Тезисы для конференции «Традиция и Постмодерн», Секция «Традиция против Постмодерна»

 

1. Традиция (с большой буквы) есть передача Божественного Откровения в человеческой культуре. Само Откровение относительно, поскольку в нём Бог открывает себя человеку лишь постольку, поскольку способна вместить ограниченная человеческая природа. Традиция в свою очередь вторична уже по отношению к Откровению. Традиция сама по себе не может эволюционировать, она всегда и обязательно существует в истории как нисходящий процесс, как убывание и инволюция, поскольку передача Откровения в культуре может сопровождаться лишь потерями, но никак не приращением. Традиция есть убывающий отсвет. Именно поэтому для Традиции Золотой Век всегда в прошлом. Путь деградации Традиции: от непосредственного Откровения к живой исторической памяти о нём, от живой исторической памяти к религиозной догме, от религиозной догмы к предмету рациональной критики, от предмета рациональной критики к эмоциональному художественному образу и моралистическому иносказанию, от художественного образа к предмету игры.

2. Имманентно присущая Традиции логика инволюции не отрицает возможности её восстановления или даже «эволюции» в случае дарования в рамках этой же Традиции новых Откровений. Поэтому высшая форма Традиции состоит в коллективном опыте «различения духов» – верификации подлинности и доброкачественности индивидуального опыта, воспринимаемого как Откровение. Непосредственная мистическая практика, следовательно, иерархически выше и важнее догмы и ритуала, хотя последние в норме не противоречат ей, а служат её фиксации и сохранению.

3. Убывание или порча мистической практики ведут к закоснению и постепенному обессмысливанию догмы и обряда (католицизм), которые в результате становятся предметом рациональной критики (ранний протестантизм), и далее деградируют до художественного образа («Возрождение») или моралистического нравоучения (толстовство, поздний протестантизм) и, наконец, до предмета глумливого манипулирования в «посткультуре» постмодерна.

4. Человек не есть сущность и константа. Смысл Откровения в обожении человека. Бог стал человеком затем, чтобы человек стал богом (по благодати). Человек как личность, как персона есть образ и подобие Бога, призванный к тому, чтобы причаститься Богу через усвоение благодати нетварных энергий. Вне Откровения нет человека как личности, как персоны. Есть только единичное (частное) проявление падшей человеческой природы. Вне Откровения человек есть по своей природе лишь высокоразвитое животное. Поэтому любой «статистический» взгляд на человека, отвлечённый от конкретной личности, выявляет в человеке животное, притом только животное.

5. Нет и не может быть Традиции вне Откровения. Вне Откровения может быть только предмет этологии: проявление «культуры» в форме животной социальности. Нет и не может быть Откровения без Личности. Откровение подразумевает контакт Бога как Личности и персонального человека как личности. В основе Традиции – Бог Вочеловечившийся и человек обожающийся.

6. Традиция составляет содержание культуры, цивилизации и линейной телеологичной истории. Цивилизация сущностно едина и сопадает со сферой распространения самого Откровения или, по меньшей мере, его вторичного культурного отсвета. Вне осмысленного исторического бытия Традиции возможно лишь внеисторическое животнообразное бытование. Инволюция Традиции отражается в поступательной деградации культуры во всех её частных аспектах (метафизика, наука, искусство, мораль, быт) [1]. Зло несубстанционально, всякое бытие есть благо постольку, поскольку оно бытие и творение. Зло есть умаление бытия и нарушение в нём правильного порядка, его поддерживающего. Следовательно, «антитрадиция» или «контртрадиция» невозможны, как невозможно антибытие, «бытие с отрицательным знаком». Конечной точкой умаления бытия является ноль, то есть прекращение существования.

7. Модерн есть динамический процесс умаления и разрушения Традиции, процесс её инволюции, убывания отсвета Откровения. Как процесс умаления он есть зло, но каждое конкретное его состояние (каждый конкретный феномен культуры, каждая конкретная парадигма и т.д.) есть благо, хотя и умалённое, есть отсвет, хотя и угасающий. Модерн не может быть противопоставлен Традиции как сущность, т.к. он есть лишь процесс её распада.

8. Все парадигмы Модерна возможны только постольку, поскольку они представляют собой умалённые и дезинтегрированные осколки Традиции. Культура Модерна является культурой Традиции в той мере, в какой она вообще существует. Позитивная наука существует постольку, поскольку она сохраняет связь с метафизикой. Индивидуум есть упращённая и умалённая концепция личности и т.д. «Разрыв с Традицией» есть процесс разрушения самого Модерна и его нисхождения в ничто [1].

9. Постмодерн – это гипотетическая точка окончательного завершения траектории Модерна, окончательное затухание последнего отсвета Откровения. Постмодерн – это антропологическое небытие, вызвращение человечества в состояние животнообразного бытования, окончательный уход из мира трансцендентного и достижение полной имманентности человечества тварной природе. Как таковой он ещё не наступил, и «постмодернистская культура» – постольку, поскольку она ещё вообще существует – остаётся лишь близким приближением к Постмодерну как состоянию, но не его окончательным наступлением. Постмодерн не есть нечто новое – это лишь возвращение в состояние «до Откровения» и, соответственно, «до Традиции» [2]. Это возвращение в то внеисторическое состояние, из которого подавляющее большинство неевропеоидного человечества никогда и не выходило. Постмодерн маркируется точкой окончательного исчезновения проблемы метафизического и феномена человека как личности даже в урезанной форме индивидуума. Он маркируется гибелью рациональности, персонализма, правового общества, науки, образования, политики и т.д.

10. Каждое из состояний Модерна по отношению к Постмодерну есть благо. Но опираясь на парадигмы самого Модерна невозможно вернуться в прежнее состояние как невозможно без внешнего источника тепла нагреть остывшее тело. Политические концепции Модерна, включая либерализм, не есть актуальный враг, поскольку они объективно мертвы и утратили материальную основу своего бытия. Проблема лишь в осознании их иллюзорности в современном мире [2].

11. Современный «традиционализм» как философская и политическая доктрина представляет собой феномен Модерна. Он неизбежно вырождается по мере вырождения общего пространства философии и политики, превращаясь в симулякр и смыкаясь с «постмодернистскими» концепциями [2]. Он представлят собой не способ сопротивления Постмодерну, а форму «постмодернистской» манипуляции с понятиями и концепциями, состоящую в выхолащивании их содержательного смысла и превращения в пустые формы.

12. Распад социальной реальности и виртуализация понятий, концепций и доктрин делает любое обращение к сфере политического, социально-экономического, научного, философского и т.д. в современных условиях путём дальнейшего умножения иллюзии и умаления бытия. Ложность «концептуальных альтернатив» обычно прямо пропорциональна их «нонконформистскому пафосу». Чем выше накал концептуального пафоса, тем более интегрированы его провозвестники в пространство постмодернистской игры.

13. Сопротивление распаду и небытию не имеет сегодня социально-политического измерения и сводится по существу к сугубо личностному спасению на персонально доступном уровне: если не религиозном, то, по меньшей мере, интеллектуальном и культурном. Не исключено и возможно, что способом личностного спасения может выступать формирование очагов социальности – общин, способных к поддержанию внутри себя остатков иерархии, культуры и цивилизации в условиях распада общества и его нисхождения в животное состояние.

[1] – см. подробнее: С.А. Строев. Инферногенезис. В сборнике: Революционная линия. Сборник статей. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2005.

[2] – см. подробнее: Строев С.А. Реквием. СПб.: Издательство Политехнического Университета, 2010.

Ноябрь 2011.

Тезисы опубликованы на сайте:

«Русский социализм – Революционная линия» http://russoc.kprf.org/News/0000830.htm и http://russoc.info/News/0000830.htm

Рустему Вахитову – ответ на критику

 

Настоящая статья продолжает ту теоретическую полемику, которая завязалась между мной и одним из ведущих современных идеологов евразийства Рустемом Вахитовым, и является ответом на опубликованную им в начале февраля статью «И вновь о нациях и национализме». Для начала я хотел бы выразить благодарность уважаемому оппоненту за содержательную и конструктивную критику, способствующую уточнению позиций.

В работе оппонента содержится критика моей статьи «Нация и национализм» по двум позициям: 1) критика моего изложения позиции евразийства по национальному вопросу, и, в частности, утверждений самого Р. Вахитова; и 2) критика моей статьи с точки зрения её логической структуры и по существу даваемых мной определений. Судя по тому, что в начале своей статьи пишет оппонент, приоритет вопросов именно таков. То есть первоочередной задачей его статьи являлось не опровержение моих взглядов, а защита собственных, причем не столько от критики, сколько от ложной (с его точки зрения) моей интерпретации. Поэтому именно в таком порядке будет целесообразно и мне строить свой ответ.

 

Напомню содержание дискуссионного вопроса. В своей статье «Национализм: сущность, происхождение, проявления» Р. Вахитов подчеркивает тесную историческую и мировоззренческую связь между возникновением феномена нации и развитием капитализма. Я, со своей стороны, указал на то, что такой подход подразумевает отождествление феномена нации вообще с нацией конкретного западно-европейского типа, и что такое отождествление характерно для стадиально-формационных евроцентрических концепций, постулирующих монизм исторического развития, но «от евразийства можно было бы ожидать подхода, более отвечающего цивилизационному, нежели формационному подходу».

Первое, за что критикует меня оппонент, это за то, что я (по его мнению) приписываю евразийству марксистское понимание нации как результата развития капиталистических отношений. В опровержение этого он указывает на фундаментальное методологическое различие, разделяющее марксистское и евразийское мировоззрение: в основе марксизма лежит исторический материализм, в то время как в основе евразийства – исторический идеализм. Поэтому в рамках марксизма феномен нации порождается в конечном счёте объективным развитием производительных сил, в то время как в рамках евразийства (по Вахитову) – болезнью коллективного духа.

Однако если мы обратимся к тексту моей статьи, критикуемой оппонентом, то мы и не обнаружим в ней приписывания евразийству методологии истмата. Иными словами, оппонент в данном случае опровергает не мое утверждение, а утверждение им же мне приписанное. Вот всё, что по этому поводу было сказано у меня: «то же самое представление о специфически буржуазной природе нации воспроизводится и современными евразийцами, хотя, казалось бы, они-то могли бы подняться выше марксистско-буржуазного зазеркалья». Обращаю внимание на то, что речь тут вовсе не идёт о единстве методологической основы, а указано лишь, что независимо от того, что здесь рассматривается как причина, а что как следствие, в конечном счете в обоих случаях понятие «нации вообще» ограничивается рамками буржуазного общества и фактически сводится к «нации западно-европейского типа». И в новой статье Р. Вахитов подтверждает, что именно такова по данному вопросу его позиция: «нация есть сугубо новоевропейский феномен». Именно и только в этом смысле я указываю на явное сходство классического марксизма, современного буржуазного национализма и евразийства в интерпретации Р. Вахитова, и по-прежнему продолжаю считать это сходство проявлением ограниченности в трактовке феномена нации.

Впрочем, раз данный момент в моей статье оказался неоднозначно воспринимаемым, я готов взять на себя обязательство при «бумажной» публикации статьи (если таковая состоится) включить в её текст комментарий, разъясняющий мировоззренческое и методологическое отличие евразийского подхода от марксистского.

Второе, за что в этой связи критикует мою статью оппонент, это мое утверждение о том, что отождествление нации вообще с нацией западноевропейского типа является некорректной экстраполяцией западноевропейских реалий на совершенно иные типы общества. На это Р. Вахитов отвечает, что не допускает такой некорректности, поскольку и не приписывает неевропейским обществам национальной организации. То есть, ограничивая существование нации новоевропейскими реалиями, он только в этих рамках ее и рассматривает. Раз он отрицает само существование наций в неевропейских обществах, то, значит, с его стороны нет и «некорректности трактовки феноменов любой цивилизации через призму западно-европейских аналогов». Логично. По данному вопросу признаю правоту оппонента.

 

После разбора этих вопросов, Р. Вахитов переходит собственно к критике моих позиций. И вот здесь уже нам будет гораздо сложнее прийти к общему знаменателю.

 

Р. Вахитов: «он [Строев] противопоставляет свое собственное понимание феномена нации. Он считает его относительно оригинальным (в качестве своего предшественника он ссылается лишь на Еллинека».

Между тем, несложно заметить, что я вовсе не претендую на оригинальность в определении нации и даже, напротив, подчёркиваю обратное: «В этом определении мы, впрочем, отнюдь не оригинальны». Отсутствие ссылок на работы других авторов объясняется тем, что моя статья написана в формате политической публицистики, а не научного труда. Задача, которую я себе ставил, состояла в том, чтобы донести свою позицию до читателя-неспециалиста, а не в том, чтобы дать сколько-нибудь систематический обзор существующих на этот счёт научных теорий. Поэтому в моей статье и нет присущего научной публикации историографического обзора и ссылочного аппарата. Ссылка на Еллинека дана только для того, чтобы только показать, что та точка зрения, которой я придерживаюсь, не является моим новоделом, а существует по меньшей мере столетие.

 

Р. Вахитов: «На протяжении своей статьи С. Строев предлагает как минимум три определения нации, которые мы и рассмотрим. Сначала Строев пишет: «На самом деле существование нации определяется наличием национального самосознания, то есть осознания индивидуумов себя частью целого национального организма».»

С точки зрения логики, приведенное оппонентом утверждение не является определением. Определение задаёт смысл и границы определяемого понятия и формулируется в виде: «нация есть то-то и то-то» или «нацией мы будем называть то-то и то-то». Но утверждение типа «существование нации определяется тем-то и тем-то» никак не является определением даже по своей структуре.

 

Р. Вахитов: «Причем, чуть раньше он же писал о нациях как об объективном феномене. Но если нация существует объективно, то она существует вне зависимости от того, считают ли члены нации себя нацией или не считают... Как видим, здесь Строев высказывает две взаимно противоречащие вещи».

На мой взгляд, это схоластическая ловушка в духе софизма. В самом деле, если от формального противоречия между субъективным и объективным перейти к реальности, то сложно ли обнаружить, что формы сознания могут быть причиной объективно существующих общественных отношений? К примеру, идея, овладевшая массами, становится силой, действие которой проявляется объективно. И это ни в коей мере не противоречит марксистской методологии. Так что здесь мы имеем дело не с нарушением логики, а с диалектикой социальных явлений и процессов.

 

Р. Вахитов: «Впрочем, он это сам и осознает и пишет: «Вполне очевидно, что данное нами «коллективно-субъективное» определение понятию нации может быть подвергнуто критике с позиции редукционизма...» (правда, оставляет не очень приятное впечатление стремление Строева сразу же объявить своих предполагаемых критиков редукционистами, тем более, что редукционизм здесь вовсе не при чем... но да простим автору его излишнюю темпераментность».

У меня написано, что моё определение может быть подвергнуто критике с позиции редукционизма, верно? И далее даётся ответ на такую критику. Разве сказано, что критика этого положения возможна только с позиции редукционизма и любой критик этого положения автоматически является редукционистом? Нет, не сказано. Так что нет нужды великодушно прощать мне те недостатки, коих я в данном случае не проявлял. Тем более, что я не считаю критику с редукционистских позиций чем-то недостойным, поэтому никакого желания «сразу же объявить своих предполагаемых критиков редукционистами» не испытывал. Очевидно, что при желании критиковать можно с бесконечного множества позиций – хоть с позиции буддистской этики.

 

Р. Вахитов: «Или Строев думает, что существует лишь один вид коллективных личностей (сверхорганизмов) - нация?... Если уж ты признаешь существование не только индивидов, но и надиндивидуальных социальных личностей (сверхорганизмов), то должен согласиться, что их столько же, сколько социальных групп, и что не только нация, но и класс, государство, церковь, цивилизация и т.д. тоже являются не чем иным, как коллективными личностями (сверхорганизмами)».

Отнюдь. Далеко не каждая социальная группа может рассматриваться в качестве надличностного организма. Скажем, класс точно не может, так как он по определению может существовать только как часть, а не социальное целое, и не может иметь собственной органической автономности. Само его существование (в отличие от нации) определяется по отношению к другому классу. Тем более не может рассматриваться в качестве надличностного организма государство, т.к. в рамках принимаемого нами марксистского определения (не будем забывать, что речь идёт о критике нашей системы, поэтому и исходить в данном случае необходимо из присущих ей определений) оно вообще есть не социальная группа, а аппарат насилия в руках той или иной группы. Из всех перечисленных Р. Вахитовым социальных структур помимо нации лишь Церковь может быть признана сверхличностным организмом. Но здесь уже мы имеем дело с определенными супрарациональными феноменами, обсуждать которые более уместно в богословских, а не политико-публицистических рамках. Впрочем, примечательно, что в течение весьма продолжительного исторического времени члены Церкви воспринимали себя именно как новый сверхъестественно рождённый народ среди других народов. Напомню, что в отличие от уважаемого оппонента, я рассматриваю понятия «народ» и «нация» как близкие и практически синонимические.

 

Р. Вахитов: «Кроме того, следовало бы заметить, что до сих пор утверждение существования надиндивидуальных социальных организмов, не совпадающих с механической сумой индивидов данной социальной группы, иначе говоря, сверхиндивидуальных симфонических личностей было прерогативой идеалистической, религиозной философии... Строев же – марксист, если судить по прежним его статьям, где он использовал классовый подход».

Во-первых, не вижу противоречия между личной верой в Бога и использованием классового подхода при анализе социальных явлений. Во-вторых, не раз указывал, что отношусь к классовому анализу как к удобному инструменту познания социальной реальности, но не возвожу его в абсолют и всегда допускаю возможность использования и других, альтернативных подходов для создания более объёмной картины мира. В-третьих, даже с точки зрения материализма не вижу препятствий для введения представлений о надындивидуальных организмах. Ведь, скажем, надорганизменные уровни жизни (популяция, биоценоз) рассматриваются в «материалистической» биологической науке как объективно существующие и не сводимые к механической сумме составляющих их особей. Что же мешает распространить такое же представление и на человеческое общество с учётом, разумеется, того факта, что оно не сводится к чисто биологическим аспектам. Ведь, даже материализм не отрицает существование духа, но лишь считает его акциденцией высокоорганизованных форм материи. Почему же тогда даже и с материалистической точки зрения не говорить о духе надындивидуальных форм организации? Неужели сложность организации материи в них ниже, чем в составляющих их частях?

 

Р. Вахитов: «Наконец, еще одно определение нации, которое мы встречаем в статье Строева, вообще содержит формально-логическую ошибку. Строев пишет: «нация – это единство людей, обладающее своим собственным национализмом». А национализм, как он писал в самом начале статьи, есть не что иное, как самосознание нации. Напомню, что в логике это называется «круг в определении»».

Только в том случае, если это определение – единственно данное в системе. Напомню, что в формальной логике часть понятий задаются как «неопределяемые» и через них определяются все другие, к тому же большинство используемых в определении слов вообще не определяются как понятия. В обыденном же языке, слова неизбежно определяются друг через друга. Хотя соглашусь с тем, что предпочтительнее было бы дать это утверждение не в форме определения, а в форме содержательного утверждения.

 

Р. Вахитов: «Но этого мало. Удивительно, что Строев их [определения нации] никак и не доказывает! Он просто выдвигает их в своей статье».

Напротив, удивительно как раз то, что этот факт вызывает недоумение. Если говорить о формальной логике, то определения не только никогда не доказываются, но и НЕ МОГУТ доказываться. Потому что они не есть утверждения, они есть именно что определения смысла используемых понятий через другие понятия. С формально-логической точки зрения определения не могут быть правильными или неправильными. Они могут только или содержать внутри себя противоречие или не содержать. И, если не содержат, то «правильны» просто в силу того, что даны, «по определению». Но это с формальной точки зрения.

С содержательной точки зрения определения понятий могут ещё быть удобными и неудобными для познания объективной реальности. Потому что в конечном счёте они ведь и существуют ради познания объективных явлений. Поэтому часто бывает полезно пояснить примерами, почему полезно определить понятия именно так, а не иначе. Но и только. Такое пояснение не является никогда логическим доказательством. Кстати, этот момент специально был пояснён в тексте самой моей статьи.

 

Р. Вахитов: «Видимо, Строев считает, что опровергнуть взгляды оппонентов – это значит окончательно и удовлетворительно доказать свой собственный взгляд».

Уважаемый оппонент заблуждается. Как я уже указал выше, определение, сколь бы неудобным для познания они ни было, если оно не содержит формального противоречия в самом себе, логически опровергнуть невозможно. Поэтому у меня и в мыслях не было опровергать определения оппонентов, о чём, кстати, я прямым текстом заявил: «Спор о том, какое определение является правильным, беспредметен: каждое определение понятия само задает собственный объем, и разные определения попросту несопоставимы. Определение – вещь всегда в известной мере произвольная и формальная. Оно вводится лишь для удобства познания объективных явлений, и качество определения состоит лишь в той мере приближения, которую оно способно дать в отношении реальности. Дав собственное определение, мы лишь указали, в каком именно смысле понятие нации будет использоваться в настоящей работе. Однако для объяснения полезности избранного нами определения разберем меру применимости альтернативных определений нации к объективной реальности».

Я не опровергал альтернативные определения, а лишь на примерах показал, что они неудобны, ибо скорее не помогают, а мешают познанию объективных явлений. Например, приводят к таким дико звучащим выводам, что Суворов или Ломоносов не были Русскими по национальности. Или, что после каждой смены политического строя (каковые могут в принципе чередоваться раз в десятилетие) каждый раз возникает новая нация-однодневка («десятилетка»). Повторяю, это не формально-логическое опровержение. С формально логической точки зрения можно определить понятию абсолютно любое значение. Как говорят в народе, «хоть горшком назови, только в печку не ставь». Соответственно, не было и задачи доказать своё определение методом опровержения чужих (как это приписывает мне оппонент). Была задача лишь на примерах показать, что моя система определений предпочтительнее в использовании, потому что более соответствует данной в ощущении реальности. Только и всего. Речь шла не о правильности или неправильности, а только об удобстве в качестве инструмента познания.

 

Р. Вахитов: «То же самое и с евразийством. Не один Вахитов все таки представляет современное евразийство, да и непонятно: почему обзор евразийского взгляда на нацию начат с современности, а не с классиков евразийства? Почему что Строеву так удобнее для критики?»

Вообще-то именно так. Ведь задача стояла вовсе не в том, чтобы описать, проанализировать или опровергнуть позиции евразийства по данному вопросу. Задача стояла исключительно в том, чтобы на конкретных примерах показать, почему ограничение нации рамками буржуазного общества неудобно с познавательной точки зрения. При этом выбор самих примеров определялся... да (!!), в первую очередь, именно их наглядностью. А во вторую очередь – их актуальностью для современного российского читателя (поэтому, кстати, и нет анализа мнений западных учёных по этому вопросу). Ещё раз напомню, что статья не научная, а политико-публицистическая.

 

Р. Вахитов: «Но возникает вопрос: зачем нам – русским, российским патриотам нужна эта революция в нашей политической лексике? Напомню, что именовать национальное самосознание национализмом принято не где-нибудь, а на Западе, особенно в англо-саксонских странах... В России же уже с начала ХХ века стала утверждаться традиция сближения понятий национализма и шовинизма, а в советские времена эти понятия полностью отождествили. Положительное национальное чувство в современном русском литературном языке давно уже принято обозначать как патриотизм, а не как национализм».

Очень правильный вопрос поставил оппонент в конце статьи. На мой взгляд это вопрос, достойный того, чтобы только его и ставить, ибо его важность на порядок больше, чем формально-логическая критика отдельных моих утверждений. Всё остальное в общем-то схоластика, позволяющая играть словами по более или менее изящным правилам. А вот вопрос «зачем?» – это вопрос практический, жизненный и серьезный. Отвечаю:

Патриотизм – не есть положительное национальное чувство, потому что его предметом является не национальная общность, а Отечество (буквальным переводом слова «патриотизм» и было бы «отечественность» с тем же самым корнем «патер» – «отец»). А что такое Отечество? Под Отечеством может пониматься либо страна-территория, либо государство. При этом официальная пропаганда по понятным причинам явно стремится внедрить в массовое сознание именно второе понимание патриотизма – как любви и верности государству.

Государство как аппарат насилия и подавления находятся сейчас в руках компрадорской буржуазии, извлекающий свои сверхприбыли из форсированного разграбления национального достояния – прежде всего природных ресурсов. Не нуждаясь при этом в труде большей части населения и видя в этом населении лишь досадную обузу, снижающую прибыли, олигархия ставит задачу максимально сократить численность населения, используя для этого находящиеся в её руках государственные структуры. В итоге в настоящий момент государство является аппаратом целенаправленного геноцида моего народа.

Как человеку, который стремится внести посильный вклад в разработку теории национально-освободительной революции, мне нужен такой понятийный аппарат, который не допускал бы двусмысленных и подверженных перетолкованию понятий. Патриотизм может быть перетолкован в духе лояльности режиму, национализм – нет. Понятие «национализм» гораздо яснее отражает суть той политической позиции, с точки зрения которой государство, под властью которого коренное население не размножается, а сокращается, должно быть уничтожено любыми имеющимися в распоряжении средствами.

Но даже если понимать под Отечеством не государство, а страну-территорию, то и тогда патриотизм оказывает несамодостаточной идеологией. Поставим вопрос прямо: чем своя родная земля отличается и отделяется от чужой земли, не являющейся объектом патриотических чувств? Ответ может быть только один: принадлежностью своему народу. Если Дальний Восток заселят китайцы – он перестанет быть частью моей (нашей) земли. Поэтому национальная идентификация первична, а патриотизм – лишь производная от него. Идеология патриотизма в том случае, если она оторвана от реального национального содержания, бессильна перед одной из главных угроз, стоящих сейчас перед Русским народом и другими коренными народами России – перед угрозой колонизации и заселения иноэтническими мигрантами (наплыв, которых, кстати является лишь следствием функционирования капиталистической системы, на что я неоднократно указывал в других статьях). Чтобы противостоять этой угрозе нужна не абстракция патриотизма, а конкретика национального самосознания и ясное понимание, что территория является ценностью в качестве жизненного пространства, а будучи занята чужаками она и служит уже чужим интересам.

Надеюсь, я исчерпывающе ответил на вопрос уважаемого оппонента «зачем нам – русским, российским патриотам нужна эта революция в нашей политической лексике?».

 

Март 2006.

 

Материал опубликован на сайте:

«Русский социализм – Революционная линия» http://russoc.kprf.org/Doctrina/toVahitov.htm и http://russoc.info/Doctrina/toVahitov.htm

Мы готовы к дискуссии по существу.

Ответ товарищу Тюлькину

 

В последих числах мая текущего 2009 года лидер РКРП-РПК Виктор Аркадьевич Тюлькин опубликовал свою статью «Не прячьтесь за Россию. Об антикоммунизме Ю.П. Белова». Статья эта позиционирована как комментарий к опубликованной в «Правде» статье Ю.П. Белова «Антикоммунизм как средство уничтожения России. Побольше света! Пусть партия знает всё!». Если бы тов. Тюлькин ограничился критикой самой по себе статьи Белова, мы не сочли бы необходимым вмешиваться в дискуссию, поскольку взглядов Белова не разделяем, а саму его статью считаем не только теоретически слабой, но, в свете его внутрипартийной деятельности, и лицемерной.

Проблема, однако, в том, что Виктор Аркадьевич не ограничился указанной статьёй и личностью её автора, а подверг достаточно резкой критике фундаментальные положения идеологии КПРФ, по-видимому отождествив их с публицистическим творчеством Белова. Этим он, сам того не желая, вылил изрядное количество воды на мельницу своего оппонента, поскольку именно Белов настойчиво пытается самопозиционироваться в качестве «идеолога» КПРФ.

Обратим внимание на логику построения статьи тов. Тюлькина. Во-первых, он указывает на ряд эпизодов из биографии Ю.П. Белова, доказывающих по мнению автора антикоммунистический характер политической деятельности оппонента. В этой связи тов. Тюлькин указывает на три ключевых момента: на агрессивные выпады Белова против Сталина и сталинизма во время Перестройки; на попытку Белова присоединить ленинградское областное отделение КПРФ к «Движению демократических реформ» Собчака, Яковлева, Шеварднадзе и Гавриила Попова; и на поддержку Беловым кандидатуры Горбачёва на XXVIII съезде КПСС на пост генерального секретаря.

Далее, эти неблаговидные и компромитирующие Белова эпизоды его политической биографии тов. Тюлькин увязывает с рядом теоретических положений, в то или иное время озвученных его оппоненом, например, c отрицанием диктатуры пролетариата, что уже представляется не вполне корректным политическим приёмом, поскольку связь между первым и вторым необходимо ещё доказать.

И, наконец, после этого тов. Тюлькин переходит к обвинениям в адрес Г.А. Зюганова и КПРФ в целом, ссылаясь то на пресловутые слова о «лимите на революцию» (вне конкретного их исторического контекста), то на книгу Путина, в которой этот столь «авторитетный» для коммунистов политический деятель записал Г.А. Зюганова в социал-демократы. При этом, тов. Тюлькин периодически подкрепляет свою позицию разоблачением очередного образчика демагогии Белова – и это создаёт у читателя обманчивое впечатление обосноснованности выпадов против КПРФ как Партии и Г.А. Зюганова как её лидера.

Уважаемый Виктор Аркадьевич! Юрий Белов – рядовой член ЦК, даже не член Президиума. Вы разбираете нелицеприятные стороны его политической биографии и конкретной статьи, но неужели Вы полагаете, что эта статья Белова имеет статус официального партийного документа, а сам Белов является лицом нашей Партии? Оставим, право же, Белова в стороне. В конце концов, мы готовы с Вами согласиться, что это политик весьма сомнительной репутации, а в своём публицистическом творчестве он обнаруживает полное невежество в вопросах марксистской теории. Но это проблемы исключительно его частного публицистического творчества, а никак не нашей партийной идеологии, сформулированной в Программе, документах Съездов и Пленумов ЦК. Перейдём к существу дела.

Главный критерий в оценке тех или иных теоретических расхождений – практика. Согласны? Давайте к практике и обратимся. Вы весьма эмоционально полемизируете с Беловым по поводу взводов и батальонов, но оставим в стороне эмоции. О чём свидетельствует разница в численности нашей и вашей партий? О чём свидетельствует объективная разница в их политическом весе и влиянии на ситуацию в стране? Почему КПРФ практически не проявляет интереса к вутрипартийным проблемам РКРП-РПК, а РКРП-РПК с завидным вниманием следит за КПРФ и уделяет «товарищеской критике» в наш адрес едва ли ни больше сил и времени, чем борьбе с правящим режимом? Не в том ли дело, что РКРП-РПК в силу своего масштаба просто несамостоятельна и вынуждена так или иначе (хоть в роли союзника, хоть в роли обличителя) позиционироваться в отношении КПРФ, в то время как КПРФ существование РКРП-РПК едва замечает? Судите сами, Виктор Аркадьевич, РКРП-РПК принимает специальное Постановление на своём VI Съезда и специальное решение Идеологической комиссии ЦК об анализе новой редакции Программы нашей Партии. Можете ли Вы представить себе, чтобы КПРФ уделяла хотя бы отдалённо сопоставимое по масштабам внимание вашим программным документам?

Возможно, Вы сочтёте что дело здесь в «снобизме», в «комчванстве» КПРФ по отношению к малым компартиям. Но на самом деле причина здесь совсем в другом – в масштабах численности и масштабах политической деятельности. РКРП-РПК для КПРФ – это едва заметная точка, а КПРФ для РКРП-РПК – это такая исполинская махина, которая загораживает почти всё поле вашего политического обзора. РКРП-РПК для КПРФ не является значимым и существенным политическим фактором, но КПРФ для РКРП-РПК при всём вашем резко критическом отношении к нам – это столь важный и существенный фактор политической реальности, игнорировать который вы просто не можете и в отношении которого вынуждены так или иначе определять свою собственную позицию. Поэтому мы задаём в рамках коммунистического движения тему, а вы вынуждены давать свою критику и свои комментарии к ней. Налицо вторичность, зависимость вашей позиции по отношению к нам.

Мы обращаем Ваше внимание на этот объективный факт вовсе не для того, чтобы Вас унизить. Этот факт является практической, экспериментальной проверкой в нашем с вами теоретическом и идеологическом споре. В начале 90-х существовало множе<

⇐ Предыдущая35363738394041424344Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: