 |
И церковнославянской традиции
|
|
|
|
1. Роль церковнославянской языковой и церковной
культурной традиции для поэзии начала XIX в. обычно ре-
шается как стилистическая проблема:
соотношение "высокого" и "среднего" слога. Церков-
нославянизмы воспринимаются в отношении к их стилисти-
ческой функции в системе Ломоносова, то есть внутри
русской секуляризованной культуры послепетровской эпо-
хи. В первую очередь при этом, естественно, рассматри-
ваются стилистические дублеты, слова, в которых одному
лексическому значению соответствуют две стилистические
формы. При таком подходе получается смещенная картина:
Пушкин, находящийся явно вне русской церковной куль-
туры и видевший в старославянском культурном пласте
лишь резерв для выражения "высоких" эмоций, оценивается
как поэт, для которого церковнославянская стихия поэти-
ческой речи обладает высокой значимостью. Лермонтов же,
который вел непрерывный "диалог с Богом" то как богобо-
рец, мятежник, романтический демон, то как автор "Мо-
литвы" ("Я, Матерь Божия..."), рассматривается как по-
эт, находящийся вне церковной языковой традиции. По
словам
1 Корректурное примечание. Данная работа находилась
в печати, когда высказанное в ней пожелание в значи-
тельной степени реализовалось. В "Тезисах межвузовской
научной конференции литературоведов, посвященной 50-ле-
тию Октября" (Л., 1967) появилось краткое изложение
доклада Г. И. Сенникова "Сибирский вольнодумец XVIII
века". Анализируя творчество П. А. Словцова, автор так
же, как и мы, приходит к выводу о принадлежности "Древ-
ности" перу сибирского поэта. К сожалению, аргументации
в этом кратком тексте не приводится. Можно лишь поже-
|
|
|
лать скорейшего опубликования полного текста работы Г.
И. Сенникова.
В. В. Виноградова, эта традиция "усыхает" в поэзии Лер-
монтова. "Лермонтов делает дальнейший шаг за Пушкиным
по пути освобождения русского языка от пережитков ста-
рой церковно-книжной традиции".
2. Для решения этой проблемы полезно обратить внима-
ние не только на стилистику, но и на общую соотнесен-
ность структуры семантики русского романтизма и церков-
ной культурной традиции. "С небом гордая вражда" роман-
тизма определила тенденцию к кощунственному, "богохуль-
ному" словоупотреблению. А это, в свою очередь, повлия-
ло на создание "обращенной" семантической системы,
построенной на той же структуре смысловых сцеплений,
что и в церковной традиции, но ориентированной противо-
положным образом. В секуляризованной системе стиля из
старославянского в основном заимствовались формальные
элементы (морфо-фонологические и синтаксические), кото-
рые выполняли роль сигналов высокого стиля. Церковная
культура просто была вычеркнута как некоторый особый
тип смысловой организации мира. Романтизм (романтичес-
кий индивидуализм) возобновил борьбу с церковной куль-
турой и тем самым оживил память о ней.
3. Рассмотрим некоторые опорные слова-символы в сис-
теме романтизма. Напомним, что всякий русский человек
начала XIX в. самим фактом причастности к православной
церкви, необходимостью выполнять обряды и знакомиться с
текстами был поставлен в условия, исключающие незнание
церковнославянского значения этих слов.
а. Мечта, мечтание, мечтательный - в церковной куль-
туре означало нечто не только призрачное, но и ложное,
мнимое. Оно прилагалось к деяниям бесовским и в антите-
зе "земля - небо" характеризовало именно землю. Если у
Пушкина в стихах:
Когда, к мечтательному миру
|
|
|
Стремясь возвышенной душой (II, 59)
"мечтательный" означает "неземной", то в выражении
Владимира Мономаха "света сего мечетнаго кривости ради
налезохъ грехъ co6e2, то "мечетный" ("мечтательный") -
именно земной. "Мечтанья бесовския" упоминаются в
Ипатьевской летописи под 6758 г. и в ряде других мест.
Под влиянием церковных текстов такое употребление про-
никало и за их пределы. Когда В. Г. Анастасович в пос-
лании И. И. Варакину (1812) опровергал утверждение дво-
рян о своем врожденном превосходстве, он писал:
С мечтой их всех ли мненья сходны?
Ты первый против, как и я.
В. Ф. Раевский при аресте был характеризован началь-
ством как "мечтатель политический", то есть человек
ложных мнений.
1 Виноградов В. В. Очерки по истории русского лите-
ратурного языка XVII-XIX вв. М., 1982. С. 310.
2 Полн. собр. русских летописей. М., 1962. Т. 1.
Стб. 253.
3 Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971. С. 567.
б. Страсть, страстный - в "Церковном словаре" Петра
Алексеева (СПб., 1819. Т. 4. С. 174 и 176) первое опре-
делено как "бедность, напасть", второе - "окаянный,
бедный".
в. Обычные для определения женской красоты в системе
романтизма слова очарованье, чары, прелесть, прелест-
ный, обаяние, соблазнять, искушать в церковных текстах
относились к семантическому полю колдовства, обмана,
волхования и связаны были с безусловно отрицательной
оценкой. И. И. Срезневский поясняет "обаяние" как "вол-
хование" или "чародейское снадобье" и приводит пример:
(Срезневский. Т. 2. С.
499). "Прелестный" употреблялось как "ложный", "обман-
ный" еще в деловом языке XVIII в. ("прелестные письма"
о воззваниях Пугачева).
4. Романтический текст с героем-демоном жил в двой-
ной проекции - на традиционную церковную семантическую
структуру и отвергающую ее - романтическую. В этом слу-
чае семантика не менее, чем стилистика, позволяет су-
дить об отношении новой светской культуры к церковной
традиции.
|
|
|
