Духовно-нравственные ценности — главный фактор

Исходя из традиционного марксистского политэкономи-ческого образа мысли, характерного для нашей страны в по­следние три четверги века, все, что произошло с нашим обще­ством, его всеобъемлющий кризис — все это является след­ствием лишь экономических и политических причин.

Однако есть и другие философские подходы к обществен­ной жизни, в частности в русской философии начала XX в.,

которая затем продолжала развиваться в русском зарубежье (И. А. Ильин, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Г. П. Федотов и др.). Так, Иван Ильин, анализируя причины большевистско­го переворота 1917 г. в России, писал в 1948 г.: «Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бес­спорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономи­ки, она духовна.

Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русского национального характера. Кризис русской се­мьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры»[91].

Духовно-ценностный кризис перехода от чувственной к идеациональной (духовной, религиозной) культуре как ис-тшгную детерминанту уже всеобщего глобального кризиса XX в. доказывал в 40-х гг. другой русский мыслитель Пити-рим Сорокин, который утверждал это, опираясь на материалы широчайших эмпирических исследований: «Кризис чрезвыча­ен в том смысле, что он, как и его предшественники, отмечен необычайным взрывом войн, революций, анархии и кровопро­литий; социальным, моральным, экономическим и интеллек­туальным хаосом; возрождением отвратительной жестокости, временным разрушением больших и малых ценностей челове­чества; нищетой и страданиями миллионов — потрясениями значительно большими, чем хаос и разложение обычного кри­зиса»[92].

И в наше время этот путь русской мысли продолжается. Эмигрант последней волны, выпускница Ленинградского уни­верситета философ Татьяна Горячева пишет: «Как во сне живем мы в Европе. Забытие реальности происходит и оттого, что за­быты ценности... Высшая ценность — Бог, перестав существо­вать, лишила опоры и весь остальной космос ценностей»[93].

Что же произошло в нашей стране и со всеми нами за по­следние годы в свете подобного философского и социально-психологического подхода к общественной жизни? Анализ показывает, что жестокий кризис «перестроенных» и постпе-рестроечных лет имеет свои истоки еще в начале века, когда несколько русских мыслителей в знаменитом сборнике «Вехи» (1909 г.) обратили внимание российского общества на опасно­сти и ущербность его идейного развития, прежде всего образа мыслей интеллигенции. Участники «Вех» сделали глубокие выводы-предупреждения о господстве нигилизма и атеизма среди русской интеллигенции, об ее сомнительной «просвети­тельской», пропагандистской деятельности, ибо «разрушение в народе вековых религиозно-нравственных устоев освобож­дает в нем темные стихии» (С. Н. Булгаков). Однако ни тра­гический опыт революции 1905 г., ни предупреждения «вехов­цев» не были восприняты российским обществом. Вскоре «темные стихии» нашли страшное воплощение в годы новой революции и гражданской войны (в том числе в убийстве цар­ской семьи), в терроре 30-х послевоенных лет.

Вместе с тем нельзя не видеть и позитивных явлений, происшедших в процессе строительства социализма в нашей стране, особенно в 50-60-е гг. (воплощение прав на труд, отдых и жилище, бесплатные образование и медицинская помощь, дух коллективизма и нестяжания, высокий престиж науки и культуры и др.). Тем не менее свыше 70 лет воинствующего атеизма и варварского разрушения храмов, идолопоклонства и массовых репрессий, официального лицемерия и двойной морали не могли пройти для России и россиян бесследно, подорвав их духовно-нравственные силы и приведя к пере­рождению и деморализации значительной части общества, в первую очередь номенклатуры и партократии, а также вызвав к жизни коррумпированные и мафиозные социально-профес­сиональные группы и кланы. Деградация общественных цен­ностей и морали закономерно вела к экономическому упадку, к повсеместному снижению производительности и качества труда. Столкнувшись с кризисными явлениями в производ­стве, руководство страны прибегло к так называемой «пере­стройке» или «революции сверху».

Теперь, в 1993 г. представляется чем-то почти фантастиче­ским этот, казалось бы, позитивный процесс, начавшийся де­вять лет назад под именем «перестройки» и который тем не менее привел к поистине грандиозному кризису и распаду стра­ны. А ведь феномен перестройки был встречен многими и мно­гими людьми с большими надеждами и ожиданиями. Идеи обновления, инициативы, гласности, а главное — социальной справедливости действительно обнадеживали. Не случайно в 1986-1987 гг. в стране, том числе в Ленинграде, снижалась преступность, уменьшалось количество убийств и само­убийств.

Однако уже в 1980-1989 гг. эти объективные индикаторы степени общественного здоровья стали пениться в отрица­тельную сторону. Такие сущностные показатели, как сокраще­ние браков и рождаемости и, главное, превышение смертности над рождаемостью в начале 90-х гг. в России, в частности в Петербурге, свидетельствуют о том, что наше общество засту­пило опасную черту.

Как известно, практически во всех экономически развитых странах очень высок процент религиозных людей или, осто­рожнее, — называющих себя религиозными (таких по крайней мере более трех четвертей населения, в США, к примеру, свы­ше 90 %). Некоторые мыслители и ученые именно с религиоз­ной моралью связывают успехи этих стран. В России процесс приобщения к религии стал усиливаться с конца 80-х гг. По данным московских исследователей, количество верующих в Москве и Пскове в начале 90-х гг. выросло в три раза и соста­вило около 30 %. По данным наших исследований, проведен­ных в 1992 г., в Петербурге верующими себя считали 28 % опро­шенных, в Ленинградской области — 45 %. В марте 1993 г. чи­сло петербуржцев, называющих себя верующими, выросло до 47 %. Однако, как мы установили, вера у многих носит крайне поверхностный и противоречивый характер, она не включена в важнейшие сферы жизнедеятельности и чувств людей. И все же, по сравнению с неверующими, у верующих был выявлен ряд чаще встречающихся позитивных качеств (например, ве­рующие чаще выбирают ценность чистой совести и верят в су­ществование справедливости, чаще испытывают положитель­ные настроения, раздают милостыню нищим и т. д.).

С другой стороны, шире, чем истинная религиозность, в наше время распространены всевозможные суеверия. Например, 36 % петербуржцев и 27 % жителей области верят в астро­логию, соответственно 43 и 36% верят в сглаз, 30 и 31 % — в визиты инопланетян, 8 и 10% верят даже в чудеса А. Чумака. В других регионах страны подобные суеверия распростране­ны еще больше. Иначе как невероятным коктейлем «плодов просвещения» и «власти тьмы» это не назовешь. Впрочем, чего особенно удивляться, если «астрологические прогнозы на завтра» ежедневно сообщает государственное телевидение России, как ранее союзное телевидение демонстрировало се­ансы А. Кашпировского и А. Чумака. Подобные акции можно отнести к сфере попыток манипулирования массовой психо­логией.

Несмотря на все указанные негативные явления в духовно-психологическом климате нашего современного общества имеются и позитивные тенденции, указывающие на имею­щийся потенциал. Прежде всего обнадеживает сохранность и даже повышение значения ценности чистой совести во всех обследованных группах за исключением недавно возникшей группы предпринимателей и кооператоров, где эта ценность занимает только 8 место (данные опроса богатых бизнесменов в Москве и Петербурге в августе 1992 г. также показали, что ценность нравственности находится у них только на 7-м месте из девяти предложенных ценностей). Значимость нравст­венных ценностей подтверждается и тем фактом, что 86 % опрошенных петербуржцев предпочитают нравственную ре­волюцию политической. Живет в людях и интуитивное чув­ство справедливости выражающееся в вере в возмездие за злые дела (55% в Петербурге, 51 % в области) и в вознаграж­дение за добрые дела (соответственно 46 и 40 %) в этой жизни.

В целом же результаты наших исследований свидетель­ствуют о большой противоречивости, спутанности, даже свое­образной «мозаичности» сознания современного россиянина. К сожалению, советско-российский человек привык за долгие годы тоталитаризма к расхождению между мыслями, словами и делами, к некоей двойной и даже тройной морали. Но в годы перестройки общества из социалистического в капиталисти­ческое людей снова подвергают очередному «промыванию мозгов» при помощи средств массовой информации. Именно во второй половине 80-х гг. началась «обвальная» политиза­ция и «маскультуризация» наших средств массовой коммуни­кации (этой четвертой власти). Основными персонажами и героями средств массовой коммуникации стали политики всех направлений и «идолы потребления» (поп-рок-музыканты, репортеры, королевы красоты, культуристы, сексологи, экстра­сенсы, астрологи и т. п.), в отличие от прежних «идолов произ­водства», по терминологии американского социолога Д. Лоу-энталя. Работники промышленности, сельского хозяйства и других производственных сфер оказались на периферии вни­мания средств массовой коммуникации, что отразило измене­ния прежде всего в общественном сознании, в идеологии на­шего государства. Однако если в США аналогичный процесс проходил в 50-е гг. на фоне материального процветания «об­щества потребления», то в нашей стране — на фоне экономи­ческого развала и общего кризиса (следует отметить, что ра­бота как ценность в западных странах и сейчас остается на од­ном из главных мест в ценностных ориентациях населения).

Множество появившихся в конце перестроечной пятилет­ки телевизионных и радиопрограмм и каналов, газетно-жур-нальных изданий проблемы труда и работы, как известно, во­обще игнорируют, заменив их апологетикой потребительства и стяжательства.

Таким образом, перестроечные экономические, политиче­ские и социально-психологические ошибки (включая энтро­пийную деятельность средств массовой коммуникации) приве­ли в конце 80-х гг. к отчуждению многих людей от ценностей труда, творчества и общественной активности, к «приватиза­ции» и эскапизации ценностных ориентации, а затем и к состо­янию общего разочарования и апатии, что выразилось в дезор­ганизации производства (объем производства за 1991-1992 гг. упал на 35 %), дальнейшем росте преступности и падении мо­рали, в игнорировании большой частью населения выборов в Советы всех уровней и даже референдумов 17 марта 1991 г., 25 апреля 1993 г. и 12 декабря 1993 г.

Как нам представляется, снова во имя очередной «един­ственно верной» догмы (теперь уже «светлого капиталисти­ческого будущего») приносится в жертву духовное и материальное благосостояние десятков миллионов россиян. «Веруя безусловно в преимущество европейской цивилизации, наши доктринеры-чиновники с жадностью хватаются за разные об­разчики европейского прогресса... Для них, проповедующих уважение к личности человеческой, народ — tabula rasa, на которой вырезай резцом, что хочешь! Уроки истории — им ре­шительно нипочем!»[94] Поразительно, что эта слова написаны не сегодня, а еще в XIX в. Иваном Аксаковым. Оказывается, менталитет современных российских реформаторов все тот же и проблемы все те же — формально-технократический подход игнорирует духовно-психологический фактор.

А ведь следовало бы задуматься хотя бы о том, что 70 лет россияне жили в социалистических условиях, когда государ­ство контролировало и опекало людей во всем, но худо-бедно обеспечивало социальную защиту, что люди отучены от само­стоятельности и предприимчивости, что в обществе преобла­дает коллективизм, а не индивидуалистическая конкуренция, что сильны традиции иждивенчества и бюрократизма. Более того, следовало бы вспомнить о таких идущих вглубь веков психологических особенностях российского, русского мента­литета, как общинная уравнительность, православное отноше­ние к богатству и деньгам, как к чему-то сомнительному и гре­ховному, неорганизованность, социальная пассивность, «об­ломовщина», слабое правосознание и неуважение к законам и т. д. В общем, необходимо было учесть, что психология рус­ского, и особенно советского, человека плохо стыкуется с ры­ночной экономикой. И это отнюдь не является какой-то ущер­бностью, но именно его своеобразием, «лица необщим выра­женьем».

Это, кстати, подтверждают и данные современных эмпири­ческих исследований. Так, в одном из опросов, проведенных со­трудниками лаборатории социальной психологии НИИКСИ, было обнаружено: 46 % петербуржцев считают, что не следует подчиняться несправедливому закону и только 23 % считают, что подчиняться надо (остальные затруднились ответить). Кроме того, 43 % опрошенных считают, что руководитель дол­жен прежде всего поступать «по совести», и столько же — что он должен в первую очередь поступать в соответствии с тру­довым правом и должностными требованиями. Это значит, что современный русский человек, как и русский прошлых веков, предпочитает праву и закону неформальные нравствен­ные принципы (недаром в России в 1775-1862 гг. существо­вал специальный «совестный суд»).

Исследование, выполненное под руководством Л. Г. Поче-бут на факультете психологии Петербургского университета (1993), в котором обследовано 300 респондентов с высшим об­разованием, показало, что испытуемые приписывают русским людям ряд психологических особенностей. В первую очередь выделяются: ориентация на коллектив, коллективизм; тяга к духовным ценностям; пристрастие к созданию кумиров; на­дежда на случай, на «авось»; ориентация на быстрое, авраль­ное решение возникающих проблем.

Однако не только по своим психологическим качествам, но и по социальным установкам современный российский, рус­ский человек чаще всего не соответствует рынку и капитализ­му. Так, репрезентативный опрос в Европейской части России осенью 1992 г., проведенный в рамках программы «Евробаро-метр», показал, что 44 % опрошенных считают переход к ры­ночной экономике «неправильным шагом для будущего стра­ны» (37 % имеют противоположное мнение). Исследование, проведенное сотрудниками НИИКСИ в Ленинградской обла­сти весной 1992 г. (опрошено 1227 чел.), выявило,, что одобря­ют экономическую реформу лишь 24 % опрошенных и только 16 % считают, что по отношению к ним в ходе реформ будет соблюдаться справедливость.

Таким образом, в социально-психологическом аспекте наблюдается удивительное явление, когда столкнулись два разных менталитета — власть имущих реформаторов и народа России — и оба они по своей сути не соответствуют рыночной экономике и капитализму. У реформаторов — негибкий ради-калистский и вместе с тем номенклатурно-бюрократический склад мышления, у народа — скорее христианско-социалисти-ческий, консервативный образ мыслей. Впрочем, есть и

представители рыночного менталитета — нарождающийся слой российских предпринимателей, бизнесменов, нувори­шей, но среди них пока преобладают субъекты безнравствен­ного хищнического типа.

В общем, представляется обоснованным заключение по поводу современных реформ в России, к которому приходит философ А. Л. Казин: «Россия — не буржуазная страна. Мате­риальный успех, предпринимательство, выгода не освящены православной духовной традицией... Попытка построить ка­питализм англо-американского образца на православной эсха­тологической почве России может привести лишь к всеобщей цинизации (и криминализации) ее бытия, что чревато серьез­ной опасностью для всего мира»[95]. Цинизма и криминальности уже и сейчас в России многовато. Разве не цинично повсемес­тно, включая государственные средства массовой информа­ции, рекламировать алкоголь и никотин, секс-услуги и азарт­ные игры, сверхдорогие наряды и автомобили, наводнять кино- и видеоэкран насилием и порнографией? Дело дошло до того, что практически ежедневно в больших городах раздают­ся выстрелы и взрывы, людей похищают, пытают и убивают, совсем как в скверных «чернушных» детективах.

Власти забывают о самом главном — о духовно-нравствен­ном, этическом вакууме, который образовался в стране, более того, уже о бездуховно-аморальной атмосфере, которая запол­няет этот вакуум. Об опасности «духовного Чернобыля» пре­дупреждал академик Д. С. Лихачев, другие деятели культуры. Их не услышали. В том числе не услышали сами же деятели культуры и искусства. Многие из них (в том числе известные, маститые) стали на сторону аморальных нуворишей и плуто­кратов, сделались их апологетами и рекламными агентами.

Здесь мы с неизбежностью должны возвратиться к пробле­ме духовных истоков нашего российского кризиса. Как бы продолжая мысль Ивана Ильина, с которой мы начали статью, в наше время Александр Солженицын, размышляя о том, «как нам обустроить Россию», пишет: «Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уро­вень промышленности. Одна рыночная экономика и даже все­общее изобилие — не могут быть венцом человечества. Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государ­ственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит»[96].

Но дух русской нации еще не иссяк, и совесть еще жива, и нравственность пока не пустой звук для многих — это также показали данные наших исследований. Даже среди в основном индифферентных к морали так называемых «новых рус­ских» — предпринимателей, бизнесменов, рыночников — по­являются деловые люди, которые мыслят государственно и одухотворенно. Например, мнение В. Балицкого: «Ныне мо­ральные основы общества крайне подорваны, на перепутье находится и возрождающееся предпринимательское сословие. Впрочем, слово "возрождающееся" следует, на мой взгляд, от­нести далеко не ко всем предпринимателям. Ведь многие из этого формирующегося слоя людей мыслят чисто механисти­чески, исповедуют лишь западные, в основном американские, ценности образа жизни, строят свое действительно самоцель­ное, а значит и богопротивное богатство, на спекуляции и на прямом воровстве, причем некоторые действуют по принципу "жить на Западе, грабить в России"... Поэтому насущным воп­росом должна ныне стать, на мой взгляд, разработка своеобраз­ного морального кодекса российского предпринимателя»[97].

Итак, и служители маммоны видят пути возрождения Рос­сии в формировании духовно-нравственных основ в норм об­щественной жизни. Однако известно, что моральные кодексы, нормы, предписания, чтобы быть эффективными, должны ос­новываться на несомненных авторитетных ценностях. Пре­жнее советское государство обосновывало свои социалисти­ческие нормы «единственно верным» марксистско-ленинским учением, обожествленным образом Ленина и образами других вождей как идеальных представителей «нового общества». Но все это оказалось «слишком человеческим», т. е. противоречи­вым, греховным, неправдивым и т. д. и постепенно все более погрязало в лицемерии, двойной морали и буржуазно-мафиоз­ном перерождении партократии и номенклатуры.

Эвристическую подсказку о путях духовного возрождения российского, русского человека дает великая русская литера­тура. Как, например, преодолевает тягчайший духовный, ду­шевный кризис личность, совершившая страшный грех, демо­рализованная, отчаявшаяся, такая как Родион Раскольников из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, или дру­гая грешная, пусть и не в такой степени, личность — аристо­крат Нехлюдов из «Воскресения» Л. Н. Толстого?.. Через обращение к Евангелию, к Богу, через раскаянье и покаяние.

То, что возможно для одного человека, отдельной лично­сти, в принципе возможно и для целого общества, народа. Слу­чайно ли, что глубоко верующими христианами были не толь­ко русские гении XIX в., но и выдающиеся мыслители, ученые, художники XX в.: П. Флоренский, С. Булгаков, И. Ильин, И. Павлов, А. Ухтомский, М. Нестеров, Н. Клюев, Б. Шергин, Б. Пастернак, Е. Мравинский, Н. Симонов, Л. Гумилев, нако­нец, ныне здравствующий А. Солженицын и др.? Как справед­ливо пишет митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн: «Социальные опросы раз за разом показывают, что несмотря на всеобщий хаос и разочарование, церковь един­ственный общественный институт, авторитет которого в наро­де непрерывно растет... Русское будущее немыслимо без опо­ры на Православие... При всей противоречивости народной жизни в ее безмерном разнообразии она все же насквозь про­питана христианским мировосприятием». Вместе с тем митро­полит Иоанн разъясняет опасающимся: «Не может быть и речи ни о какой принудительной "христианизации" — Господь ждет от каждого человека свободного и осознанного выбора».

Выход из тупиков эгоизма, гордыни, враждебности, пороч­ности, зла россиянам, и прежде всего интеллигенции, указали, как уже было отмечено, еще в начале нашего века отечествен­ные мыслители в сборнике «Вехи». К несчастью, этот выход, заключающийся в религиозном христианском прозрении, был отвергнут. И весь XX в. превратился для России в век «хожде­ния по мукам», который и завершается новыми муками и стра­стями.

В свете всего оказанного, как нам представляется, благо­датное будущее российского общества возможно на путях ду­ховно-нравственного религиозного прозрения и покаяния. Новая Россия начала со знаменательного деяния — возрожде­ния в 1992 г. праздника Рождества Христова. Руководители России ныне посещают православные соборы и участвуют в богослужениях. Однако если власть имущие действительно являются верующими людьми и хотят добра своей стране и на­роду, они реально, а не декларативно должны руководство­ваться христианскими нравственными ценностями, ясно по­нимая российскую специфику и менталитет.

Человек и общество — целеустремленные системы. Отсут­ствие ясных объединяющих духовно-нравственных идеалов и социальных целей ведет их к распаду и энтропии. Данные ис­следований, которые мы приводили, свидетельствуют, что не­смотря на экстремальные неблагоприятные условия жизни, в русском народе живы ценности веры, совести, нравственности, семьи. Именно на эти традиционные духовные стремления нашего народа, а также на такие глубинные тысячелетние ар-хетипические его свойства, как соборность, коллективность, эмоциональная отзывчивость следует опираться политиче­ским лидерам в деятельности по преодолению кризиса. Бе­зусловно, при этом нельзя забывать и о не менее традицион­ных российских недостатках: стихийности и неорганизован­ности, неразвитости трудовой, правовой и бытовой культуры.

И самое главное — все ценное в российской истории следу­ет сохранить и освоить на новом качественном уровне, в том числе и то хорошее, что было в дореволюционной России и в России социалистической. Новая Россия способна проложить правильный курс между Сциллой эгоистического, хищниче­ского капитализма и Харибдой тоталитарного, безличностно­го социализма. Но помочь здесь могут только духовно-нрав­ственные, этические ориентиры.

Р. А. Зобов, В. Н. Келасьев

СОЦИАЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ РОССИИ И ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ [98]