 |
Новые издания поэтов XVIII века
|
|
|
|
Выход в свет ряда изданий произведений поэтов XVIII
в. - событие, привлекающее внимание и специалистов-ли-
тературоведов, и рядовых читателей. В данном случае ин-
терес этот усугубляется тем, что на титульных листах
рецензируемых сборников2 стоят имена поэтов, чьи произ-
ведения или вообще впервые предстают перед современным
читателем, или предстают в значительно более полном,
чем в предыдущих изданиях, виде.
Характер сборников определен типом издания. "Библио-
тека поэта" была задумана А. М. Горьким как полный свод
произведений исторически значительных русских поэтов,
включающий наряду с проверенными критическими изданиями
текстов справочный аппарат, научный комментарий и всту-
питель-
1 Лермонтов М. Ю. Соч.: В 6 т. М.; Л., 1954. Т. 1.
С. 73.
2 Кантемир А. Собр. стихотворении / Вступ. ст. Ф. Я.
Приймы, подгот. текста и примеч. 3. И. Гершковича. Л.,
1956 (Библиотека поэта. Большая серия); Сумароков А. П.
Избр. произведения / Вступ. ст., подгот. текста и при-
меч. П. Н. Беркова. Л., 1957 (Библиотека поэта. Большая
серия); Богданович И. Ф. Стихотворения и поэмы / Вступ.
ст., подгот. текста и примеч. И. 3. Сермана. Л., 1957
(Библиотека поэта. Большая серия). В дальнейшем ссылки
на эти издания даются в тексте.
ные статьи, содержащие историко-литературный анализ из-
даваемых произведений. Издание рассчитано на широкий
круг любителей русской литературы, имеющих уже элемен-
тарные сведения о ее развитии и желающих расширить и
углубить свои представления в этой области: литерато-
ров, студентов, учителей-словесников.
Рецензируемые сборники имеют бесспорное значение для
ознакомления читателя с богатым наследием русской поэ-
|
|
|
зии XVIII в. Читатель получает возможность ознакомиться
в полном объеме с поэтическим наследием Кантемира -
литератора, который, по характеристике В. Г. Белинско-
го, "первый на Руси свел поэзию с жизнью", - и рядом
трагедий Сумарокова. Творчество Богдановича вообще
впервые после длительного перерыва становится доступным
широкому кругу читателей. Комментарий, давая необходи-
мые справки элементарного характера, в ряде случаев
представляет самостоятельный научный интерес.
Предпосланные сборникам вступительные статьи, помимо
общих сведений о жизни и творчестве Кантемира, Сумаро-
кова и Богдановича, содержат ряд новых положений, одна
часть которых бесспорно войдет в исследовательскую ли-
тературу как доказанная, другая, видимо, сделается
предметом научных обсуждений.
Обширная статья Ф. Я. Приймы "Антиох Дмитриевич Кан-
темир" дает широкую картину творческого пути первого
русского поэта-сатирика. Интересно проанализирован
творческий метод писателя. Свежи и убедительны сообра-
жения о том, что в парижский период жизни произошло не
"понижение уровня" "политической мысли" Кантемира, как
это принято было считать, а дальнейшее ее идейное соз-
ревание. Вместе с тем некоторые положения автора не мо-
гут быть приняты безоговорочно.
Наиболее спорным представляется вопрос об общем оп-
ределении природы мировоззрения Кантемира. Почти через
всю статью исследователь настойчиво проводит определе-
ние Кантемира как русского просветителя XVIII в. По
мнению автора статьи, Кантемир "критикует "благородс-
тво" происхождения с точки зрения просветительской тео-
рии "естественного права"" (с. 13). Задачи литературы
он понимает "в духе просветительской идеологии XVIII
века" (с. 17). "Писателем-просветителем" назван Канте-
мир на с. 31 и в ряде других мест статьи. Тезис этот,
|
|
|
однако, совсем не столь бесспорен.
Необходимо отметить, что в исследовательской литера-
туре последних лет наметилась тенденция весьма расшири-
тельно пользоваться этим термином. Его применяют к дея-
телям, верившим в разум и отрицательно относившимся к
церковной догматике, к сторонникам распространения гра-
мотности в народе, к людям, осуждавшим жестокие дейс-
твия помещиков, и т. д. и т. п. Создается угроза утраты
этим термином его исторически конкретного содержания.
Остановимся на том, какое содержание вкладывали в
этот термин классики марксизма. Многократно обращаясь к
истории общественного сознания
Издание 1867-1868 гг. под ред. П. А. Ефремова дав-
но уже стало библиографической редкостью и массовому
читателю практически недоступно.
XVIII в., К. Маркс и Ф. Энгельс неизменно пользовались
термином "просветительство" для определения той боевой,
буржуазной по своему классовому содержанию идеологии,
которая, возникнув в предреволюционную эпоху, являлась
непосредственной теоретической основой следующего, уже
революционного этапа общественного развития. Просвети-
тели могли не быть (и часто не были) революционными де-
ятелями, но теоретически их воззрения подразумевали
осуждение феодального порядка и идеологически подготав-
ливали революцию. В письме Ф. Энгельсу от 25 марта 1868
г. К. Маркс писал о реакции "на французскую революцию и
связанное с нею Просвещение (курсив мой. - Ю../7.)".
Ф. Энгельс в "Развитии социализма от утопии к науке"
назвал просветителей "великими людьми", "которые во
Франции просвещали головы для приближавшейся револю-
ции"2. Просветители - философы, "подготовлявшие револю-
цию"3. В. И. Ленин, говоря о "просветителях", также
имел в виду идеологов боевых антифеодальных классов, а
в России - "с соответственным преломлением через
призму русских условий" - крепостного крестьянства.
Ввиду особой важности этой ленинской формулировки при-
ведем ее полностью. В. И. Ленин писал: "По характеру
воззрений Скалдина можно назвать буржуа-просветителем.
Его взгляды чрезвычайно напоминают взгляды экономистов
XVIII века (разумеется, с соответственным преломлением
|
|
|
их через призму русских условий), и общий "просвети-
тельный" характер "наследства" 60-х годов выражен им
достаточно ярко. Как и просветители западноевропейские,
как и большинство литературных представителей 60-х го-
дов, Скалдин одушевлен горячей враждой к крепостному
праву и всем его порождениям в экономической, социаль-
ной и юридической области. Это первая характерная черта
"просветителя". Вторая характерная черта, общая всем
русским просветителям, - горячая защита просвещения,
самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вооб-
ще всесторонней европеизации России. Наконец, третья
характерная черта "просветителя" это - отстаивание ин-
тересов народных масс, главным образом крестьян (кото-
рые еще не были вполне освобождены или только освобож-
дались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что
отмена крепостного права и его остатков принесет с со-
бой общее благосостояние, и искреннее желание содейс-
твовать этому"4.
Просветительская идеология могла возникнуть лишь в
определенных исторических условиях, в период кризиса
феодально-крепостнического строя (для России - не ранее
второй половины XVIII в.). Просветительская идеология
обладала рядом присущих ей характерных черт: верой в
природное равенство людей, в право людей на земное, ма-
териальное счастье, верой в благородство "естественных"
склонностей человека. "Просветители" считали, что мо-
раль должна строиться на основе личной пользы; утверж-
дая, что среда воспитывает человека, они вплотную под-
ходили к идее справедливого переустройства общества.
Угнетение человека казалось им противоестественным,
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1964. Т. 32. С. 44.
2 Там же. Т. 19. С. 189.
3 Там же. С. 192.
4 Ленин В. И. Полн. собр. соч. М., 1958. Т. 2. С.
519.
При всем обилии философских оттенков - от прямого ате-
изма до деизма - философски они стояли на почве матери-
ализма.
Их гносеологии были обычно свойственны сенсуалисти-
ческие черты. Вера "просветителя" в господство разума
|
|
|
означала совсем не мысль о том, что просвещение разума
людей само по себе решит все социальные вопросы. Даже
мирный, мыслящий не революционно "просветитель" пола-
гал, что устранение ложных понятий в голове человека -
лишь первый шаг к уничтожению ложных социальных инсти-
тутов. В качестве же этих "ложных" институтов мыслилось
все, что связано с политическим, сословным неравенс-
твом, крепостным правом и его порождениями. Энгельс,
цитируя слова Гегеля о том, что в эпоху "просвещения"
"мир был поставлен на голову", показывает, что это по-
нятие неотъемлемо включало и то, что "человеческая го-
лова и те положения, которые она открыла посредством
своего мышления, выступили с требованием, чтоб их приз-
нали основой всех человеческих действий и общественных
отношений", и то, что "действительность, противоречив-
шая этим положениям, была фактически перевернута сверху
донизу". "Просветители" были рационалистами, однако
наличие одной рационалистической веры в познающую мощь
разума недостаточно для возникновения качества "просве-
тительства".
Даже беглого ознакомления с мировоззрением великих
представителей русской общественной мысли начала и пер-
вой половины XVIII в. - Посошкова, Прокоповича, Татище-
ва, Кантемира, Ломоносова, Тредиаковского - достаточно,
чтобы убедиться в том, что в их позиции еще не созрели
(а исторически и не могли созреть!) основные принципы
"просветительной" идеологии. Не рассматривая, по сооб-
ражениям места, этот вопрос во всей полноте, остановим-
ся на аргументах, приводимых Ф. Приймой в пользу "прос-
ветительства" Кантемира.
Ф. Прийма совершенно прав, когда указывает, что Кан-
темир был "противником клерикализма и религиозного дог-
матизма" и отрицательно относился к монахам, которых
"весьма гнушался" (с. 36). Однако необходимо иметь в
виду, что на такой же позиции стояли многие обществен-
ные деятели тех лет, говорить о которых как о "просве-
тителях" (не в житейском, а в научно-терминологическом
смысле этого слова) нет оснований. Таковы, например,
Татищев и Петр I, который монахов именовал "долгими бо-
родами, кои по тунеядству своему ныне не в авантаже об-
ретаются", а к их смертным грехам считал необходимым
прибавить еще один - "лицемерие и ханжество". Даже Ф.
Прокопович, сам видный церковный деятель, был свободен
от средневекового преклонения перед догматикой. В связи
с изуверской кампанией, развернутой Стефаном Яворским
вокруг дела Тверитинова и его единомышленников, Проко-
|
|
|
пович, отражая официальную правительственную линию, в
специальном "Слове" требовал, "дабы тщалися пастырие
учити народ правильному святых икон почитанию и отво-
дить его всячески от боготворения"2.
1 Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 190.
2 Прокопович Ф. Слова и речи. СПб., 1870. Ч. 1. С.
93.
Приводимые Ф. Приймой аргументы в пользу наличия "мате-
риалистических элементов в философском сознании А. Кан-
темира" (с. 36-37) требуют подкрепления - в таком виде
они не обладают безоговорочной убедительностью. Факт
прямых выступлений Кантемира против Эпикура не может
быть снят лишь тем, что в библиотеке поэта имелось три
издания Лукреция, а в одном из его писем содержится
беглое упоминание о том, что критика философии Лукреция
представляет для него такой же интерес, как и сама эта
философия (с. 36).
Ни "пропаганда гелиоцентрической системы Коперника",
ни стремление "к исследованию "причин действий и ве-
щей"" не говорят еще о связи Кантемира с той специфи-
ческой формой материализма, которая составляла элемент
просветительской идеологии и характеризовалась сенсуа-
лизмом в гносеологии и этике. Да и сам автор на с. 35
совершенно верно связывает Кантемира с картезианским
рационализмом. Развитие этого тезиса, видимо, было бы
более плодотворным, чем искусственное сближение Канте-
мира с тем историческим этапом, для возникновения кото-
рого в России еще не было оснований.
