 |
В) между интеграционными процессами в АТР и национальными приоритетами РФ. 4 глава
|
|
|
|
Со своей стороны, Россия сняла возражения относительно присоединения новых государств к СПС РФ-ЕС и согласилась начать процесс ратификации договоров с Латвией и Эстонией о государственных границах. Российская сторона согласилась на снижение ввозной пошлины на товары из Евросоюза – но постепенно и в соответствии с экономической стратегией России. Наиболее существенной уступкой, которую сделала российская сторона в ходе переговоров с Брюсселем, стало нарочито туманно сформулированное президентом РФ обязательство «ускорять движение России по ратификации Киотского протокола». Как высказался по этому поводу В.В. Путин, «мы высказывали озабоченности, которые основаны на том, что расширение ЕС, сложности переговорного процесса по ВТО и наше присоединение в полном объеме к Киотскому процессу может создать для российской экономики в долгосрочной и среднесрочной перспективе определенные проблемы. Во всяком случае, у нас возникает много трудно предсказуемых рисков. Вот в чем состояла наша проблема. И мы были услышаны. Я специально хочу подчеркнуть – мы не добились, а мы услышали друг друга и мы договорились и об определенных шагах, связанных с расширением Евросоюза, и об определенных формах решения проблемы калининградского транзита».
Российские и зарубежные комментаторы расценили итоги майского, 2004 г. саммита Россия-ЕС как бесспорную дипломатическую победу РФ. Этот успех был достигнут благодаря тому, что Россия, наконец-то избавившись от иллюзий в отношениях с ЕС, начала твердо отстаивать свои национальные интересы в диалоге с объединявшейся Европой. Опыт решения проблем в отношениях с ЕС позволяет утверждать, что в любом обозримом будущем Россия и Евросоюз будут сосуществовать как независимые субъекты международных отношений. Вряд ли эта ситуация принципиально изменится и в случае серьезного продвижения Москвы и Брюсселя в деле формирования Общего Экономического Пространства РФ и ЕС. Решение об образовании ОЭП было принято на Санкт-Петербургском саммите России и Евросоюза в мае 2003 г. Общей целью ОЭП является создание открытого и интегрированного рынка между Россией и ЕС. Два года спустя, в мае 2005 г. на саммите РФ-ЕС в Москве была принята «Дорожная карта» по общему экономическому пространству.
|
|
|
Сегодня, даже учитывая широкий спектр взаимоотношений, сложившихся у России со всеми без исключения основными общеевропейскими органами, организациями и объединениями, ряд явных успехов и достижений российской внешней политики на этом направлении, тем не менее все еще весьма трудно предвидеть формы включения РФ в единую Европу, ее участия в европейском интеграционном процессе. Возможно, это будет реализация идеи председателя КЕС относительно “Европы двух столпов”, предполагающей взаимодействие двух мощных политических сил на континенте в рамках общего экономического пространства и общей системы безопасности. Быть может, это будет многоэтажная конструкция, предполагающая интеграцию в одних сферах и более свободное сотрудничество в других. Нельзя исключать и варианта более тесного сближения между Россией и ЕС, если там, к примеру, явно начнет добиваться гегемонии Германия и потребуется уравновесить ее мощь какими-то факторами внешнего порядка. Решающими обстоятельствами, которые определят выбор между подобными моделями приобщения России к демократической Европе, станут состояние глобальной международной среды, характер взаимоотношений между США, Европейским союзом и Россией.
VI. Российско-американские отношения: общий политический контекст. На протяжении последних 15 лет, прошедших после распада СССР, прекращения биполярной конфронтации и выхода Российской Федерации на международную арену в качестве независимого государства, российско-американские отношения знали свои взлеты и падения. В начале 1990-х гг. как в России, так и в США у многих представителей правящих элит были слишком завышенные ожидания относительно перспектив российско-американских отношений. Считалось, что после окончания «холодной войны», после краха коммунизма нет и не может быть альтернативы союзу между новой, демократической Россией и Америкой – лидером свободного мира.
|
|
|
В начале 1990-х гг. находившаяся в то время у власти в России либеральная элита не видела альтернативы превращению страны в "младшего партнера" Соединенных Штатов. Новое российское руководство понимало, что Москва проиграла "холодную войну", и было готово присоединиться к победителю - подобно тому, как это сделали после второй мировой войны Германия, Италия и Япония. От Америки требовалось не так уж и много:
- принять Россию в НАТО;
- предоставить РФ помощь для осуществления посткоммунистической трансформации ("план Маршалла"-2);
- не мешать интеграционным усилиям Москвы на постсоветском пространстве как не мешали же американцы западноевропейской интеграции во главе с Германией, их врагом в годы второй мировой войны.
Но даже этого немногого Россия не получила ни от Америки, ни от ее западноевропейских союзников. Москве было твердо заявлено, что ни о каком членстве в Североатлантическом альянсе не может быть и речи. Бескорыстной западной помощи российским реформам она не дождалась - вместо этого российские товаропроизводители столкнулись с дискриминационными мерами на американском рынке. Наконец, политика официального Вашингтона в "ближнем зарубежье" оказалась целенаправленным курсом на подрыв там российского влияния. Далеко не сразу американская и российская элиты смирились с тем, что их мечты об американо-российском союзе оказались несостоятельными. Как писал видный российский американист А.И. Уткин, " еще более резким, чем объективные процессы и субъективные изменения в США, явилось изменение видения, настроений и позиции Москвы, воспринимавшей Соединенные Штаты в 1991-1993 годах как модель, донора, друга. Обобщенно говоря, Россия почувствовала себя дискредитированной своими жертвами 1988-1991 годов, отвергнутой в качестве привилегированного партнера. Ее претензии на особые отношения с США оказались дезавуированными".
|
|
|
Другой российский исследователь, А. Коновалов, также указывал на несовпадение психологических установок российской и американской элит как на причину осложнения российско-американских отношений: " Немотивированная уверенность США в том, что Россия всегда будет вести себя, " как Козырев ", обрекала на неизбежный крах и саму идею стратегического партнерства, и политическую карьеру российского министра". Результат - нарастающие чувства взаимного разочарования и обманутые ожидания: "В США русских воспринимали как представителей мафии, неспособных решать собственные проблемы и предпочитающих ходить по миру с протянутой рукой. В России, где всегда была сильная тенденция объяснять свои проблемы иностранными заговорами и происками извне, Америку считали виновной в намеренном развале российской промышленности, особенно высокотехнологических отраслей, скупке за бесценок национальных богатств, утечке российского интеллекта и, как следствие, полной утрате Россией международного статуса. Можно говорить, что и взаимные подозрения, и обвинения часто базировались на ложных представлениях и неверном понимании реальности, но это не облегчало ситуацию".
Не меньше разочарований было и по ту сторону Атлантики. Многие американские специалисты по России были уверены в том, что никаких расхождений между США и подлинно демократической Россией по проблемам национальной безопасности нет и быть не может, а если таковые и возникают, то это - не что иное, как рецидив российского коммунистического и имперского прошлого. На самом же деле у Москвы нет оснований для того, чтобы испытывать озабоченность по поводу действий США и их союзников на международной арене. Очевидно, что многим в США будет трудно примириться с мыслью о том, что, как пишет видный американский специалист по России Д. Саймс, “ американские советы более не имеют даже в отдаленной степени того влияния на российское общество, которое они имели в начале 1990-х гг.”.
|
|
|
На рубеже веков многие представители американской элиты даже задавались вопросом: да существует ли вообще такое государство – Россия - на политической карте мира? Ради справедливости нужно сказать, что полной уверенности в этом у американской правящей элиты до недавних пор не было. Сомнения же в том, не развалится ли Россия в обозримом будущем, периодически возникали в Соединенных Штатах при каждом обострении внутриполитической обстановки в Российской Федерации (будь то война в Чечне 1994-1996 гг., финансовый кризис 1998 г. или вторжение отрядов Басаева в Дагестан в 1999 г.). Так, в первые недели и месяцы после августовского кризиса 1998 г. в заявлениях высокопоставленных представителей администрации звучали пессимистические и даже панические нотки. Выступая в Стэнфордском университете 6 ноября 1998 г., тогдашний заместитель государственного секретаря США С. Тэлботт не исключил возможности распада Российской Федерации. Характерно, что подобные оценки прозвучали из уст человека, которого все в Вашингтоне на протяжении многих лет считали энтузиастом российско-американского партнерства и блестящим знатоком России.
После скандала вокруг "Бэнк оф Нью-Йорк", а также известных событий в Дагестане и вокруг Чечни в августе – сентябре 1999 г. обозреватель "Вашингтон пост" Д. Хоффман писал:" Россия сегодня – это государство-неудачник (failing state). Ее военная мощь надломлена, недавняя волна терроризма вызвала панику и неуверенность, собираемость налогов - это настоящая катастрофа, а ее превращение в демократию и рыночную экономику идет не больно-то хорошо".
По мнению же другого обозревателя "Вашингтон пост" Ф. Хайэтта, "поскольку посткоммунистическая трансформация в России прекратилась, страна фактически в значительной мере утратила способность оказывать влияние на окружающий мир, по крайней мере, в позитивном смысле. Объем ее экономики составляет в настоящее время примерно 1% мирового производства. Россия остается крупнейшей страной в мире, но территория уже давно перестала быть ключевым показателем мощи. У нее имеются обширные запасы нефти и минеральных ресурсов, но в глобальной экономике, во все большей степени основанной на знании и технологии, ценность всего этого также снижается. Сокращающееся население России в 150 млн. человек слишком обнищало, чтобы быть привлекательным рынком сбыта для иностранных компаний. И, несмотря на высокий уровень образованности, ценность ее рабочей силы снижается из-за преступности, неопределенной правовой системы и налогов, что заставляет большинство иностранных компаний держаться подальше. Поэтому потенциал влияния России является по преимуществу негативным. Она может испугать мир последствиями своего развала - бесконтрольным ядерным оружием, деградирующими пусковыми установками, экспортом преступности и загрязнения окружающей среды, а также заразных болезней... И по мере того как Россия смещается от центра международной системы к ее периферии, она также смещается на периферию американской политики".
|
|
|
Как известно, вопрос о том, "кто потерял Россию", стал в США одной из главных тем президентской избирательной кампании 2000 г. В ходе этой кампании республиканцы обвинили клинтоновский Белый дом в "потере России" в результате преступного ротозейства и потакания утвердившемуся в России авторитарному «клептократическому» режиму, враждебному американским интересам. Как говорилось в подготовленном в сентябре 2000 г. группой конгрессменов-республиканцев докладе "Путь России к коррупции", указывалось: "Отношения между США и Россией, на которые истрачены десятки миллиардов долларов западной помощи и восемь лет бездарного управления со стороны администрации Клинтона, лежат в руинах. Их характеризует растущая враждебность и расхождение во мнениях относительно международных реалий и намерений друг друга. И вместе с тем китайско-российские отношения постоянно укрепляются и приобретают все более очевидную антиамериканскую окраску".
Впрочем, эти обвинения не означали, что после прихода к власти американские консерваторы собирались активизировать российскую политику. В американских консервативных кругах утвердилась в то время точка зрения, согласно которой с Россией, переживающей необратимый упадок и деградацию, можно не считаться. Так, например, на основе серии интервью в марте-апреле 2001 г. с «теми, кто отвечает, или скоро будет отвечать за формулирование российской политики США», американская исследовательница С. Уолландер пришла к следующему заключению о подходах этой администрации к российско-американским отношениям: «Базовое представление, на котором строится политика США, состоит в том, что Россия слаба, и в течение некоторого времени будет оставаться таковой… В отличие от стран Центральной и Восточной Европы, которые избрали своим приоритетом интеграцию в западные институты и готовы нести издержки в кратко- и среднесрочном плане ради достижения этой долгосрочной цели, Россия избегала принятия тяжелых решений и не достигла особого прогресса. В результате, в течение ближайших лет она будет продолжать бороться со своей слабостью… Россия более не является ни основной угрозой американским интересам, ни инструментом для осуществления этих интересов во всех случаях».
В опубликованном примерно в то же время докладе Института национальных стратегических исследований США отмечалось, что "трудно найти такой крупный вопрос на международной повестке дня, где Москва располагала бы возможностями или намерениями внести позитивный вклад. Ее влияние в Европе и в Азии снижается. В большинстве случаев лучшее, что она может сделать - это воздерживаться от своего участия /в международных делах". Политика администрации Дж. Буша-младшего в отношении России первоначально строилась на основе такого рода рекомендаций. И практические действия Белого дома, и публичные заявления американских руководителей свидетельствовали об откровенной враждебности в отношении РФ. Как заявила вскоре после своего вступления в должность советник президента по вопросам национальной безопасности К. Райс, "я искренне считаю, что Россия представляет опасность для Запада вообще и для наших европейских союзников в частности. Ни они, ни мы еще не осознали в полной мере ту опасность, которую таят в себе ядерный арсенал и баллистические средства доставки Кремля. У нас есть все основания опасаться возможного распространения ядерной технологии из России". И это были не просто слова - на протяжении первых нескольких месяцев пребывания у власти новой администрации последняя выступила с целым рядом недружественных акций в отношении РФ: от выхода из ПРО до антидемпинговых мер в отношении продаж российской стали на американском рынке.
Трагические события 11 сентября 2001 г. заставили многих представителей американских консервативных кругов по-новому взглянуть на российско-американские отношения. Неожиданно выяснилось, что Россия является гораздо более ценным для Америки партнером в рамках этой коалиции, чем подавляющее большинство стран-членов НАТО. Страна, которую американские консерваторы еще несколько лет тому назад предполагали просто списать со счетов, стала важнейшим партнером Соединенных Штатов в борьбе с международным терроризмом. Поддержка - или хотя бы минимальная лояльность - со стороны России крайне важна для Соединенных Штатов в их политике на Ближнем и Среднем Востоке, в сфере борьбы с терроризмом и распространением оружия массового уничтожения.
История российско-американских отношений на протяжении последнего десятилетия - это история неуклонного снижения реальных возможностей официального Вашингтона влиять на российскую внешнюю и внутреннюю политику. Американским партнерам придется привыкнуть к тому, что, в отличие от 1990-х гг. Российская Федерация не нуждается больше в экономической помощи со стороны Запада (каковую нужду официальный Вашингтон неоднократно использовал на протяжении последних полутора десятилетий для того, чтобы добиться политических уступок от российской стороны).
Россия заинтересована в нормальной торговле и инвестициях, во вступлении в ВТО и признании рыночного характера российской экономики - но в этом же заинтересованы и ее американские партнеры. Как указывается в газете "Уолл-стрит джорнел", "отпор России возглавляемому Соединенными Штатами вторжению в Ирак является признаком того, что дипломатия зависимости периода 1990-х годов, вполне возможно, уже себя исчерпала. Оправившись от десятилетия постсоветского сокращения и распада, Москва снова имеет достаточно денег и уже не так легко идет на уступки Западу в интересах получения от него экономических подачек… Самое важное для России сейчас - это частные инвестиции, а не помощь от какого-либо иностранного правительства. В данный момент частные инвестиции поступают в страну, а потому подачки больше не требуются".
Фактически единственный рычаг воздействия на Москву, который еще пока находится в распоряжении Соединенных Штатов - это переговоры о вступлении Российской Федерации в ВТО. Надежды некоторых представителей американской элиты на то, что Россия будет вечно находиться в состоянии экономического и политического полураспада и, следовательно, будет легко поддаваться американскому нажиму - явно не оправдались, и теперь Соединенным Штатам приходится иметь дело с гораздо более самоуверенной (и гораздо более антиамерикански настроенной) российской элитой. Фактом также остается и то, что реальной альтернативы российско-американскому партнерству нет и не предвидится. Слишком много общих интересов у Москвы и Вашингтона на международной арене. Идеологическое противостояние между Россией и Америкой ушло в прошлое, и никакие идейные расхождения более не мешают взаимовыгодному сотрудничеству двух стран (борьба с терроризмом, нераспространение, торговля, МКС и т.п.). С другой стороны, в тех международных сферах, где позиции двух держав расходятся, они могут действовать в соответствии со своими национальными интересами, а не с пожеланиями партнера (расширение НАТО, войны против Югославии и Ирака, поставки оружия Китаю и т.д.).
VII. США, ЕС и Россия. Для США атлантическое направление их геостратегии – наиболее приоритетное. Соединенные Штаты не могут осуществлять гегемонию в международных делах, не опираясь на поддержку цивилизационно наиболее близкого им региона – Западной Европы.
“В Северной Атлантике сосредоточена самая большая экономическая и военная мощь мира. Здесь, на двух берегах Атлантического океана живет самое образованное и квалифицированное технологически население, около 800 млн. человек (примерно 13% мирового населения), привыкших к мировому лидерству представителей одной цивилизации, преемников общего исторического и культурного наследия. В их руках мировая наука и огромные индустриальные мощности. Уже примерно 100 лет Запад производит две трети промышленного производства мира, пик пришелся на 1928 год – 84,2%. В дальнейшем доля Запада в мировом промышленном производстве упала с 64,1% в 1950 г. до 48,8% в 1997 г. Тем не менее, это грандиозная, определяющая доля.
Качественная характеристика этой доли, основанной на достижениях научно-технической революции – самая высокая в мире, а производство в зоне Северной Атлантики – самое масштабное. Среди 500 крупнейших компаний мира в 1999 году 254 были американскими и 173 – западноевропейскими. Вместе они составляют абсолютное большинство (на долю чемпиона Азии – Японии приходится лишь 46 из такого рода корпораций). Можно смело предположить, что США и Западная Европа еще очень долго в ХХI веке будут главным средоточием центров технологии, науки и эффективного производства. Не менее внушительно смотрится Запад и в военной сфере. В рядах западных армий служит около 8 млн. человек, оснащенных наиболее современной военной техникой, это – самый мощный военный конгломерат в мире.
Совокупная мощь западноевропейского ядра Европы приближается к классу американских показателей. В 1999 г. валовый продукт Европейского союза составил 19,8% общемирового, уступая только американскому ВНП (20,4%). Население ЕС – 380 млн. человек – на 40% больше американского, и тенденция преобладания по демографическому показателю сохранится на долгие годы. “Евроленд, - пишет американский экономист Ф. Бергстен о будущем потенциального соперника США, - будет равным или даже превзойдет Соединенные Штаты в ключевых параметрах экономической мощи и будет во всевозрастающей степени говорить одним голосом по широкому кругу экономических вопросов… Экономические взаимоотношения США и Европейского союза во все возрастающей степени будут базироваться на основаниях равенства”.
Вместе с тем западное единство не является органической данностью. Директор Центра международных исследований Института США и Канады РАН А.И. Уткин считает, что в последнее десятилетие три фактора подрывают стабильность и единство атлантического региона:
а) разноскоростное экономическое развитие, возникшее из-за замедления темпов роста в странах Западной Европы;
б) различия в направленности интеграционных устремлений: США предпочли связать свое будущее с Канадой и Мексикой, западноевропейские же столицы развернули свои усилия в направлении интеграционного освоения ЦВЕ и ЮВЕ;
в) различная геополитическая ориентированность: США, судя по рассекреченному меморандуму Пентагона 1992 года, нацелились на “глобальное предотвращение возникновения потенциальной угрозы США, на сохранение американского преобладания в мире”, в то время как Западная Европа предпочитает акцентировать интересы в пределах собственного континента. Подчеркнутый глобализм США и не менее акцентированный регионализм Евросоюза выводит их на принципиально отличные геополитические позиции.
По мнению ряда специалистов по международным отношениям США, смена терминов “атлантический мир”, “атлантизм” на “евро-атлантический мир”, “евро-атлантизм” отражает существование двух силовых центров на Западе и восстановление в известной степени самостоятельной роли Западной Европы в мировой политике. Они определяют это как объективную тенденцию, которая должна учитываться в анализе современного международного порядка. Некоторым из американских авторов внушает “страх превращение Европы в подлинно глобального соперника”, союз которого с Китаем может привести к возникновению “евразийского колосса”, по мощи своей сравнимого или даже превосходящего Соединенные Штаты. Они высказываются за то, чтобы США “сохранили свое геополитическое превосходство визави Западной Европы”, используя в том числе и механизмы, доказавшие свою эффективность в годы “холодной войны”. Другие авторы, подчеркивая неизбежность дрейфа Евросоюза к независимой мировой политике, предлагают работать над формированием глобального кондоминимума двух относительно автономных западных центров силы над трудно управляемым миром. “Вопреки анахронистским разговорам о Соединенных Штатах как о “единственной сверхдержаве”, – писал главный редактор журнала “Нью Рипаблик” М. Линд, - следует признать, что США слишком слабы для доминирования в мире, если они будут полагаться лишь на собственные силы. Евроамериканский кондоминимум в системе мировой безопасности и мировой экономике – “Пакс Атлантика” - должен заменить “Пакс Американа” – вот единственный выход”.
Представители третьей среди аналитиков точки зрения высказывают обеспокоенность тем, что быстрый подъем возглавляющей западноевропейскую интеграцию Германии произведет “ренационализацию” внешней политики западных стран и это возродит дремлющие этнические противоречия и вызовет к жизни заразу отчуждения во всей зоне Северной Атлантики. Российское понимание этих вопросов сформулировано А.И. Уткиным в следующей форме: “Пока ни одно из правительств крупных западноевропейских стран не берет на себя инициативу возглавить региональную группировку и повести ее вперед. Германия даже при Шредере не рискует напугать остальных европейцев, Британия даже при Блэре боится показаться слишком проамериканской, Франция не чувствует необходимой силы и достаточной поддержки малых стран. Наиболее существенный общий проект – Европейский валютный союз – важен сам по себе (и по своим последствиям), но даже его реализация не дает оснований говорить о “едином голосе”, панъевропейской дисциплине, возникновении главенствующей в Европейском союзе идеологии”.
Современная западноевропейская политика Вашингтона базируется на трех основаниях:
во-первых, стратегический контроль над европейским пространством США осуществляют с помощью военного присутствия в Европе и совместной деятельности в рамках НАТО. “Только сильная НАТО с США как осевой державой, - делает вывод американский исследователь К. Лейн, - может предотвратить дрейф Западной Европы к национальному самоутверждению и отходу от нынешнего уровня экономического и политического сотрудничества”
во-вторых, Америка контролирует экономическое развитие Западной Европы посредством множества филиалов американских фирм, инвестиций, торговли товарами высоких технологий, взаимным снятием торговых барьеров и т.п. Среди американских специалистов вынашивается идея учреждения Североатлантической свободной торговой зоны – “супер-НАФТА”, на которую пришлось бы более половины мировой торговли и валового продукта мира. Здесь преобладает уверенность, что “самым существенным фактором для США является то, что у Европы нет иного выбора, кроме как бросить якорь в нашей зоне”;
в-третьих, для утверждения подконтрольности стран ЕС Вашингтон активно использует средства и методы, обычно объединяемые под названием политики “разделяй и властвуй”. США выделяют среди своих западноевропейских партнеров Германию, возбуждая страх перед германским гегемонизмом, который может служить наилучшим аргументом в пользу присутствия американских войск в центре Европы. Вашингтон поддерживает расширение Евросоюза, надеясь затормозить углубление интеграции и превратить это объединение в достаточно аморфное образование, заблудившееся в поисках компромиссов между ЕС из 25 или 26 членов с различными уровнями развития и разной культурно-цивилизационной совместимостью с ядром союза. Трудности европейской консолидации вселяют уверенность в правящих кругах США, что “Европа обречена быть квазиавтономным протекторатом Соединенных Штатов”.
Наиболее реалистическим, по всей видимости, следует считать следующий разворот событий в Западной Европе:
а) Евросоюз несколько отходит от общего русла атлантической политики, выразителем которой выступают США;
б) произойдет сближение более проатлантически настроенной и действующей Британии и европейски самоутверждающейся Франции, а вместе они будут находить общий политический язык с демонстрирующей свою умеренность Германией;
в) изменится взгляд западноевропейцев на Восточную Европу, которая будет признана интегральной частью того феномена, который в настоящее время на Западе принято называть “Европой”;
г) ЕC прирастет новыми 10-12 членами, его “вес” как торгового блока, как источника инвестиций, как мирового культурного центра значительно возрастет;
д) встанет вопрос о приеме в союз Турции, но только после того, как объединившаяся Европа сумеет справиться с “имплантацией” в единый интеграционный организм вновь принятых восточноевропейских членов.
Россия в своей европейской политике постоянно сталкивается с Соединенными Штатами не только потому, что они являются единственной сверхдержавой и их мировая гегемония в значительной степени зависит от того, насколько прочным окажется западноевропейский “столп” их глобальной стратегии. Тысячи политических, экономических, военных, культурных, родственных нитей и связей превращают США в европейскую страну, этот их статус признан мировым сообществом и как таковой он должен учитываться при разработке и определении внешнеполитической линии России в Европе, чтобы не делать ее пленницей или производной от российско-американских отношений.
С другой стороны, РФ не должна преувеличивать степени слитности и единства интересов и ресурсов западноевропейских государств. ЕС уже стал организацией большей, чем конфедерация, но только в обозримом будущем может стать федерацией. Э. Понд следующим образом характеризует руководящие органы ЕС: “Европейская комиссия… является частично коллективным менеджером, частично секретариатом, частично легислатурой, частично защитником малых членов союза от ее мощных четырех лидеров. Но штат Комиссии чрезвычайно мал (едва ли больше, чем администрация города Кельна), исполнительные функции Комиссии недостаточны для выработки быстрых общих усилий. Самым важным органом ЕС продолжает оставаться Европейский совет, форум полусуверенных лидеров, которые встречаются каждые два месяца в разных местах для постоянного обсуждения общезначимых проблем”. Бюджет ЕС составляет всего лишь 1,27% совместного ВНП стран-участниц и половина этой суммы уходит на программы помощи фермерам Евросоюза. Отдаляющаяся до бесконечности с принятием новых членов перспектива для ЕС стать единым государством является основной причиной сохраняющейся зависимости Европы от США.
|
|
|
