Личностные истоки богоотрицания Фрейда. Отцовский комплекс как основа его бессознательного амбивалентного отношения к религии.

Что явилось истоком столь страстного неприятия религии Фрейдом? В какой-то степени ответом на этот вопрос могут быть слова Бердяева: "Человек обманывает себя, думая, что его сомнение против веры интеллектуально-познавательно. Когда отрицают существование Бога, это есть лишь выражение страстного эмоционального состояния, заслуживающего, впрочем, большого сочувствия"(2:72-73).
Для того чтобы понять причину фрейдовского "отречения", наверное, имеет смысл обратиться к его личной жизни.
В работе "Неудовлетворенность культурой" он говорит: "Мне кажется неопровержимым тот факт, что религиозная потребность проистекает из инфантильной беспомощности и вызванного ею влечения к отцу... Я не мог бы назвать ни одной другой, возникшей в детстве потребности, которая бы могла приблизиться к потребности в покровительстве отца "(25:320). Сказанное в последних строках, наверное, можно было бы назвать объяснением Фрейда в любви к собственному отцу. И тут возникает естественный вопрос: а о чем говорит отсутствие религиозной потребности? О том, что у человека не было ни детской беспомощности, ни влечения к отцу? Ведь Фрейд, судя по его словам, был убежденным атеистом. Знакомство с историей жизни нашего героя дает понять, что именно эта парадоксальность, двойственность чувств к отцу и была причиной "страстного эмоционального состояния". В предисловии ко второму изданию "Толкования сновидений" Фрейд пишет: "Для меня эта книга имеет и другое значение, субъективное, которое я осознал лишь по окончании работы. Я понял, что в ней заключена часть моего самоанализа, моей реакции на смерть отца, - одной из самых горестных драм человеческой жизни".
Якоб Фрейд скончался осенью 1896 года. Зигмунд писал Вильгельму Флису: "Каким-то неясным образом, лежащим за пределами обычного сознания, смерть отца очень глубоко на меня повлияла. Я высоко ценил его и всецело понимал. С присущей ему смесью глубокой мудрости и фантастической беспечности он очень много значил для меня в жизни. С его смертью истекло его время, но внутри меня это трагическое событие заново пробудило все мои ранние чувства. Сейчас я ощущаю себя полностью раздавленным"(8:181).
Фрейд долго не мог примириться со смертью отца, не мог избавиться от наплывавших образов и воспоминаний о нем. Внешне это были приятные воспоминания: Якоб, идущий с ним на воскресную прогулку в Пратер, послушать музыку во дворце при смене караула; Якоб за пасхальным столом, произносящий наизусть еврейскую молитву; Якоб, приносящий ему книгу в день получки... И только некоторые бередили его душу, заставляли вспоминать об отце с болью. "Мне было десять или двенадцать лет, когда отец начал брать меня с собой на прогулки и беседовать со мною о самых различных вещах, - вспоминает Фрейд в "Толковании сновидений". Так, однажды, желая показать мне, насколько мое время лучше, чем его, он сказал мне: "Когда я был молодым человеком, я ходил по субботам в том городе, где ты родился, в праздничном пальто, с новой хорошей шляпой на голове. Вдруг ко мне подошел один христианин, сбил мне кулаком шляпу и закричал: "Жид, долой с тротуара!" - "Ну и что же ты сделал?" - " Я перешел на мостовую и поднял шляпу",- ответил отец. Это показалось мне небольшим геройством со стороны большого сильного человека, который вел меня, маленького мальчика, за руку"(22:204-205).
Упорно всплывала перед мысленным взором еще одна сцена: когда ему было семь лет, он вошел в спальню родителей после того, как они, должно быть, заснули. Дверь была плотно закрыта, но не заперта. Шагнув в темноту комнаты, он неясно увидел и услышал в постели родителей череду непонятных движений, необычайно взволновавших его. Его отец, почувствовав, что кто-то вошел, посмотрел через плечо, увидел стоявшего мальчика и замер. Дальше воспоминание было туманным: иногда он видел себя мочившимся на пол сразу за дверью, иной раз имел смутное впечатление, будто побежал к постели, бросился в объятья матери и тут же помочился. У отца это вызвало отвращение, и он сказал: "Из тебя ничего не выйдет!" Слова отца не выходили из головы. Не потому ли эта сцена возвращалась к нему так часто? С нею был связан и другой элемент, с которым он никогда прежде не сталкивался. Почему он помочился в спальне родителей? С двух лет его кровать всегда была сухой и чистой. Почему в семь лет он совершил столь возмутительный акт без явной необходимости?
Ответ пришел внезапно, дав объяснение и самому этому эпизоду и терзающему чувству вины перед Якобом. Он ревновал к своему отцу! Он хотел положить конец тому, что происходило - и выбрал самый драматический способ: освобождая мочевой пузырь, он симулировал то, чем занимался его отец. Он как бы завершал акт любви, случайно увиденный им.
Фрейд писал Флису: "Я обнаружил любовь к матери и ревность к отцу также в моем собственном случае и считаю теперь это общим феноменом раннего детства. Если это так, то захватывающая сила "Эдипа - царя"... становится разумной". Он добрался до конечной правды! Его невроз после смерти Якоба был вызван тем фактом, что его подсознание считало его виновным в желании убить отца и лечь в постель с матерью. Его реакция на открытие была глубоко эмоциональной. Если он не ошибается насчет Эдипа - тогда он достиг ядра, определяющего состояние человека. Но еще более важным оказалось открытие того, что детские чувства не теряют своей остроты и у взрослых. В "Толковании сновидений" он описывает сон, в котором видит отца в виде пожилого господина. "Спутник мой слеп, по крайней мере, на один глаз, и я держу перед ним стакан для мочи".
После этого сна он пишет в записной книжке: "...Даже после разрушения Эдиповой ситуации детские чувства ревности, соперничества и агрессии в отношении отца способны проявляться. Они изменяют себя для нормального сознательного состояния, но не для сновидения". У Якоба была глаукома, он почти ослеп на один глаз, и вот сын мстит ему, выставляя себя авторитетной фигурой и заставляя старика мочиться в мочеприемник. Он был поражен силой настроений против отца, сохранившихся в подсознании. "Родители не хотят быть мертвыми. Они живут с нами до нашей смерти. Не поэтому ли появилась мысль о тяжелых надгробных камнях - держать под землей мать и отца?"- записал Зигмунд после установления памятника на отцовской могиле.
Эти слова, пожалуй, и могут раскрыть причину, по которой Фрейд столь яростно боролся с религией. Он перенес на Отца небесного те негативные чувства, которые испытывал к отцу земному. Не имея сил отказаться от Якоба даже после его смерти, он отказывается от гораздо большего: самой идеи Бога. Отвергнув её, он словно переступает через свой страх и кричит отцу: "Вот он я - свободный и независимый, не нуждаюсь даже в Боге, а, значит, тем более, могу обойтись без тебя!"
Ведь, следуя логике Фрейда, "задачей человеческого развития является преодоление инфантильной привязанности. Человек должен научиться иметь дело с реальностью. Если он знает, что ему не на что положиться, кроме собственных сил, то научится и правильно ими пользоваться. Только свободный человек - человек, освободившийся от власти авторитета, власти, которая одновременно угрожает и защищает, - может правильно употребить разум и понять мир и свою роль в нем объективно, не впадая в иллюзии... Только тогда мы вырастаем и перестаем быть детьми, боязливыми и зависимыми от авторитета, мы можем осмелиться на самостоятельное мышление; но верно и обратное: только если мы осмелимся мыслить, мы освободимся от господства авторитета. В этом контексте, согласно Фрейду, чувство беспомощности противоположно религиозному чувству"(31:152).
Отношение Фрейда к религии можно, наверное, назвать "особым способом преодоления Эдипова комплекса", который помог ему избежать тяжелейшего невроза. Ведь до смерти отца он отнюдь не был таким уж убежденным атеистом. В этом можно убедиться, читая строки его писем к Марте, тогда еще невесте:
"...Действительно, человечество в течение столетий верит. Следовательно, веру, религию ни в коей мере нельзя считать безрассудством. Напротив, в религии есть высший смысл... Лессинг прав в том смысле, что религиозное воспитание многих поколений обусловило прогресс человечества. Влияние религии на сознание человека огромно, особенно когда религиозные, глубоко философские идеи перестали быть застывшими догматами. Они стали объектом глубоких научных размышлении и, конечно, оказали огромное влияние на мировое искусство, поэзию и литературу... Даже если отвлечься от глубокого содержания религии, то надо признать, что её необычайная одухотворенность и логическая стройность вдохновляли лучшие умы человечества" (30:54-55). Это письмо было написано в июле 1882 года. После этих строк слова о том, что "религиозное воспитание несет на себе большую часть вины за помрачнение ума человечества"(23:134), и, что " о вреде религиозных задержек развития мышления свидетельствуют жизнеописания почти всех выдающихся людей прошлых времен"(27:408) буквально режут слух.
Как же должен был измениться человек, чтобы так изменить свои взгляды?
А, может, он и не менял их вовсе, а содержал в себе и то, и другое? "Нам часто случалось открывать амбивалентность чувств в настоящем смысле, т.е. совпадение любви и ненависти к одному и тому же объекту, в основе значительных культурных образований. Мы ничего не знаем о происхождении этой амбивалентности. Можно допустить, что она - основной феномен жизни наших чувств. Но, как мне кажется, достойна внимания и другая возможность, а именно, что первоначально амбивалентность чужда жизни чувств, и приобретается человечеством благодаря переживанию отцовского комплекса, где психоаналитическое исследование еще и теперь открывает его более выраженным у отдельного человека", - так пишет Фрейд в заключительной части "Тотема и табу".
Теперь попытаемся вернуться к тому, что было сказано раньше. Если принять во внимание, что все человечество - единый "Адам", то Первородный грех был, по существу, восстанием против Отца и овладением Матерью (природой) - " комплексом Эдипа", возросшим до масштабов истории. В этом случае и первичная амбивалентность - результат этой ситуации. А, поскольку, каждый человек - маленькое подобие Первочеловека, то каждый из нас несет в себе эти чувства, отреагируя их на "домашних богах" - отце и матери. Если понимать слова Фрейда, что ".. человечество в целом приобрело свое сознание вины, источник религии и нравственности в начале своей истории их Эдипова комплекса..."(32:211) именно в этом аспекте, то с ним нельзя не согласиться.