Ссылка на упоминание Кантемиром "оснований права ес-
тественного", "естественного закона" и Пуффендорфа так-
же не обладает достаточной убедительностью. Просветите-
ли были сторонниками теории "естественного права" и до-
говорного происхождения государства, однако сами по се-
бе эти теории возникли задолго до XVIII в. и имели ши-
рокое хождение в политических доктринах допросветитель-
ского периода. Теории "светской", "земной" природы го-
сударства широко использовались и идеологами дворянско-
го абсолютизма. В России мысль о политической, а не
церковной природе государства встречается уже у И. Пе-
ресветова и Ермолая-Еразма, позже у С. Полоцкого и
старца Авраамия. Именно в теории естественного права
видел Ф. Прокопович обоснование идеи сильной самодер-
жавной власти: "Зри же, аще не в числе естественных за-
конов есть и сие, еже быти властем предержащим в наро-
дех?" ("Слово о власти и чести царской")'. Следует не
забывать, что пропаганда сочинений Пуффендорфа и Гуго
Гроция была официально санкционирована правительством
Петра I и воспринималась как защита идей абсолютизма.
Для решения вопроса о природе воззрений Кантемира
особое значение имеет отношение его к положению русско-
го крестьянина. Собранные здесь Ф. Приймой факты свежи
и интересны, однако их недостаточно для того, чтобы
увидеть в позиции Кантемира "отстаивание интересов на-
родных масс" и "вражду к крепостному праву" (Ленин).
Жалоба крестьянина в V сатире действительно написана
сильно и выразительно. Можно согласиться с Ф. Приймой,
что Кантемир "открывает крестьянскую тему в русской ли-
тературе" (с. 18). Однако нельзя забывать того, что не-
довольство крестьянина поэт объясняет его "неразумием",
тем, что люди никогда не бывают довольны своим положе-
нием: люди - "бессчетных страстей рабы". Кстати, вслед
за стихами 699-712 V сатиры, содержащими жалобу кресть-
янина и приведен-
1 Прокопович Ф. Слова и речи. Ч. 1.
ными во вступительной статье, в тексте сатиры идет из-
вестное место, рисующее жизнь крестьянина совершенно
иначе, в духе "златой посредственности" Горация:
Заплачу подушное, оброк - господину
А там, о чем бы тужить, не знаю причину:
Щей горшок, да сам большой, хозяин я дома,
Хлеба у меня чрез год, а скотам - солома.
Рационалистическое мировоззрение, возникшее в пери-
од, когда дворянский абсолютизм боролся в России со
средневековыми формами общественной жизни и обществен-
ного сознания, предшествовало "просветительству". Оно
имело с ним общие черты - веру в разум, отрицание суе-
верия, догматизма, оно расчищало дорогу "просветите-
лям", но представляло собой явление, качественно сво-
еобразное и наполненное иным социальным содержанием.
Напомним, что К. Маркс настойчиво отделял рационалистов
XVII в. от "просветителей". Он указывал, что, "поражен-
ная французским просвещением, и в особенности французс-
ким материализмом, метафизика XVII столетия праздновала
свою победоносную, полную содержания реставрацию в лице
немецкой философии"1.
Все основные черты мировоззрения Кантемира вытекают,
как это указывает и Ф. Прийма (см. с. 5), из идеологии
и политики Петровской эпохи. Но станет ли кто-нибудь
утверждать, что петровская государственность осущест-
вляла социально-политическую программу "просветителей"?
Интересная статья Ф. Приймы поднимает широкий круг
вопросов и весьма плодотворна для изучения и обсуждения
творчества А. Кантемира. В эпоху, когда развертывалась
литературная деятельность Кантемира, верность принци-
пам, декларировавшимся в эпоху петровских преобразова-
ний, уже сама по себе означала определенное движение
вперед. Создание "регулярного" государства, отвечая в
первую очередь интересам русского дворянства, не могло
быть осуществлено руками одних дворян - оно требовало
привлечения к историческому созиданию гораздо более ши-
роких общественных кругов. Иллюзия общенародного харак-
тера программы правительства Петра I поддерживалась у
современников еще и тем, что реформы начала XVIII в.
действительно одновременно решали и ряд задач общенаци-
онального характера, отвечавших не только классово-ко-
рыстным интересам дворянства, но и имевшим действитель-
но прогрессивный смысл. В этих условиях пафос общесос-
ловного, национального дела, идеи патриотического труда
всех граждан на благо России соответствовали правитель-
ственному идеологическому курсу. Они были предельно
четко сформулированы, например, в таких программных до-
кументах, как приказ Петра перед Полтавским боем и речь
Ф. Прокоповича по случаю мира со Швецией. Реальный ис-
торический смысл собственных действий был порой скрыт
от передовой части деятелей начала XVIII в. Люди, кото-
рые ценой невероятных усилий и жертв на полях Полтавы,
в морских сражениях, на строительстве новых заводов
создавали новую
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 154.
Россию, искренне верили, что "стал вдруг народ уже но-
вый" (Кантемир), что великие жертвы нужны для торжества
над невежеством и стариной, во имя разума, науки и об-
щего блага. Цель нового государства - всенародная поль-
за. Но когда, ценой великих общенародных усилий, Рос-
сия, по словам Пушкина, "въехала в Европу как боевой
корабль - при стуке топора и громе пушек", когда новое
государство было построено, перед глазами самих его
творцов открылось не здание просвещенной России "для
всех", а фасад дворянской монархии, крепостнического и
бюрократического государства, разъедаемого коррупцией и
возглавляемого быстро сменяющимися невежественными, но
полновластными временщиками. В этих условиях верность
вчерашним лозунгам "народного блага", патриотизма,
мысль о том, что любой гражданин, независимо от сослов-
ной принадлежности, - сын отечества, и мечта о ца-
ре-труженике приобретали новый смысл. Не только для
Кантемира, но и для писателей типа Ломоносова действи-
тельность, с которой они сталкивались на каждом шагу,
мыслилась еще как большое количество случайностей, за-
висящих от злой воли отдельных лиц, повинных в наруше-
нии заветов Петра. В этих условиях идеализация Петра I
могла выступать как первый шаг к критике современности.
Теоретики этого типа не могли еще противопоставить идее
сословного дворянского строя мысль о народной республи-
ке без дворян, но их утопический идеал общесословного
государства - огромной мастерской, в которой люди раз-
личаются родом занятий, но едины в патриотическом рве-
нии, содержал уже в зародыше возможность отрицания
принципа сословности. Путь Кантемира к V сатире, содер-
жащей горькое сомнение в преобразовательной силе отвле-
ченного разума, Ломоносова - к последним одам, в кото-
рых Петр является гневным судьей современных царей,
Тредиаковского - к "Тилемахиде" подготавливал те исход-
ные позиции, из которых в дальнейшем развилось русское
"просветительство".
Вступительная статья П. Н. Беркова "Жизненный и ли-
тературный путь А. П. Сумарокова", по существу, предс-
тавляет собой исследование творческого пути одного из
виднейших деятелей русского классицизма. Основы истол-
кования творчества Сумарокова в отечественной истори-
ко-литературной науке были заложены Г. А. Гуковским,
неоднократно возвращавшимся в своей исследовательской
работе к творчеству этого писателя. Данный Г. Гуковским
анализ художественного метода Сумарокова широко вошел в
исследовательскую литературу и в основном сохраняет на-
учный кредит и в настоящее время. Статья П. Беркова не
ограничивается, однако, суммированием уже вошедших в
научный оборот фактов и мнений - она дает во многом но-
вую концепцию творчества поэта. Целый ряд ее положений,
бесспорно, будет учитываться теми, кто в дальнейшем об-
ратится к изучению русского классицизма.
Если до сих пор в научной литературе при объяснении
политической и эстетической позиций Сумарокова указыва-
лось на рационалистическую - в картезианском духе -
природу его мировоззрения, то, по мнению П. Беркова,
"по своим философским воззрениям Сумароков был очень
близок к сенсуалистам. В статье "О разумении человечес-
ком по мнению Локка" он сочувственно излагает доводы
английского философа против учения о врожденных идеях"
(с. 11). Далее П. Берков считает, что "на основе эклек-
тического соединения во взглядах Сумарокова элементов
сенсуализма и рационализма формулировались его полити-
ческие и социальные убеждения" (с. 13). Мысль эта
представляется весьма плодотворной. Хотелось бы, одна-
ко, найти в статье ее развитие применительно к эстети-
ческой позиции Сумарокова. Интересно было найти в
статье и объяснение таких философских статей Сумароко-
ва, как "К худу или к добру человек родится". Творчест-
во Сумарокова подробно раскрыто в статье П. Беркова. Во
многих отношениях писатель предстает перед нами в новом
свете.
Известные возражения может вызвать лишь определение
в статье смысла идейной эволюции Сумарокова. Справедли-
во отметив, что в творчестве Сумарокова быстро "растут
черты критицизма по отношению к придворному дворянскому
кругу, к заносчивому и наглому "вельможеству"" (с. 20),
П. Берков делает вывод, что Сумароков сначала "был поэ-
тическим выразителем всего "дворянского корпуса" в це-
лом, был литературным идеологом всего правящего класса"
(с. 19), а "кончает Сумароков как поэт хотя и дворянс-
кий, но при всех внешних выражениях своей верноподдан-
ности явно враждебно настроенный по отношению к Екате-
рине II" (с. 20).
Вопрос этот, как нам кажется, нуждается в уточнении.
Середина XVIII в. в России дает необычайно яркую карти-
ну переплетения различных группировок господствующего
класса, отражавшего и столкновение политических тече-
ний, и просто беспринципную борьбу за власть. Успешно
роль дворянской идеологии могла выполнить лишь такая
система теоретических представлений, которая бы наибо-
лее последовательно, гибко и умело могла представить
господство дворянства как класса в "очищенном", облаго-
роженном облике. Такая система идей, хотя и возникала в
среде одной группы - передового, либерального дворянс-
тва, являлась идеологией класса в целом, ибо только она
могла теоретически оправдать практическое господство
помещиков. Однако такое соотношение теории и практики
отнюдь не означало безоговорочного оправдания послед-
ней. Для того чтобы оправдать господство дворянства,
теоретик должен был осудить, подвергнуть критике все
протекавшие перед его глазами насилия и беззакония,
объявить их не следствием принципов, лежащих в основе
самого строя, а лишь результатом случайностей, злой во-
ли людей. Сама действительность воспринималась идеоло-
гом дворянства лишь как частичное, изуродованное, "заг-
рязненное" воплощение дорогих его сердцу принципов.
Быть выразителем дворянства как класса, конечно, не
значило стоять на уровне - нравственном и культурном -
этого класса, и Сумароков, резко критиковавший совре-
менного ему дворянина, вельможу, чиновника и даже дес-
пота-царя, стремился "возвысить" реальный порядок кре-
постнической монархии до уровня идеально-разумного сос-
ловного государства. Для Сумарокова действительность,
уже в силу своего грубо-материального характера, не
могла полностью выразить теоретические идеалы и подле-
жала критике.
Необходимо отметить, что эта субъективно направлен-
ная на укрепление дворянского господства критика исто-
рически сыграла двойственную роль:
создавая традицию обличения действительности, она
способствовала и идейному воспитанию демократической
интеллигенции. Сатирики второй половины XVIII в. охотно
подчеркивали свою связь с сумароковской традицией.
Статья И. 3. Сермана "И. Ф. Богданович" является но-
вым словом в изучении этого интересного и значительного
поэта, которому советское литературоведение до сих пор
уделяло минимальное внимание. В статье убедительно
раскрыта как несостоятельность карамзинской легенды о
Богдановиче, так и исторические предпосылки возникнове-
ния этой легенды. Тонко и интересно выполнен анализ
"Душеньки" - автор раскрывает отличие поэмы и от тра-
вестийной поэмы классицизма, и от того пути преодоления
классицизма, на который встал В. Майков в "Елисее". И.
3. Серман считает, что "в основном Богданович должен
был действовать самостоятельно, не опираясь ни на какую
традицию" (с. 36). Убедительно раскрыто в статье отли-
чие творческого метода Богдановича от Лафонтена1. И. 3.
Серман приходит к выводу о том, что "Душенька" "стала
одним из первых явлений русской предромантической поэ-
зии" (с. 41).
В целом статьи Ф. Приймы, П. Беркова и И. Сермана
представляют бесспорный вклад в изучение литературы
XVIII в. Рецензируемые сборники отличаются удачным под-
бором и высоким качеством подготовки текстов, а также
полнотой и точностью комментариев. "Библиотека поэта"
призвана дать полную картину истории русской поэзии -
читатель ждет новых выпусков, в том числе посвященных и
поэтам XVIII в.
Книга о поэзии Лермонтова
Появление книги о творчестве Лермонтова2 представля-
ет интерес не только для профессионалов-литературове-
дов, но также для широкого круга читателей - любителей
русской поэзии. Несмотря на очевидные успехи советской
науки о Лермонтове, творчество поэта все еще остается
значительно менее исследованным, чем, например, насле-
дие Пушкина, Гоголя или Толстого. Все еще возможен спор
не по частным вопросам истолкования того или иного про-
изведения Лермонтова, а по самым коренным проблемам его
мировоззрения, идейной эволюции, творческого метода.
Если к этому прибавить то бесспорное обстоятельство,
что даже на фоне неоскудевающего интереса современного
советского читателя к вечно живой традиции русской и
мировой классической литературы Лермонтов выделяется
особенной "мо-
1 Хотелось бы лишь, чтобы вопрос о традиции не толь-
ко русской, но и западноевропейской литературы был пос-
тавлен в статье более широко. Любопытно было бы сопос-
тавить "Душеньку" не только с "Любовью Амура и Психеи"
Лафонтена - сравнение напрашивается в силу сюжетной
близости поэм, - но и, например, с "Обероном" Виланда.
2 Максимов Д. Поэзия Лермонтова. Л., 1959.
лодостью" (факт, хорошо знакомый каждому, кто наблюдал
за читательскими интересами молодежи), станет понятно,
с каким вниманием встречается каждая новая книга о
творчестве писателя.
Книга Д. Максимова называется "Поэзия Лермонтова".
Однако фактически она значительно шире своего заглавия.
Строя свое исследование как серию научных очерков, час-
тично посвященных общим вопросам художественного разви-
тия поэта ("Поэзия Лермонтова"), частично освещающих
некоторые важные аспекты его творчества ("Тема простого
человека в лирике Лермонтова"), вопросы лермонтовской
традиции ("Лермонтов и Блок") или представляющих моног-
рафический анализ отдельного произведения ("Мцыри"),
автор не ставит перед собой задачи исчерпывающего изу-
чения всех сторон многогранного наследия Лермонтова-по-
эта. Но круг рассматриваемых им вопросов настолько ши-
рок и настолько связан с самыми существенными проблема-
ми творчества писателя, что у читателя остается в памя-
ти не ряд частных разысканий, объединенных лишь общ-
ностью имени изучаемого писателя, а единый, многогран-
ный и в значительной степени по-новому увиденный образ
великого поэта. Это единство книге придает стремление
автора раскрыть в творчестве Лермонтова самое основное
- его идейно-художественное своеобразие. Исключение
здесь, пожалуй, составляет лишь заключительный очерк
"Лермонтов и Блок", который стоит несколько особняком,
лишь намечая, но не исчерпывая собой темы о Лермонтове
и последующей традиции русской поэзии.
В результате отказа автора от монографического расс-
мотрения всего поэтического наследия Лермонтова книга
приобрела, на первый взгляд, известную неполноту. Одна-
ко та же особенность построения имеет бесспорные поло-
жительные стороны: она позволила автору не повторять
того, что сделано его предшественниками, а сосредото-
чить свое внимание на малоизученных, спорных, а часто и
совершенно новых, еще не поднимавшихся в исследователь-
ской литературе вопросах. Этим определяется и общее
впечатление новизны, свежести аналитической мысли, ко-
торое оставляет книга. Ощущение это поддерживается ши-
роким и свободным привлечением богатого историко-лите-
ратурного материала.
Центральное место в работе занимает обширный обзор
поэтического наследия Лермонтова. Анализируя стихотвор-
ные циклы, поэмы, широко привлекая материал драматургии
и прозы Лермонтова, Д. Максимов раскрывает природу осо-
бого "лермонтовского" взгляда на жизнь. В книге цент-
ральное место занимает "лермонтовский человек" - тот
гневный, протестующий, героический и трагический образ,
который возникает из лирики поэта. Исследователь вскры-
вает неразрывную связь и единство разрушительных и со-
зидательных тенденций в поэзии Лермонтова, ее лиризма и
обличения. "Грозная сила стиха и затаенная в нем горя-
чая и трепетная интонация неотделимы здесь друг от дру-
га. Сочетание этих двух лирических начал является одной
из самых примечательных особенностей Лермонтова, выде-
ляющей его на фоне русской поэзии" (с. 19).
Бесспорное сочувствие вызывает стремление автора ре-
абилитировать значение романтизма как прогрессивного
художественного метода, во многом определившего своеоб-
разие поэтического сознания Лермонтова. "Пора отказать-
ся, - пишет он, - от недооценки романтизма, от нежела-
ния видеть в нем - в первую очередь в творчестве левых
романтиков - великое прогрессивное явление литературы"
(с. 13). Эволюция Лермонтова в сторону реализма не дает
права рассматривать его романтическую поэзию как худо-
жественно неполноценную, своеобразный "грех юности",
избавление от которого составляет смысл творческого
развития поэта.
Как показывает Д. Максимов, сам переход Лермонтова к
реализму (в отличие, например, от Пушкина) не означал
отказа от коренных принципов романтизма. "Особенностью
этого процесса является то, что он не снимает романти-
ческого лиризма Лермонтова и вполне уживается с поэти-
зацией мятежного духа лермонтовских героев, а - в из-
вестной мере - объективирует эту романтическую стихию"
(с. 65).
Совершенно новую, не замеченную другими исследовате-
лями сторону творчества Лермонтова освещает глава "Тема
простого человека в лирике Лермонтова". Вопрос этот
имеет особо важное значение для понимания всего твор-
чества Лермонтова. Образ "простого человека", сопровож-
дающий Лермонтова на всех этапах его поэтической жизни,
имеет сложную судьбу, не учитывая которой нельзя понять
взаимоотношений романтического героя и народа в произ-
ведениях поэта. Глава раскрывает конкретно-историческое
содержание народности поэзии Лермонтова. Свежо и инте-
ресно написаны страницы, посвященные рассмотрению связи
мотивов "дружбы" и "товарищества" с организационными
формами развития русского освободительного движения
после восстания декабристов. Хотелось бы лишь, чтобы
само понятие "простого человека" было определено более
четко, чтобы автор отграничил его содержание от возник-
ших позже в литературе 40-60-х гг. XIX в. понятий "ма-
ленький человек" и "человек из народа".
С большим интересом читается глава о "Мцыри", в ко-
торой исследователь свежо и убедительно раскрывает фи-
лософскую и художественную природу поэмы.
Вместе с тем не все в этой содержательной, богатой
мыслями книге представляется бесспорным.
Присоединяясь к часто высказываемому мнению, автор
делит зрелые поэмы Лермонтова на романтические и реа-
листические. Критерием является то, что поэмы первой
группы объединены "образами высоких героев", а в реа-
листических поэмах герои "снижены или психологизирова-
ны, смыкаются с бытом или даже растворяются в нем" (с.
71-72).
Подобное деление не лишено научных оснований и не
вызвало бы возражений, если бы одинаковое определение
поэм "Мцыри" и "Демон" как романтических не скрадывало
глубокого различия в художественном методе этих произ-
ведений. Выдающаяся личность, как она представлена в
"Демоне", - это фигура не только протестующая, но и
эгоистическая. Формула юношеского стихотворения Лермон-
това: "Собранье зол его стихия" - остается действитель-
ной для образа Демона на всех этапах создания поэмы.
Как справедливо отмечает Д. Максимов, "Демон переносит
свое презрение на весь человеческий род" (с. 79). Ему
чужда и природа, которую он окидывает "презрительным
оком". Иначе строится образ Мцыри: в основе его лежит
вера в прекрасную, гармоническую, рожденную для счастья
человеческую личность. Причем счастье ее состоит не в
индивидуалистическом погружении в сокровенные тайны
своего духа, не в забвении реального мира (к чему при-
зывает Демон Тамару), а в приобщении к этому миру, ко
всей полноте существования, которую он может дать чело-
веческой личности, - в счастье любви, борьбе и единстве
с природой. Природа, этот антипод созданной людьми
"тюрьмы" - общественному порядку, - предстает как царс-
тво безусловного добра.
Трудно согласиться с утверждением автора, что "силы
природы" в<
|
|
|
