Мы – счастливая семья. Росс Халфин: разговор по душам. Со стеффаном чирацци

МЫ – СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ

 

Стеффан Чирацци

 

“Уникальный” – слово, которым ежедневно злоупотребляют, типа, “ух ты, они так уникальны! ”, хотя, как правило, эти самые “они” так же уникальны, как и уличный светофор.

Поэтому просто поверьте мне на слово, когда я скажу вам, что Росс Халфин уникален.

И поверьте мне снова, когда я скажу, что его отношения с Металлика, его семейные узы с Металлика, почти так же тесны, насколько возможно приблизиться к кровным узам, не имея не единого общего гена.

Говорят, что друзей ты выбираешь, а в семье можно только родиться. Ха-ха-ха! Если и есть человек, который разрушает шаблоны, то вы по адресу, это действительно Росс. Потому что, да, когда-то Металлика сделала выбор в пользу профессиональных знаний и навыков Халфина, подогреваемая фантастической репутацией этого человека в хэви-метал, его работой с мейденами и моторхедами, а также его путешествиями по всему свету в интересах журнала “Sounds”. Но именно здесь фраза “друзей ты выбираешь” заканчивается, а фраза “в семье можно только родиться” принимает другое значение. Да, они выбрали Росса, но эти отношения почти с самого начала получили оживленный семейный характер.

Войдя в рабочий режим, Халфин всегда нападал первым. Его умелая пробивная смесь сарказма с размахом помогали ему отделять зерна от плевел. Пиарщиков, компании, пиздаболов, а временами и его самого частенько поминали недобрым словом в какофоничном реве “ВАЛИТЕ НА ХУЙ! ” и “БЕЗДЕЛЬНИКИ И КОЗЛЫ” Для молодой группы подростков вроде Металлика, это была смесь огня с бензином, принесшая отличные результаты: Халфин использовал свой опыт и репутацию, чтобы уговорить их на снимки (если точнее, наорать), которые не смог бы сделать никто иной, а Металлика были рады вернуть поток оскорблений фотографу после того, как упомянутые снимки были готовы. Никто не дремал от скуки, когда эти силы оказывались наедине.

И в случае Халфина, их сцена всегда была и его сценой тоже, потому что (попросту говоря), как еще можно получить более-менее годное концертное фото, не находясь в гуще событий? Ждите приглашения, и сдохнете от обморожения. А у Росса, как вы могли заметить, всегда была кожа, как у слона.

Иногда Халфин и группа напоминали подростковую банду, дерущуюся за место под солнцем, а иногда братьев и сестер подросткового возраста, которые только и делают, что калят друг друга. У такой любви всегда есть свои плюсы и минусы. Семейные игры, как правило, разрушают мир. Но что ни разу не дрогнуло, так это работа. Халфин тыкал своим объективом, когда ему это было нужно, а Металлика не возражали против того, что им тычут объективом в лицо. Именно поэтому концертные фотографии группы остаются непревзойденными.

В середине 90-х гармония этих семейных отношений была в значительной мере подорвана. Как это вышло? Возможно причиной тому то, что каждый обладал, кхм, уникальным характером, и ни один не собирался отступать ни на йоту от того, что можно назвать не иначе как пренебрежением семейными ценностями. Им требовалось время, чтобы остыть, и они взяли таймаут. Довольно длительный. А потом однажды Халфин вернулся в строй. Типа этого. Я даже до конца не уверен, что они активно обсуждали прошедшее десятилетие. А стремление всеми силами избежать этого разговора уже само по себе является знаковым проявлением семейных уз.

Сейчас их отношения гораздо лучше. Халфин явно остыл, и хотя он по-прежнему не жалует дураков, он больше не встречает мир с мечом в руках. Да и Металлика тоже стали более спокойными, более общительными, рассудительными и, в общем и целом, с ними намного проще работать.

Сделать фотографию группы может каждый, поэтому фотографировали Металлика все, кому не лень. Но как вы уже знаете, Халфин снимает их так, как еще не удавалось никому. Потому что он знает их. А они знают его. И, потому что семья, как бы ожесточенно они не воевали, до сих пор остается неразлучной и сохраняет свой неповторимый дух.

 

Стеффан Чирацци, редактор журнала So What!

 

РОСС ХАЛФИН: РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

СО СТЕФФАНОМ ЧИРАЦЦИ

Стеффан Чирации: Не мог бы ты поделиться своими первыми впечатлениями о Металлика?

Росс Халфин: Они показались мне детьми. Ты должен понимать, что на тот момент я уже довольно долго занимался фотографией. И знаешь, говорю это в самом позитивном смысле, Ларс, казалось, знает о моей работе больше меня самого. Полагаю, что больше всего им импонировало то, что у них на стене висел плакат Майкла Шенкера в его бытность в группе MSG [Michael Schenker Group]. А ведь эту фотографию сделал я. Помню, Джеймс был очень тихим. Ларс был... какое же слово лучше подобрать?... Очень умным и полным энергии. Керк был самим собой – расслабленный, легкий на подъем. И только Клифф посмотрел на меня с толикой сдержанной неприязни. Ирония в том, что довольно скоро мы нашли с ним общий язык. Знаешь, Питер Менш (один из менеджеров Металлика, как и Клифф Бернштейн) сказал, что моя основная задача – избавить его от клеша. Помню, как мы снимали на свежем воздухе, но это было больше похоже на съемку оравы детей. Это реально не было похоже на фотографирование известной группы, но в этом был их своеобразный шарм. Думаю, Металлика привлекали подростков, потому что они реально напоминали подростков.

СЧ: Но в них должно было быть что-то, что привлекало и тебя тоже.

РХ: Ну, разумеется. У них всегда было хорошее чувство юмора, что нетипично для американской группы, учитывая, что один из них был датчанином! Но у них всегда было прекрасное чувство юмора, что, на мой взгляд, помогало им развить в себе способность видеть забавную сторону вещей в большинстве жизненных ситуаций. А еще я помню, что они раздражали, причем так, как могут только они. Помню, как делал первую фотографию с едой, и они были так голодны, потому что сидели без денег, что слопали все запасы! То есть мне пришлось купить еще еды. В итоге я купил им еду в первую же нашу встречу. Сейчас это выглядит смешно, но в то время это было жутко неудобно. Когда смотришь на фотографии, сделанные в том доме, это все равно что оказаться в спальне пятнадцатилетнего подростка.

СЧ: Тебе тогда было сколько, 27-28? То есть ты был в том возрасте, когда еще мог воспринимать их подростковые дурачества?

РХ: Да, но при этом я имел некую форму авторитета.

СЧ: Какой эпизод приходит тебе в голову, когда ты пытался убедить их вести себя так, как это было нужно для фотографии?

РХ: Ну, тот первый раз получился очень непростым, потому что они вели себя как фэны. А потом мы поехали на гастроли в Iowa Jam... Могу сказать, что первый раз, когда я подумал, что они выглядят достойно, это когда снимал их на снегу во время записи “Master of Puppets” в студии Sweet Silence в Дании. Кажется, это был конец 84-го. В тот момент я подумал, что они реально начали выглядеть как Металлика, то есть так, как мне бы хотелось видеть Металлика. Потому что до этого у них всегда был отчасти вид “фэнов из группы”. Кто-то был в футболке Iron Maiden, кто-то в обтягивающих джинсах. Короче, что-то такое. Но на этот раз они реально начали формировать собственный имидж с кожанками и прочим...

СЧ: Ты снимал их на туманной дороге. Это было в то же время? Если не ошибаюсь, это один из рекламных снимков. Помню, что он был в статье о группе, которую я писал для “Sounds”.

РХ: Ну, что касается туманной дороги, то это был мост “Золотые Ворота”. Идея заключалась в том, чтобы на закате поснимать их на мосту “Золотые Ворота”. И хотя спустился туман, у нас не получилось то, что мы задумывали.

СЧ: Это там, где они в полусидячем положении?

РХ: Да, да, да. Это над мостом “Золотые Ворота”. Было очень холодно, Клифф еще вез нас на своем грузовике.

СЧ: Давай поговорим об их юморе. Не считаешь ли ты, что тот факт, что они смягчились благодаря бирмингемской дорожной команде, помог вашему процессу общения, а в итоге и твоей работе с ними? В конце концов, у тебя самого мощное чувство сарказма, а оно обезоруживает людей, когда они к нему не готовы.

РХ: Ну, они были англофилами. Они знали все английские группы. Они фанатели от всех английских групп. Им нравились Thin Lizzy, у которых фронтменом был ирландец. Ну, ты понял, что я хотел сказать. Black Sabbath и UFO. Это три группы, с которыми я работал. А еще я работал с Iron Maiden, которых они просто обожали. Знаешь, я не был первой кандидатурой на роль фотографа Металлика. Поначалу их снимал Фин Костелло, потому что он снимал Deep Purple. Но они выглядели, знаешь ли, просто глупо. А потом меня пригласил Менш, чтобы “сделать из них группу”, если угодно.

СЧ: Давай поговорим об их энергии, о них как о концертной группе, которую ты первый раз снимал на сцене.

РХ: Эм... первый раз я снимал их в Lyceum, это в Лондоне, в 1984-ом для альбома “Ride the Lightning”. И я подумал, что они были настолько любителями, что это было очаровательно и весело. Но на мой взгляд, тогда в этом был их шарм, в том, что они не были прилизаны. Само собой, сейчас все не так. Помню, как в первый раз реально ощутил, что они мощная сила как группа. Я уж молчу про их живые выступления. Это было на шоу в Palladium в ЭлЭй, когда они выступали на разогреве у Armored Saint при участии Adam Bomb в 1985-ом. Это единственное выступление на моей памяти, когда группа на разогреве просто порвала хедлайнера... а ведь им это действительно удалось.

СЧ: Так что, если бы Менш не укрепил этот союз, или как ты там это называешь, как думаешь, тебя бы пригласили снимать их снова после тех первых опытов?

РХ: Нет, не думаю, что смог бы этого добиться. Стоит отдать Меншу должное. Он понимал, каким образом мы сможем успешно работать друг с другом, и мы [Росс и Металлика] постепенно наладили хорошие отношения. Мне стало нравиться с ними работать.

СЧ: Думаешь, Менш понимал личностные особенности каждого? Потому что у вас с Ларсом очень острое саркастическое чувство юмора.

РХ: Да, но это я научил Ларса сарказму.

СЧ: Звучит пугающе.

РХ: Я знаю это, потому что они как-то смотрели футбол, и тут в номер заходит Дейв Брок, их британский менеджер по туризму. Кстати, это было уже много лет спустя, во времена нашего перерыва в 90-х. И Ларс очевидно сказал Дейву: “Двадцать два мужика просто пинают кусок кожи”. Дейв спросил, откуда он это взял, и Ларс ответил: “от Росса Халфина”.

СЧ: Но у вас двоих сильная страсть к музыке. Думаю, люди, которые просто читают твой блог, могут до конца не понимать, что ты настолько любишь музыку. К примеру, тебе нравятся Led Zeppelin и The Who.

РХ: Да, я люблю музыку так же, как и Ларс. Ларс любит слушать Tank или Diamond Head так же, как я люблю слушать The Who и Zeppelin. Мы по сути до сих пор фэны.

СЧ: Не считаешь ли ты, что тебе пришлось “прибрать к рукам” группу, чтобы “пробить” их на то, что ты хотел?

РХ: Не знаю, можно ли так сказать. У меня была фишка относиться к ним так, словно они школьники, а я их классный руководитель. И в течение долгого времени это приносило свои плоды, потому что я старался вытянуть из них какие-то личные фишки, рассмешить их. И мне нравится думать, что первые лет десять, хотя сейчас они могут посмотреть на эти снимки и сказать, что это слащаво и стыдно, или что бы там ни было. Вот настоящий имидж Металлика, которые знают все. А еще это имидж Металлика, который люди хотят видеть. Знаешь, кто-то вроде Антона Корбийна мог бы снимать их, но это была бы уже не Металлика. Поэтому он может делать обложки альбомов, но это не Металлика, это стилизованный образ, который мог бы подойти, скажем, тем же U2. Или REM. А может, и Depeche Mode. Это мог быть кто угодно из тех, кого он снимает. И мне нравится думать, что то, как снимаю их я, вот это настоящая Металлика. Знаешь, я могу придать им брутальный вид, а могу придать угрожающий вид, но при этом они всегда выглядят весело.

СЧ: Когда фотограф чувствует, что это ЕГО группа?

РХ: По сути говоря, меня узнают по двум группам. Iron Maiden и Металлика. Я серьезно. И еще одно: я могу говорить с людьми, когда захочу, а они могут ответить мне. Металлика бывает трудной и злой, но когда они чего-то хотят, отдаю им должное, они это делают. И они делают это на совесть. Ларс и Джеймс, в частности, отлично знают, чего хотят подростки. Вдобавок ты, как фотограф, должен всегда нести ответственность за свои действия. Потому что если ты не отвечаешь за то, что делаешь, и не делаешь это своей платформой, тогда это не твоя фотография.

СЧ: Когда ты это понял?

РХ: В начале своего творческого пути я сделал снимок Роберта Планта, и подумал: “Ничего себе, это же Роберт Плант”. Я подошел к нему. Он был просто огромен и наводил на меня ужас. Роберт наклонился ко мне и спросил: “Знаешь, как сделать фотографию Роберта Планта? ” А я такой: “Нет, как? ” И он: “Быстро”. И он сказал это как-то противненько. И у меня не получилось хорошего фото, потому что я сделал фото, которое хотел сделать Роберт Плант. После того дня я поклялся, что никто не отпугнет меня от фотоснимка, и с тех пор всегда придерживаюсь этого правила. Если кто-то захочет это сделать, я лучше отвалю. Опять-таки, ты должен делать то, что считаешь нужным, потому что иначе это будет не твое фото. Оно будет чьим-то другим. Я обхожу стороной людей, с которыми невозможно работать.

СЧ: Могут ли раздражать временные ограничения в твоей работе?

РХ: Если все четко ясно с самого начала, то нет. Я могу сделать так, чтобы снимок, сделанный за десять минут, выглядел так, словно я потратил час рабочего времени. Не думаю, что со мной трудно работать. Если ты скажешь, что у меня десять минут на съемки, то я приму эти условия. Если скажешь, что у меня пять минут, я приму эти условия, если я знаю о них заранее. Если скажешь, что у меня два часа, то я приму и это. Но будет трудно, если ты скажешь мне, что у меня час, а потом окажется, что всего четыре минуты.

СЧ: Это уже специфика работы.

РХ: Если ты позволишь им так работать. И поэтому, когда люди говорят: “Ох, для тебя это нормально”, я хочу сказать, для меня это не нормально! Я склонен считать, что выполняю кропотливую работу. А еще я считаю, что эта часть кропотливой работы заключается в понимании, когда и как стоять на своем в определенных ситуациях. И еще одно, что не воспринимают группы, менеджмент и обычные люди. Это слово “нет”. И вот когда они сидят и начинают “ты должен”, ты стоишь на своем и говоришь нет. Я начал понимать это в конце 70-х, начале 80-х, когда американские группы говорили: “Ты не можешь сделать это бла-бла-бла, ты должен перестать делать это бла-бла-бла”, и ты просто говоришь “нет”, и эта фраза обычно бесит их и сбивает с толку. Но для меня это очень просто. Я здесь, чтобы делать свою работу. Так дайте мне сделать ее качественно.

СЧ: Когда ты узнал истинное значение слова “нет” в рабочей ситуации?

РХ: Это были Dogs D’Amour из ЭлЭй. Они были уверены, что станут следующим открытием. У них были какие-то тупые требования, и я отказался работать с ними. Когда-то я снимал Smashing Pumpkins. То же самое. Я приведу яркий пример, когда правил было столько, что я не выдержал и ушел. Это была сессия Pearl Jam. Я серьезно, казалось бы, обычная человеческая группа. Но правил у них было больше, чем в армии.

СЧ: Вспоминая время, проведенное с Металлика, с самого начала появился образ горстки юных отбросов, которые в одночасье взлетели к славе. Как тебе удалось приручить эту необузданную энергию так, чтобы получить снимки, увидеть которые жаждали все?

РХ: Ну, я был очень тверд с ними. Было много всякого, когда мы дурачились, в Японии и так далее, но обычно я не позволял им дурачиться. Они могли немного дурачиться, и это было важно, потому что тебе нужно ловить кайф, но все эти глупые фотографии типа Алкоголики [с сессии 1984 года другого фотографа, на которой логотип Металлика изменили на Алкоголика] и, знаешь, горящие палочки и все в таком духе. Я никогда не воспринимал это всерьез. Этот “пирог с металлическими изделиями” и Ларс в серебряной краске были для меня важной штукой, потому что по сути мне это совсем не понравилось! Моя идея всегда была в том, чтобы заставить группу выглядеть так, чтобы ты сам хотел попасть в эту группу, или хотя бы, чтобы ты думал, что они отлично выглядят. Я очень долгое время не проводил студийных сессий. Когда у них была студийная сессия для “Ride the Lightning” с Фином Костелло, они ее просто презирали, особенно Клифф. После нее они поклялись больше никогда не проводить студийные сессии. А потом я уговорил их провести такую сессию с Джейсоном, когда он присоединился к группе. Это было в Лондоне в Holborn Studios. И они по-прежнему отбрыкивались. Они так и не могли сделать ее как следует. Им было некомфортно. Они считали, что это херня, потому что для них это была показуха. Думаю, могу приписать себе заслугу в том, что в итоге уговорил их на это. Они всегда угорали по поводу съемок напротив “белой стены”. Джеймс саркастически заявлял: “Ничего себе, мы пролетели весь мир ради очередной белой стены”. Он всегда был мастером саркастических шуток. Но объяснил им, что это нужно, потому что самое главное – это группа, а не место или задник.

СЧ: Давай немного поговорим о Клиффе. Мне кажется, что Клифф вероятно был самым “холодным” из них, но в конце концов вы стали относиться друг к другу с большим уважением.

РХ: Да, это правда. Мы относились друг к другу с большим уважением. А еще Клифф обладал в группе огромным весом. Он уважал мою работу, а я уважал его работу. И все это в неком шутейном виде. Помню, снимал их в эпоху Клиффа в Чикаго, в лестничном пролете... А еще я снимал их в Butler’s Wharf, это южная сторона моста Тауэр [в Лондоне]. В тот момент она находилась в довольно плачевном состоянии. Я думаю, что это одно из знаковых фото в рамках того, когда они действительно круто выглядели. Я преуспел в том, что остановил их дурачества и помог им стать серьезнее.

СЧ: Однажды ты сказал мне, что Питер Менш попросил тебя заставить Клиффа отказаться от своих джинс-клеш.

РХ: Да, было дело. Я ничего не ответил Питеру Меншу, а Клиффу сказал: “Почему бы тебе не сменить штаны? ” А он такой: “Ни за что”. По правде говоря, помню, Ларс хотел, чтобы я попробовал уговорить его снять их. Но в этом случае силы были не равны. Клифф всегда делал только то, что считал нужным. Именно поэтому я очень уважал его в тот момент. Он делал все по-своему.

СЧ: Давай пройдемся по первым местам для съемок, по памятным местам.

РХ: С самого начала у нас не было денег буквально ни на что. Все делалось в рамках очень ограниченного бюджета, поэтому мы просто останавливали автобус, выходили и снимали, где придется. И всегда получались отличные кадры. Я говорил: “А почему бы не сделать пару фоток здесь? ”, и мы останавливали автобус и выгружались. Помню, как после смерти Клиффа мы оказались в Аляске на обратной дороге из Японии, и я предложил поснимать на льду. И Ларс просто берет и арендует вертолет! Знаешь, тут нужно отдать им должное. Если уж они сказали: “Да, давайте возьмем напрокат вертолет! ”, то это отражало дух времени. Потом мы прилетели на лед, и это было очень-очень опасно, потому что это было все равно что кататься на коньках на поверхности, которую не контролируешь. И было холодно. Мы провели весь день в съемках.

СЧ: Вероятно, это тот случай, когда группа моложе, и у нее вероятно намного меньше личных обязательств. Тогда они готовы пройти лишнюю милю, чтобы делать всякие вещи типа долгих фотосессий на какой-то точке.

РХ: Это точно. Мы ездили в Австралию, и тоже поехали искать всякие места. Помню, мы были в Германии в поддержку “Черного” альбома, и у них было три дня выходных, поэтому я убедил их съездить в Фаро заценить Harry’s Bar Стива Харриса. Но на самом деле мы поперлись туда фотографироваться. И я снимаю перед ними шляпу. Я снимал их четыре или пять часов кряду.

 

СЧ: Поэтому снимок на льду получился очень запоминающимся...

РХ: Да. Были и другие идеи и многие другие отличные места. Поначалу я хотел снимать их в Бедлендс, потому что это место похоже на Луну, но потом мы решили туда не ехать, потому что было очень ветрено, а у них у всех длинные волосы! Поэтому мы поехали в Monument Valley, просто потому что там было сухо и не было ветра. В частности, мне нравится этот их снимок в LA Coliseum с тура “Монстры Рока” в 1988-ом. Я снимал их на тех огромных ступеньках, ведущих к сцене, расположенной за ними. И я считаю, что это очень хороший снимок, потому что на нем они наслаждаются собой. Они расслаблены, но при этом выглядят отличной группой.

 

 

СЧ: На фестивалях всегда можно отлично провести время.

РХ: Да. Помню, их первое выступление в Донингтоне в 1985-ом, когда Джон Бон Джови был хейдлайнером. Я снимал, как они тусовались за кулисами в своем трейлере. У них там не было буквально ничего. Они вышли на сцену, и все начали бросаться в них всяким говном. По всей сцене был разбросан мусор. Но знаешь, они все равно победили. И это знак отличной группы и знаковый момент. В тот момент я думал: “О, нет, тут летает всякое говнище. Они в этом говне, все снимки будут в этом говне. Это ужасно”. А теперь я смотрю на эти фотографии, и вижу, что они очень хороши. На мой взгляд, они получились очень эпичными.

СЧ: Тебе нравится снимать их живьем?

РХ: Очень нравится. Но это не всегда просто... съемки во времена “Черного” альбома были кропотливой работой. Сцена располагалась довольно высоко, у нее были неправильные углы, и тебе приходилось снимать с определенных пятачков. Я к тому, что само собой мне пришлось ознакомиться с их шоу, и при этом я понял, как добиться того, что мне нужно. Но над этим пришлось хорошенечко попотеть.

СЧ: Уверен, что один-два концерта из каждого тура ты просто делал у себя пометки в блокноте, верно? Чтобы получить четкое представление об определенных моментах, которые наверняка будут повторяться снова и снова.

РХ: Да, ты прав. Обычно первые три концерта я жду, пока они настроят световое шоу и убедятся, что все настроено, как следует.

СЧ: Думаю, именно концертная работа перенесла тебя в собственную сферу.

РХ: Ну, на мой взгляд, я специализируюсь на том, чтобы уловить миг единения между ними и толпой. На мой взгляд, мне это удается лучше всего. Все эти снимки, когда они выстраиваются на сцене и поворачиваются прямо в объектив, снимки, где зрители позади них. Это всегда было моей идеей. А теперь эту идею пиздят все, кому не лень. Но тот снимок навсегда останется очень мощным, потому что он четко запечатлел тот миг, когда зрители и группа стали единым целым.

СЧ: Как думаешь, длительность этих отношений позволила тебе в личном и физическом плане стать к ним ближе, особенно на сцене?

РХ: Знаешь, я уверен, что это так. И они доверяют моему глазу. Но при этом я знаю, как снимать их живьем. Все думают, что ты просто тыкаешь объективом в лицо Джеймсу, а потом “щелк, щелк, щелк”, и у тебя что-то выходит. Это не так. Я снимаю Джеймса только тогда, когда он на секунду отстраняется от микрофона. Это трудно уловить, но я знаю, как это сделать. И хотя я психую, при этом я очень хорошо знаю их музыку. Я знаю, как они работают на концертах. Знаю, как они передвигаются по сцене.

СЧ: Думаю, справедливо сказать, что в рамках концертной фотографии ты раздвинул границы для всех, потому что тебе удалось сделать абсолютно нормальным, чтобы фотограф гулял по сцене и стоял в трех футах от музыканта. А это тяжело и физически, и морально. Наверняка, музыкантам кажется, что ты лезешь туда, куда не просят.

РХ: Да, хорошо, я понял тебя. Но чего народ не догоняет, так это что я хорошо их читаю. Благодаря тому, что я занимаюсь этим уже долгое время, тебе придется научиться читать язык тела и понимать, когда для этого пришло время. Ты не просто подлетаешь, и “щелк, щелк, щелк, щелк, щелк”. Тебе придется общаться с этим человеком, научиться читать этого человека. Звучит немного дико, но ты должен научиться читать их практически на уровне телепата, читать их тело, читать, что они делают, какие твои действия для них желательны, а какие нет. Когда я иду снимать на сцене, скажем, Джеймса или Ларса, я знаю, когда нужно, а когда не нужно делать те или иные вещи.

СЧ: Чего не ценят люди, так это что тебе не нужно говорить с людьми, чтобы стать ближе.

РХ: Нет, думаю, что им просто нужно узнать тебя. И как бы их ни снимал кто-то другой, это не я такой высокомерный или заносчивый. Фишка в том, что я их понимаю. Я понимаю, что они делают, когда они это делают, и как именно они это делают. А еще я понимаю, какие цели они ставят перед собой.

СЧ: Давай немного поговорим о доверии. Так как на мой взгляд в основе этих отношений с ними, в основе метаний, жалоб, хвалебных отзывов, всей этой катавасии, они развили невероятно глубокое чувство доверия. Они знают, что если попросят тебя что-то сделать, то они получат желаемое. И аналогично, ты знаешь, что получишь все средства, которые необходимы тебе для завершения работы. Поэтому доверие составляет огромную часть отношений, так?

РХ: Это абсолютная правда. Думаю, что знаю, когда оставить их в покое. Как тебе такое заявление? Я знаю, когда они чего-то хотят, а когда не хотят. И ты понимаешь, что ты всегда сможешь получить от них чуть больше, если, знаешь ли... трудно объяснить. Это что-то вроде “вот оно, то самое мгновение”. Думаю, это лучше всего передает это ощущение.

СЧ: Отчасти убирая от этого тонкое нравоучение, когда ты вспоминаешь все это, считаешь ли ты, что все твое время, потраченное на “Черный” альбом на какое-то время сделало твои отношения с ними натянутыми?

РХ: Да. Однозначно. Думаю, что они полностью истощились. Там было полно всякого, на самом деле. Кроме того, думаю, Ларс просто очень хотел поработать с Антоном [Корбийном]. И думаю после десятилетия передышки, они обрели новое понимание того, что я делаю и как мы работаем, и вернули меня обратно. Я был раздавлен, когда они решили меня заменить. Должен признать это.

СЧ: Интересно. Первой реакцией был полный игнор?

РХ: Ну, я был очень-очень шокирован. Больше тем фактом, что Ларс ничего мне не сказал. От них просто не было никаких вестей, а потом они нашли кого-то другого. Не то чтобы я затаил обиду, просто в тот момент я почувствовал, что потерял друга в лице Ларса. И мне бы хотелось верить, что сейчас мы полностью возродили эту дружбу. Знаешь, он по-прежнему по-своему приходит в ярость. Но теперь, если попросить Ларса позвонить тебе, то он позвонит. Это может быть спустя пятнадцать дней, но он стопудово это сделает.

СЧ: Все проходят через перемены. Думаю, это стоит того. Вероятно, и ты сам прошел через парочку. Ты должен признать, что временами с тобой тяжело работать. В этом нет никаких сомнений.

РХ: Да, не спорю.

СЧ: Ты должен знать, что бываешь очень пугающим. Думаю, ты немного умерил свой пыл в последние годы.

РХ: Да, да. Я знаю, о чем ты. Но это часть моей работы. Я не специально. Это то, что использую лишь для того, чтобы закончить свою работу. И мне приходится быть таким в музыкальном бизнесе, чтобы вещи работали на тебя. Потому что, если ты этого не делаешь, люди просто наступают на тебя.

СЧ: У тебя очень четкое понимание бизнеса, и я отчетливо помню, как ты несколько раз говорил, как важно помнить, что люди из мира бизнеса – это по сути не твои друзья.

РХ: Ты должен понять, что делаешь свою работу, как и все остальное, и реальность в том, что они [группы] – это не твои друзья. Они нанимают тебя на работу. Ты можешь хорошо проводить с ними время. Тебе может нравится с ними работать, но ты – не они. Об этом многие люди забывают. Ты можешь поехать с ними на гастроли, можешь жить в этом странном воздушном мире, который не населяют большинство людей. Мире, неподвластном времени, по сути говоря, но важно помнить, что это их мир, неподвластный времени, а не твой.

СЧ: Могут ли личные чувства повлиять на то, как ты видишь людей через объектив своей камеры?

РХ: Я отказался от этого много лет назад. Меня принимают на работу, чтобы я придал лучший облик из возможных за установленное время. И в этом, на мой взгляд, я неплохо преуспеваю. Смотри, я был бы законченным лжецом по части Металлика, скажи я, что мне не нравится с ними работать. И если они перестанут прибегать к моим услугам сейчас, я буду очень-очень разочарован. Я буду очень огорчен. Потому что им комфортно со мной, а мне комфортно с ними. Сейчас мы стали немного старше. Они позволяют мне делать свою работу. И я говорю, что пока они доверяют тебе, они позволят тебе делать все по-своему. И мне это нравится.

СЧ: Какое влияние оказала цифровая фотография на твою работу?

РХ: Думаю, главная проблема цифровой фотографии в том, что любой идиот считает себя фотографом. Так как с цифровой камерой ты можешь получить результат, который не получить при помощи пленки. Так как пленка требует от тебя больше думать. И сделать фотографию – это намного больше, чем себе представляют люди. Они уверены, что можно просто прийти на концерт с цифровой камерой, и дело в шляпе. Это не так. Ты все равно должен понимать, что ты делаешь и как это сделать. Любой может сделать восемь тысяч кадров и получить что-то на выходе, но ты не получишь даже десять очень хороших снимков, если не понимаешь, что делаешь. Временами мне кажется, что цифровая фотография отчасти уничтожила искусство фотографии.

СЧ: Ты говоришь о кадрировании, композиции...

РХ: ... Да. И еще, все мои черно-белые снимки сделаны на пленку. Я до сих пор использую пленку. Я без ума от нее, я до сих пор люблю снимать на пленку Ilford, и всегда буду это делать.

СЧ: Каким был самый трудный кадр, сделанный для Металлика? Самая сильная, ноющая боль в заднице?

РХ: Один из них был в туре “Live Shit”, когда у Керка был вид что-то типа “растафарианские дреды”, потому что их нельзя было шевелить. Я снимал их в Денвере или Солт Лейк или где-то еще, и мы сделали это, но в этом не чувствовалось никакого интереса. А еще, первый раз, когда я снимал их в студии в ЭлЭй для обложки журнала Q [для альбома “Death Magnetic”]. Это был день прессы. И студийный материал группы, на мой взгляд, получился разочаровывающим. Им было не интересно, они просто хотели побыстрее с этим покончить. Я остался и снял Джеймса и Керка, это было несложно. Мне нравятся снимки, сделанные пару дней спустя в Туксоне, где они просто тусуются за кулисами. Но смотри, это не всегда просто и не всегда вызывает бурю веселья. Хотя зачастую это так. Мы недавно снимали в Mexico City, и отлично провели время в пирамидах. Но самое важное – это делать свою работу и делать ее как следует. И это никогда не менялось спустя все годы совместной работы. И результат обеих сторон, находящихся на одной волне, заставлять все это работать. Поэтому серьезно, когда я смотрю на все это, для меня вполне очевидно, что мы были на одной волне кучу раз!

СЧ: Будет упущением, если я также не спрошу тебя о твоих помощниках. Тех, кто таскает невероятно тяжелые сумки, изготавливает для тебя объективы и пленку со скоростью света. О тех, у кого уровень терпения близок к уровню Дзен.

РХ: Ну, в моем мире я просто хочу сконцентрироваться на том, что делаю, то есть делать фотографии. И в этом смысле на концерте было бы хорошо убедиться, что никто не пролетит по воздуху и не приземлится мне на спину! Но другое дело в том, что тебе очень-очень срочно нужное какое-то оборудование. Тебе нужна пленка, объективы. Да что угодно, и прямо сейчас. И ты тратишь время, чтобы все это достать, и группа стоит недовольная, а ты пропускаешь отличный кадр, поэтому помощник очень важен. И мне очень повезло с теми людьми, к чьим услугам я прибегал. Потому что они знают почти на телепатическом уровне, какие мне нужны объективы, камера, настройки. Какой мне нужен свет, когда я в той ситуации, когда мне требуется свет. Если пройтись по именам, был Рори Моулз, который был хорош в освещении, но группа была для него чересчур. Теперь он работает над фильмами. Его посоветовал Эндрю Клэтворси, с которым я познакомился в Holborn Studios в Лондоне. Ему нравилась его работа, он хорошо умел читать, что у меня на уме, и был очень трудолюбивым работником. Кроме того, Эндрю однажды сказал, что существуют три стадии гнева на меня:

1. Уставший и испытывающий синдром смены часовых поясов

2. Раздраженный, но не безумный

3. Очень злой, и ты как правило прав

А еще он сказал, что когда я бывал занозой в жопе, я всегда извинялся, что соответствует действительности, насколько я знаю. Лоуренс Бейкер был скорее другом, а теперь он фотограф и снимает мотогонки. Он был “Голым Мужиком”, потому что с каждой группой, которую я снимал, а он помогал, он старался пойти и достать что-нибудь, сняв одежду и прокравшись поближе к группе. У меня есть фотография Джейсона Ньюстеда, когда он отрубился, яйца Лоуренса у него в волосах, а Ларс, Джеймс и Керк глупо ухмыляются рядом с ним... Нет, этот кадр не для этой книжки! Нориаки Ватанаби, также известный как “Генерал Нориега”, это моя правая рука. Что довольно забавно, потому что у него нет правой руки. Я познакомился с ним на первом выступлении Металлика в Японии в 1986-ом, и мне понравился его внешний вид. У Генерала всего одна рука, один глаз, и он слышит только 30% на одно ухо, но при этом он умеет читать мои мысли лучше, чем любой другой, и я всегда готов служить мастеру! Должен признать, что не смог бы работать без Кадзуйо Хори (ладно, ладно, смог бы, но это было бы гораздо труднее). Каз была студенткой, которая жила в доме моей мамы, но потом так и не вернулась домой. Сейчас она ирландка с полноценным ирландским паспортом... потрясающе, как удивителен мир! Каз знает, как я хочу видеть фото, я хочу сказать, знает наверняка. Она делает всю мою цифровую работу, просматривает негативы, цифровые файлы, все это. По сути, если мне нужно показать фото, скажем, Джеймсу, я позволяю ей его выбрать, так как она знает, чего он хочет. Я очень благодарю их всех, и должен поблагодарить Каз за ее бесконечные труды, и большое спасибо Нориаки за то, что расставила по порядку весь мой файл Металлика и помогла отобрать фотографии для этой книги.

 

 

СЧ: Под конец спрошу еще кое-что. Перефразируя Клинта Иствуда: “Ты чувствуешь себя счастливым? Ну, чувствуешь, шпана? ”

РХ: Мне нравится думать, что со стороны все кажется просто, но это не так. У меня возникает приступ смеха, когда люди говорят: “Счастливчик, снимаешь Металлика”. Чего они не понимают, так это то, что я вкладываю в это кропотливую работу. Думаю, что помог Металлика выглядеть так, как они теперь выглядят на фотографиях. Кто-то может сказать: “Слышь, да тут все на раз-два, проще пареной репы”. Это не так просто. Поверьте мне: это не так.

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: