 |
Rites de passage (ритуалы перехода)
|
|
|
|
Rites de passage (ритуалы перехода) — это особенный класс ритуалов, существующих
в каждой культуре и выполняющих особые функции, связанные в первую очередь с
последовательным прохождением индивидом стадий своего жизненного пути — от
рождения до смерти [117]. Ритуалами перехода отмечаются моменты изменения
индивидуальной идентичности. Ритуалы перехода особенно важны и имеют особенно
выразительный характер в традиционных, а также в "первобытных" обществах. Здесь
момент перехода зачастую означает полную потерю старой идентичности и приобретение
новой, совершенно иной идентичности, что предполагает изменение всех социальных
характеристик личности, иногда вплоть до смены имени. В ряде культур инициация —
переход в статус взрослого полноправного члена клана или племени — отождествляется
со смертью и новым рождением. В некоторых культурах инициация не кратковременный
акт или событие, а растянутый на несколько недель или даже месяцев процесс, во время
которого действительно происходит преображение инициируемого, превращение его в
другого человека.
Представим схему церемонии инициации у африканских племен региона Убанге.
Молодых кандидатов (ганза) поселяют в специально построенном лагере вдали от
деревни. Три дня их заставляют практически голодать, потом ведут к реке купаться, а по
возвращении проводят между двумя шеренгами вооруженных жесткими прутьями
взрослых мужчин, подвергающих ганза самому настоящему жесточайшему кровавому
бичеванию. На этом их муки не заканчиваются — следует обрезание. В тот же вечер све-
жеобрезанные ганза, не обращая внимание на боль и кровотечение, танцуют перед
старейшинами. Все это время им нельзя издать ни стона, ни крика, ни каким-либо
образом выказать боль — несдержанность может стать источником пожизненного
позора. Затем следует возвращение в лагерь, где им читают краткий образовательный
курс (семья, гражданские обязанности, половая мораль, ритуальные танцы, ремесла) и
происходит "смытие" старых грехов, для чего ганза работают на общественном поле на
положении рабов — под плеткой надсмотрщика, под палящим солнцем, без какой-либо
защиты от муравьев, пчел и т.п. После такого служения каждый ганза получает новое
имя. Впервые они покидают лагерь, который сразу сжигают, через месяц после обрезания
и возвращаются в свою семью в специальной раскраске и в особом наряде. Здесь им три
дня не разрешается произносить ни слова — ведь они только что родились и не умеют
говорить [57, с. 119-122].
|
|
|
В ряде племен аборигенов Австралии процессом инициации предусматриваются
следующие ритуалы.
Обрезание.
Обрезание. Оно осуществляется на "живом столе": в землю втыкается палица, вокруг
которой, держась за нее руками и наклонясь вперед, становятся пять или шесть мужчин,
образуя стол, на который лицом вверх кладут инициируемого. Оперирующий, сидя
верхом на инициируемом, срезает крайнюю плоть. У племени аранда операция
совершается под звуки вращаемой гуделки — голоса великого духа Тванйирика.
Подрезание.
Подрезание. В тех племенах, где эта операция осуществляется, она считается самой
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
важной в процессе инициации. Подвергающегося инициации кладут на "живой стол",
поднимают его пенис и делают на нем разрез. Взрослые мужчины вновь надрезают те
места, где у них когда-то во время инициаций были сделаны разрезы, и кровь стекает по
их бедрам. Инициируемого кладут на землю лицом вниз, а остальные танцуют над ним,
окропляя его кровью. Существует мнение, что этот обряд параллелен практиковавшемуся
в некоторых племенах обряду надрезания влагалища у девушек и имитирует
менструальное кровотечение. Он именуется Кунапипи и имеет соответствующее
мифологическое обоснование: "Кунапипи означает надрез или чрево Матери-
прародительницы, пенис символизирует Питона или Змею-Радугу, или Змею-Молнию, а
надрез — женскую матку. Таким обра-
|
|
|
зом, подвергшийся операции подрезания мужской член символизирует одновременно
как женские, так и мужские половые органы, которые должны соединиться, чтобы
произошло оплодотворение. Кровь из надреза, будь то в первоначальной операции или в
последующих, символизирует сразу и послеродовую и менструальную" [7, с. 126].
Послеродовая кровь, собственно, и означает рождение нового человека, а регулярное
возвращение менструальной крови — постоянное, непрекращающееся плодоношение
рода.
Поэтическому гению Платона принадлежит знаменитый миф об андрогинах. Задолго
до Платона австралийские аборигены воплотили аналогичный миф в непосредственности
коллективных ритуалов.
Мужские инициации — не единственные, хотя, пожалуй, самые важные и самые
сложные из ритуалов перехода. Существуют инициации девушек, ритуалы вступления в
брак, наступления старости, наконец, ритуалы рождения и смерти. Этнографами описаны
тысячи и тысячи подобных ритуалов. Все они имеют в общем один и тот же смысл и
выполняют один и тот же набор функций: установление новой идентичности индивида,
фиксация его нового статуса и интеграция основных статусных групп племени, клана,
общины. Процесс инициации — это процесс приписывания статуса. Поэтому инициации
так же, как и другие ритуалы перехода, — главное орудие социальной мобильности и
воспроизводства социальной структуры в условиях до-современных обществ, когда
отсутствуют институты образования и "достижительские" статусы.
В современных обществах роль ритуалов перехода сильно уменьшилась, а лучше
сказать, сильно изменилась, хотя продолжает существовать огромное количество
ритуалов этого типа: церковное причастие, получение паспорта как свидетельство
совершеннолетия, допуск к выборам как признание гражданской зрелости, вручение
аттестата зрелости и университетского диплома, заключение и расторжение брака,
переход на пенсию и, конечно, как всегда и повсюду с самых наидревнейших времен
культуры, — рождение и смерть (два кардинальнейших изменения статуса, достойные
отдельного детального рассмотрения). Эти современные ритуалы перехода роднит с
аналогичными ритуалами далекого прошлого, во-первых, их символический харак-
|
|
|
тер, во-вторых (частично), их социальная функция — функция стабилизации
социальной структуры, категоризации индивидов, наделения их свидетельствами
статусной идентичности.
Но существует очень много отличий сегодняшних ритуалов перехода от ритуалов
перехода прошлого. Они связаны в первую очередь с большей свободой выбора
идентификации, возможностью отказаться от какого-либо перехода. Образно говоря, если
ритуалы прошлого (в той форме, как они изображены, например, выше) можно сравнить
с железной клеткой, заставлявшей человека стать тем, кем ему суждено стать, и
оставаться тем, кто он есть, то теперь каждый человек может не входить в клетку, войти в
одну или в другую3. Кроме того, изменился сам характер символизации в ритуалах.
Вследствие того, что ритуалам стала свойственна более формальная организация,
символизация стала гораздо менее прямой и непосредственной, чем в ритуалах древних
времен, можно сказать, что она вообще принимает иной характер.
Что такое символ?
Что мы подразумеваем, говоря, например, так: в ритуалах инициации "пенис
символизирует Питона, или Змею-Радугу, или Змею-Молнию"? Что означает здесь слово
символизирует?
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
Приведем описание еще одного ритуала австралийских аборигенов — обряда в честь
птицы эму. Мужчины делают большую насыпь, на нее кладут белые перья пеликана, на
которые нанесены черные и красные точки. Выбирают четырех женщин. В ходе обряда,
который проводится днем, женщины проходят по насыпи, представляющей тело эму. В
это время мужчины начинают петь... Когда пение заканчивается, руководящий обрядом
мужчи-
|
|
|
3 Разумеется, это несколько идеализированное противопоставление. Социальный
порядок и контроль у первобытных народов был не так жесток, как это может
показаться, а что касается современного общества, то ослабление контроля в одном
отношении часто сопровождается усилением его в другом.
на разрушает насыпь палицей и просит эму размножаться: разрушенная насыпь
выглядит так, как только что вылупившиеся из яйца птенцы эму. Теперь в стране будет
достаточно эму... [7, с. 203]. Что мы должны понимать, говоря: разрушенная насыпь
символизирует множество вылупившихся птенцов эму?
А как понимать такое выражение: "при исполнении обрядов без участия женщин
мужчины символически имитируют физиологические функции, присущие женщинам"?
Символ — очень многозначное и недостаточно проясненное понятие. Словари, даже
специализированные, часто дают неточные и неполные объяснения символа. Приведем
два определения понятия символ:
Символ — произвольный знак, вызывающий единообразную социальную
реакцию. Значение символа произвольно в том смысле, что оно не присуще звуку,
объекту, явлению и т.д. как таковым, а формируется в процессе обучения и
взаимного согласия людей, использующих его в процессе коммуникации. Люди
коммуницируют друг с другом символически посредством слов, жестов и действий.
Слово, флаг, обручальное кольцо, номер — вот примеры символов [179, р. 429].
Символ — то, что в своем чувственном качестве указывает на что-то другое или
замещает что-то другое. Под этим "другим", "символизируемым" может пониматься
конкретное явление или предмет (например, солнце как символ Людовика XIV), но
чаще всего символ указывает на некое абстрактное, непосредственно не
воспринимаемое содержание, смысловое образование, комплекс представлений,
относящихся к религии, политике, науке и т.д. (например, христианский крест,
знамена и гербы, докторская шапочка) [140, s. 762].
Совершенно очевидно, что ни одно из этих определений не способствует объяснению
ритуальной символизации. Во-первых, символы описанных выше ритуалов не являются
произвольными знаками (наверное, будет трудно догадаться, что это за ритуал, где
двуполую Змею-Радугу символизировал бы не тот предмет, который ее символизирует, а
что-нибудь другое, например флаг). Во-вторых, символы этих ритуалов не указывают на
что-то другое и не отсылают к чему-то другому.
Современная символизация
Приведенные выше словарные определения, в которых символ (как предмет, процесс,
явление) противопоставляется "символизируемому", а отношение между ними имеет, как
считается, конвенциональную природу, характеризуют социальную действительность
современного мира, где существенно изменился и смысл символизации, и смысл
ритуалов.
|
|
|
Как уже говорилось выше, сфера, которая раньше более всего подлежала ритуальной
регуляции, теперь в значительной степени институционализовалась. Реальность этой
сферы отделилась от символов. Жизнь в ее непосредственной полноте стала все менее и
менее соотноситься с гражданской мифологией, которая, как предполагается, ее ведет и
организует. Данное утверждение справедливо буквально для всех развитых обществ, как
капиталистических, так и бывших социалистических.
Следствием этого стало опустошение символов. Их конкретно-жизненное содержание
оказалось подменено рационалистическими конструкциями; в результате
символизируемое отделилось от символизирующего. Материальность символа не
соотносится с материей жизни, а потому и в самом деле становится безразличной по
отношению к ней — результатом условности, конвенции. Свидетельство о
совершеннолетии может называться паспортом, аттестатом, аусвайсом или как-то иначе,
может представлять собой книжечку, карточку или значок — это не имеет никакого
значения.
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
Новые символы не только безразличны символизируемой реальности по своей
материальной природе и составу. Они безразличны и самой реальности, образуют свою
собственную относительно замкнутую систему, нисколько не воздействуя на процессы
жизни. Общеизвестным фактом является удлинение процесса взросления нынешней
молодежи. Психологические, социологические, этнографические исследования
показывают, что время психофизиологического, эмоционального и социального
созревания входит в противоречие с формально-ритуальным временем признания
гражданской дееспособности. Если прибегнуть к эт-
нографическим понятиям, можно сказать, что инициации подвергаются дети. Если бы
современные "инициации" имели, как раньше, характер резкой личностной
трансформации и реидентификации, молодой человек мог бы испытать серьезные
психосоматические потрясения. Этого не происходит, поскольку инициации чисто
формальны, не имеют отношения к жизни.
Сказанное не следует воспринимать как элемент критики современной культуры,
атомизирующей и индивидуализирующей личность, разрушающей традиционные
родовые опоры стабильного общественного существования. Разрушение действительно
происходит, но оценивать его можно лишь на основе определенной идеологической
концепции, заранее постулирующей, что есть добро, а что — зло. Мы же только
констатируем, что разрушение стабильных ритуализованных структур ведет к росту
человеческой свободы в пространстве, во времени и в третьем — социальном —
измерении. Но здесь следует заметить, что рост индивидуальной свободы имеет свои
отрицательные стороны, и определяется ли свобода в конечном счете как благо, зависит
от тех критериев, которые выбраны для оценки изменения и развития общества.
Рассмотрим, как изменяется степень свободы в пространственном отношении.
Деритуализация жизни и релятивизация символов способствует освобождению от оков
клана, рода, общины, разного рода региональных идеологий, открывает широкие
горизонты географической мобильности (региональный характер ритуалов, отмечающих
этапы прохождения жизненного пути, привязывает человека к его месту сильнее, чем
тюрьма). Ослабление ритуалов переходов и их отрыв от реальности жизни кардинальным
образом изменяют возможности индивида распоряжаться временным диапазоном своей
жизни. Он может растянуть или сократить юность, вернуть ее (например, снова взявшись
за учение), увеличить период активной взрослости, вообще избежать старости как
социально-сконструированного времени жизни. Разумеется, все это в пределах
отпущенных ему биологических возможностей.
Но, грубо говоря, биология не безразлична к идеологии, в данном случае — к мифу и
ритуалу. В традиционном обществе юноша, прошедший инициацию, не мог больше
оставаться в статусе юноши, он становился взрослым так же неотвратимо, сразу и
полностью, как куколка превращается в бабочку. Он взрослел
сразу, независимо от своих субъективных состояний и склонностей, точно так же как
впоследствии "ритуально" старел. Эти чередующиеся возрастные статусы следовали с
квазиестественной необходимостью, их наступление нельзя было отложить, как нельзя
отложить приход лета или отменить зиму. В деритуализованном современном обществе
человек может отменить или изменить многое. Вообще увеличением средней
продолжительности жизни человечество во многом обязано не только успехам медицины
и биологии, но и деритуализации общества и следующему за ним (или параллельно ему)
изменению возрастных идеологий. И несмотря на множество изменений, до сих пор как
структура, так и пределы человеческого жизненного пути во многом определяются и
ограничиваются идеологически. Писатель Элиас Канетти неоднократно высказывал
мысль об идеологическом, а не только и не просто биологическом характере
неотвратимости смерти [100, s. 44].
И наконец, — свобода в социальном измерении: открытие возможностей
внутрипоколенческой и внутрикогортной вертикальной социальной мобильности, рост
значения как статусов достижения, так и аскриптивных статусов и т.д., и т.п.
Итак, современные процессы обусловливают снижение роли ритуалов и опустошение
символов. Именно на осознании роли и значения этих "пустых" символов, не
содержащих в себе собственной реальности, а отсылающих к чему-то другому, строятся
многие социологические концепции современного общества, объединяемые общим
Ионин, Л. Г. Социология культуры. —4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427
с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru
наименованием "символический интеракционизм", на которых мы подробно
останавливались в гл. 2.
Задача последователей символического интеракционизма, противников
объективистской социологии, которые пытаются построить социальную науку по образу
и подобию естественных наук, — ввести в социологию "человеческое измерение". С их
(заметим, совершенно правильной) точки зрения межиндивидуальное взаимодействие
организуется не как взаимодействие природных объектов, движимых внешними по
отношению к ним объективными силами, а как результат постоянной собственной
человеческой интерпретационной деятельности. В человеческом поведении между
реакцией и стимулом всегда стоит интерпретация, т.е. осмысление того, что означает или,
можно сказать, что символизирует этот стимул, на какие возможные последствия он
указывает. Даже наиболее часто встречающиеся стимулы, значение которых не
вызывает сомнения у подавляющего большинства населения, могут стать объектом
интерпретации и действительно интерпретируются.
Таким образом, человеческое взаимодействие осуществляется как постоянный
процесс интерпретаций, их взаимных согласований, в ходе которых вырабатываются
общие видения и оценки предметов и явлений, можно сказать даже так: формируются,
конституируются общие предметы и явления, социальный мир в целом.
Эти концепции вполне соответствуют характеристикам деритуализованного общества,
располагающего только пустыми символами, которые могут наполняться каким угодно
содержанием, и единственная забота при этом состоит в том, чтобы обеспечить единое
для участников взаимодействия, для группы или для всего общества понимание и
истолкование символов в их новом конвенциональном наполнении.
Несколько забегая вперед, отмечу, что эти новые символы — символы другого мифа,
не того, каким и в каком жили аборигены Австралии.
|
|
|
