Глава V. Меры власти церковной и гражданской против раскола, сознание самими раскольниками нужды в епископе и своих заблуждений, церкви единоверческие 2 страница

В 1725 году св. Синод издал еще «увещание к невеждам», т. е. к раскольникам, составленное преосв. Феофаном Прокоповичем, и вместе «увещание к православным», в котором, извещая, что раскольники не захотели явиться в св. Синод для устных собеседований, – чем ясно показали свою слабость, – и продолжают предаваться самосожигательству, убеждал православных блюстись расколоучителей, обличать их и объявлять о них гражданскому начальству604. Пастыри Церкви не переставали писать сочинения против раскола, каково «обличение на раскольников» ростовского митрополита Арсения Мацеевича, к сожалению, оставшееся в рукописи605. Один из диаконовцев, обращенных преосв. Питиримом, Василий Флоров написал в 1737 г. пространное «обличение раскольникам»606. При св. Синоде составлено неизвестным в 1745 году дополнительное обличение неправых и лжесловесных Выгорецких ответов. 607

Надобно заметить, что в этот период раскольники начали уже сознавать нужду в епископе, и это сознание разом обнаружилось между поповцами и безпоповцами. Поповцы, как только стали принимать к себе беглых попов нового посвящения, чувствовали, что поступают незаконно, и пришли к мысли, что они не иначе могут поправить дело, как если приобретут себе особого епископа, который бы поставлял им священников по старым книгам. С этою мыслию в 1730 г. ветковцы вместе с диаконовцами обратилось к ясскому митрополиту Антонию, прося его рукоположить им из среды их епископа, а в 1731 г. игумен ветковскаго монастыря Власий от лица всего собора писал о том же ясскому Господарю. В то время случилось быть в Яссах самому цареградскому патриарху, который, услышав о прошении раскольников, сказал, что один без совета с прочими патриархами ничего решить не желает и обещался немедленно прислать ответь свой из Константинополя. Ответ действительно скоро бил прислан в 12-ти пунктах, главное содержание которых состояло в том, чтобы желающий получить сан епископа дал исповедание хранить догматы православной Церкви и так веровать, так учить и других во спасение. Когда, по приказанию митрополита, патриарший ответ был переведен на славянский язык: один из ветковцев похитил перевод и бежал на Ветку. Диаконовцы, не зная о сделанном переводе, просили митрополита. чтобы он приказал перевести для них патриарший ответ. Митрополит, подозревая тут умысел, гневно отослал их от себя и они ни с чем возвратились в отечество608. Еще замечательнее, что и суровые поморцы в том же 1730 году положили между собою избрать из своих последователей достойного человека и отправить его к восточным патриархам для поставления в митрополита: если же они откажут, – то обратиться к патриарху сербскому. Такой человек, по имени Яков Сидоров, был уже избран; только он, прежде отправления на восток, отправился со своими товарищами странствовать по России, чтобы собрать между своими единоверцами вспомоществования на дальний путь. Безпоповцы, обольщенные надеждою иметь у себя своего архипастыря, давали пожертвования щедрою рукою. Но неизвестно, вследствие ли возникших несогласий, или по какой-либо другой причине, когда Сидоров с богатою добычею возвратился в Поморье, он не был послан на восток и намерение поморцев об епископе осталось без исполнения609. После этого поморцы, ветковцы и диаконовцы, с общего согласия, отправили своих выборных на восток отыскивать себе старинного архиерея; но посланный поморцами Михаил Вишатин скончался за границею, а прочие посланные возвратились ни с чем в отечество. Те же сектанты по общему совету, отправили из слободы Спасовой иеромонаха Варлаама казанскаго в Яссы для поставления в епископа. Но когда в Яссах узнали о злом умысле раскольников и несогласии их с православной Церковью, то Варлаама с товарищами приказали задержать и в поругание остригли ему волосы610.

Сознавая нужду в епископе, раскольники сознавали по временам и свои недостатки и заблуждения. Один из стародубских диаконовцев писал в 1745 году: «кто нас воздвигнет, долу лежащих, или утешит во тьме печали седящих? Несть воздвизающаго, несть утешающаго, несть руководящаго, несть в нас о общей пользе пекущагося... Где зайде от очей наших красота матери нашея? Где витаеши родшая нас? Где пребываеши питавшая ны?.. Многоскорбный народ, присная печаль, из начала предводителей добрых мало имяху, но точию виновных печали и претыкания. Возницаху проповедающии Троицы трисущное и многобожие, возницаху самосожигатели, возницаху учащий самоубийству гладом, воставаху крестохульницы, появляхуся священствующия без священства. Таковыми печальми, таковыми смущеньми, многобедственный народ бяше смущаем, в равенстве учения о истине недоумевашеся, и на многия части раздирашеся, междоусобная брани воздвижашеся... Священником присутствующим простцы крещаху, и жены сие творяху, другии по первом крещении уже паки крещаху; и неприемлющих священства, браку не сущу блуд воцарися, и от того детогубление учинися. О скорби и бедствия!... И сие все, яко же видим, уже и до наших времен достиже. К сему же еще скорбнейшее ны сретает; присутствующее бо священство нас оставляет, или паче рещи, нерадение наше священства и тайн нас устраняет. Неразумеша ценити народ наш седмь таинств и святительства паче торгов и земледельства611. Другой раскольник в 1755 году так описывает свое священство: «в коликое уже безобразие и нелепотьство настоящее иерейство прииде! Оные (первоначальные) иереи быша ревнители благочестия мирскаго, онии утешающеся в дусе, сии же в брюхе; онии упование свое имуще на Бога, сии же на злато и откупники свои; онии прилежаще беседам духовным, сии же беседам мирским; онии веру праву и догматы истинны храняху, сии же трапезам веру непреложну имут. И что о сих реку? Онии иереи истиннии бяху, сии же истинных иереев токмо имена содержат, а достоиньств правильных далече отстоят; онии аки пчельныя матки быша, сии же шершни жалы свои на готово имуще, да кого-либо противных себе уязвят, уранят, изгонят. О Иерейства сего чуждеименнаго и своеволнаго! Всуе хвалится отцами, всуе во устех имя обносит... Не вем же воистину, что хощет быти и в нас, яко всякое рачение преста, а плотьский покой верх восприемлет..., а исправляющих о том несть: мнимии бо духовнии вместо законов церковных сами сребролюбию и телесным прибытком раби быша, желающе в сем веце покоя и славы, и суще враги креста Христова сотворишася»612.

III. С воцарения императрицы Екатерины II меры против раскола сделались еще мягче и снисходительнее. Беглым раскольникам объявлено полное прощение, если возвратятся в отечество, предоставлено селиться в любых местах, избирать род жизни, какой пожелают, дарованы разные льготы, разрешено носить бороды и ходить не в указном платье613. Вслед за тем и все вообще раскольники освобождены от необходимости брить бороду и носить указное платье и постановлено ведать их в общих присутственных местах без всякого притеснения614. Мало-по-малу раскольники начали быть допускаемы по тяжебным делам к присяге и свидетельству, если только они люди не подозрительные; освобождены от двойного оклада, и даже разрешено было выбирать их на общественные службы615. Если же употреблялись еще меры строгости: то собственно против раскольников тайных и упорных, и особенно против тех, которые увлекали других к безрассудному самосожигательству616.

Церковь со своей стороны стала действовать против заблудших еще с большею кротостию и любовию, нежели прежде. Когда в 1765 году несколько раскольников, насильно овладев Зеленецким монастырем, выгнали из него монашествующих, пожгли в нем иконы, книги, и, несмотря на присланных увещателей, сожглись сами: то, по Высочайшему повелению, св. Синод поручил архимандриту Платону, бывшему тогда законоучителем Наследника престола, написать увещание к раскольникам, и это увещание, изданное в 1766 году от лица православно-кафолической Церкви, дышит самою сердечною материнскою скорбию о заблудших чадах и исполнено самыми трогательными убеждениями к ним. Прежние сочинения, изданные против раскола, написаны большею частию тоном строгим, тоном обличения, по самой обширности своей и ученым изысканиям, были мало доступны для большинства раскольников. Сочинение Платона, не обширное и проникнутое духом кротости и убеждения, нашло себе доступ к сердцам многих, желавших познать истину617. Другой достойный пастырь, преосв. Никифор Феотокий, родом грек, едва только прибыл (1779 г. ) в свою славянскую и херсонскую епархию, как почел первым долгом написать окружное послание ко всем, находившимся в его епархии, мнимым старообрядцам и воззвать их к обращению в недра Церкви. Послание написано с пастырской ревностью, кротостью и любовью: препровождено было к двум протоиереям, елисаветградскому и бахмутскому, чтобы они прочитали это послание в собрании раскольников, и имело следствием своим то, что в елисаветградском уезде две слободы, Знаменская поповщинского толку и Злынка толку безпоповщинского, решились присоединиться к православной Церкви и действительно присоединились. Раскольники же бахмутского уезда, вместо ответа, подали преосвященному соловецкую челобитную в 20-ти главах, на которые он подробно отвечал с тем же духом кротости и пастырского убеждения618.

Между тем раскольники главнейших толков продолжали отыскивать себе архиерея с величайшей настойчивостью. В 1765 г. они вздумали было рукоположить его для себя сами. Совещание происходило в Москве, в доме одного купца. Участниками в деле были со стороны поморцев Андрей Борисов со товарищи, со стороны феодосиян и новоженов Василий Емельянов, Иван Иванов, Иван Федоров Ерш и прочие, со стороны ветковцев известный уже нам монах Никодим с братиею и некоторые московские купцы. Для будущего епископа заблаговременно приготовили саккос, омофор, митру и прочие облачения. Во время совещаний одни подали голос, что можно поставить епископа главою св. Иоанна Златоустаго, находящеюся в Успенском соборе, как поставлен был митрополит киевский Климент главою Климента папы римского. Другие говорили, что, так как тайна эта называется хиротонией, т. е. руковозложением, то гораздо лучше поставить епископа рукою св. Ионы митрополита московского, или другого святителя; нужно только, чтобы, когда рука святителя будет возложена на главу избранного, прочитаны были молитвы поставления и он постепенно облечен был во все архиерейские одежды. Последнее мнение было одобрено всеми и быстро огласилось. Раскольники радовались, что вот наконец они будут иметь у себя архипастыря, который соберет всех их воедино и даст их обществу вид Церкви. Но среди всеобщей радости некто, более рассудительный, предложил два следующие вопроса: кто нам поручится, что святитель, руку которого мы возложим на главу рукополагаемого, будет согласен с нами и одобрит все то, что мы будем делать? Кто из нас при этом станет читать хиротонийные молитвы, которыя не могут и не должны быть читаны никем, кроме архиерея? Вопросы смутили всех. Ветковцы настаивали, что молитвы может читать их поп; поморцы хотели, чтобы молитвы были читаны их стариком. Наконец, по довольном разглагольствии, все сознались, что такое поставление епископа было бы несогласно ни со словом Божиим, ни с правилами св. Отцев, и потому оставили свое предприятие619. В следующем 1766 г. московские поповцы обратились с просьбой к грузинскому архиепископу Афанасию, находившемуся в Москве, чтобы он поставил им епископа; но Афанасий без разрешения св. Синода на это не согласился, а присоветовал им ехать для сего в Грузию. Почему и отправлены были туда ветковцами монахи Никодим и Иоаким и купец Иван Кузнецов со товарищи. Но получив на пути известие, что в Грузии произошли замешательства и нет в нее проезда, посланные возвратились без успеха. Затем посылали раскольники из Москвы одного саратовского купца к преосв. Тихону воронежскому, жившему на покое, и приглашали святителя к себе; но он решительно отказался. Жившие на Днепре раскольники отправляли от себя послов к крымскому митрополиту, и просили у него себе епископа; но митрополит, без воли цареградского патриарха, не дал им епископа, а будто бы произвел только одного игумена, священника и диакона. Стародубцы ветковского и диаконова согласий, услышав, что на Волыни в местечке Немирове проживает греческий митрополит Евсевий, который будто бы изъявлял согласие поставить им епископа, отправили к нему в 1781 г., по совету монаха Никодима и первостатейных слобожан, иеромонаха Рождественского монастыря Иосифа для рукоположения во епископа. Но отправленные не застали уже в Немирове греческого митрополита, который за десять дней пред тем отъехал в Грецию. Монах стародубского Покровского монастыря Иоасаф, завидуя богатству и почестям настоятеля своего, попа Михаила Калмыка, захотел добыть для себя высший сан епископа. С этою мыслию он притворно обратился к тому же Михаилу Калмыку и купцу Ивану Кузнецову, чтобы они послали его в Грецию, будто бы для отыскания старинного архиерея. Те охотно согласились и снабдили Иоасафа не одной тысячей червонцев. Он отправился с товарищем своим монахом Рафаилом сперва в Константинополь, потом на Афонскую гору, и в 1781 г. рукоположен был здесь епископом Герасимом во иеромонаха. С Афона он переехал в Иерусалим, где получил сан архимандрита от антиохийского патриарха Даниила, который, отпуская его в Россию, будто бы сказал, что, если он привезет тысячу червонных для выкупа пленных из турецкой неволи, то получит и сан епископа. Иоасаф возвратился в Стародубье в ноябре 1782 г. и тайно проживал у своих единоверцев, совершая для них церковные требы. Наконец в 1782 г. новоторжские раскольники огласили, будто бы согласен перейти к ним бывший олонецкий епископ Иоанникий; но на деле оказалось, что он вовсе не согласен620.

Когда таким образом все попытки мнимых старообрядцев достать себе епископа незаконными путями не приводили ни к чему: один из Стародубцев, более других рассудительный и начитанный, именно монах Никодим, имевший свой монастырь (Успенский) близ слободы Злынки на реке Каменке, решился искать для своих единоверцев епископа у православной русской Церкви и воссоединиться с нею. Первую мысль о том подал Никодиму граф Румянцев-Задунайский, бывший тогда наместником Малороссии. Однажды (в 1781 г. ) случилось Никодиму быть у графа в слободе Вишенке вместе с настоятелем Покровского монастыря Михаилом Калмыком. Граф, еще прежде наслышавшись о Никодиме с хорошей стороны, советовал ему оставить раскол, довольствующийся беглыми попами, а просить у Всемилостивейшей Государыни и у св. Синода законного священства, которое бы только совершало старообрядцам службы по их старым книгам, и при этом обещался сам ходатайствовать об успехе предприятия пред Государынею Императрицею и св. Синодом. Никодим с радостью согласился; но предварительно хотел приготовить к тому слободский народ, буйный и упорный в своих заблуждениях. С этою целью он, указывая на изданное св. Синодом «увещание к раскольникам» м. Платона, где, между прочим, напечатано было, чтобы всяк из них небоязненно подавал письменно и словесно мнение свое пастырям Церкви, и что все, требуемое ими, будет устроено по их желанию, – уверял своих единомысленников, что несомненно им дано будет от св. Синода законное священство по воле и желанию их. Услышав, что монах Рождественского монастыря Герасим Князев, также имевший намерение присоединиться к православной русской Церкви, отправляется на родину свою в Москву и потом в С. -Петербург, Никодим умолял Герасима, чтобы он обратился там прямо к членам св. Синода и просил у них наставления, как им – старообрядцам приступить к исполнению своего предприятия. Герасим, прибыв в Москву, явился к преосвящ. Платону, открыл ему свое намерение и услышал от архипастыря похвалу. Достигнув Петербурга, открыл здесь свое намерение митрополиту Гавриилу, псковскому архиепископу Иннокентию и князю Потемкину-Таврическому: все одобрили желание стародубцев и единогласно обещали, что им будет дано законное священство, для совершения служб по старопечатным книгам. Тронутый милостями и снисхождением архипастырей Церкви, Герасим возвратился в Стародубье и в присутствии всех братий обители Никодимовой и самого Никодима рассказал все то, что видел и слышал в обеих столицах от преосвященных и от князя Потемкина.

Возрадовался Никодим с единомысленной братией, и начал возвещать о том во всех прочих обителях и в слободах стародубских, а с другой стороны начал открыто обличать слобожан в заблуждениях раскола и уговаривать, чтобы согласились принять благословенное священство от православной русской Церкви. Когда открылось, что некоторые из простого народа озлобились за это против Никодима и его товарищей и решились всех их умертвить: тогда Никодим с монахами Герасимом и Арсением и бельцом Яковом Беляевым дали друг пред другом присягу, чтобы ни в чем им не ослабевать и стоять твердо в своем намерении. Затем Никодим писал частные письма к митрополиту Гавриилу, князю Потемкину (в сент. 1781 г. ) и графу Румянцову-Задунайскому (в марте 1783 г. ), в которых извещал о начале своего предприятия и просил их ходатайства и содействия. Писал также во все страны, где только находились старообрядцы, увещания, в которых доказывал из слова Божия и правил соборных, что без иерархии Церковь существовать не может, и убеждал принять священство от св. Синода. Многие из раскольников последовали Никодиму и, изложив в 12 пунктах условия, на которых они соглашались просить себе епископа у св. Синода, подали их вместе с прошением (18 апр. 1783 г. ) князю Потемкину во время проезда его чрез слободу Добрянку. В пунктах этих, между прочим, требовалось – а) чтобы разрешена была клятва, положенная прежде соборами на двуперстное перстосложение и другие обряды, сохраняемые мнимыми старообрядцами; б) чтобы прислан был к ним в слободский Успенский монастырь из св. Синода Хоръ-епископ, который бы подлежал непосредственно ведению св. правительствующего Синода; в) чтобы этот епископ освятил им церкви и поставлял пастырей по древнему чиноположению, и как сам, так и рукоположенные им отправляли все службы по старопечатным книгам; г) чтобы св. миром снабдили их из св. Синода; д) чтобы всех, желающих состоять под паствою этого епископа, не принуждать к бритию бород и ношению немецкого платья. Видя успех начинания Никодимова и будучи довольны условиями, изложенными в 12 пунктах, раскольники в числе 1500 человек дали Никодиму доверенность, чтобы он явился в св. Синод и просил о присоединении их к русской Церкви соответственно этим 12-ти пунктам. Никодим в октябре 1783 г. подал графу Румянцеву-Задунайскому прошение, в котором извещал о данной ему единоверцами доверенности, о числе лиц, подписавшихся под нею, и какого они звания, изложил самые 12-ть пунктов и просил у графа содействия своему предприятию. Румянцев немедленно сообщил прошение Никодима в св. Синод и донес о том правительствующему Сенату. В следующем месяце Никодим отправился в С. -Петербург и на пути, в Москве, подал прошение о своем деле, вместе с 12 пунктами, преосвящ. Платону, а прибыв в С. -Петербург, подал такое же прошение сперва митрополиту Гавриилу, потом князю Потемкину и наконец св. Синоду. Все ласкали Никодима в столице, и особенно князь Потемкин, который неоднократно докладывал о нем самой Императрице. Государыня удостоила принять Никодима лично и беседовала с ним о его деле. Вследствие сего 11 марта 1784 г. дан был на имя новгородского митрополита Гавриила Высочайший указ, в котором Императрица выражала желание, чтобы преосвященный сообщил архиепископам могилевскому и славянскому о даровании старообрядцам священников согласно их прошению и о дозволении им отправлять службу по их обрядам. Вскоре после этого князь Потемкин, который сам собирался в свои малороссийские поместья, посоветовал Никодиму возвратиться в Стародубье, обещаясь на пути посетить его обитель. Никодим с радостью поспешил к своей братии и прибыл к ней в самый день Пасхи. Но от поспешности ли путешествия, или от долговременных трудов и хлопот, опасно занемог и 12 мая 1784 г. скончался, будучи только 39 лет от роду.

Впрочем, начатое им дело не осталось неоконченным. Братия его обители чрез своего казначея Виталия поспешили известить князя Потемкина о смерти Никодима и, по завещанию покойного, просили его Светлость принять эту обитель под свое высокое покровительство (мая 20). Слобожане и иноки других обителей со своей стороны отправили, с разрешения наместника края графа Румянцева, поверенных своих, монахов Иоасафа (получившего в Греции сан архимандрита) и Евдокима и бельца Ивана Кузнецова в С. -Петербург с прошениями по начатому делу на имя митрополита Гавриила и князя Потемкина (авг. 8). Иоасаф, по приезде в столицу, подал преосв. Гавриилу и от себя лично письмо, в котором, изъяснив, что он чтит Грекороссийскую Церковь, как единую, святую, соборную и апостольскую, и, приемля сам все таинства ея и предания, желал бы возбуждать к тому же прочих своих единоверцев, просил для этой цели оставить его, согласно завещанию покойного старца Никодима, строителем Никодимовой пустыни и разрешить ему священнодействовать в ней (ноябр. 12). Чрез несколько месяцев князь Потемкин объявил Высочайший указ – а) что все старообрядцы, которые добровольно поселятся на землях таврической области по левую сторону Днепра и пожелают соединения с православной Церковью, получат священников от таврического архиерея и будут всегда пользоваться обрядами и чином церковным по их обычаю; б) что для этих переселенцев повелено соорудить на упомянутой земле каменный монастырь и несколько приходских церквей; в) что впрочем и для тех, которые останутся на прежних местах жительства, если только пожелают прибегнуть к православной Церкви, даны будут такие же священники от того же архиерея, – для чего раскольнические слободы, лежащие в черниговском и новгородсеверском наместничествах, должны быть приписаны к таврической епархии (27 авг. 1785 г. ). С этим радостным объявлением возвратились из столицы поверенные слобожан и представили копию с него графу Румянцеву-Задунайскому при благодарственном письме за все его заботы по их делу (24 янв. 1786 г. ). Архимандрит Иоасаф, которому повелено было «в начаток благословенного священства» исправлять для старообрядцев духовные требы в Успенском Никодимовом монастыре и даровано было св. миро, известив о всем этом графа Румянцева, просил его покровительства себе и своим единомысленникам, чтобы не было им притеснений от упорных раскольников, – и граф повелел разослать во все раскольнические ратуши предписания, чтобы Иоасаф и последующие ему не терпели ни от кого притеснений (26 окт. 1786 г. ). Таким образом мало-по-малу началось единоверие в слободах стародубских621.

В следующем году архимандрит Иоасаф вызван был в св. Синод и назначен настоятелем вновь устроившегося в таврической области близ слободы Знаменки единоверческого монастыря во имя корсунской иконы Божией Матери. Иоасаф немедленно испросил у таврического архиепископа Амвросия благословенную грамоту на построение церкви и келлий (31 дек. 1787 г. ), и когда все было готово, семь иноков с пятью бельцами переселились из Никодимовой пустыни в новую обитель (мая 3, 1788 г. ). Между тем елисаветградские старообрядцы изъявили желание присоединиться к православной Церкви на условиях единоверия, испросили себе у преосвящ. Амвросия священника и позволение построить церковь, которая потом, с благословения того же архипастыря (от 24 мая 1788 г. ), и освящена соборне архимандритом Иоасафом. В это время злонамеренные раскольники распустили слух, будто слобожане потому не переселяются в таврическую область, несмотря на все желание правительства, что им дают благословенное священство, а иначе они давно бы все переселились. Преосв. Амвросий остановился посвятить в Никодимову пустынь для слобожан иеромонаха, на место переселившегося в таврическую область Иоасафа, и сколько слобожане ни настаивали в своей просьбе, не соглашался исполнить их желания. Тогда обратились они с самым трогательным прошением к митрополиту новгородскому и санктпетербургскому Гавриилу (от 4 ноября 1787 г. ), и доблестный архипастырь немедленно подал им руку помощи622. По соглашению с преосвящ. екатеринославским Амвросием, он послал в ним (в 1788 г. ) из С -Петербурга охтенского священника Андрея Иоаннова, который сам некогда находился в расколе и по опыту знал, как успешнее действовать на сердца раскольников. Прибыв в стародубские слободы, Иоаннов прежде всего обратил к единоверию многих купцов и мещан в посаде Климовском, и, с благословения преосв. Амвросия, освятив им (в 1789 г. ) приходскую церковь во имя Успения пресв. Богородицы, сам священствовал в ней два года и восемь месяцев. В том же 1789 г. он основал еще две единоверческие церкви – в посаде Злынском во имя Вознесения Господня и в посаде Зыбковском во имя Преображения Господня, из которых первая освящена в 1794 г., а последняя в 1795 г. православными священниками. В 1791 г. Иоаннов освятил новую церковь во имя живоначальныя Троицы в Успенской Никодимовой пустыни, которая с того времени начала называться обителию Святотроицкою. Преосв. Амвросий в 1791 г. рукоположил для посада Климовского нового священника, избранного самими слобожанами, Михаила Иларионова, а священнодействовавшего там дотоле Андрея Иоаннова, возведши за его ревностные труды и подвиги в деле обращения раскольников в сан протоиерея, с честию отпустил в северную столицу к его пастве. Нельзя при этом не заметить, что Иоаннов, пользуясь своим пребыванием между раскольниками, собрал здесь много потаенных их преданий, записок и писем, на основании которых и составил «полное историческое известие о старообрядцах, их учении, делах и разгласиях», изданное в первый раз в 1794 г. и доселе сохраняющее свою цену. По отъезде Иоаннова из Стародубья, в 1794 и 95 г. освящено или только заложено, с благословения нового преосвящ. екатеринославского Гавриила, еще шесть единоверческих церквей, три в слободах стародубских и три в области таврической, и для всех этих церквей рукоположены православные священники623.

Вслед за тем, как знаменитый инок Никодим положил своими трудами первые начатки единоверия в стародубском крае, другой, не менее известный предводитель раскола, иргизский строитель Сергий желал основать единоверие на Иргизе. Позорная, соблазнительная жизнь беглых попов привела его к мысли просить себе у св. Синода законных пастырей, которые бы, отправляя для старообрядцев службы по старопечатным книгам, подлежали постоянному надзору и суду местного архиерея. Намерение свое Сергий сначала открыл другу своему, богатейшему вольскому купцу Василию Злобину и уставщику своей обители иноку Прохору, которых и успел склонить на свою сторону. Случилось так, что, когда Сергий замышлял о своем предприятии, на астраханскую епархию прибыл (в ноябре 1786 г. ) новый архипастырь, ученый Никифор Феотокий, который и здесь, как в Тавриде, первым долгом своим счел разослать окружное послание к раскольникам, исполненное ревности и любви апостольской ко всем заблудшим, и призывавшее их возвратиться к православной Церкви. Послание сильно подействовало на Сергия, и он, составив 15 вопросов, на которые намеревался просить ответов у преосвященного, предварительно прочитал эти вопросы пред своим братством и пред настоятелями и уставщиками прочих монастырей. Старцы одобрили вопросы, согласились, чтобы они поданы были от лица всех преосв. Никифору, и обещались, что, если получат удовлетворительные ответы, то непременно последуют им. Вопросы были поданы в 1790 году и в скором времени получены были ответы за подписью и скрепою владыки624. Сергий разослал ответы в списках по всем иргизским монастырям и в общества своих единоверцев, находившихся в Москве и С. -Петербурге. А сам между тем продолжал тайно совещаться с купцом Злобиным о мерах к осуществлению задуманного предприятия. В одно из таких совещаний жена купца Злобина Пелагея подслушала разговор Сергия с ее мужем, и вообразив, что они замышляют совершенно изменить староотеческой вере чрез принятие какого-то благословенного священства, воспламенилась фанатическою ненавистью против Сергия и решилась его погубить. Эту мысль она открыла сестре Сергия Александре, бывшей игуменьею одного женского скита, с тем, чтобы последняя предварила своего брата об угрожающей ему опасности, если он не оставит своего злого намерения. Сергий успокоил сестру и уверил ее. что он вовсе не думает изменять старой вере. Не теряя времени, Сергий отправился в С. -Петербург, а жена Злобина расставила по всем дорогам своих тайных караульных, чтобы они на пути схватили Сергия и умертвили. Бог не допустил совершиться злодеянию, и Сергий благополучно прибыл в столицу, куда вслед за ним приехал и Злобин. Здесь прежде всего они явились к преосв. митрополиту Гавриилу, который выслушал их с архипастырскою любовию, и, по совету его, подали прошение в св. Синод о том, чтобы им в монастыри на первый раз дарованы были два православные иеромонаха с иеродиаконом, которые бы совершали службы по старопечатным книгам. Св. Синод определил взять этих иеромонахов и иеродиакона из тихвинского монастыря, а Сергий немедленно отправил их на Иргиз. Принесши затем благодарность св. Синоду и получив от него необходимые наставления, Сергий с радостию отправился через Москву в свою обитель. Но в Москве совершенно неожиданно подвергся было величайшей опасности. Жена Злобина, не успевшая прежде в своем преступном намерении, написала к одному московскому купцу, из членов Рогожского кладбища, известному ей своей слепой приверженностью к расколу, будто Сергий замыслил погубить старую веру и предать иргизские монастыри во власть еретиков, и потому умоляла этого купца погубить Сергия и тем спасти веру. Изувер охотно согласился исполнить просьбу Злобиной. Едва только Сергий прибыл в Москву и остановился в доме старого благодетеля своего Григория Ямщикова, как упомянутый купец явился к Сергию, поздравил его с приездом и убедительнейше просил в дом свой. Сергий не хотел огорчить отказом почетнейшего члена Рогожского кладбища и поехал с ним вместе, обещавшись Ямщикову возвратиться скоро. Между тем прошел вечер, прошла и ночь, а Сергий не возвращался. Ямщиков поехал расспросить купца, – тот отвечал, что о. Сергий отправился от него в таком-то часу, хотел зайти к такому-то и такому-то, а где девался, он не знает. Прошел день, другой и третий, а Сергия нигде не могли отыскать. Уже вечером третьего дня часу в десятом пришел к Ямщикову солдат и подал ему записку, написанную карандашом рукою Сергия: «я посажен в отдаленную тюрьму и три дня сижу, не пивши и не евши, – спасите меня». Ямщиков немедленно поспешил с запиской к главному начальнику Москвы князю Прозоровскому и объяснил ему все дело. Князь в ту же минуту потребовал к себе полуживого арестанта, узнал виновников злодеяния и хотел их строго казнить. Но Сергий упал к ногам князя и умолял его именем Божиим простить виновных, как он сам их прощает. По приказанию князя, назначен был чиновник для сопровождения о. Сергия до самой его обители на Иргизе. Приехав на Иргиз, Сергий увидел, что здесь все против него вооружились, даже те, которые прежде изъявляли согласие на его предприятие. Присланные им вперед два православные иеромонаха и иеродиакон, будучи не приняты в его Успенский монастырь, жили вне монастыря у жены брата Сергиева без всякого дела. Несмотря на это, Сергий поселился было, по прежнему, в своих настоятельских келлиях; но через день в самую полночь к нему буйно ворвались келарь и еще два монаха и, называя его еретиком, отступником, осквернителем обители, начали его душить. Племянник Сергия бросился в город Вольск к исправнику и просил его, чтобы поспешил избавить Сергия от смерти. Исправник немедленно прибыл в монастырь и нашел Сергия заключенным в чулане, откуда тотчас же его освободил. Собрав всех иноков, исправник старался ласково уговорить их, чтобы они согласились на принятие законных иеромонахов, и чтобы виновные испросили прощение у обиженного ими отца строителя; но братия возмутилась и с шумом и криком решительно отказалась повиноваться отцу Сергию, на место которого тут же избрала уставщика Прохора. После таких тяжких испытаний Сергий, оставив свою Успенскую обитель на Иргизе, со всеми своими родственниками отправился в стародубские слободы, и приняв единоверие, сам с племянником поступил в Никодимов монастырь, а сестру свою и жену покойного брата с ее дочерью поместил в Новозыбковке при единоверческой Преображенской церкви. Чрез несколько времени Сергий рукоположен был во иеромонаха и сделан настоятелем единоверческого Успенского монастыря в Белоруссии625.