 |
Новые дифференциации и дифференцирующие факторы в
|
|
|
|
России
На первый взгляд то, что сформулировано Беком и другими исследователями
применительно к Германии и прочим развитым индустриальным странам (в основном
западного мира), не имеет отношения к современной российской действительности.
Чисто
структурные моменты происходящих ныне в России изменений совершенно не
соответствуют тому, что происходило в западных странах и в конце концов привело к
отмеченной выше индивидуализации и плюрализации жизненных форм. Вместо
необычайного повышения жизненного стандарта на фоне устойчивого экономического
роста, что отмечалось на Западе, в России происходит противоположный процесс —
глубокое падение жизненного уровня большинства населения. Вместо "биографизации"
своих жизненных планов, возможной только на фоне освобождения от экономических
забот, многим (скорее большинству) российским гражданам суждено заботиться
исключительно о выживании, что отнюдь не предполагает формирования долгосрочных
жизненных планов. Постоянный жилищный кризис сильно затрудняет возможность
существования альтернативных семейных структур и формирования "дополнительных"
жизненных стадий, таких, например, как после-родительская. А продление
"пенсионного" существования выглядит абсолютно нереальным на фоне таких факторов,
как сокращение средней продолжительности жизни, маленькие пенсии и вследствие
этого необходимость постоянных приработков только для того, чтобы обеспечить
собственное существование. Казалось бы, все это исключает возможность плюрализации
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
|
|
|
и индивидуализации жизненных форм и, наоборот, способствует формированию
архаичных (если рассматривать их с позиции современного социокультурного развития)
форм социального расслоения2.
Однако наблюдение российской реальности позволяет выявить и совершенно другие
факты.
■ Резкое, можно сказать, скачкообразное увеличение количества самых разных,
абсолютно не сводимых к сословным, классовым или слоевым определениям жизненных
форм и стилей, имеющих исключительно культурное происхождение3. Эти стили,
возникшие в жизни России в течение последних пяти-десяти лет, не корреспондируют
непосредственно с категориями де-
2 Поэтому неудивительно, что российские социологи работают в основном именно с
этими архаичными моделями либо с несколько модифицированными и измененными
версиями социальной структуры капиталистического общества, сформулированными в
трудах Маркса, Энгельса, применяя их для описания и анализа современной российской
действительности.
3 Подробнее о происхождении этих стилей говорилось в гл. 5.
мографической, профессиональной или экономической структуры как советской, так и
нынешней "капиталистической" России.
■ Крайняя условность и подвижность профессиональной структуры в сегодняшней
России. Парадоксально, но необходимость борьбы за выживание не обедняет, а наоборот,
обогащает жизненно-стилевой репертуар индивидов. Чтобы содержать семью в
современных условиях, индивиду зачастую приходится осваивать и усваивать жизненные
формы и стили, к которым он никогда бы не обратился в благополучной и стабильной
ситуации. Так, например, не редкость, когда ученый часть своего времени работает как
водитель такси, используя для этого либо собственный, либо чужой автомобиль; рабочие
и служащие в свободное время занимаются коммерческой деятельностью, отправляются
в шоп-туры, становятся коммерческими посредниками, коммивояжерами и т.д. Нельзя
недооценивать влияния такой смены профессий, а вместе с этим смены
профессиональных жизненных стилей. Происходит релятивизация жизненных стилей в
практике отдельно взятой личности. Стабильные классово-культурные и специфически
слоевые идентификации разрушаются и уже не могут быть реконструированы в полной
мере при восстановлении социальной и экономической стабильности (можно сказать,
происходит потеря стилевой невинности).
|
|
|
Такие же последствия частой смены родов деятельности вплоть до смены профессий
характерны даже для индивидов, сформировавших устойчивую идентичность в
профессиях, которые, как оказалось, в трудных экономических условиях не дают
возможности выживания.
■ Повышение роли аскриптивных характеристик и соответствующих форм
поведения. Как можно предположить, роль аскриптивных статусов становится выше по
двум причинам. Во-первых, известная ожесточенность борьбы за существование
повышает удельный вес натуралистических определений личности (определений по полу,
возрасту, иным биологическим и природным качествам), ибо последние в значительной
мере предопределяют успех или неуспех деятельности. Но роль подобных статусов
велика в любом обществе, и представляется, что ее усиление или ослабление является
временным и зависит от достаточно краткосрочных колебаний экономической ситуации.
Во-вторых, и это гораздо важнее, возрастает роль аскриптивных статусов другого
рода, возникающих вследствие распада индивидуальных биографий и массовой
деидентификации, что делает понятия достижения и успеха если и не абсурдными, то во
всяком случае малозначимыми для большей части населения, а также резкого
возрастания распространенности презентативного, инсценировочного поведения, которое
и рассчитано на аскриптивные формы ориентаций и поведения. Обобщая это описание,
можно сказать, что массовая дезидентификация приводит к снижению удельного веса
"достиженческих" ориентаций и поведения и к увеличению аскриптивных форм
ориентаций и поведения, как натуралистических, так и инсценировочных.
Легко понять причины возрастания роли аскриптивных статусов в России. В развитых
западных странах оно объясняется плюрализацией и индивидуализацией жизненных
форм и стилей, обусловленными наличием богатейших ресурсов разного рода. В России
оно носит скорее вынужденный характер, мотивируясь, с одной стороны, потребностями
|
|
|
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
экономического выживания (в меньшей мере), а с другой — необходимостью поиска
новых идентификаций взамен утерянных. Но результат будет такой же, ибо
плюрализация инсценируемых культурных стилей, как было показано в гл. 6, неизбежно
должна вести к плюрализации и индивидуализации практикуемых жизненных форм.
■ Широта предложений в области образования — новый дифференцирующий
фактор. В отличие от предшествующего советского периода сейчас практически нет ни
одной профессии, ни одной жизненной формы, которая не может быть освоена и усвоена
в соответствующих образовательных организациях как внутри страны, так и за рубежом.
Но этот фактор ведет не только и не столько к вертикальной дифференциации
(распределению по слоям, характеризующимся уровнем образования наряду с доходами,
и т.д.), а скорее к горизонтальной дифференциации, т.е. к распределению обучающихся
по группам, характеризующимся различными формами и стилями жизни. Сейчас
образование не только выполняет свои прежние функции, но и стало средством освоения
новых стилей. Как правило, высокая стоимость обучения и кажущаяся недоступность
множества образовательных организаций не становятся препятствием для индивидов,
готовых освоить новую для них жизненную форму.
■ Утрата мотивирующей силы социальной мобильности, точно совпадающая с
отмеченной Беком применительно к западному миру. Как правило, получение
образования не является показателем подъема по социальной лестнице, перехода на
более высокую ступень, хотя и свидетельствует об индивидуальном достижении и может
служить залогом дальнейших успехов.
|
|
|
Этот любопытный факт объясняется, пожалуй, отсутствием стабильной и
единообразной шкалы престижа профессий и является признаком переходного периода.
С одной стороны (точнее, для некоторой части населения), престижны интеллектуальные
профессии, предполагающие долгое и кропотливое изучение и обучение, в таких
областях, как история, философия, естественные науки, имевших высокий престиж в
советское время. Для других престижны профессии, предполагающие быстрый успех и
обогащение: бизнес-менеджмент, прикладная экономика, юриспруденция,
выдвинувшиеся на передний план в силу экономических трансформаций. Для третьих
престижны профессии, вообще не предполагающие систематического обучения, но
позволяющие работать в персональной охране, стрип-шоу, просто в коммерции любого
масштаба.
Именно релятивизация престижности профессий и родов деятельности ведет к
снижению роли социальной мобильности. Мобильность ценится только в стабильной
системе престижа. Там, где ее нет, речь может идти только и исключительно об
индивидуальной оценке престижа профессии или рода деятельности.
Поэтому образование ныне утрачивает свой прежний социальный смысл. Оно
приобретает двоякий новый смысл: как средство достижения экономического успеха и
как инструмент доступа к новым жизненным формам и стилям.
■ Специфическая организация политики практически совпадает с отмеченной Беком
тенденцией, характерной для западноевропейских стран. Сегодня политическая жизнь в
России далека от традиционных западных моделей, но близка современным западным
моделям. Если отвлечься от преходящих проблем слабой процедурной организации
(вполне естественных для данного периода, ибо у нас пока опыт демократической
практики крайне скуден), то в качестве главного признака российской политики можно
назвать практически полное отсутствие социально-слоевой идентификации политических
партий. Бесчисленные попыт-
ки отдельных партий и их лидеров установить предполагаемую классическими
политологическими учениями "принципиальную координацию" между партией с ее
доктриной и соответствующим социальным слоем многократно и красноречиво
проваливались. Рабочие отказываются идти в лоно социал-демократии, промышленники
и предприниматели не поддерживают ни гайдаровскую партию, ни партию
экономической свободы, которые собственно для них и создавались. Нет партии рабочих
и партии крестьян, нет партии бедных и партии богатых.
Формирование блоков и движений регулируется не социальной (социально-слоевой)
близостью участвующих партий, а актуальными политическими темами, на основе
которых может возникнуть временная общность целей, и конкретными политическими
|
|
|
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
ситуациями. Социально обусловленной идиосинкразии не возникает: Явлинский при
необходимости может объединиться с коммунистами, а Жириновский — с явлинцами. И
это не следует трактовать как неразборчивость и беспринципность, в чем нередко
упрекает политиков пресса, это принципиальная характеристика политики, в корне
изменившейся вместе с ликвидацией и очевидной бесперспективностью восстановления
традиционной классово-слоевой структуры общества.
Насколько подвижны партии, настолько же подвижен и изменчив избиратель, который
уже не ищет партию, соответствующую его классово-слоевой специфике, и часто даже
вообще не определяет для себя партию, за которую он будет голосовать постоянно.
Избиратель меняет свои предпочтения, ориентируясь при выборе на конкретные
политические темы и ситуации. Если и существуют закономерности поведения таких
"подвижных" избирателей, то, очевидно, их надо изучать, опираясь на понятия
жизненных и культурных стилей, которые, собственно, и выражают специфику
избирательного поведения.
Все факты (или интерпретации, если кто-то намеревается их оспорить), приведенные
здесь, позволяют показать, что Россия в результате реформ, начавшихся в 1985 г.,
медленно и мучительно развивающихся и перешедших впоследствии в революционные
по масштабам и стилю изменения, отнюдь не вернулась в свое собственное досоветское
или буржуазное, характерное для Запада середины XX в., прошлое, а естественным
образом пе-
решла (или переходит) в характерное для современных западных стран постклассовое
состояние.
Этот переход пока не завершен. Сейчас в России налицо элементы и тенденции,
характерные для постклассового общества. Но они могут и, очевидно, будут
фигурировать в роли матрицы, на основе которой при улучшении и стабилизации
экономической ситуации сформируются социальные отношения "зрелого"
постклассового общества.
|
|
|
