 |
Интервью на тему «Православие и религиозный выбор»
|
|
|
|
– Андрей Николаевич, как случилось так, что в последние годы вы все больше становитесь известны не только как брутальный, колоритный тренер, а как поборник Православия? Что изменилось в вашей жизни за это время, что вы все больше своих времени и сил посвящаете религиозной проповеди? Тот ли вы все еще человек, образ которого известен широкой публике по книге «Мужик с топором», или уже в чем-то другой?
– У господина Гегеля есть замечательный диалектический закон, который называется «отрицание отрицания». Это когда мы, находясь в развитии, происходим из предыдущей нашей формации, при этом видоизменяясь. Поэтому когда меня спрашивают, тот ли я парень, который написал «Мужика с топором», думаю, что могу ответить: парень то я тот, но книгу эту написал бы сегодня уже пожестче, уже без всяких этических реверансов. Что со мной за это время случилось? Случилась совершенно объективная вещь: когда загорается ваш дом – тот факт, что вы скрипач или, предположим, слесарь, уже не играет абсолютно никакой роли. Дом горит, надо его спасать – и вы становитесь пожарным. Я стал «пожарным» потому, что неожиданно, с разных сторон, при мне стали оскорблять Православную Веру.
Поначалу, как человек не вполне опытный в этих вещах (а сложно иметь опыт, не имея практического соприкосновения с этими грязными проявлениями), я старался не обращать на это особого внимания… Диавол, очевидно, решил, что мое молчание – признак моей вялости, и стали появляться одно за другим грязные критические замечания по поводу именно моего вероисповедания, которое всегда было для меня делом очень личным, говорить о котором публично у меня не было причины.
Был вполне уверен, что в нашей стране хватает настоящих проповедников, священников, архиереев, которые, являясь профессиональными богословами, являясь Патриотами по умолчанию, понимают в этом явно больше, чем я, твердо стоят на страже Православия, а значит, ведут духовную брань с грехом и в том числе с богоборческими проявлениями. Но вдруг оказалось, что людей, которые готовы были бы встать на позицию воинствующего Православия, ничтожно мало. Хотя именно митрополит Кирилл, будущий Святейший Патриарх, безоговорочно и публично определил в одной из передач: Православие – религия воинствующая, потому что она сражается с грехом, хула на Господа нашего и Церковь Его – есть ли больший грех?
|
|
|
Сегодня люди, грешащие хулой на Бога, не получают достойного отпора. Более того, мои единоверцы, при которых эта хула свершалась, вели себя с непозволительной скромностью, если не сказать трусостью. Я дал отпор, как умел, раз, ответил два, на меня обрушились потоки помойной критики. Будучи человеком дерзким и крайне агрессивным в отстаивании своего миропонимания, я ввязался в эту драку. А ввязавшись в нее, понял, что возможно именно для этого я и появился на этот свет.
Называть себя проповедником было бы, наверное, слишком высокомерно с моей стороны, потому что проповедник – это человек, наделенный профессиональной обязанностью или даром проповеди, который имеет на свою проповедь некое моральное право. А я всего лишь Православный парень, грешный и малограмотный, который не готов молчать тогда, когда его Вера поносится столь цинично, нагло и бессовестно, когда Родина задыхается, утонув в смуте. В этой связи я – всего лишь Русский человек, который хочет остаться Русским человеком, как понимали это слово мои деды – казаки Православные, Воины Христовы.
И вдруг оказалось, что мои нескладные слова, мои простые, но выстраданные годами убеждения, мои представления о Вере, часто совершенно «дворовые», оказались очень близки и нужны обычным людям, таким же, как я, которые хотели услышать о Боге от единоверца-мирянина. Людям, которым нужна «сермяжная правда», которая подается человеком пусть не самым достойным, но зато понятным, в силу того, что я такой же, как они, парень из «их двора». А затем я принял приглашение, когда меня в первый раз позвали прочесть лекцию в Саратове. Я очень благодарен пригласившим меня людям, которые в первый раз сподвигли меня говорить о Православии с монахами, с Православными священниками и семинаристами, что с моей стороны было очевидной авантюрой, но не гордыней. Тем не менее, никто из моих слушателей не остался без понимания того, что я хотел сказать, да и критики особой в свой адрес я не услышал. Видимо, слова, которые я тогда нашел, были верны с житейской, Православной точки зрения. С точки зрения человека, находящегося в миру, я говорил о том, как Православие, как моя Вера в Бога помогает мне каждый день, как она позволяет мне чувствовать себя человеком, позволяет добиваться того, чего я достиг своим трудом.
|
|
|
Раздавал и раздаю всё, что находил полезного, и не ожидал в ответ ни рукоплесканий, ни денег, ни похвалы, ни какой-то иной благодати, кроме того, что Господь милует меня и спасает. Продолжаю трудиться на благо народа моего, понимая, что дом мой, моя Родина по-прежнему в зловонном огне смуты. И кем бы я ни был вне этого, скрипачом или слесарем, сегодня я тот самый пожарник с Крестом на шее. Который всем миром пытается залить смрадный огонь, что пожирает великую империю, оставленную нам праведными нашими предками. И единственное спасение, которое я вижу в этой связи – это ведра, наполненные живительной Верой, изливаемые на подступившее с разных сторон диавольское пламя.
Мнение мое не обязательно правильное, никого ни к чему не принуждаю, но иного выхода не вижу, и молчать об этом не имею права – вот примерно так и живу, примерно так и мыслю. Пока меня приглашают наши общины, и мне не приходилось встречать ни одного более или менее серьезного критического отзыва о моей деятельности со стороны Православных коллег – и Слава Богу. А то, что меня ненавидят господа сатанисты, псевдоязычники и иже с ними, то как они еще по-другому могут ко мне относиться? Они выражают свое мнение, они категоричны, и молодцы, и правильно делают.
|
|
|
