Пространное эссе об искусственных камнях, гендере, трансрелигиозах и французской революции 2 глава

Отметим, что всё это – неизбежные последовательные шаги, начинающиеся с идеи «брака по любви» и личной свободы брачующихся в выборе «спутника жизни». Красивая, на первый взгляд, идея с неизбежностью, в конечном счёте, реализуется в форме полного скотства и утраты той грани, которая отличает человека от животного.

Заметим в скобках, что абсолютно аналогична ситуация с «освобождением» искусства от рамок религиозно-метафизического канона. То, что начинается ренессансной «свободной эстетикой», то с неизбежностью заканчивается, в конечном счёте, «чёрными квадратами» и современными «инсталляциями», потому что «освобождение» от канона метафизического с неизбежностью перерастает в «освобождение» также и от канона эстетического. При этом, утратив рамки своей определённости, искусство перестаёт быть искусством и сводится к любому авторскому самовыражению, вплоть до сугубо физиологического.

 

 

4. Споры о нации: примордиализм и конструктивизм

 

Исторически принадлежность человека к тому или иному народу (по-латински – нации, по-гречески – этносу) воспринималось как безусловная и самоочевидная данность, определяемая принадлежностью его родителей. У некоторых народов (как, например, у большинства индоевропейцев, а также у тюркских народов) этническая принадлежность наследовалась по отцу, у других (как, например, у евреев) – по матери. На деле эти различия не имели существенного значение, так как в подавляющем большинстве случаев отец и мать принадлежали к одному народу, а смешанные, межэтнические браки, во-первых, были редкостью просто в силу низкой социальной мобильности, а, во-вторых, в большинстве случаев не приветствовались или даже просто осуждались. Свою роль играла неразвитость транспорта, наличие межплеменных, а затем государственных границ, языковые, религиозные, культурные и поведенческие барьеры. В итоге степень репродуктивной изоляции этнических сообществ друг от друга, была хотя и не абсолютной, но весьма высокой. При таком уровне изоляции народы (этносы) зачастую воспринимали себя как кровнородственные общности, то есть совокупность потомков единого общего предка. Такой взгляд на природу этничности мы видим в Библии, в Повести Временных Лет и множестве иных исторических источников, зафиксировавших взгляд самих представителей различных народов на природу феномена этничности.

Разрушение традиционного общества и множества изолирующих социальных барьеров при переходе к капитализму, формирование национальных буржуазных государств, резкое повышение внутри них горизонтальной социальной мобильности, перемещение значительных масс населения, урбанизация, отмирание диалектов и местных культур привели к переосмыслению понятия нации. Возникло представление о гражданской нации, то есть общности, возникающей по воле людей в рамках парадигмы т.н. «общественного договора». При этом понятия народ, этнос и нация, которые прежде на разных языках означали одно и то же, оказались разведены и даже противопоставлены. Нация на западе стала пониматься как совокупность граждан одного государства (со сменой гражданства меняется и национальная принадлежность), в то время как под этничностью всё ещё понималась принадлежность к естественно возникшим общностям, передающаяся по наследству. В СССР в рамках идеологии марксизма было принято иное определение нации, сформулированное И.В. Сталиным в статье «Национальный вопрос и ленинизм», а именно: «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры». При этом стало постепенно возникать ещё и тонкое различие между понятиями «нация» и «национальность».

Между тем, на Западе в начале – середине XX века вызрел проект радикального отрицания либерально-просвещенческих парадигм на основе обращения к народнической романтике и мифологизации понятия нации (вплоть до его фетишизации в германском нацизме) и придания ему чисто биологического, генетического, расового смысла. Эти тенденции возродили, хотя и в принципиально новом виде, архаичное представление о нации как об общности кровно-родственной природы. Поражение фашистских и нацистских режимов во Второй Мировой Войне вновь качнуло маятник в противоположную сторону. Возник долгосрочный идеологический трэнд социальной фобии в отношении любой констатации биологических различий между людьми и, тем более, биологической детерминированности принадлежности к той или иной общности. В итоге не только понятию нации был вновь придан чисто договорной и юридический характер как синониму государственного гражданства, но и понятие этничности подверглось постепенному разложению.

На смену примордиалистскому подходу в определении национальной принадлежности пришёл подход конструктивистский. Примордиализм в той или иной форме утверждал объективность и детерминированность принадлежности человека к определённой нации. В наиболее радикальных формах эта детерминированность понимается как биологическая, кровно-родственная, генетическая, в более умеренных – как культурная, языковая, поведенческая или экономическая. Напротив, конструктивистский подход предполагает, что национальная принадлежность определяется субъективной самоидентификацией: в умеренных формах – коллективной, в радикальных формах – сугубо личной и индивидуальной.

С одной стороны, со стороны элит и политтехнологов возникает вполне понятное стремление вписать социальную категорию нации в общую парадигму техногенного, манипулятивного мировоззрения, сделать её предметом инженерного оперирования и конструирования. По существу здесь мы имеем точно ту же диспозицию, которая была рассмотрена в первой главе настоящей работы применительно к натуральному и искусственному камню и различиям между ними. Для примордиалиста (в идеале – человека традиции) различие между естественным образом сложившейся национально-этнической общностью и общностью искусственно сконструированной самоочевидно и соотносится с категориями настоящего и поддельного, подлинного и суррогатного. Для конструктивиста (в идеале – технократа и социального инженера) любая нация является продуктом социального и мифологемного конструирования. Различие лишь в том, что социоинженеры прежних эпох (жрецы, правители, вожди) осуществляли конструирование этносов в условиях недостатка точных научных знаний в областях социологии, коллективной психологии, психоанализа, лингвистики и т.п., а потому во многом вслепую, по наитию, интуитивно или эмпирически, методом проб и ошибок. Современные же социоинженеры делают ровно то же самое, только имея в руках точные научные знания и технологии.

Такова одна сторона конструктивистского пафоса – фаустовский, богоборческий мотив технократических элит, утверждающих свою волю оперировать и манипулировать человеческим материалом, по своей воле собирая и разбирая этносы подобно игре в конструктор. Другая сторона того же пафоса – это мотив неограниченной индивидуальной свободы у человека массы, который воспринимает как личное оскорбление и как «фашизм» практически любую идентификацию, не зависящую от его «свободного выбора» – начиная от цвета волос и заканчивая половой принадлежностью. Одна только мысль о детерминированности и объективной заданности его идентичности (будь эта заданность биологической, исторической, социокультурной, экономической или какой угодно ещё) вызывает у «современного» человека натуральную истерику и стремление сломать эту идентичность совершенно независимо от её вредности или полезности. Она должна быть разрушена даже не потому, что мешает человеку по какой-либо рациональной причине, а просто по факту её оскорбительности для современного понимания индивидуальной свободы.

Именно отсюда и происходит яростное стремление к искусственности, произвольности, условности и конвенциональности любой идентификации, включая национально-этническую. Причём, если национальная идентичность на современном Западе понимается как синоним государственного гражданства, то искусственно отделённая от неё этничность – как предмет вообще сугубо личной, индивидуальной самоидентификации. То есть с точки зрения восторжествовавших принципов, к примеру, этническим немцем должен быть признан сын китаянки и негра, если только он сам внутренне ощущает себя или хотя бы внешне декларирует себя немцем. Отсюда всего один шаг к итогам предпоследней переписи населения в России, по которым в стране были зафиксированы не только этнические скифы, но и эльфы с хоббитами. Можно счесть это не более чем молодёжным стёбом над государством и его бюрократией, но суть дела состоит в том, что в соответствии с парадигмами постмодерна граница между серьёзным ответственным заявлением и стёбом, заведомым фарсом и эпатажем полностью стирается. Любое утверждение и любая идентичность начинают содержать в себе изрядную долю самоиронии и самоотрицания. В результате любая идентичность – и, прежде всего, национальная и этническая – становится по существу сугубо ролевой и игровой. Любое неприятие этой игровой парадигмы жизни и апелляция к серьёзной определённости и ответственности вызывает у массового «современного» глубоко инфантильного и психически дегенерированного человека (Homo Ludens) по-настоящему истерический протест, тесно связанный с устойчивой мифологемой-страшилкой под названием «фОшЫзьм» (не путать с реальным историческим фашизмом).

 

 

5. «Гендер» как «социальный пол»

 

Аналогично целенаправленному разрушению национальных, этнических и расовых идентичностей не просто идёт процесс, а последовательно реализуется программа разрушения, «запутывания» идентичности половой. Достойные внимания свидетельства этого в своей статье «Анатомия Гендера, или страшная сказка о девочках и мальчиках» приводит Константин Штемлер:

«В основе теории Гендера лежит разграничение понятий Sex (пол биологический) и Gender (пол социальный). Таким образом, гендер призван выражать социальный аспект пола в конкретном обществе, в конкретной культуре. Казалось бы, обычный инструментарий ученого-социолога, наблюдающего и анализирующего... Куда менее невинной выглядит идея подчинить все рычаги управления обществом примату перераспределения гендерных ролей. Концепция эта была названа Gender Mainstreaming. Англицизм, одинаково мало говорящий и немцу, и русскому. Впрочем, туманность и неопределенность в данном случае - неотъемлемая часть замысла. Замысла, воплощаемого уже в жизнь. Незаметно, но неуклонно. Амстердамский договор Евросоюза 1997 года закрепил Gender Mainstreaming в качестве официальной стратегии. В одном из документов ООН она определена как «основная глобальная стратегия содействия гендерному равенству», обязательная для всех государств - членов ООН. Она должна стать центральной во всех общественных проектах. И на каждом шагу, будь то модернизация гаубиц, прокладка новой ветки метро или покраска общественного туалета, необходимо препятствовать ущемлению полов, соблюдать их равенство и равное участие: «...Гендерные роли, неравенство и силовой дисбаланс - это отнюдь не естественное следствие биологических различий, они определяются системами и культурами, в рамках которых мы живем. Это значит, что мы можем влиять на формирование и изменение гендерных ролей, бросая вызов статус-кво и пытаясь добиться социальных изменений (...) Гендер - это результат воспитания, распределения ролей в повседневной жизни или самоидентификация (...) Гендер обозначает социально и культурно обусловленные половые роли женщин и мужчин, которые - в отличие от биологического пола - лишь «выучены», а значит, их можно ИЗМЕНИТЬ». Но зачем же изменять половые роли? С равноправием женщин и мужчин все ясно, на законодательном уровне оно давно закреплено. Здесь же речь идет уже о стопроцентной уравниловке и унификации! Бессильные перед существующими различиями женщин и мужчин, адепты гендера отрицают их объективную обусловленность и хотят воплотить свою виртуальную реальность по указу, в лучших тоталитарно-революционных традициях. Тут вам и уравниловка, и «линия партии», обоснованная и предначертанная в трудах «теоретиков». Таких как американка Джудит Батлер, начисто отрицающая естественность(!) биологического пола (вот так Пиза!) и пропагандирующая сексуальные отклонения и «запутывание» полов. Или ее французский коллега, постструктуралист Мишель Фуко, чьи нетрадиционные исследования сексуальности оборвались его своевременной кончиной от СПИДа в 1984 году. В том же ряду и соотечественник Фуко постмодернист Жиль Делез, основатель шизоанализа, прыгнувший в лестничный проем... И многие другие «пост-философы» и «литерасты».

Читаем дальше. «Гендер - это значит руководствоваться не стереотипами «мужчины» и «женщины», а учитывать людей во всем их многообразии и разнообразии: никто не относится только к мужскому полу или только к женскому. Мы живем в мире, обусловленном распределением половых ролей». Это что же получается? Нет ни мужчин, ни женщин, а есть лишь насильно распределенные роли? Не переступается ли тут граница между естественным и противоестественным взглядами на вещи? Немецкий социолог Константин Машер пишет: «При поверхностном чтении создается впечатление, что речь идет в основном о равенстве мужчин и женщин в профессиональной и общественной сферах. Кто был бы против? Но при внимательном рассмотрении оказывается, что речь идет скорее о равенстве многообразий (...) Равенство многообразий станет скоро составной частью школьного материала в Германии. (Уже стало! К. Машер писал в 2006 году.- К.Ш.) Школьники будут поставлены перед фактом, что люди могут быть гетеросексуалами, гомосексуалистами, лесбиянками, бисексуалами или транссексуалами и будут приглашены причислить себя к одной из этих категорий. Никакой образ жизни не должно считать отклонением. С 2006-2007 года в Берлине вступают в силу новые учебные планы для 7-10 классов. Все эти виды сожительства станут темами на уроках биологии, изобразительного искусства, иностранного языка, философии, истории, обществоведения и спорта».

Чтобы узнать, в каком виде преподносится запутанная и противоестественная гендерная белиберда школьникам, можно заглянуть, например, в «Методическое руководство для учителей биологии, немецкого, английского, этики(!), истории и обществоведения, латыни и психологии средних школ и гимназий города Берлина». Пособие сие носит название (прошу не падать) «Лесбийские и педерастические образы жизни» и издано институтом школ и СМИ земли Берлин-Бранденбург под управлением Сената г. Берлина по образованию, наукам и исследованиям и Сената г. Берлина по интеграции, труду и социальным делам в 2006-м и в 2008-м годах.

Автор «методички», учитель Мартин Фуге, в девичестве Хаупт (сами решайте, какого он пола-гендера), излагая суть гендерных теорий, сомневается в очевидном: «...Большинство людей считают, что существует естественная (врожденная) разница между мужчиной и женщиной. По общепринятому мнению, есть только два биологических пола, являющихся противоположностями друг другу, и каждый человек от рождения принадлежит (по анатомии половых органов, хромосомному набору, особенностям эндокринной системы и телосложению) к одному из этих полов. Каждый является либо мужчиной, либо женщиной (...) Такой подход кажется на первый взгляд целесообразным и большинству людей подходящим. В действительности же нет людей, на 100% обладающих всеми показателями одного из двух полов. Разделение людей исключительно на два пола ведет к отграничению тех, кто родились с неоднозначными половыми признаками. Интерсексуальных людей (гермафродитов. - К.Ш.) подвергают в срочном порядке хирургическим операциям, чтобы причислить их к одному из полов».

Тут мы сталкиваемся с возмутительным примером циничного злоупотребления проблемой гермафродитов - несчастных, обиженных природой людей, составляющих лишь 0,004-0,05% общего числа новорожденных. Используя тематику ничтожного меньшинства, пытаются перевернуть с ног на голову традиционные представления о человеке, семье и обществе. Эта подлая тактика характерна для гендерных теорий в целом.

Само понятие «гендер» возникло в сексологии при попытке терминологизации феномена транссексуалов - людей, ощущающих себя принадлежащими к противоположному полу (около 0,001-0,01% от общего числа). Методическое пособие вещает: «Норма двуполости принуждает людей причислять себя либо быть причисленными к одному из двух биологических (и социальных) полов. И хотя лишь в редчайших случаях биологический пол имеет значение, по большому счету - лишь когда для занятия сексом должны быть выполнены определенные анатомические предпосылки, весь наш мир построен на двуполости (заметьте, о деторождении здесь и не упоминается! - К.Ш.) (...) Многие юноши и девушки не могут вписаться в обычную половую дихотомию и чувствуют дискомфорт. Они называют себя «трансгендеры» (...) Построение сексуальной идентичности согласно личным представлениям и желаниям и независимо от норм двуполости должно стать само собой разумеющимся правом человека. Мы еще далеки от этого. Но границы двуполости постепенно расшатываются, и шаг за шагом увеличивается пространство для человеческого многообразия»».

В этом свидетельстве интересно в первую очередь не то, что такого рода идея релятивизации и виртуализации пола придумана, а то, что она последовательно реализуется одновременно в целом ряде ведущих государств мира, что на её основе формируются воспитательные и образовательные программы в школах и даже детских садах, что она получает колоссальное финансирование за счёт бюджетных средств (т.е. за счёт налогоплательщиков) и фактически является обязательной государственной программой. Чем это можно объяснить? Простейшие конспирологические объяснения этого феномена сводятся к заговору либо мирового педерастического лобби (или «дегенератов» в терминологии И.Б. Калмыкова, более известного под псевдонимом «Григорий Климов»), либо мирового еврейства, поставившего себе целью уничтожить белые христианские народы. Эти версии мы не будем всерьёз анализировать. Хотя, по всей видимости, достаточно влиятельное педерастическое лобби в системе мировой власти действительно существует, а роль еврейства в системе банковской мировой капиталократии едва ли может быть поставлена под сомнение, конспирологическая версия не объясняет главного: почему наблюдаемые процессы реализовались именно сейчас, а не сто и не тысячу лет назад. То есть конспирологическое объяснение нас не устраивает тем, что в полной мере сосредотачивается на субъективных причинах явлений, выводя из рассмотрения объективные исторические факторы и причины, которые как раз первостепенны и определяют саму возможность или невозможность воплощения в жизнь тех или иных проектов. При этом мы отнюдь не отрицаем того, что за программой разрушения половой идентичности стоят влиятельные в мировом масштабе и не склонные афишировать свою роль кланы, деятельность которых при желании можно назвать «мировым заговором». Мы отрицаем лишь ограниченность подхода, полностью концентрирующего внимание на этих кланах и уводящего от анализа причин, предопределивших их историческую роль и вызвавших их к жизни.

Своё объяснение данному феномену мы дали в книге «Инструментарий капиталократии». Вкратце оно состоит в том, что в условиях высшей фазы концентрации капитала и монополизации права мировой банковской элиты на произвольное создание эквивалентов стоимости (денежных знаков) по нулевой себестоимости, любые не сводимые к денежному выражению ценности становятся ограничением и угрозой для сформировавшейся политической и экономической системы. Одним из основных передатчиков нематериальных, не сводимых к денежному эквиваленту ценностей (духовных, религиозных, интеллектуальных, эстетических, морально-этических и т.д.) является семья, обеспечивающая связь поколений. Именно поэтому разрушение традиционной семьи является необходимым условием формирования «нового человека» – идеального потребителя, обеспечивающего оптимальное функционирование как экономики общества потребления, так и капиталократической системы власти. Отсюда вытекает и платёжеспособный спрос на реализацию гендерных проектов, и подключение к их реализации фактически приватизированных мировой капиталократией остатков государств.

Такое представленное нами объяснение – по своей сути экономическое и политическое – на наш взгляд, приближает к пониманию действительных причин рассматриваемого явления, хотя и оно не является полным. Помимо вопроса о том, как и вследствии чего возник спрос и практический интерес к реализации такого рода проектов, необходимо рассмотреть вопрос и о происхождении самих идей, лежащих в их основе. Иными словами, претендующее на полноту объяснение должно диалектически учитывать обе стороны причинности – как материальные (экономические, политические, социальные) действующие силы реализации идей, так и «идеальный», т.е. культурный и мировоззренческий контекст их рождения и развития. О материальных действующих силах, о заказчиках и акторах половой деконструкции нами сказано достаточно в «Инструментарии капиталократии» и других ранее опубликованных работах. Теперь обратим внимание на «идеальную» сторону дела, то есть подойдём к вопросу с культурологических позиций.

Если посмотреть на все новомодные в Европе и Северной Америке тенденции разрушения половой идентичности (начиная от реабилитации педерастов в конце 1960-х и заканчивая получающими всё большее распространение в наши дни операциями по смене биологического пола) с точки зрения генезиса самой идеи, то совершенно очевидно их прямое и непосредственное родство с разрушением сословности и идеями «великой» французской революции. Вернёмся к той мысли, которая уже была сформулирована выше. Основная суть новизны «нового порядка» (выросшего из цепи буржуазных революций и обычно обозначаемого такими категориями как «Новое время», «общество модерна» и т.п.) состояла в радикальном отрицании самой идеи сословности, то есть детерминированного рождением различия социальных функций, проявляющегося в разных у разных людей правах и обязанностях. В обществе «старого порядка» принцип врождённого неравенства воспринимался как само собой разумеющаяся норма. «Новый» революционный порядок объявил этой норме беспощадную войну. Причём его отрицание прошло два этапа. На первом этапе отрицалось лишь неравенство стартовых возможностей и утверждалось право человека самому в зависимости от своих способностей и труда определить своё место в социальной иерархии. Но, поскольку сами способности человека, его интеллектуальные и волевые качества, одарённости и таланты тоже детерминированы (отчасти биологической наследственностью, отчасти – социальной средой), логика эгалитаризма не могла не прийти от принципа равенства стартовых возможностей к принципу равенства конечного результата. То есть к отрицанию не просто урождённости места человека в социальной иерархии, но к отрицанию самой иерархии как таковой, а вместе с ней и всякого различия между людьми – не только сословного или расового, но также интеллектуального, волевого, художественного и, наконец, просто физического. В этом смысле невыносимость для «современного человека» любой врождённой, не вытекающей из его собственного выбора идентичности и судьбы (в конечном счёте, тотальное отрицание мысли об исполнении послушания, о «несении своего креста»), конечно, не могла не затронуть вопрос пола.

Первым стремлением «постреволюционного», «современного» человека в этой связи было разрушить связь между полом и присущим ему набором социальных функций, особенностей поведения, прав и обязанностей. Именно в рамках этой задачи и было выдумано заведомо лживое, манипулятивное словцо «гендер». Этим словцом как раз и была обозначена вся совокупность присущих каждому из полов и различающихся между собой форм и стереотипов поведения. В чём здесь ложь? В том, что «гендер» («социальный пол») был объявлен чисто культурным феноменом, независимым от биологического пола. Это, разумеется, не соответствует действительности. В реальности глубокие психические, ментальные и поведенческие различия между полами биологически детерминированы и имеются у всех высших животных (далеко не только у млекопитающих). Они заданы как анатомическими особенностями, предопределяющими особенности физиологические (единство структуры и функции), так и присущими каждому из полов особенностями гормональными. Культура лишь оформляет эти различия, а вовсе не создаёт их на ровном месте. Поэтому установление юридического равноправия полов не привело и не могло привести к их фактическому равенству: каждый пол всё равно занимал ту нишу, к которой он приспособлен. Пытаясь бороться с самим естеством, адепты феминизма от принципа равенства возможностей перешли к принципу искусственного обеспечения равенства результата – то есть к половому квотированию на управленческих и просто трудовых позициях, мерам т.н. «положительной дискриминации» и т.п.. Но и это не дало эффекта. Попытка ограничить проявление биологических различий между полами одной только сугубо интимно-сексуальной сферой, исключив их из сферы общественной жизни, полностью провалилась. И именно все попытки полового квотирования и «положительной дискриминации» как раз и стали в явном виде манифестацией и предельным акцентированием половых различий именно в социально-политическом формате, потому что, хотя и в инвертированной форма, пришли обратно к юридически оформленному и закреплённому неравенству людей в зависимости от пола (притом – самого что ни на есть биологического).

К этому стоит добавить то, что инициатива внедрения «равенства полов» с самого начала исходила отнюдь не от «угнетённых женщин», а от идеологов левачества – разумеется, в подавляющем большинстве, мужчин. Иными словами, эта тенденция вытекала изначально не из борьбы женщин за свои интересы, а из попытки искусственного и насильственного приведения реальности в соответствие с идеологическим концептом гуманизма (атеизма) и эгалитаризма. Именно это определило появление данной идеи, её широкое распространение и высокую социальную вирулентность. И лишь затем к её реализации и воплощению в жизнь подключились прагматически заинтересованные в ней силы – финансовые элиты (заинтересованные в разрушении семейного воспитания, в атомизации общества и снижении уровня передаваемой от поколения поколению культуры), революционеры (заинтересованные в общей социальной дестабилизации, позволяющей захватить власть) и педерасты (заинтересованные в сегрегации полов и легализации извращённых форм полового поведения).

Однако, как уже было отмечено, попытка загнать половые различия в резервацию исключительно интимных отношений и удалить их из социального бытия провалилась, наткнувшись на биологическую детерминированность того, что разработчики концепта политкорректности именовали «гендером». И тогда... логика отрицания всего, что детерминировано рождением, перешла от попыток нивелирования социальных проявлений пола к отрицанию самого пола как генетической, анатомической и физиологической (в том числе, психофизиологической) данности. То есть от трансгендерности перешла к транссексуальности, к разрушению уже собственно биологической природы человека и к формированию существа, суррогатного не только в социальном и психологическом, но и в биологическом смысле. Отметим, что линия деградации прослеживается здесь совершенно чётко и проходит в три стадии. На первой происходит деструкция пола в политическом, экономическом, социальном и культурном формате путём т.н. «женской эмансипации», нивелирования различий социальных функций, набора прав и обязанностей, общепринятых моделей поведения полов. На второй происходит деструкция пола в психическом и собственно сексуальном формате путём легализации и социальной пропаганды педерастии, лесбиянства, трансвестизма и иных половых извращений. На третьей стадии деструкция пола осуществляется уже на собственно биологическом, анатомическом уровне операционным путём.

Подчеркнём, что в плане генезиса идей эта деструкция пола является прямым следствием отрицания принципа и идеи кастовости и сословного неравенства, а суррагатизация человека, применение к нему манипулятивных, механистических, инженерно-технических подходов – неизбежным следствием развития таких подходов в применении к мирозданию и природе в целом.

 

6. Трансрелигиозники и трансконфессионалы

 

Отметим примечательный факт. В обществе Традиции нет и не может быть традиционализма. Иными словами традиционализм как особая мировоззренческая позиция может оформиться только тогда, когда традиционность утрачивает характер безальтернативной само собой разумеющейся данности. Традиционалист, делающий личный волевой выбор в пользу Традиции, имеет перед собой альтернативу. Он смотрит на Традицию не изнутри, а извне – именно поэтому он и может воспринимать её как особую мировоззренческую и ценностную систему, отличающуюся от иных систем, а не как единственно возможный порядок вещей. Традиционалист в отличие от человека Традиции воспринимает наличие у мира Традиции внешней границы и предела. Поэтому человек Традиции никогда не является и не может являться традиционалистом и, напротив, традиционалист никогда не может стать человеком Традиции – иначе ему пришлось бы каким-то образом вычеркнуть из себя память и опыт сделанного им выбора, знание о наличии альтернативных систем ценностей и ограниченности мира Традиции, что практически невозможно.

Это в полной мере относится и к религиозности. Существует принципиальная разница и фактически непреодолимая пропасть между религиозностью «естественной», то есть усвоенной с раннего детства как «само собой разумеющийся» взгляд на мир, и религиозностью сознательно избранной. Имеет место устойчивое мнение, что осознанная вера, исходящая из сознательного и свободного взрослого выбора той или иной конфессии, глубже и прочнее веры бессознательной, усвоенной безо всякого выбора в процессе воспитания и социализации. В действительности это мнение не просто несостоятельно и ошибочно, но и попросту вздорно.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: