Глава I. Исправление церковных книг и начало раскола

I. Патриарх Никон приступил к исправлению церковных книг со всею осторожностию и благоразумием. Прежде всего он открыл свое намерение царю Алексею Михайловичу и просил созвать пастырей русской Церкви для рассуждения об этом важном предмете. Собор составился в 1664 г. в царских палатах267. На нем, под председательством самого государя и патриарха, присутствовали пять митрополитов, четыре архиепископа, один епископ, одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протоиереев и царский синклит268. Никон произнес речь, в которой сказал, что нет ничего богоугоднее и благотворнее для Церкви и государства, как хранить заповеди Божии, правила св. Апостол, св. Соборов вселенских и поместных и св. Отец, и что потому необходимо в делах церковных потреблять всякия новины, всегда бывающие причиною смятений и разделений в Церкви, напротив соблюдать, без всяких приложений и отъятий, все то, что постановили и древние соборы, и свящ. собор, бывший в Константинополе, во дни благочестивого царя Феодора Иоанновича, по случаю учреждения патриаршества в России. Вслед за тем прочитано было вполне Деяние этого последнего собора, особенно важного для Русских, – и все присутствовавшие слышали, как читался в Деянии Символ веры без прибавления слова: истиннаго, слышали и грозные слова собора, столько устрашившие Никона, что Церковь русская должна во всем быть согласна с греческою и с четырьмя вселенскими патриархами, должна потреблять всякия новины, обыкновенно производящие смятение и разделение между верующими. Тогда Никон продолжал: «итак, я обязан объявить вам нововводные чины церковные в наших богослужебных книгах», – и, указав для примера на два, более известные, нововведения в печатных служебниках московских269, не находящиеся ни в древнеписьменных славянских, ни в греческих, заключил: «и о сем прошу решения, новым ли нашим печатным служебником последовати, или греческим и нашим старым, которыя купно обои един чин и устав показуют». Царь Алексей Михайлович, митрополиты, архиепископы и весь освященный собор единогласно отвечали: «достойно и праведно исправити противу старых харатейных и греческих». Никон указал еще на несколько нововведений, появившихся в Церкви русской270 и испрашивал, как должно поступать, – и каждый раз слышал ответ собора: «добро есть исправити против старых и греческих книг», или: «добро по уставу св. отец быти». Но когда, наконец, государь и патриарх повелели написать все это соборное Деяние «ради совершенного укрепления, чтобы впредь быти исправлению в печатном тиснении божественным книгам против древних харатейных и греческих книг, уставов, потребников, служебников же и часословов», и предложили присутствовавшим скрепить написанное Деяние подписями: тогда открылось, что не все дотоле искренно выражали свое согласие на определения собора. По крайней мере, между подписями не видим имен: одного епископа – Павла коломенского, двух архимандритов, одного игумена и двух протоиереев, присутствовавших на соборе271. А если верить сказаниям раскольников, то Павел коломенский, вместо подписи своего имени, будто бы даже начертал слова: «аще кто от обычных преданий св. кафолическия Церкве отъимет, или приложит к ним, или инако развратит, анафема да будет», – думая тем уязвить сердце Никона272.

Как бы то ни было впрочем, только царь и патриарх не остановились в своем предприятии. Чтобы определение собора исполнилось, они повелели выслать в Москву из разных мест России самые древние славянские книги, переведенные с греческого языка и писанные лет за пятьсот и более, – и немедленно такие книги высланы были из монастырей Троицко-Сергиева, Юрьева, Хутыня, Иосифова-Волоколамского и других древнейших книгохранилищ русских. Не довольствуясь этим и желая, «да не едина их воля, но да и совет вселенских патриархов оных книг о исправлении будет», царь и патриарх наш в том же (1654) году отправили в Константинополь Мануила Грека со своими грамотами, в которых предложили вселенскому патриарху Паисию до 26 вопросов касательно чинов церковных и погрешностей, вкравшихся в паши новопечатные богослужебные книги273. Паисий немедленно созвал собор, на котором, под его председательством, присутствовали 24 митрополита, 1 архиепископ, 3 епископа и прочее знатнейшее константинопольское духовенство. Собор подробно рассмотрел все, написанное в грамотах, и в следующем (1655) году прислал в Москву самое свое Деяние вместо ответа. Это Деяние, изложенное в форме письма от цареградского патриарха к нашему, весьма замечательно. Сначала, возблагодарив Господа, воздвигшего в России такого ревностного архипастыря, и пожелав, да сохранит его благодать Божия на многия лета и да пасет он до конца духовныя овцы своя богоугодно, как начал, Паисий умоляет нашего первосвятителя: «да будем всегда соединени, якоже во единой вере и во едином крещении, такожде да будем и во едином исповедании, тожде глаголюще всегда единеми усты и единем сердцем, без еже разньствовати между собою в некоей вещи». И непосредственно, однакож, продолжает: «твое преблаженство сильно жалуешься на несогласие некоторых чинов, замечаемое в некоторых церквах, и полагаешь, что эти различные чины растлевают нашу веру. Хвалим мысль: ибо кто боится преступлений малых, тот предохраняет себя и от великих. Но исправляем намерение: ибо иное дело еретики, которых заповедует нам Апостол убегать по первом и втором наказании: и иное дело раскольники, которые, хотя, по-видимому, соглашаются в главных догматах православия, имеют однакож и свои учения, чуждые кафолической Церкви; но если случится какой-либо церкви разнствовать от другой в некоторых чинах неважных и несущественных, т. е. не касающихся членов и догматов веры, – каково, например, время совершения литургии и под., – то это не делает никакого разделения, лишь бы только сохранялась непреложно та же вера. Церковь не от начала приняла все то чинопоследование, какое содержит ныне, а постепенно, и в разных церквах некоторые чины вводились разновременно, и прежде святых – Дамаскина, Косьмы и других песнотворцов мы не пели ни тропарей, ни канонов, ни кондаков: все это однакож не производило разделений между церквами, когда соблюдалась неизменно та же вера, и они не считались ни еретическими, ни раскольническими. Так и ныне не должно думать, будто развращается наша вера православная, если один кто-либо творит последование свое, не много различное от другого – в вещах несущественных, т. е. не касающихся членов веры». Правило мудрое, которое было бы весьма полезно у нас при тогдашних обстоятельствах, если бы все его твердо помнили! Вслед за тем константинопольский первосвятитель по порядку перебирает все вопросы, присланные от нашего, и дает на них свои ответы, между которыми наиболее важны по тому времени первый, седьмой, осьмой, девятый, двадцать четвертый и двадцать пятый. В первом, самом обширном, ответе Паисий раскрывает кратко состав и таинственное знаменование того чина божественной литургии, какой содержался тогда на всем востоке, и который за образец предлагает и нам. В седьмом говорит нашему патриарху: вы пишете о распрях, происходящих у вас касательно чина божественного тайнодействия. Молим именем Господа нашего Иисуса Христа, да утолит их преблаженство твое разумом твоим: ибо рабу Господню не подобает сваритися (2 Тим. ), особенно в вещах несущественных и не относящихся к догматам веры. Увещевай всех принять тот чин, который содержится во всей восточной Церкви и дошел до нас по преданию изначала без малейшей перемены. Если же ваши чины окажутся несогласиями с нашими в вещах нужных, а не в тех, которые устав оставляет на волю настоятеля: пишите к нам, и рассудим об них соборне». Осьмой и девятый были посвящены делу епископа коломенского Павла и протопопа Иоанна Неронова, на которых, следовательно, жаловались наши царь и патриарх в своих грамотах: «о епископе коломенском Павле, – пишет Паисий, – и о протопопе Иоанне Неронове вы говорите, что они не согласуются с вами, содержат свои особые книги, свою литургию, свое крестное знамение, что они даже порицают наши патриаршие молитвы и литургию и стараются принести нам новины своя и сокровенные молитвы, как бы исправление, – отвещаем: сия вся суть знамения ереси и раздора, и который сицевая глаголет и верует, есть чужд православныя нашея веры. Итак, или да приимут нелицемерне, елика держит и догматствует православная наша Церковь, или по первом и втором наказании, пребывше неисправлени, да отвержете и разлучите их извержением от овец Христовых, да не питают я смертною пажитию: и будете имети и нас, и весь о нас собор таяжде мудрствующыя в сем». В 24 ответе решается вопрос о крестном знамении и патриарх пишет: «мы вси имамы обычай древний по преданию поклонятися, имуще три первыя персты совокупленны вкупе, во образ Святыя Троицы, еяже просвещением открыся нам таинство воплощенного смотрения, и научихомся славити единого Бога в трех составех, Отца, и Сына, и Святаго Духа, и распинатися вкупе со крестом Господа нашего Иисуса, Сына Божия». Наконец 25 ответ решает вопрос: «которыми персты подобает начертавати архиерею или священнику благословение, еже дает», и состоит в следующем: «так как Бог с клятвою обещал Аврааму, да благословятся вси язы́ цы земстии о семени его, которое есть Иисус Христос –??? Ис ХГ, – то Церковь благословляет всех, начертавая рукою священническою имя Мессии: ??? Ис Хс. Какими бы перстами кто ни изображал эти четыре буквы, разности не будет: только бы и благословляющий и благословляемый имели в мысли, что благословение нисходят от Иисуса Христа рукою священническою. Впрочем пристойнее слагать персты в том виде, в каком живописуют самого Христа благословляющим, т. е. слагать вторый и третий персты так, чтобы они образовали собою??? Ис, а первый, четвертый и пятый – так, чтобы они представляли??? Хс». В заключение всех своих ответов патр. Паисий говорит, между прочим: «Господь мира и утешения, иже разстоящая совокупляяй во едино и тожде соединение веры, да даст благодать, пребыти единомыслию сему церквей наших даже до скончания века нерушиму, и прешедшая убо погрешения да простит Господь нами, малейшими своими рабы: во исправление же да дарует преспеяние и ращение в лучшая»274. Кроме этого послания или соборного Деяния, подписанного всеми присутствовавшими на соборе, Паисий прислал к Никону еще свое частное письмо. Здесь, снова возблагодарив Господа и восхвалив Никона за его ревность по вере православной, Паисий извещает, что отправляет к нему соборный ответ, да очистятся в наших богослужебных книгах неудобная и да исправятся, и просит, чтобы соборное деяние это предано было всем священным лицам, «да совершат последование и всякое священнодеяние по чину великия Церкве, да не едино разнство имамы, яко чада истинная единыя и таяжде матере, восточныя апостольския соборныя великия Церкве Христовы, и да ни едину вину обретают скверная еретическая уста, оглаголати нас о некоем разнстве». «Впрочем, присовокупляет вселенский патриарх, я слышал, что в ваших церковных чинах есть и еще некоторые вещи, несогласные с чином великой Церкви, и удивляюся, как ты не спрашиваешь об них. И прежде всего у вас будто бы в самом символе веры сделано прибавление, которого у нас нет... От всего сердца желаем, чтобы это исправилось». Для сего Патриарх приложил к письму своему и греческий символ, буквально списанный с того, какой составлен был Отцами первого и второго вселенских Соборов275.

Получив такой ответ от вселенского первосвятителя и прочитав соборное Деяние, царь Алексей Михайлович и патриарх Никон подвиглись еще большим желанием к исправлению книг церковных; но, считая, что древние книги, греческие и славянские, находящиеся в России, еще недостаточны для этой цели, послали с богатою милостынею старца Арсения Суханова на Афон и в другие места, чтобы он, не щадя никаких издержек, старался приобресть там греческие рукописи. Вскоре прислано в Москву из афонских монастырей до 500 греческих рукописных книг, между которыми одному Евангелию считали тогда 1050 лет, а другому 650, одной псалтыри 600, служебнику 600, другому служебнику 455, были и другие книги, писанные за 400, 500 и 700 лет прежде. Вместе с тем патриархи александрийский, антиохийский и сербский, многие митрополиты и архиепископы восточные, вследствие просительных писем из Москвы, прислали в нее не менее 200 различных древних книг. Тогда государь и патр. Никон решились составить в Москве новый собор, который тем был замечательнее, что на нем, кроме нашего первосвятителя с митрополитами, архиепископами, епископами, архимандритами, игуменами и прочим знатнейшим духовенством, присутствовали еще два сторонние патриарха – антиохийский Макарий и сербский Михаил. Этот собор происходил в 1655 г. и продолжался, судя по занятиям его, не мало времени. Заседания его открылись чтением из Евангелия и из правил св. Апостолов и св. Соборов вселенских. Потом прочитаны были Деяния соборов: московского 1654 г., которым определено было исправить новопечатные московские книги, и константинопольского, собранного патр. Паисием и утвердившего то же определение. Новый собор вполне одобрил то и другое Деяние, – и немедленно приступил к рассмотрению самых книг, греческих и славянских. собранных в таком огромном количестве со всех сторон православной Церкви; присутствовавший на соборе патриарх антиохийский тут же присовокупил к книгам свой собственный служебник и некоторые другие. Что же увидели отцы собора? Они «обретоша древния греческия с ветхими славенскими книгами во всем согласующася: в новых же московских печатных книгах, с греческими же и славенскими древними, многая несогласия и погрешения». Когда несогласия и погрешения были прочитаны во всеуслышание и обсужены, – собор единогласно решил: быть так, как постановлено на соборах, московском 1654 г. и константинопольском, за ним последовавшем. И чтобы положить начало великому делу, отцы собора сами немедленно занялись исправлением служебника и, «во всем справя сию святую книгу и согласно сотворя древним греческим и славенским», повелели напечатать ее в Москве в том же 1655 году. Не желая ограничиться исправлением одной этой книги, собор узаконил, чтобы и прочие св. книги, в каких только обретаются погрешности, были также исправлены по древним греческим и славянским спискам, – и закрыл свои заседания276.

На кого же возложено было такое поручение? Вместо прежних справщиков, бывших при патр. Иосифе, малообразованных и вовсе не знавших греческого языка, каковы: протопопы – Иван Неронов и Аввакум, священники – Лазарь и Никита, диакон Федор Иванов и другие, теперь избраны были люди ученые, знавшие не только славянский язык, но греческий и даже латинский, именно: вызванные еще прежде из Киева иеромонахи – Епифаний Славеницкий, Арсений, Дамаскин и другие277; вызванные из соловецкого монастыря – иеромонах Арсений Грек и «черный поп Иаков, по прозванию философ»278; прибывший со св. горы Афонской архимандрит Дионисий «со клевреты его», и бывший едва ли не главою справщиков, – потому что занимался свидетельствованием и поверкою книг, переведенных с греческого самим Епифанием Славеницким279. Новые справщики с жаром принялись за перевод и исправление книг, по указанию патриарха Никона. Между тем сам патриарх обратил все свое внимание на важнейшее заблуждение раскольников, которое не только было внесено в недавно напечатанные книги, но глубоко проникло и в жизнь народа. Получив уже от константинопольского патриарха Паисия соборный ответ, что крестное знамение надобно творить тремя первыми перстами правой руки, Никон желал теперь воспользоваться присутствием в Москве других православных иерархов – Макария патриарха антиохийского, Гавриила патриарха сербского, Григория митрополита никейского, Гедеона митрополита молдавского, и слышать их мнение о том же предмете. С этой целью он, во-первых, написал к ним послание, в котором, сказав о своей крайне ответственной обязанности пасти вверенных ему овец духовных, и извещая, что между ними «неции воздвизают прю» касательно сложения перстов для крестного знамения, и одни крестятся тремя перстами десницы («их же и мним, замечает патриарх, добре творящих»), а другие двумя, Никон умоляет означенных иерархов возвестить ему, на которой стороне истина. Святители единогласно отвечали: «предание прияхом с начала веры от святых Апостолов, и святых отец, и святых седми соборов, творити знамение честнаго креста с тремя первыми персты десныя руки, и кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя Церкве, еже держа с начала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов. И сего ради имамы его отлучена от Отца, Сына и Святаго Духа, и проклята». И этот ответ все четверо подписали, каждый своею рукою. Потом, когда в день памяти св. Мелетия (12 февр. ) патриарха антиохийского случилось Царю со всем своим синклитом и множеством народа быть в Чудове монастыре на заутрени, и там же находился патриарх антиохийский Макарий с другими архиереями: то, во время чтения из пролога сказания о св. Мелетии, как он сначала показал народу три перста, и не было знамения, затем сложил два и к ним пригнул один, и от руки его произошел огонь, – Никон торжественно вопросил Макария, что означает это сказание. И Макарий отвечал: «мужие всего православия, слышите: аз, преемник и наследник сего святого Мелетия престолу, вам известно, яко сей святый Мелетий три первыя персты разлучены показа друг от друга, от нихже и знамения не бысть. Тыя же паки три и соединив, имиже и знамение показа. И аще кто сими тремя персты на лице своем образ креста не изобразует, но имать творити, два последния соединя с великим палцем, да два великосредняя простерта имети, и тем образ креста изображати, таковый арменоподражатель есть, арменове бо тако воображают на себе крест». Мало этого. Настала неделя православия; к высокому торжеству собрались в успенский собор сам Царь со всем своим синклитом, все архиереи, бывшие в Москве, множество духовенства и бесчисленное множество народа. Начался обряд православия, и в то время, как св. Церковь возглашала вечную память всем, подвизавшимся за Христа, и анафему – сопротивным, Макарий патриарх антиохийский, став пред Царем и его синклитом и пред всем освященным собором и, показывая три первые перста правой руки, сложенные вместе, воскликнул: «сими тремя первыми великими персты всякому православному христианину подобает изображати на лице своем крестное изображение. А иже кто по Феодоритову писанию и ложному преданию творит, той проклят есть». То же проклятие повторили Гавриил патриарх сербский и Григорий митрополит никейский280.

Наконец, в 23 день апреля 1656 года Никон, с соизволения царя Алексея Михайловича, повелел собраться в Москву всем русским архиереям. Собор он открыл обширною речью. «Не раз, – начал патриарх, – зазирали нашему смирению приходившие в царствующий град Москву восточные святители: Афанасий константинопольский, Паисий иерусалимский, Гавриил назаретский и прочие, и много осуждали меня за неисправление свящ. книг и за другие церковныя вины, в числе которых находится и та, что мы полагаем на себе крестное знамение двумя перстами, по Феодоритову писанию, – тогда как оно внесено в печатные и рукописные книги только сведением, а не повелением какого-либо царя пли патриарха, и не каким-либо собором архиереев. И прежде у нас все крестились тремя первыми перстами в образ св. Троицы, как и ныне еще можно видеть многих, не ведающих Феодоритова писания, простых мужей и жен, держащихся древнего обычая. Посему мы, патриарх Никон, желая не себе только пользы, но и спасения духовным чадам, и усмотрев, что ныне действительно у нас многое, частию в свящ. книгах, частию в чинах церковных несогласно с тем, что было древле при наших предшественниках, решились дознаться истины на основании божественного Писания». Упомянув затем о собрании в Москву бесчисленных рукописей, славянских и греческих, для исправления новопечатных книг, и о том, что такое исправление уже совершается, Никон опять обратился в частности к учению мнимых Феодорита и Максима Грека о крестном знамении и выразил свой суд, свое мнение об этом учении. «Оно повелевает, – сказал первосвятитель, – три перста равно имети вкупе, великий да два последних – малых, во образ св. Троицы; остальные два перста – указательный да средний сложити вместе и простерти, средний притом мало наклонно, во образ двух естеств во I. Христе. Но такое предание не может быть принято Церковью: потому что неправо выражает оба таинства, – и тремя перстами, великим да двумя малыми, неправо исповедуется таинство св. Троицы, и двумя перстами, указательным да средним, не точно возвещается таинство воплощения Бога-Слова. Тремя означенными перстами, очевидно, показывается неравенство между Лицами св. Троицы: если кто великий палец станет принимать за образ Отца и два малые за образы Сына и св. Духа, то необходимо будет исповедывать Отца большим Сына и св. Духа, и след. будет последователем еретика Ария, который умалял Сына пред Отцем. Два остальные перста, указательный и средний, из которых один простерт, а другой мало наклонен, отнюдь не выражают, что два естества во Христе ипостасно соединены во едином лице: напротив, показывая, что во Христе соединены два естества, показывают вместе, что в Нем и два лица, – как и учил еретик Несторий, которому действительно помогал несколько времени Феодорит (если только ему приписывать рассматриваемое предание о перстосложении)». После этого Никон изложил, как он спрашивал еще в 1654 г. патриарха константинопольского Паисия, между прочим, о крестном знамении и получил от него соборный ответ, что надобно креститься тремя первыми перстами правой руки: как спрашивал в 1656 г. прилучившихся в Москве других православных иерархов – Макария антиохийского, Гавриила сербского, Григория никейского и Гедеона молдавского и получил от них такой же письменный ответ: как потом в Чудове монастыре антиохийский патриарх Макарий на память св. Мелехия антиохийского изъяснил народу известное сказание о нем и заповедал креститься тремя перстами: как наконец тог же Макарий вместе со святителями сербским и никейским торжественно подтвердили учение о троеперстии в неделю православия в главном московском храме. Отцы собора, выслушав речь патриарха Никона и внимательно рассмотрев представленные им – ответ патриарха Паисия о крестном знамении, таковой же ответ патриарха Макария и прочих с ним и еще выписку из слова иподиакона Дамаскина о кресте, изрекли следующее правило: «аще кто отселе ведый не повинится творити крестное изображение на лице своем, якоже древле святая восточная Церковь прияла есть, и якоже ныне четыре вселенстии патриарси, со всеми сущими под ними Христианы, повсюду вселенныя обретающимися, имеют, и якоже зде прежде православнии содержаша, до печатания слова Феодоритова во Псалтирях со возследованием московския печати, еже треми первыми великими персты десныя руки изображати, во образ святыя и единосущныя, и неразделныя, и равнопокланяемыя Троицы, но имать творити сие неприятное Церкви, еже соединя два малыя персты с великим палцем, в нихже неравенство святыя Троицы извещается, и два великосредняя, простерта суща, в нихже заключати два Сына и два состава, по Несториеве ереси, или инако изображати крест: сего имамы, последующе святых отец седми вселенских соборов и прочих поместных правилом и святыя восточныя Церкве четырем вселенским патриархом, всячески отлучена от Церкве, вкупе и с писанием Феодоритовым, якоже и на пятом прокляша его ложная списания на Кирилла архиепископа александрского и на правую веру, сущая по Несториеве ереси, проклинаем и мы».

На том же соборе патриарх Никон предложил для рассмотрения только что переведенную с греческого и напечатанную, по повелению его, книгу Скрижаль, которая была прислана ему еще в 1653 г. иерусалимским патриархом Паисием. Отцы читали книгу «соборне во многи дни, всяку вещь и всяко слово со опаством разсуждающе», и нашли ее не только «безпорочну», но и достойною всякой похвалы и великого удивления. В подтверждение своей мысли они скрепили Скрижаль и все, в ней заключающееся, равно как и помянутое правило о крестном знамении, – каждый собственноручною подписью281. Издание этой книги, составленной греческим иеромонахом Иоанном Нафанаилом282, было особенно важно для Русских по современным обстоятельствам: потому что она представляла изъяснение литургии и других тайн церковных в том виде, как содержала и разумела их тогда православная Церковь на востоке, с которою Церковь русская должна была согласоваться, и потому что в приложениях к Скрижали напечатаны Деяние московского собора 1654 г., определившего исправить печатные московские книги и чины церковные; Деяния константинопольского собора, подтвердившего то же определение; ответ патриархов антиохийского Макария и сербского Гавриила о крестном знамении; слово о кресте иподиакона Петра Дамаскина; еще слово вопросительное и увещательное, направленное прямо против ревнителей двоеперстия: протоиерея Николая Малакса о сложении перстов для благословения; преп. Максима Грека и ученика его Зиновия о неприкосновенности символа веры и запрещении делать в нем изменения и прибавления, каково слово истиннаго о св. Духе; свидетельства древних соборов и отцев о том же предмете и под. Таким образом и вторую книгу после служебника патриарх Никон издал не сам собою, а с одобрения всех русских епископов и всего священного собора! Эти две книги, на которые, по важности их, Никон обратил особенное внимание, послужили самым прочным основанием к дальнейшему исправлению разных погрешностей и нововведений, вкравшихся в наши чины церковные и обычаи.

Кто после всего этого не увидит и не согласится, что патриарх Никон решился на исправление книг церковных не как-нибудь самочинно, или без нужды, или с злым намерением испортить веру, а как истинный пастырь, ревнующий о соблюдении веры и обрядов во всей их чистоте и неповрежденности? Его укоряли первосвятители востока, приходившие к нам, за разные новины, появившиеся в Церкви русской; он слышал обличительный голос иноков афонских, сжегших некоторые наши книги за учение о двоеперстии; он, наконец, сам лично убедился из памятников древности, что даже в символе веры и в совершении божественной литургии у нас допущены были важные изменения и нововведения... Мог ли же он не начать того, что начал? Мог ли, как главный пастырь, допустить, чтобы вверенная ему Церковь оставалась предметом пререкания и соблазна для всех восточных Христиан? Мог ли не предохранить ее от опасности идти далее путем нововведений и совершенно отпасть от Церкви православной кафолической? И как начал он свое великое дело? Не иначе, как с согласия благочестивейшего государя Алексея Михайловича и соборного определения русских иерархов; не иначе, как с благословения и одобрения вселенского патриарха вместе с константинопольским собором, и при соучастии прочих патриархов и святителей восточных: не иначе, как собрав предварительно бесчисленное множество древних греческих и славянских рукописей, необходимых для цели, и избрав самых надежных и искусных справщиков: не иначе, как подвергая новоисправленные книги соборному рассмотрению и исправлению...

II. К сожалению, нашлись люди, которые решились противодействовать п. Никону в его святом предприятии и вместе с тем, как он полагал начало исправлению книг церковных, положили начало русскому расколу, известному под именем старообрядства. Еще на соборе московском 1654 г., признавшем нужду в исправлении чинов церковных и книг, некоторые, как мы видели, не подписались. Потом в предисловии к Скрижали, изданной в 1656 г., уже ясно упоминаются «некие неискусные и самомудрые, паче же суемудрые безчиния рачители», которым дело, предпринятое Никоном, казалось «ненавистным», и которые «злокозненне» дерзали роптать на патриарха283. Кто же были эти люди? Во главе всех епископ коломенский Павел, которого раскольники называют начальником своего доброго воинства284, и с ним протоиерей казанской церкви в Москве Иоанн Неронов: они так дерзко восстали против Никона и Московского собора, определившего исправить книги, так упорно защищали прежние книги и вкравшиеся в них нововведения, так непочтительно отзывались о книгах греческих и вообще о православии Церкви восточной, что Никон счел необходимым известить о всем этом патриарха вселенского Паисия, прося его разрешения, а Паисий вместе с константинопольским собором, – как мы видели, – определил: если таковые не исправятся и не примут всего, что содержит православная восточная Церковь, – отсечь их от Церкви и извергнуть. К ним вскоре присоединились: Аввакум – протопоп Юрьевца повольского285, Даниил – протопоп костромской, Логгин – протопоп муромский и другие, бывшие справщиками книг при патриархе Иосифе. Что же они делали, на что жаловались, чего требовали? Прежде всего они, собравшись вместе, написали и подали царю Алексею Михайловичу «общее прошение на многомятежного Никона», обвиняя его в двух преступлениях: в том, что он, будто бы вопреки древних чинов, запретил в св. Четыредесятницу 1654 года земные поклоны в церкви, а повелел творить поклоны поясные, кроме четырех великих, и в том, что он вводит троеперстное сложение в крестном знамении, вместо двоеперстного. Царь Алексей Михайлович, как понимавший дело Никона и сочувствовавший ему, оставил это прошение без внимания286. Затем начали вопиять против двочастного или четвероконечного креста, которым Никон повелел печатать просфоры, и против трегубой аллилуии, которую он заповедал употреблять вместо сугубой. Протопоп Иоанн Неронов нарочито ходил ежедневно в соборную церковь и не позволял там никому троить аллилуии, а иногда являлся к самому патриарху и вступал с ним в жаркие прения. Но главная мысль, которую отстаивали, которую распространяли в народе и дерзко защищали пред Никоном, была та, что прежние наши печатные книги и чины церковные совершенно исправны и православны, что их всячески должно удерживать и соблюдать; книги же и чины, исправленные Никоном по греческим, неправославны, исполнены новинами и заблуждениями, и потому должны быть отвергаемы. А так как, – что всем было известно, – Никон действовал не сам собою, но с согласия и при живом участии греческих патриархов и вообще старался согласоваться с Церковью восточною: то присовокупляли, что сами греческие патриархи уже более не православны, что Церковь восточная, находясь под игом неверных, уже потеряла или исказила истинную веру во Христа, что греческие церковные книги повреждены Латинами, в областях которых и печатаются, – след. им не должно следовать или с ними согласоваться287. Вот до чего дошли с первого разу и чего хотели восставшие против Никона! Не упоминаем уже о том, как поносили они самого Никона, чтобы унизить начатое им дело, какие клеветы выдумывали на своего первосвятителя и распространяли повсюду, как называли его не пастырем, а волком, еретиком, богоотступником, предтечею антихриста и под. 288.

Из-за чего же восстали эти люди, восстали именно они первые и восстали с такой дерзостью, злобой, ожесточением? Ужели собственно из ревности по православию, положим, слепой, невежественной? Нет, здесь только одна причина и не главная, – а главная заключалась в их личных отношениях к патриарху Никону. Коломенский епископ Павел был близким родственником Анании, в монашестве Антонию, иеромонаху Юнгенского Космодемьянского монастыря (в нынешней Казанской губ. ), которому, по смерти патриарха Иосифа, выпал было жребий из числа трех кандидатов быть его преемником, но который должен был отказаться от этого завидного жребия в угождение царю Алексею Михайловичу, желавшему видеть на патриаршем престоле митрополита новгородского Никона. Сын Анании Иларион, митрополит суздальский, в мире Иван Ананьин, был женат на родной сестре Павла, епископа коломенского. Павел по близости своей епархии к Москве и по родству с Ананиею-Антонием мог надеяться на большее значение при его патриаршестве, нежели при Никоновом. Потому как Иларион суздальский, так и Павел коломенский питали глубокую неприязнь против Никона289. Протопопы Иоанн Неронов, Аввакум, Даниил, Логгин и их сотоварищи воспылали ненавистью к Никону за то, что он с бесчестием устранил всех их от должности справщиков, доставлявшей им столько почету, признал напечатанные ими книги неисправными и начал искоренять те самыя мнения, которые они первые внесли было в печатные книги и надеялись укоренить в русской Церкви. Не станем отвергать, что эти люди, равно как и Павел коломенский, может быть, и убеждены была, по жалкому невежеству, в правости своих мнений и в совершенной исправности книг церковных, которые решился исправлять Никон; но личная ненависть к Никону воспламеняла их слепую ревность по вере до религиозного фанатизма и руководила всеми их действиями. Итак, ненависть и невежество – вот два самые начальные источника русского раскола, по суду даже разумных современников290!

Как же поступил Никон со своими ожесточенными врагами, которые, чтобы успешнее противодействовать начатому им делу, не знали никаких границ в своих клеветах и ругательствах и на самого Никона, и на восточных патриархов, и на всю восточную Церковь? Сначала он желал убедить заблудших в их заблуждении и образумить, призывал их к себе, вступал с ними в состязания291. Но потом, когда увидел, что они остаются упорными до ожесточения, стараются увлечь за собою народ и произвести раскол в русской Церкви, а Церковь восточную-православную открыто называют еретическою, – решился употребить против них меры справедливой строгости. Епископ коломенский Павел, упорнейший из всех, лишен сана и затем, будто бы, подвергся даже телесному наказанию и сослан в Палеостровский монастырь292; протопоп Иоанн Неронов лишен скуфьи и сначала содержался в московском Симоновом монастыре, потом сослан в Спасо-каменный вологодский и оттуда в Кольский, наконец раскаялся и принял на себя иноческий образ с именем Григория293; протопоп Даниил лишен священства и по градскому суду сослан в астраханскую темницу, где и скончался; протопоп Логгин также лишен священства и тем же градским судом сослан на заточение в Муром, где вскоре от моровой язвы скончался; протопоп Аввакум, хотя будто бы, по заступлению Царя (если верить сказанию самих раскольников), и не лишен сана, но сослан в 1656 г. со всем своим семейством в глубину Сибири, в страну Даурскую, рассеивая на всем пути своем семена раскола294. И надобно помнить, что Никон поступил так с виновными, т. е. подверг их заслуженной церковной казни, не самочинно, а соответственно определению константинопольского собора и вселенского патриарха Паисия, нам уже известному; – поступил тогда, когда и прочие православные патриархи, бывшие в Москве, и московский собор 1655 года торжественно изрекли анафему на всех упорных последователей и защитников двоеперстия.

Должно сказать, что дело, начатое Никоном, встретило себе сопротивление не в одной Москве, но и в разных других местах России. Люди простые, необразованные, едва грамотные, каковы были тогда у нас не только миряне, но и почти все священнослужители, не могли понять ни нужды, ни сущности исправлений Никоновых. Они видели только, что прежние богослужебные книги, к которым они привыкли и которые считали за богодухновенные, повсюду отбираются, как книги неисправные, а взамен их рассылаются вновь напечатанные, прежние некоторые чины и обычаи церковные запрещаются, а на место их предписываются другие. И вообразили, что Никон хочет искоренить старую веру и старые обряды, а вводит новины, новую веру не православную, еретическую... Во многих местах послышался сильный ропот против патриарха; некоторые священники не соглашались добровольно отдавать прежних книг и принимать новые, не соглашались служить по новым книгам. Необходимо было употребить меры строгости, хотя ничем нельзя доказать, чтобы они были такие, какими изображаются у раскольников295. Трудно решить, хорошо ли, или не совсем осторожно поступил Никон, когда приказал разом отбирать прежние книги и на место их вводить новые, а не предоставил этого времени, не сделал исподволь. Теперь он встретил сопротивление; но не встретил ли бы еще больше сопро