 |
Глава седьмая
|
|
|
|
В четверг утром занятия начинаются в десять, так что я сплю до девяти, затем с сонными глазами выползаю из комнаты, чтобы перехватить вафли на завтрак. В квартире прохладно, и я переминаюсь с ноги на ногу, дрожа в толстовке и шортах, ожидая, пока тостер завершит свою работу.
– Привет.
Я вздрагиваю и, развернувшись, обнаруживаю Келлана, который сидит на полу в гостиной, касаясь кончиков пальцев на ногах, одетый в одежду для бега.
– Что ты здесь делаешь? – Никогда не видела Келлана по утрам и вроде как привыкла, что квартира принадлежит мне. Он спит в комнате – или спит еще где-то, – когда я ухожу на занятия, и это необычно.
– Групповой забег, – говорит он, разогревая ноги. – Через десять минут.
Я выглядываю в окно. Солнце взошло, подсвечивая желтеющие листья деревьев, растущих вдоль дороги.
Уже ясно, что сегодняшний день будет гораздо лучше, чем вчерашний. На самом деле теперь, когда я решила забыть Кросби Лукаса, все налаживается.
– Повеселись, – говорю я, выкладывая вафли на тарелку, поливая их сиропом и готовясь ретироваться в свою комнату. Я знаю, что команда Келлана медленно собирается, начиная свой маршрут, и Кросби обычно заходит, когда они добираются до нас. Мой новый план не предусматривает встречу с Кросби через девять часов после того, как вступил в силу.
– Хэй, – говорит Келлан, вставая и разгибая спину.
Я останавливаюсь у двери в свою комнату, не донеся вафлю ко рту.
– Что такое?
– Спасибо.
– Пожалуйста? – Понятия не имею, за что он благодарит меня.
– Полагаю, я должен был понять это сам, но Кросби сказал мне вчера вечером, что ты позволила провести здесь вечеринку в честь моего дня рождения, и я ценю это. Знаю, что это не то, о чем мы договаривались, так что... спасибо.
|
|
|
– А. Пожалуйста.
– И... – добавляет он, снова не давая мне вернуться в спальню, – я думаю, мы должны пойти погулять.
Я и так уже остановилась, но теперь полностью замираю с наполовину прожёванной вафлей во рту.
– Что?
Он усмехается и тянется назад, чтобы схватить ногу для растяжки.
– В благодарность. Давай поужинаем завтра? Знаешь «Plein Verre», французский ресторан на окраине города? Как насчет него?
Я так ошеломлена, что едва могу говорить. Уверена, что у меня кленовый сироп на лице, и волосы в беспорядке, и я не почистила зубы, и именно тогда – тогда – Келлан МакВи приглашает меня?
– Ты серьезно? – Я стараюсь проглотить огромный кусок вафли, не прожевывая.
– Да, – говорит он, широко улыбаясь. Он самый горячий парень, которого я когда-либо видела. Он практически излучает уверенность, никогда не переходя границ, в отличие от кого-то, чье имя я забуду к обеду. – Там правда замечательно, – продолжает он, когда я не отвечаю. – Однажды я ходил туда с родителями – там нужно быть в галстуке, и все такое. В смысле, не тебе... только я надену… просто… я имею в виду, ты можешь надеть... блин. – Он стонет. – Я еще не пил кофе.
– Ты не пьешь кофе.
Он смеется, смущенный.
– Верно.
– Конечно, – отвечаю. – Я пойду. – Не хочу видеть в этом нечто большее. Кроме того, я чувствую себя... странно. Не то чтобы в его предложении было что-то неуместное, просто чего-то не хватает. Той искры. Волнения, которое должно возникнуть, когда тебя приглашает на ужин самый горячий парень на кампусе. Я польщена, но на этом все. Наверное, потому что еще рано, говорю я себе. Я только наполовину проснулась. Может быть, когда съем эти вафли и приму душ, то осознаю всю судьбоносность этого момента.
– Супер, – говорит он, и тут раздается стук в дверь. – Я закажу столик на восемь.
Мое сердце начинает биться вдвое быстрее, и я захожу в свою комнату.
|
|
|
– Завтра, – говорю я.
Он стреляет напоследок улыбкой и торопится к лестнице.
– Это свидание.
* * *
В пятницу я должна работать с пяти до закрытия, но Марсела с Нэйтом узнают, что у меня свидание с Келланом МакВи, поэтому соглашаются подменить меня. В пятницу вечером кофейни в Бернеме не слишком переполнены, поэтому с ними все будет в порядке. Они говорят мне это с полдюжины раз, сидя на моей кровати и раздумывая над нарядами, которые я примеряю.
«Verre Plein» – это крошечный французский ресторан с длинным списком вин, дорогим меню и официантами в длинных белых фартуках. Это разительно отличается от макарон с сыром и фаст-фуда, которые доступны на территории кампуса, и мой обычный прикид – джинсы с футболкой – никак не подходит. Я добыла несколько платьев из глубин своего шкафа, и у меня есть три пары туфель на каблуках: черные, золотистые и красные – в дополнение к ним.
– Слишком чопорно, – говорит Нэйт, когда я прикладываю синее ретро-платье с отложным воротничком. – Это свидание с Келланом МакВи, а не с менонитом.
– Хотя попридержи его, – добавляет Марсела, – на случай, если ты действительно пойдешь на свидание с менонитом.
Я вешаю его обратно в шкаф.
– Всегда есть надежда.
Мой следующий вариант – белое платье без бретелек с черными кожаными ремешками, пересекающимися на талии, и черной отделкой снизу, которое оканчивается на добрых шесть дюймов выше колен.
– Нет, – произносим мы все одновременно. Это чертовски сексуально? Да. Уместно ли? Абсолютно нет. Не огорчена ли я слегка, что однажды – может, раз семь – надевала его на выход? Э-э, да.
Они быстро накладывают вето на мои четыре оставшихся платья, называя их безвкусным, скучным, позорным и отвратительным, соответственно. Фиговый гардероб лишь подытожил мою проблему с «все или ничего».
– Так что у меня есть туфли и ничего больше. – Я плюхаюсь на кровать рядом с ними.
– Нет худа без добра, – говорит Марсела, – может быть, это все, что тебе понадобится.
– Сначала пусть оплатит твой ужин, – перебивает Нэйт, – и изображай неприступность, надевая одежду.
Я смеюсь:
– Спасибо, папочка.
– Ладно, – говорит Марсела, – я так и думала, что все может этим закончиться, так что принесла тебе кое-что.
|
|
|
У нее был рюкзак, когда она пришла, но я решила, что он набит учебниками. Между тем она ныряет в него и достает маленькое черное платье с изящным кружевным вырезом. В прошлом году мы менялись одеждой, так что я знаю, что у нас один размер, поэтому по ее настоянию иду в ванную, примеряю его и возвращаюсь для их оценки.
– Да, – объявляет Марсела.
– Примерь их с красными туфлями, – настаивает Нэйт.
Я надеваю их и так быстро кружусь перед ними, что хватаюсь за стену, чтобы не упасть.
– Великолепно, – говорят они. – Идеально.
И глядя в зеркало в полный рост, которое мы прислонили к письменному столу, потому как я не озаботились тем, чтобы повесить его, вынуждена с ними согласиться. Платье без рукавов, аккурат до колена, поэтому открывает довольно много кожи, но не настолько, чтобы не подойти для французского ресторана. Красные туфли оживляют его, а когда подходит Марсела и скручивает мои волосы в свободный пучок, я выгляжу красиво и романтично.
– Мне нравится, – говорю я.
Нэйт бросает взгляд на свои часы и поднимается:
– Напиши нам, как все проходит. Нам нужно идти.
– Кайфолом. – Марсела убирает очередную прядь мне за ухо и удовлетворенно кивает. – Сделай все, что сделала бы я, – командует она.
Я улыбаюсь:
– Обещаю.
– Никаких трусиков, – беззвучно произносит она, когда Нэйт тащит ее из комнаты.
– О, боже, – стонет Нэйт. – Надень трусики, Нора.
Я смеюсь и машу им, а затем изучаю свое отражение в зеркале. У Келлана занятия до семи, что означает, мне нужно убить еще несколько часов до нашего свидания в восемь. У платья нет молнии, его нужно снимать через голову, и так как я не хочу портить прическу, решаю остаться в платье, пока жду. Скидываю каблуки и хватаю учебник по антропологии, чтобы немного почитать.
Вырубаюсь, когда антропология оказывается не такой волнующей, как я думала, и просыпаюсь, скукожившись на диване. Смотрю на время – десять минут восьмого. После окончания занятий, Келлан пойдет домой, что займет у него около двадцати минут. Спешу в ванную, чтобы стереть размазавшуюся тушь и нанести еще один слой. Провожу по губам красной помадой, изо всех сил стараясь преподнести себя непринужденно и эффектно.
|
|
|
Подумываю налить себе бокал вина, пока жду, полагая, что если буду сидеть за стойкой в платье и туфлях, то это будет выглядеть сексуально и утонченно, но у нас нет вина и в этом платье сложно взгромоздиться на стул.
От моей вчерашней нерешительности не осталось и следа. Все что мне было нужно, так это чтобы вся текущая ситуация «Келлан МакВи позвал меня на свидание» улеглась в голове, и как только это произошло, я ощутила радостное волнение. Крошечные бабочки порхают в моем животе, и я меряю шагами гостиную, стараясь успокоиться.
Я не так уж часто ходила на свидания в прошлом году. Много выбиралась поразвлечься, но всегда с Марселой. Вечеринки, бары, тусовки – никогда от них не отказывалась. В попытке скрасить годы одиночества в старшей школе я соглашалась на многое, на что не должна была. Может, поэтому сегодняшний вечер кажется таким особенным – как я сказала недавно, сказать «да» и в самом деле что-то значит.
Мое «да» Келлану МакВи – технически не первое, но первое, о котором он вспомнит – что-то значит.
Смотрю на часы. Без десяти восемь. Он будет здесь с минуты на минуту. Опускаюсь обратно на диван, включаю телевизор и смотрю новости. Мы нечасто видимся дома, так что я не вполне уверена, о чем нам говорить. Может, будет уместно знать о текущих событиях.
Когда ровно в восемь новости закачиваются – Келлана все еще нет дома.
Ничего страшного. У него есть машина, а до ресторана ехать десять минут – кому какое дело, если мы опоздаем на несколько минут?
Пятнадцать минут спустя я определенно начинаю волноваться. И я по-настоящему голодна. Мой желудок урчит – это досаждает, и наконец я сдаюсь и съедаю крекер. Не хочу перебить аппетит.
Без двадцати девять мой желудок скручивает уже от отчаяния и разочарования, а не от голода. Он не пропустит свидание, ведь так? В смысле, я могла бы написать ему, но зачем? Если бы он задержался – или вообще помнил об этом, – он бы прислал сообщение. Или позвонил. Или хоть как-то попытался бы сообщить, что он не забыл обо мне. Снова.
Без десяти девять телефон пиликает, и я хватаюсь за него словно за спасательный круг, но это всего лишь Нэйт спрашивает о последних новостях. Тяжко вздыхаю и не отвечаю. Я не в настроении, чтобы отчитываться о втором романтическом разочаровании за неделю.
В пять минут десятого роюсь в холодильнике в поисках еды, но к выходным я всегда остаюсь без продуктов. Все, что у нас есть – шкаф, забитый дурацкими макаронами с сыром Келлана, несколько контейнеров с протеиновым порошком и полкоробки хлопьев, но нет молока.
|
|
|
Съедаю пригоршню сухих хлопьев и стараюсь не разреветься, отчего могла бы почувствовать себя лишь еще более жалкой. Представляю, как Келлан заходит, а я стою с потеками туши на щеках, с пригоршней хлопьев, с прической, в одолженном платье и в красивых красных туфлях, сдавливающих пальцы ног.
Этот образ сподвигает меня бросить оставшиеся хлопья в раковину и скинуть туфли. Топаю в комнату и стягиваю платье через голову, словно каким-то образом оно принимало участие в этом разочаровании. Волосы взъерошиваются, но я оставляю их как есть, однако хватаю салфетку, стираю помаду и яростно швыряю в мусорку. Настолько резко, насколько ее вообще можно швырнуть.
Моя нижняя губа дрожит, когда я натягиваю спортивные штаны и топ. Все мое тело горит, с головы до кончиков пальцев, от огорчения и унижения. Возвращаюсь на кухню и наливаю стакан воды, стараясь успокоиться и рассуждать логически. Что я должна сказать Келлану, когда он придет? Притвориться, что я тоже забыла о свидании? Разыграть все так, словно это было легкомысленное приглашение в духе «может пойдем, может нет»? Или рассказать ему о своем праведном гневе, что он не удосужился даже написать соседке, что не придет? Я знаю, родители оплачивают его телефон – все, что ему нужно было сделать – воспользоваться им.
Стук в парадную дверь застает меня врасплох, и я закашливаюсь, поперхнувшись водой, которую только что отпила. Распахиваю дверь, ожидая обнаружить Келлана с пристыженным видом рассказывающего, что его ограбили, и он в процессе потерял телефон и ключи от дома, но это не он.
Это Кросби.
Ко-нахрен-нечно.
– Что? – рявкаю я. Скрещиваю руки, потому что я злюсь и потому что холодно. И потому что Кросби, одетый в серую футболку, джинсы, распахнутый вельветовый пиджак и с рюкзаком на плече, выглядит гораздо привлекательней, чем должен.
– А… – Его нерешительная улыбка исчезает, когда сталкивается с хмурым взглядом на моем каменном лице, и он бросает взгляд мне через плечо.
– Келлан здесь?
Я приподнимаю бровь.
– Нет.
Он легонько передергивается:
– Могу я войти?
– Зачем?
– Потому что мы должны были играть в «Fire of Vengeance», а игра у него.
– Ну, его нет.
Он кажется раздраженным:
– Я слышал тебя. Позволь мне зайти и взять игру.
Сейчас мне не до попыток взять игру в заложники:
– Ладно. Без разницы.
Отступаю в сторону, и он заходит и скидывает обувь.
– Почему ты так злишься? – спрашивает он, когда я следую за ним в гостиную.
– Я занята. – Я абсолютно не занята, но не собираюсь признаваться, что меня кинули. Особенно когда уверена, что Кросби Лукаса никогда не кидали.
– Что ты делаешь?
– Занимаюсь. – Это первый ответ, что приходит мне в голову, и самый правдоподобный. Даже если сейчас вечер пятницы.
– Ха. – Он копается в стопке игр на консоли, разыскивая ту, за которой пришел. – Здесь тихо.
– Так и должно быть.
– Верно. – Он мнется. – Ты не против, если я потусуюсь здесь немного?
– Сейчас у меня нет желания слушать твои взрывы.
– Не играть. Заниматься. У меня дома настоящее безумие, и я отстаю по материалу.
Я фыркаю:
– Воспользуйся библиотекой. – Я не это имела в виду. Сказав «библиотека» своим самым ехидным тоном, я только придаю больший вес инциденту, что произошел во вторник, а должна была притвориться, что мне плевать. Черт, я должна была забыть не только ту встречу, но и самого Кросби Лукаса – и вот он в моей гостиной. Как всегда.
Кросби вздрагивает:
– Я хотел извини…
Ох, твою мать. В данный момент я не вынесу извинений. Не когда мое хладнокровие висит на волоске.
– Знаешь что? – перебиваю я. – Делай что хочешь. Только меня не трогай.
Поворачиваюсь, шагаю в свою комнату и хлопаю дверью. У меня не слишком хорошо получается скрывать свои чувства, но я хотя бы дистанцировалась от него.
Меня жутко тянет спрятаться под одеялом, пока эта кошмарная ночь не пройдет, но сна ни в одном глазу, пустой желудок не перестает урчать, и каждое слово эссе по английскому, что я пишу, – помойка. Чувствую себя тигром, который мечется по своей клетке, отчаянно желая выбраться, не вполне уверенная, куда податься, но несомненно мне бы хотелось оторвать чью-то бошку.
Легкий стук в дверь заставляет мою голову повернуться, как у той девочки из «Экзорциста», и, хотя я планировала игнорировать его, все равно откликаюсь:
– Чего?
– Я заказал пиццу. – Его голос глухо звучит через дверь, но он не поворачивает ручку.
От этой новости мой желудок радостно подпрыгивает. Еда! Пища! А затем он падает, потому что Кросби с Келланом заказывают по доброй порции пиццы с говяжьим фаршем, анчоусами и оливками – всем, что я нахожу отвратительным.
– Я не хочу твою гадкую пиццу, – ворчу я. – Но в любом случае спасибо.
– В ней только одна половина гадкая, – отвечает он. – Вторая скучная.
Желудок снова приободряется. Мы обсуждали это как-то: я люблю пепперони и много сыра, что Кросби с Келланом единодушно объявили самой скучной пиццей на земле.
Я встаю и распахиваю дверь, вынуждая Кросби отскочить, будто его ударило током. С подозрением оглядываю комнату:
– Здесь правда пицца?
– Да. – Он указывает на кофейный столик, где ждет закрытая коробка.
– Ты врешь насчет скучной половины?
– Хотел бы. – Знаю, что он смотрит мне за плечо, пока говорит, и видит скомканное платье на кровати и забытые красные туфли, брошенные рядом. Пусть думает, что хочет.
Закрываю дверь, выползаю из комнаты и хватаю тарелку из шкафчика на кухне. Рядом с пиццей стоит двухлитровая бутылка пепси, что тоже очень хорошо выглядит. Беру стакан и салфетки из остатков заказанной Келаном еды на вынос и направляюсь к дивану, чтобы взять пару кусочков.
Открываю коробку и убеждаюсь, что Кросби говорит правду – одна половина блаженно не запятнана его ужасными начинками. Хватаю два кусочка и плюхаю их на свою тарелку. Он приближается, почти застенчиво садится на диван со своей собственной тарелкой и берет себе кусочек.
– Ты останешься? – спрашивает он, когда я, не садясь, наливаю стакан пепси. – Сделай перерыв и посмотри со мной телевизор.
Я смотрю на него краешком глаза. У него пятнышко томатного соуса на верхней губе, и он слизывает его, когда тянется к пульту.
– Там нечего смотреть, – говорю, лишь бы поворчать.
– Всегда что-то есть.
И хотя это совершенно противоречит моему плану «избегать и забыть Кросби Лукаса», я не совсем готова вернуться в свою комнату, так что сажусь в дальний конец дивана и подгибаю ноги, засовывая босые ступни между подушками. Откусив первый кусочек пиццы, чуть закатываю глаза.
Кросби щелкает каналы, пока не находит шоу о старых реальных преступлениях, в котором восстанавливают загадку десятилетней давности и ее возможный исход. Говорю себе, что собираюсь остаться, только пока не прикончу пиццу, но история молодой жены и матери, убитой в своем доме в солнечный воскресный день, словно приклеивает меня к месту – моя болезненно впечатлительная сторона не желает оставаться без ответа.
– Сто пудов, это ее муж, – говорит Кросби в первую рекламную паузу. – У него была интрижка, и он не хотел платить алименты на ребенка, поэтому убил ее.
– Это отзывчивый сосед, – спорю я. – Судя по тому, что он организовал тот поисковый отряд из добровольцев, он точно знал, что она была на чердаке. Убийцы всегда стараются оказывать содействие.
– Ты много знаешь об убийцах, а?
Одаряю его взглядом:
– Ты был бы удивлен.
Он смеется и корчит рожицу:
– Боже, Нора.
Я улыбаюсь, сама того не желая. К тому времени, как шоу заканчивается, я съела три с половиной кусочка пиццы и чувствую себя разбухшей и удовлетворенной свиноматкой.
– Поверить не могу, что это была воспитательница из детского сада, – говорит Кросби, выключая телевизор и глядя на меня. – Что за психопатка. – У нее было опасное влечение к ничего не подозревающему мужу, и она рассматривала жену как ненужную конкурентку.
– Да. – Мы замолкаем, глядя на темный экран телевизора. Я тереблю ниточку, что торчит из моих штанов, а Кросби барабанит пальцами по колену.
– Нора, – произносит он в конце концов.
Я не смотрю на него.
– Что?
– Я очень сожалею о том случае в библиотеке.
Хоть отчасти я и ожидала, что он скажет об этом, все равно чувствую неудобную тяжесть в груди, жгучие воспоминания о том вечере всплывают на поверхность.
– Забудь об этом, – говорю я, хотя эта инструкция скорее для меня, чем для него.
– Это был парень из кофейни, не так ли?
– И что? – Я делаю движение, намереваясь встать, которое, кажется, побуждает его спросить:
– Он твой бойфренд?
Я стараюсь не смотреть с надменностью.
– Нэйт? Нет, он влюблен в Марселу, как и любой парень, который видит ее. – Вспоминаю, как Келлан спрашивал о ней в тот вечер в кофейне. Как каждая голова поворачивается, когда она проходит мимо. Как Келлан забыл обо мне, хотя я живу здесь, и у нас были планы. Думаю о том, что его отсутствие волнует меня меньше, чем неожиданная компании Кросби. И о том, что это происходит постоянно.
– О. Я думал, может быть, вы были вместе.
– Не так вместе, как были ты и твоя… подруга.
– Мы не вместе.
– Без разницы. – На этот раз я встаю, хватаю со стола стакан с тарелкой и несу их в кухню. Через секунду Кросби следует за мной со своей тарелкой и встает рядом, пока я ополаскиваю свои и засовываю их в крошечную посудомоечную машину. Келлан не лгал об этом, он действительно моет посуду и выносит мусор. Он достойный сосед, просто отвратный парень для свиданий.
– Чувствую себя придурком из-за этого, – выпаливает Кросби. – Я видел твой взгляд, и просто…
Боль, что я чувствую от поступка Келлана, переплетается с обжигающим воспоминанием о том, как Кросби зажимался в библиотеке, и когда он не заканчивает предложение, я огрызаюсь:
– Ты просто что? – Возможно, я ревную и слегка сексуально неудовлетворена.
Он моргает, пораженный.
– Я просто хотел извиниться, – говорит он неловко. – У меня был плохой день, а она подруга друга и... Не знаю. Я думал немного забыться. Но сделал все только хуже.
– Когда я видела тебя, не казалось, что тебе было «хуже».
– Не тогда, – говорит он, встречаясь со мной взглядом. – После.
Осознаю, что сжимаю рукой дверцу посудомоечной машины и заставляю свои пальцы разжаться.
– Ты не должен мне ничего объяснять.
Ни один из нас не двигается, а кухня настолько маленькая, что с двумя людьми кажется переполненной.
– Думаю, должен, – говорит он, ковыряя ногой пол. Мы оба долго смотрим на наши ноги: его серые шерстяные носки и мои ногти, окрашенные в красный цвет для сегодняшнего свидания. И хотя мне хочется сократить короткое расстояние между нами и почувствовать что-то – что угодно, кроме этого отторжения, и разочарования, и грусти, – я не двигаюсь. Потому что, возможно, мой план «забыть Кросби Лукаса» провалился, но план «не испогань все, Нора» – нет, и связываться с тем, кто только и знает, как валять дурака, не стоит на повестке дня.
И только он собирается сказать что-то еще, как мы слышим звук открывающейся входной двери, автомобильный сигнал и слегка пьяный смех Келлана на лестничной площадке. Кросби стреляет в меня последним многозначительным взглядом, перед тем как ретироваться в гостиную и схватить свою сумку с пола, оставляя между нами побольше пространства, прежде чем Келлан поднимется.
– Привет, ребята, – говорит он с усмешкой. Его улыбка чуть гаснет, когда он смотрит на нас. – Что вы здесь делаете? Вместе? Одни?
– Вместе одни – получается, ничего, – говорит Кросби, закидывая сумку на плечо и сгребая пиджак со спинки стула. – Я пришел, чтобы взять «Target Ops: Fury».
Это определенно не та игра, которую он упомянул, когда пришел, и если мне память не изменяет, «Fire of Vengeance» все еще лежит на кофейном столике. Я обдумываю это, в то время как Келлан говорит:
– Ты должен был прийти на игру, Кро. Она была эпической. Огромная драка в центре льда.
При упоминании «льда», я вспоминаю плакаты по всему кампусу, рекламировавшие игру перед началом сезона между топ-рейтинговой хоккейной командой Бернема и каким-то другим колледжем. И вот тогда меня, наконец, осеняет: Кросби пришел сюда не в поисках Келлана.
И словно он знает, что я собрала всю картинку вместе, уши Кросби краснеют, и он сбегает вниз по лестнице. Я слышу шорох одежды, когда он надевает ботинки и накидывает пиджак, а затем скрип открывающейся двери.
– Чувак, – зовет его Келлан. – Мы можем прям сейчас поиграть, если хочешь. Не злись.
Единственным ответом ему является хлопнувшая входная дверь, и зловещий холодок проносится вверх по лестнице.
– Ничего себе. – Келлан пробегает руками по своим волосам. – Ты можешь в это поверить? Этот парень сам не свой в последнее время. Я вроде как беспокоюсь.
Его глаза остекленели, рубашка застегнута неправильно, и внезапно мои силы иссякают. Какой бы жар не назревал в этой кухне, он был потушен несвоевременным приходом Келлана, и не знаю, что испытываю из-за этого – облегчение или разочарование. Глядя на него, тем не менее, я не чувствую ничего, кроме усталости.
– Я иду спать, – бормочу я, обходя барную стойку и направляясь в свою комнату.
– А ты хочешь поиграть в «Target Ops: Fury»? – окликает меня Келлан. Он провел бесчисленное множество часов, играя в эту дурацкую игру, но ни разу не спросил меня об этом, и в данный момент я ни единой частичкой не хочу присоединиться к нему. Кроме того, уверена, если бы я согласилась, он бы все равно нашел какой-нибудь способ исчезнуть.
– Нет, – говорю я, захлопывая дверь своей спальни. – Не хочу.
|
|
|
