 |
Глава пятая
|
|
|
|
Благодаря учебе с полной нагрузкой и сменам в «Бинс» я занята, но настоящая причина, по которой я не открыла коробки с деталями моей кровати и стола – просто не хочу. Я установила пружинную сетку и матрас в углу комнаты, добросовестно застелила их соответствующей простыней и одеялом, и когда Келлан поблизости, осторожно выбираюсь из комнаты, чтобы он не увидел, что у меня нет ни склонности, ни знаний собрать все это.
Сейчас вечер пятницы и ночь двадцать первого дня рождения Келлана, а на работе мне нужно быть к пяти. Чуть раньше я встретилась с Кросби на кампусе, и он дал мне ключи от дома, пообещав, что к десяти все парни из братства разойдутся. Меня это вполне устраивает, потому как после работы последнее, что мне будет нужно – оказаться в пятницу вечером единственной девчонкой среди перевозбужденных парней из братства.
По крайней мере, не в этом году.
В любом случае Кросби сказал Келлану, что приедут его родители, чтобы забрать их на ужин, а после они отправятся обратно в дом братства на вечеринку, поэтому Келлан сидит в костюме и галстуке, с открытым учебником на коленях и джойстиком от видеоигры в руке, стараясь балансировать между студентом и примерным сыном.
– Привет, – говорю я, надевая пиджак. Закрываю за собой дверь, уже не впервые желая, чтобы на ней был замок. А раз его нет, придется довериться Кросби, что он никого туда не впустит. Не то чтобы у меня было что-то ценное, чтобы украсть – ноутбук в сумке, а больше ничего стоящего и нет. Или собранного.
Келлан ставит игру на паузу:
– Идешь на работу?
– Как всегда.
– Знаешь, для соседей мы нечасто видим друг друга.
Это правда. Большинство моих пар с утра, чтобы я могла работать после обеда и по вечерам, а Келлан выбрал дневные пары, чтобы иметь возможность поспать или побегать утром. Если я не работаю, то провожу вечера в библиотеке, занимаясь – я правда не думала, что «усердно заниматься» будет так трудно, но это так, – и когда прихожу домой, Келлан либо гуляет, либо спит.
|
|
|
К его чести, он придерживался нашей договоренности не приводить народ домой. Он реализовывал свою потребность в общении за пределами квартиры, исключение составлял Кросби. Я притворяюсь, что делаю тоже самое, но по большей части провожу время сама с собой. Марсела не затрагивает тему «соседи с Келланом МакВи», хотя точно знаю, что ее это, должно быть, убивает, а Нэйт слишком милый, чтобы по-настоящему подтрунивать надо мной из-за этого.
Это довольно странно, но больше всех я разговариваю с… Кросби.
Не буду думать об этом.
Посылаю ему улыбку:
– С днем рождения. Наслаждайся своим ужином. – Что на самом деле означает: «Обработай здесь все хлоркой, когда стриптизерши уйдут», но, когда он с широкой улыбкой благодарит меня, я просто машу в ответ и отправляюсь вниз за велосипедом.
Когда я приезжаю, в «Бинс» царит суета. С пяти до восьми мы сбиваемся с ног. Можно было бы взять еще персонал, но это местечко настолько маленькое, что большему количеству людей за стойкой просто не хватило бы места. И сейчас-то мы с Марселой и Нэйтом с такой регулярностью бьемся бедрами, локтями и отдавливаем друг другу ноги, что уже не заморачиваемся всякими там «ауч» и «прости».
Когда наконец наступает временное затишье, мы сползаем по стойке, пока Нэйт делает всем нам эспрессо. Тишина усугубляет нашу усталость сильнее, чем любая затянувшаяся неловкость, но Нэйт меняет ситуацию, говоря:
– Итак, день рождения Келлана МакВи.
Я бросаю на него взгляд:
– Ах-ха.
– Большие планы?
Я жестом указываю на кофейню:
– Это мой план.
– Ему двадцать один и он не отмечает?
|
|
|
– Я не сказала, что он ничего не устраивает. Это я ничем не занята. С чистого листа, помнишь?
Марсела фыркает в свой эспрессо, но умудряется прикусить язык. Я предполагала, что после всех этих недель ей есть что сказать, но она была удивительно сдержана. Или просто замкнулась в себе, готовая взорваться в любой момент.
– Я вот что видел… – начинает Нэйт, доставая телефон из заднего кармана и открывая страницу в Facebook. Каким-то образом он умудряется быть приглашенным повсюду, хотя никогда никуда не ходит. Думаю, из-за этого его сочетания он кажется старше нас, и, следовательно, спокойней, но на самом деле мы одного возраста, поэтому могу сказать, что он не такой. И хотя я не должна смотреть, мы с Марселой обе придвигаемся ближе и встаем по сторонам от Нэйта, глядя в его телефон.
Это приглашение на вечеринку только для членов группы в квартире Келлана – в нашей квартире, – чтобы праздновать ДВАДЦАТЬ ОДИН ПОТРЯСАЮЩИЙ ГОД. Обещают стриптизёрш, пиво и, ах, да, стриптизерш. Вообще-то, в приглашении стриптизерши упомянуты семь раз.
Марсела с Нэйтом смотрят на меня с обвиняющим выражением на лицах.
– Что? – протестую я. – Посмотрите на список контактов – я даже не приглашена.
– Это у тебя дома, – указывает Марсела.
– Только для парней, если, конечно, ты не стриптизерша.
Нэйт неодобрительно смотрит на меня:
– Так что ты делаешь сегодня вечером?
Я неловко пожимаю плечами:
– Просто… пойду куда-нибудь еще.
Марсела на секунду забывает, что злится на меня:
– Где это «куда-нибудь»?
– Просто дом друга.
Ее глаза вспыхивают:
– Ты смогла завести каких-то «приличных» новых друзей? – Она жестом показывает кавычки, хотя я ни разу не воспользовалась этим словом, разрывая с ней отношения.
– Я не говорила, что мне нужны «приличные» друзья, я сказала, что мне нужны были другие друзья.
– Друзья, которые будут лучше.
Я пытаюсь сделать успокаивающий вдох.
– Друзья, которые не любят вечеринки. Которые не прячутся на задворках, пока меня арестовывают.
Она слегка отшатывается, и я вижу вспышку боли на ее лице, но затем оно снова разглаживается в настоящую злую личину:
– Ты не должна была прятаться за гребаным компостным баком.
|
|
|
– Да ладно!
– И кто этот «друг»?
– Никто.
– Это Келлан МакВи?
– Нет!
Она прищуривается:
– Это Кросби Лукас.
– Нет, – чересчур поспешно говорю я. – Это не он.
– Ты трахаешь его?
– Говорите тише! – в конце концов рявкает Нэйт.
– Не твое дело, кто мои друзья.
– Сложно сделать «никого» моим делом, – парирует Марсела.
– Вот и не лезь.
– Девочки… – пытается вклиниться Нэйт.
– Я буду делать инвентаризацию, – говорит Марсела, разворачиваясь на каблуках своих кожаных сапог и бросаясь на кухню.
Я чувствую жар и головокружение от злости, забытый эспрессо остывает в моей руке. Со стуком ставлю его на стойку и пытаюсь успокоиться.
– Прости, – говорит Нэйт через мгновение. – Я просто думал…
– Это не твоя вина, – сухо говорю я. Посетитель храбро подошел к кассе и заказал обезжиренный латте. Я приклеиваю улыбку, пока делаю кофе и двигаю его по стойке.
– Как ты? – спрашивает Нэйт, задерживаясь рядом и явно испытывая неловкость.
– Просто прекрасно.
– Я не про стычку. Я про то, что ты живешь там. И о том, что тебе предстоит сегодня вечером, что бы это ни было.
– Все прекрасно. – Но затем мне приходится зажмуриться, прогоняя слезы, и слова звучат менее чем убедительно.
* * *
Я просыпаюсь в замешательстве, плохо понимая, что происходит. Теплый яркий свет льется из окна, а когда я тянусь за телефоном, чтобы посмотреть время, он лежит на столе, а не на перевернутом ящике из-под молока.
В прошлом году я слишком много раз просыпалась в очень похожей ситуации, но сегодня, когда я с опаской поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто рядом со мной, незнакомая кровать пуста.
Кровать Кросби Лукаса.
Как он и сказал, когда я приехала прошлым вечером, дом был пуст, и я затащилась наверх по лестнице, сменила рабочую одежду на пижаму и заползла в кровать.
Он постирал простыни, как обещал, и они мягкие и пахнут лимоном, матрас ни жесткий, ни мягкий – то что надо.
Я не собираюсь осваиваться в кровати Кросби Лукаса. Если верить слухам, здесь было множество девчонок, но очень немногие удостоились повторного приглашения. И у него никогда не было подружки. Он серьезно относится к учебе и бегу, и, хотя он и находит время для забав, это всегда несерьезно. Что просто замечательно, потому что это не та дорога, по которой я намерена идти. Не то чтобы такой вариант вообще существовал.
|
|
|
Я переодеваюсь в джинсы и футболку, тороплюсь через холл, чтобы сполоснуть лицо и почистить зубы, наношу тушь и блеск для губ и собираю свои вещи. Замираю на верхней ступени, прислушиваясь к голосам, но в этот час дом по-прежнему тих. Как можно быстрее спускаюсь на цыпочках, и сердце колотится в груди, когда я никем не замеченная выбираюсь на улицу. Две другие девчонки с тем же сочетанием наспех собранной сумки для ночевки и моих обычно буйных волос, крадущиеся из других домов братства, кивают мне словно сообщнице по преступлению. Я киваю в ответ, несмотря на то что внутренне съеживаюсь. Потому что в прошлом году это была я. Кучу раз.
Я еду домой, но затем меняю маршрут, уверенная, что какой бы бардак они не сотворили прошлой ночью, он до сих пор не убран. Вместо этого я разворачиваюсь и еду в город, паркую велосипед у небольшого кафе и направляюсь внутрь, чтобы заказать омлет. Сочетание отличного сна и всепоглощающей жалости к себе сделало меня голодной. Достаю ноутбук и погружаюсь в изучение английской литературы, и выныриваю в мир только когда официант спрашивает, не нужна ли мне четвертая чашка кофе. Уже почти полдень, а я обещала себе, что соберу сегодня стол и кровать. Отказываюсь от кофе. Какой бы ужас не ждал меня дома, время встретиться с ним лицом к лицу.
Оплачиваю счет и еду домой, воздух позднего лета свеж и чист. Обычно по утрам выходных на кампусе Бернема безлюдно, студенты отсыпаются после вчерашних загулов, и я миную всего горстку людей, когда кручу педали вдоль покрытой листвой обочины.
Когда я приезжаю, в квартире тихо. Пристегиваю велосипед к перилам, прежде чем устало затащиться по ступеням и скользнуть ключом в замок. У парадной двери опрятно: изобилие обуви для бега, принадлежащей Келлану, расставлено в ряд у одной стены, а две моих пары с другой. Пристраиваю к ним свои ботинки и взбираюсь по ступеням в гостиную, ожидая обнаружить дюжину незнакомцев, спящих на полу, но там только Кросби, с тряпкой для пыли в одной руке, вытирает кофейный столик.
– Привет, – говорю я. В ответ тишина. Понимаю, что он в наушниках, и говорю еще раз, громче. По-прежнему ничего. Я подхожу и похлопываю его по плечу. Он подпрыгивает и так быстро разворачивается, что мы оба вскрикиваем и, споткнувшись, отлетаем назад. Я к телевизору, шлепнувшись о него лопаткой, а он хватается за диван, удерживая равновесие.
|
|
|
– Черт, Нора! – со смехом сконфуженно восклицает он, выключая mp3 плеер и засовывая его в карман. Он в джинсах и расстегнутой белой рубашке поверх майки, босой, короткие волосы взъерошены, а щеки розовые из-за недавней встряски.
– Ты напугала меня.
– Прости. – Я стараюсь не рассмеяться, но все же не могу сдержать смешок. – Я сказала «привет».
Он приподнимает бровь.
– Я не слышал тебя.
Оглядываюсь на пустоту вокруг. Двери в обе спальни закрыты.
– Все ушли?
– Да. Недавно.
– Как вечеринка?
– Довольно грандиозно.
Я медленно разворачиваюсь, осматривая комнату. За исключением двух полных мешков с мусором, ожидающих на лестнице, мусорной корзины, переполненной бутылками, и известного фото Памелы Андерсен на развороте «Плейбой», прикрепленного к стене, квартира выглядела как обычно. И пахла чистящим средством.
– Что ты сделал такого, что на тебя свалили уборку?
Он пожимает плечами.
– Так получилось. – Он замечает Пэм. – Дерьмо. – Торопится к стене и срывает изображение в натуральную величину.
– Ты и за декор отвечал?
Он краснеет:
– Типа того.
Я передаю ему ключи.
– Спасибо. Я сфотографировала все твои вещи, чтобы выложить на eBay.
– Здорово. А я сдержал свое обещание – никто не заходил в твою комнату кроме меня и парочки стриптизёрш. – Я свирепо смотрю на него, а он мило улыбается. – Тебе нужны новые простыни.
Я направляюсь к своей двери.
– Знаю, что ты разыгрываешь меня, но все равно проверю.
Делаю вдох и поворачиваю ручку. Комната в том же состоянии, в каком я ее оставила.
– Кстати, об этом.
Я подпрыгиваю. Кросби прямо за мной. Так близко, что я чувствую его дыхание на своих волосах, когда он говорит. Не шевелю ни одним мускулом, и каждая вероломная клетка моего тела не желает отходить, хоть я и знаю, что должна.
– О чем? – слышу себя, застыв, как вкопанная...
– Об этом. – Он распахивает дверь и жестом указывает на мою жалкую обстановку. – Почему ты до сих пор не собрала мебель?
Я слегка сникаю, разочарованная. Не знаю, что я ожидала услышать. «Об этой странной химии, которая, кажется, есть между нами. О том факте, что только я остался в твоей квартире, а ты прошлой ночью спала в моей постели. Что мы будем делать с этим? »
Я прочищаю горло.
– Это в списке моих ближайших дел?
– Тебе требуется мужская рука?
Странное покалывание начинается в моих ступнях, поднимается по ногам и сходится в одной точке между бедер. Есть кое-что, где мне понадобилась бы рука, Кросби...
И в прошлом году я бы так и сказала. Но в этом году? Обновленная версия Нора-Боры? Даже после трех месяцев воздержания? Она скажет нет.
– Если ты не возражаешь.
Он хлопает ладонями по бедрам.
– Я не возражаю. Мне нравятся такие штуки.
Я душу на корню странное теплое чувство, которое норовит расцвести, словно оно сорняк, который нужно вывести. Это нелегко, и, может, один или два побега останутся, но я работаю в этом направлении. Особенно когда Кросби снимает рубашку и остается в джинсах и белой майке, а его мышцы напрягаются, когда он хватает коробку с деталями моего будущего стола и кладет на пол.
– У тебя есть канцелярский нож?
– Конечно. Я держу один такой под подушкой.
У него уходит несколько секунд, чтобы понять, что это сарказм.
– Зануда. – Он корчит мне рожу. – У Келлана есть ящик с инструментами под раковиной. Не хочешь принести?
Я возвращаюсь с ящиком, а затем присоединяюсь к Кросби на полу, когда он открывает коробку и находит инструкцию. К моему удивлению, он читает ее. Или, правильнее сказать, рассматривает, потому как на ней нет слов. В любом случае он не старается притвориться, что знает все, словно он мастер-сборщик столов. Закончив с инструкцией, откладывает ее в сторону и начинает собирать детали, говоря мне, что подать, что найти, что делать. Я должна бы быть раздражена, но мне очень не хотелось делать этого самой, поэтому совсем не возражаю. И после целого лета одиночества вроде как приятно с кем-то пообщаться.
– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.
– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.
– В пятницу?
– Я не слишком интересный человек.
Он бросает на меня взгляд.
– Уверен, ты очень интересная, Нора.
Я смеюсь, а он улыбается с шурупами во рту, выуживая один и засовывая в следующее отверстие.
– Как ты справился с материалом?
– Что? А, биология? Справился на отлично.
– Молодец.
Он пожимает плечами и берет последний шуруп.
– Знаешь, что странно?
Вся эта ситуация?
– Что странно?
– Я ненавижу колледж.
– Да? Я думала, ты хотел преподавать.
– Да, я хочу быть учителем. Глупо, верно?
– Не совсем.
– Нет? Почему?
– Если это то, чем ты хочешь заниматься, то не вижу в этом ничего глупого.
– Но ведь я ненавижу учиться, – повторяет он. – И у меня отстойно это получается. Почему, ты думаешь, мне приходится часами учить то, что другие усваивают за пять минут?
Я наблюдаю, как он собирает выдвижной ящик, словно хлеб маслом мажет. В нем нет ничего глупого.
– Потому что ты знаешь, какого это – усердно трудиться? – предлагаю я. – В старании нет ничего неправильного.
Он сосредоточен на своем занятии, но я вижу, как его рот изгибается.
– Полагаю, тебе лучше знать.
– Что ты имеешь в виду?
– Я о том, что ты всегда в библиотеке. У тебя пять предметов и работа. Ты тоже усердно трудишься.
Думаю о том, как в прошлом году я делала совсем противоположное и загнала себя в эту ситуацию.
– Ну, мне приходится.
– Да? Почему?
– Чтобы жить хорошо. Разве не этого все хотят?
– Полагаю, так.
– Ты хочешь плохо жить, Кросби?
Теперь он улыбается.
– Да, Нора. Я хочу жить ужасно.
Я смеюсь и подаю ему деталь, на которую он указывает.
– Что ты хочешь преподавать?
Он шумно выдыхает и начинает собирать второй ящик.
– Может, историю.
– Я думала, ты скажешь физкультуру.
– Почему?
Я закатываю глаза.
– Ох, ну не знаю, Кросби. Просто догадка.
– Из-за этого? – спрашивает он, напрягая бицепс. И хотя я изо всех сил стараюсь выглядеть не впечатлённой, легкий трепет сексуального узнавания пробегают по позвоночнику. Он очень… большой.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он смеется и жестом показывает мне отодвинуться, чтобы он мог собрать другую ножку стола.
– Что насчет тебя? Что сделает твою жизнь такой замечательной?
– Не знаю. Но степень кажется первым шагом.
– Степень в чем?
– Я еще не решила.
– Правда? Я думал, что девушка, которая проводит все лето в колледже, должна работать в направлении определенной цели.
Моей целью было поднять отметки с D- до C+ и отработать два с половиной месяца общественных работ, не привлекая особого внимания.
– Просто стараюсь держаться на высоте.
– Чем ты занималась, когда кампус пустовал?
Сглатываю. Не хочется лгать, но я не готова к тому, чтобы кто-то узнал, насколько я все испоганила.
– В основном просто работала. Училась и работала. Ходила на… прогулки. – И по пути вляпывалась в неприятности.
– Одна?
– На моем этаже жили четыре человека, – говорю я. Восемь в моей уборочной бригаде. – Двое не разговаривали по-английски, а другая девушка проводила двадцать часов в день играя на пианино. Ее пальцы прямо-таки кровоточили.
Он морщится:
– Это отвратительно.
– Расскажи мне о вечеринке.
Он кряхтит.
– Ты не хочешь об этом знать.
– Почему нет? – Если я не могу присутствовать на вечеринках, может, я могу жить опосредованно, через Кросби. Но даже когда я думаю об этом, ловлю себя на том, что надеюсь, он не расскажет о перепихе со стриптизершей – или любой другой девчонкой.
– Ты когда-нибудь бывала на вечеринках братства, Нора?
Избегаю его взгляда. Он наверно думает, что я слишком застенчива, но мне просто сложно встретиться с ним глазами, пока лгу:
– Нет.
– Что ж, держись от них подальше. Они частенько выходят из-под контроля.
– Но ты можешь справляться с этим?
Опять смеется:
– Я вроде как люблю это. Благодаря им я могу выносить все остальное дерьмо. Это единственное, что мне легко дается.
– Тусоваться?
– Да.
Думаю о событиях прошедшего года. Как безрассудно я бросилась в тот мир. Как это было здорово. А потом перестало.
– Как ты развлекаешься? – спрашивает он. Я понимаю, что он старается быть любезным. Представить мои предполагаемые хобби – вязание и наблюдение за звездами – интересными.
– Охочусь на привидений, – говорю я.
– Ты чертова лгунья, Нора.
Я не могу удержать невозмутимое выражение лица.
– Я не развлекаюсь, – говорю ему. И теперь мне легко смотреть ему в глаза. – Я вроде как… не могу.
– Не можешь развлекаться?
– Не могу найти в этом баланс, – поясняю я. – Я не могу как ты – бегать, учиться и тусоваться. Всегда так было. Не знаю, почему.
– Так ты только учишься? Никогда не веселишься?
– Учеба – не самая худшая вещь в мире.
– Ну, похоже на то. Ладно, вставай. – Стол собран, мы оба поднимаемся, когда он ставит его вертикально и двигает к стене. Он немного сдвигает его, взявшись одной большой рукой за край, и я сейчас же хочу сделать что-то «веселое». Почувствовать эту руку на себе. – Нормально смотрится? – спрашивает он.
– Да, – чересчур поспешно говорю я. Слегка задыхаясь.
Он одаривает меня странным взглядом.
– Ты в порядке?
– В абсолютном.
– Кто-нибудь беспокоил тебя прошлой ночью?
– Нет. Я даже не видела никого.
Его нахмуренный лоб медленно расслабляется.
– Хорошо.
Из-за того, что моя кровать занимает слишком много места, мы собираем деревянный каркас в гостиной, где едва хватает места. Как и прежде, Кросби делает всю работу. Я в основном наблюдаю и передаю ему детали. Не знаю, чувствует ли он, что в моей комнате происходило что-то странное, или просто хочет сменить тему, но он снова спрашивает о рисунке «Стив Холт», и мы начинаем говорить о телевидении.
Когда каркас собран, он аккуратно проносит его сквозь дверной проем обратно в комнату. Я стою у края, который ближе к двери и приподнимаю его, затем он поднимает матрас, и я подталкиваю каркас под него. В теории все звучало проще, но в итоге мы ставим все на место, и когда я начинаю расправлять скомканное одеяло, Кросби останавливает меня.
– Что?
– Ты должна убедиться, что она крепкая, – говорит он.
– Прошу прощения?
– Залезай. – Он сжимает мою руку и затягивает на кровать, чтобы я стояла по центру. – Прыгай, – говорит он.
– Я не буду… – чувствую себя абсолютно нелепо.
– Прыгай, Нора. Ради моего душевного спокойствия.
– Я не планирую много прыгать на этой кровати, Кросби. Если каркас сломается, то падать всего шесть дюймов. Я выживу.
Он складывает руки на груди.
– Прыгай.
– Отвали. – Я пытаюсь слезть, но он преграждает мне путь. – Кросби...
– Повеселись, – говорит он. – Хотя бы минутку. Я хочу знать, что ты можешь это.
– Ладно, знаешь что? – Вот теперь я рассердилась. – Я ценю твою помощь, но ты заставляешь меня чувствовать себя по-настоящему глупо. Я умею веселиться, просто сейчас мой выбор – не делать этого. Мне нет нужды развлекать тебя, чтобы быть веселой.
Он выглядит удивленным.
– Это не развлечение. – Затем он бросает взгляд на кровать. – Хотя понимаю, что это можно понять неправильно.
Он не останавливает меня, когда я слезаю, отчего чувствую себя слегка обделенной. Словно это был мой шанс, и я упустила его. И если бы позже я попрыгала на кровати одна, то даже близко не было бы так весело, как при Кросби.
– Окей, – говорит он, наступая на кровать. – Я давал тебе шанс. Но если каркас сломается, виновата в этом будешь ты.
– Что ты…
Он начинает прыгать. Матрас скрипит, подушка подлетает, но ничего не ломается. А он все равно прыгает.
– Это ужасно весело, Нора! – он подражает девчачьему визгу.
– Заткнись и слезай.
– Поверить не могу, что ты пропускаешь все веселье!
– Прекрати.
– Один прыжок.
– Ты сломаешь что-нибудь.
– Кого волнует? Ты же платишь за это.
– Кросби… – Невозможно сохранять невозмутимое лицо. Может, это и начиналось как шутка, но, думаю, сейчас он действительно наслаждается процессом. И когда он протягивает руку, я принимаю ее и взбираюсь на кровать.
– Только один раз, – говорю я.
– Конечно, – соглашается он.
Я подпрыгиваю и каркас ломается.
Нижний левый угол опускается, и матрас соскальзывает к краю. Мы с Кросби падаем, трескаясь лбами и громко вскрикивая от удивления и страха. Когда мы наконец приземляемся, я наполовину свисаю с края кровати, и меня удерживает лишь большая рука Кросби, обхватившая мою талию. Его глаза широко распахнуты от шока, а затем он прищуривается и начинает хохотать. Я выползаю из его хватки, шлепаюсь на пол и тоже смеюсь.
– Блин, – задыхается он. – Нора, мне так жаль.
– Вот, что случается, когда люди веселятся! – говорю я, назидательно поднимая указательный палец. – Больше никогда.
Он шлепает меня по руке.
– Это твоя вина, – говорит он. – Знаю, я не должен говорить этого женщине, но думаю, ты слишком тяжелая. Из-за твоего веса кровать сломалась.
Я вешу сорок пять килограмм, и, как нравилось говорить Марселе, весь мой вес был в моей груди. Я знаю, что нетолстая, и Кросби знает это, поэтому не злюсь по-настоящему, когда подхватываю упавшую подушку и бью его ей.
– Прости, – он смеется и откатывается, его лицо красное. – Я должен был сказать, что у тебя «широкая кость»?
– Иди к черту, Кросби. Отремонтируй мою кровать. – Я чувствую возбуждение и радость, несмотря на бардак. Несмотря на тот факт, что дерево разлетелось на щепки и вряд ли его можно починить.
Он соскальзывает по накренившемуся матрасу и присоединяется ко мне на полу, чтобы обследовать повреждение:
– Мне нужно идти.
– Кросби Лукас.
– Пока, Нора. Береги себя. – Он встает, но на самом деле никуда не уходит, а пялится на сломанную кровать.
Я тоже встаю.
– Заводской брак? – предлагаю я.
– Определенно.
– Полагаю, теперь ее нужно разобрать.
Он смотрит на часы:
– Вау. Уже пора?
Я слегка улыбаюсь.
– Спасибо, Кросби.
– За то, что сломал твою кровать? Нет проблем. Где угодно, когда угодно.
Я смеюсь.
– За первую часть. Это… ничего страшного.
– Я помогу тебе снова упаковать и отвезти ее в магазин. Ты не должна ждать доставку. Мы можем сделать это сегодня.
– Уверена, у тебя есть занятия и получше.
– Есть, но я стараюсь быть джентльменом.
– У тебя получается.
– У кого что получается?
Мы разворачиваемся и видим Келлана – он стоит в дверном проеме, скрестив руки и удивленно подняв одну темную бровь. Предполагаю, что сломанная кровать, разбросанные подушки, постельные принадлежности и сброшенная рубашка Кросби могут навести на мысль, что кто-то на чем-то попался, но… это не так. К сожалению.
– Я купила кровать с дефектным каркасом, – говорю я, указывая на искореженный угол.
– Оу. – Он хмурится и заходит в комнату, чтобы разглядеть получше. – Что ты делала, чтобы сломать кровать?
Так тяжело сохранить невозмутимое лицо.
– Прыгала на ней.
– Ты прыгала на своей кровати?
Кросби кашляет в сгиб руки, стараясь замаскировать смех.
– Да.
– Я удивлен, Нора. Это непохоже на тебя.
– Я подумала, что это должно быть весело.
– Ну, они могут не возместить тебе ущерб, если узнают, что ты прыгала на ней. Это безответственно.
Кросби снова кашляет и вылетает из комнаты. Через мгновение мы слышим, как включается вода на кухне, и я представляю, как он заглушает шумом свой смех.
– Я просто скажу им, что ее доставили в таком состоянии.
Келлан пялится на меня, словно не может решить, серьезна я или нет, затем его лицо расслабляется, и он улыбается.
– Они поверят тебе. Кто бы не поверил?
Он возвращается в гостиную, и я слышу, как он спрашивает Кросби, что тот делает тут до сих пор.
– Я прибирал, – отвечает Кросби.
– Почему твоя рубашка в ее комнате?
– Нет ее там.
– Та, в которой ты был прошлой ночью.
– Чувак, ну тогда не знаю, как она туда попала. Ты знаешь, что я делал прошлой ночью. Это была не Нора.
Их голоса затихают, когда они заходят в комнату Келлана, поэтому я вешаю рубашку Кросби на дверную ручку снаружи и тихонько закрываю дверь.
|
|
|
