейена говорит о его полной приспособленности к особенностям западного рыцарства — социальной и ментальной среды, выкованной Церковью.

Прием в орден

 

Теперь последуем за тем, кто стучит у ворот одного из домов Хра­ма и просит, чтобы его впустили. Сразу оставим в стороне странности, реальные или выдуманные, упоминаемые в обвинительных актах 1308 г., составленных, чтобы очернить тамплиеров. Мы последуем за Жераром де Ко, который на допросе 12 января 1311 г. в основных чертах рассказал следующую историю¹⁰⁸.

Жерар вместе с двумя другими рыцарями был принят в орден в день памяти апостолов Петра и Павла двенадцать или тринадцать лет назад, т. е. либо в 1298, либо в 1299 г. Произошло это утром по­сле мессы в доме Храма в Кагоре. Жерар был посвящен в рыцари пя­тью годами раньше. Церемонией руководил брат Гиг Адемар, ры­царь, в то время магистр провинции, в присутствии нескольких рыцарей ордена.

Жерара вместе с двумя его сотоварищами привели в небольшую комнату рядом с часовней. К нему подошли два брата (статья 657):

— Ищете ли вы общества ордена Храма и желаете ли вы участво­вать в его духовных и мирских делах (статья 658)?

Герард ответил утвердительно. Брат снова заговорил:

— Вы ищете великого, и вы не знаете суровых правил, которые соблюдаются в ордене. Вы видите нас в прекрасных одеждах, на пре­красных конях, в прекрасной экипировке, но вы не можете знать су­ровой жизни ордена, ибо если вы захотите остаться по эту сторону моря, то отправитесь на противоположный берег, и наоборот. Есливы захотите спать, вам придется вставать, и идти голодным, когда вы хотите есть (статья 661). Согласны ли вы на это ради Бога и спасе­ния своей души (статья 659)?

— Да, — ответил Жерар.

Тогда брат начал задавать вопросы:

— Мы желаем знать о вас, в согласии ли вы с католической верой и в мире ли с Римской Церковью, состоите ли вы в каком-то ордене или связаны вы узами брака? Рыцари ли вы, и в законном ли браке рождены? Не отлучены ли вы по собственной вине или иной причи­не? Не пообещали ли вы чего-нибудь или не поднесли ли какого-то подарка кому-то из братьев ордена за то, чтобы быть принятыми? Нет ли у вас какого-то скрытого недуга, делающего невозможной вашу службу в этом доме или участие в битве? Не должники ли вы (статьи 658 и 669-673)?

Жерар отвечал, что разделяет католическую веру, что он свободный человек благородного происхождения, рожденный в законном браке и не имеющий перед собой никаких из названных препятствий.

Двое братьев удалились, оставив Жерара и его компаньонов мо­литься в часовне. Они вернулись и спросили троих готовящихся к вступлению, упорствуют ли они в своей просьбе. Затем они ушли во второй раз, чтобы сообщить магистру о том, что все трое ясно и четко подтвердили свое желание. Потом их с непокрытыми голова­ми привели к магистру. Они преклонили колено, сложив руки (ста­тья 667), и произнесли следующую просьбу:

— Господин, мы явились перед вами и братьями, которые нахо­дятся с вами, чтобы просить общества ордена (статья 660).

Брат Гиг Адемар попросил их подтвердить свои ответы на вопро­сы, ранее заданные двумя братьями, соискатели поклялись на «из­вестной книге», после чего он сказал им:

— Вы должны поклясться и пообещать Господу и Пресвятой Деве, что будете всегда подчиняться магистру ордена Храма, будете соблюдать целомудрие, добрые обычаи и установления ордена; что будете жить, не имея собственности, и оставлять у себя только то, что получите от своего прецептора; что сделаете все, что сможете, чтобы сохранить приобретения королевства Иерусалимского и за­воевать то, что еще не обретено; что никогда не пойдете по своей воле туда, где несправедливо убивают, грабят и обделяют христиан; и, если вам будет доверено имущество ордена Храма, вы будете его надежно охранять. И вы не оставите орден, ни для лучшей доли, ни для худшей, без согласия своих начальников (статьи 674-676).

Жерар и оба его сотоварища поклялись. Тогда Гиг снова заговорил:

— Мы примем вас, ваших родителей и двух или трех ваших дру­зей, каких вы пожелаете, чтобы они участвовали в духовных деяни­ях ордена, с начала до конца (статья 677).

И, сказав это, он покрыл их плащом и благословил, и при этом брат-капеллан Раймунд де ла Коста пропел псалом Ессе quam bonum... а затем прочитал молитву Святому Духу. После этого магистр под­нял их собственными руками, поцеловал в губы и напомнил, чтобы священник и присутствующие рыцари тоже поцеловали их в губы таким же образом (статья 678).

Все сели. Магистр подробно рассказал новым братьям о дисцип­линарном кодексе ордена, описал им провинности, ведущие к изгна­нию из монастыря или лишению одежды (статья 679). Затем он кратко изложил основные правила повседневной жизни тамплие­ров: религиозные обязанности (статьи 682-684), поведение за сто­лом (статья 681), уход за лошадьми, оружием и пр. Он напомнил, что «они должны носить на талии несколько коротких веревок» в знак того, что они призваны жить в целомудрии и что общение с женщинами им воспрещено. И наконец, он заключил: «Вперед, и Бог воздаст вам лучшим» (статья 686).

Этот обряд не имеет ничего общего с исполненной тайны цере­монией инициации. Вступая в орден, будущий брат произносил клятву. Эта церемония примечательна, главным образом, тем, что она точно воспроизводит феодальный ритуал клятвы верности вас­сала своему сеньору. Изъявления своего желания, сложенные руки, преклонение колен, магистр, который, подобно сеньору, поднимает брата; поцелуй в губы — символ мира — семена плаща, — все это встречается и в церемонии вступления в вассалитет. Здесь нет ничего удивительного, ведь орден Храма был задуман и создан для евро­пейской феодальной аристократии XII и XIII вв.

Не все тамплиеры до конца поддерживали строгость этих обяза­тельств. Бывали и дезертиры, и в 1307 г. обвинители Храма восполь­зовались их услугами в своих целях. Много ли их было? Узнать об этом точно нет возможности, но нам известно немало примеров из всех эпох: в XII в. армянский князь Млех нарушил свой обет и стал заклятым врагом ордена Храма. Мы знаем и об одном рыцаре, пере­метнувшемся к мусульманам, но без вероотступничества. Но не при­шлось ли другим, чтобы остаться в живых, «поднять палец и сказать закон», согласно священной формуле, т. е. принять мусульманскую религию? Такой слух прошел о Ридфоре, которого неожиданно по­щадил Саладин. И это доподлинно известно о Леоне Привратнике, предателе, выдавшем мусульманам тамплиеров Сафеда в 1268 г.¹⁰⁹ Это могли быть только исключения: об этом свидетельствует коли­чество тамплиерских голов, украсивших мусульманские пики после Хаттина, после Форбии, после падения Сафеда, и еще раз в 1302 г. после разгрома на острове Руад.

На Западе дезертирство случалось нередко, и Храм сурово карал тех, кого удавалось изловить. Для этого орден, не колеблясь, прибе­гал за помощью к королевскому суду, как, например, это произошло в случае Гильома де Монзона, найденного в 1282 г. стражей короля Арагона по требованию Храма.

Всегда ли реакция ордена была такой жесткой? В 1309 г. на до­просе шотландский тамплиер Роберт Шотландец признался, что он был дважды принят в орден: в первый раз в Шато-Пелерен в коро­левстве Иерусалимском, во второй раз после того, как он дезертиро­вал и впоследствии принес покаяние, в Никосии на острове Кипр¹¹⁰. Неужели устав был столь снисходительным? Не было ли это скорее позднейшим изменением позиции?

Высшие чины ордена Храма

 

Естественно, все должности внутри ордена распределялись ис­ключительно между братьями, особенно братьями-рыцарями.

Верховное управление базировалось в Иерусалиме: устав и пап­ские буллы запрещали перемещать штаб-квартиру ордена. Однако в 1187 г. Иерусалим пал под натиском мусульман, и необходимость учитывать изменившуюся обстановку привела к учреждению «глав­ной резиденции» в Акре. Этот город, последний оплот королевства, в свою очередь, пал в 1291 г. Тогда руководство ордена перемести­лось на Кипр. Таким образом, его резиденция всегда оставалась на Востоке. Для тамплиера «за морем» находился Запад.

Магистр правил орденом Храма подобно аббату бенедиктинского монастыря, но титул его был новшеством, которое впоследствии восприняли некоторые другие военные, а потом и нищенствующие ордена. Согласно уставу, все братья повинуются магистру, «а магистр должен подчиняться своему монастырю» (статья 98). Факти­чески устав ордена обязывает магистра перед принятием любого решения собирать совет и выяснять мнение братьев, составляющих капитул. Магистр не обладал абсолютной властью над орденом, и для XII в. это неудивительно. С одной стороны, здесь опять проявляется влияние цистерцианцев (роль капитула становится даже выше, чем в Клюни), а с другой - структура ордена повторяет строй феодального общества, возлагающего на сеньора обязанность созывать совет, а на вассала — участвовать в нем. Таково было всеобщее правило, и если бы орден Храма от него уклонился, этому было бы трудно найти объяснение. «При любых обстоятельствах магистр должен действовать по совету монастыря, созывая братьев и узнавая их мнение, чтобы принять решение, с которым согласится большинство братьев и он сам» (статья 96). Другие статьи (36, 82, 87) подтверждают эти распоряжения. В целом, абсолютизм не средневековая концепция.

Таким образом, первым ограничением власти магистра являлась необходимость совещаться с братьями, но не со всеми и не всегда, так как устав здесь предусматривает тонкие нюансы. Например, ма­гистр имел право давать ссуды, очевидно под проценты, в пользу ор­дена. Если сумма не превосходила тысячи безантов, ему требовалось согласие нескольких достойных людей монастыря. Если же он хотел отдать в рост больше, ему необходимо было заручиться одобрением большего количества братьев. Он назначал высшие чины провинций ордена с согласия своего капитула, когда речь шла о наиболее важ­ных провинциях, и единолично выбирал бальи второстепенных ок­ругов. Короче говоря, с помощью капитула, нескольких советников, а иногда и в одиночку магистр принимал участие в работе всех меха­низмов жизнеобеспечения ордена, следя за состоянием замков, от­ношениями с Западом, перемещением имущества, лошадей и денег, вывозом на Запад больных и стариков или, напротив, ввозом на Вос­ток свежих сил... И чтобы магистр, несмотря ни на что, всегда мог принимать неотложные решения, требующие, однако, обсужденияс братьями, его постоянно сопровождали, по меньшей мере, два ры­царя. Это были не только советники, но еще и контролеры.

Еще одной уздой, сдерживавшей инициативу магистра, служила власть других сановников ордена. В иерархических статутах 1160 1170 гг., за положениями о магистре следуют аналогичные предпи­сания для сенешаля, маршала и пр.

Второй по рангу сановник ордена, сенешаль, полностью замещал магистра в случае его отсутствия. Но еще более высокое положение занимал маршал, который постоянно следил за дисциплиной в ордене, надзирал за теми, кому поручалась забота о животных, вооружении и имуществе, делал необходимые закупки. Его роль была особенно важна во время военных кампаний, так как «все братья-сержанты и все воины находятся под командованием маршала, когда они вы­ступают в поход» (статья 103). Будучи главой штаба, он лично уча­ствовал в битве, поскольку, если натиск тяжелой конницы ослабе­вал, он становился — образ говорит сам за себя — его «острием».

Командор Иерусалимской области (или королевства) брал на себя функции казначея ордена: «Все ценности монастыря, где бы они ни были приобретены, по ту или эту сторону моря, должны быть переданы в его руки» (статья 111). Разумеется, он не имел права ими распоряжаться, до тех пор пока их не видел магистр, но после со­блюдения этой формальности он отвечал за их употребление. Все трофеи, добытые в ходе военных кампаний, поступали к нему, кроме животных и оружия, которые переходили к маршалу. Он обеспечи­вал связи Иерусалима с монастырями тамплиеров на Западе при по­средстве командора свода Акры, следившего за всеми перевозками ордена через этот порт. Он осуществлял и другую важную задачу, распределяя тамплиеров по разным монастырям и крепостям орде­на в зависимости от возможности их размещения и военных нужд. Под его прямым командованием находился драпье, интендант орде­на, который обеспечивал братьев одеждой и военным обмундирова­нием (постельными принадлежностями, палатками и пр.).

Упомянем и о командоре Иерусалима, отвечавшем за защиту пи­лигримов, традиционную миссию храмовников, о котором я расска­жу в главе, посвященной этому направлению деятельности ордена. Назовем еще некоторых сановников, назначавшихся для командо­вания братьями-сержантами, например: заместителя маршала, который руководил весьма многочисленными братьями из конной стражи; гонфалоньера (знаменосца); командора свода Акры и, нако­нец, туркопольера, возглавлявшего легкую конницу, набираемую исключительно из местных туркопов, которые сражались на тюрк­ский манер, т. е. верхом и с луком.

В своей службе эти старшие командиры ордена не могли действо­вать независимо от магистра. Он же имел перед всеми преимущество «всеобъемлющей компетенции». Воля и личность магистра облада­ли огромным влиянием, которое могло оборачиваться как в луч­шую, так и в худшую сторону. Первого мая 1187 г. магистр ордена Храма Жерар де Ридфор вступил в бой, получивший название битвы при Фонтен дю Крессон, при неблагоприятных обстоятельствах, да­вавших численный перевес противнику. К тому же он не обратил внимания на отрицательное мнение присутствовавшего там магист­ра госпитальеров и Жаклина де Мальи, которого исследователи дол­гое время принимали за маршала Храма, но который был всего лишь простым рыцарем.

Помимо неформального совета мудрых мужей, обязанных вы­сказывать свое мнение в любой ситуации, существовал капитул или, скорее, капитулы, представлявшие собой постоянно действующий орган ордена. Капитулы локальных командорств заседали ежене­дельно, провинциальные капитулы — раз в год, а генеральный капи­тул собирал на Святой земле сановников Сирии-Палестины и Запада раз в пять лет. Это была неповоротливая и сложная машина! О том, чтобы провести генеральный капитул по поводу избрания магистра, не могло быть и речи: в ситуации чуть ли не перманентной войны присутствовать на нем смогли бы далеко не все. В этом совете участ­вовали только тамплиеры Святой земли, т. е. их ничтожное мень­шинство, определенное с помощью процедуры, сравнимой с процес­сом избрания венецианского дожа. Судите сами.

Как только становилось известно о смерти или отставке магистра и складывалась благоприятная обстановка, маршал созывал санов­ников ордена. Это приглашение относилось ко всем как на Востоке, так и на Западе, но представители Европы участвовали в совете, только если уже находились на Святой земле. Выбирался великий командор, который наблюдал за проведением капитула. Он же на­значал командора выборов, который назначал себе помощника.

«И эти два брата должны были назвать двух других братьев, чтобы их стало четверо. И эти четверо должны были избрать двух других братьев, чтобы их стало шестеро», и так до двенадцати...

 

в честь двенадцати апостолов. И эти двенадцать должны вместе избрать брата-капеллана, чтобы он символизировал собой Иисуса Христа и прило­жил все усилия для сохранения мира, любви и согласия между братьями. И братьев станет тринадцать. И среди них должно быть восемь братьев-ры­царей, четыре сержанта и брат-капеллан. И эти тринадцать выборщиков должны происходить... из разных народов и разных стран, чтобы сохранить мир в доме (статья 211).

 

Тринадцать выборщиков определяли нового магистра и провоз­глашали его избрание перед капитулом. В целом к услугам магистра был многолетний опыт ордена. Он исполнял важные функции как на Западе, так и на Востоке. «Люди с передовыми взглядами», вроде Тремеле и Ридфора, встречались нечасто, и так же редки были вы­ходцы из аристократии Святой земли, как, например, Филипп Наблусский.

Орденская организация

 

Статья 87 дополнений уточняет, что магистр с согласия капитула назначает «командоров о<

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: