 |
Философия: университет как форма жизни
|
|
|
|
«Профессор принадлежал к университетским замухрышкам, которые всю жизнь тянут самую неблагодарную лямку: работают за десятерых, не пользуются благами жизни и кончают тем, что оставляют после себя несколько томов исследования о каком-нибудь греческом придыхании и голодную семью».
Д.Н. Мамин-Сибиряк
Необходимость серьезного отношения университетского человека к философии как практике дискурсивного мышления, казалось бы, вполне понятна и даже самоочевидна. Но, как известно, с большей охотой мы пренебрегаем именно очевидным. Так, очевидно, что философия как феномен культуры и особая практика познания мира и жизни в нем существует более двух с половиной тысяч лет – значительно дóльше, чем традиция христианства. Но если в культурной значимости христианства сомневаться не принято, то в значении философии и самом факте ее существования сомневаются даже философы.
Впрочем, сомнение – атрибутивное свойство философского отношения к миру вообще. Данное отношение предполагает необходимость все ставить на обсуждение, включая собственное предназначение философии и место философа в культуре. Если подобное обсуждение было внутренне последовательным, то рано или поздно оно ставит нас перед выбором между философией как социально значимой практикой и философией как экзистенциальным опытом, иными словами, философией как стремлением философа к совершенствованию мира и философией как стремлением философа к совершенствованию себя[26].
Необходимость выбора между философией как изменением мира и философией как изменением себя есть недвусмысленное указание на персонифицированный характер и экзистенциальную природу философского мышления[27]. Современная философия, во многом забывая собственную экзистенциальность, утверждает плюрализм как всеобщий принцип понимания. Основанием ее внутренней неопределенности является не столько девальвация философского мышления как способа понимать этот мир и жить в нем, сколько аморфность социального и культурного бытия, вызванная утратой связи с прошлым.
|
|
|
«Утрата прошлого» сказывается и в образовательной деятельности. Здесь значимость приобретает идея экстерриториальности, в свое время создавшая университетскую традицию. В университете, чья деятельность определяется законом аудитории, весьма далеким от законов тротуара и жизни с их демонстративным поведением и потреблением, критерием состоятельности служит сдержанность ума, иными словами, контролируемая способность к суждению. Когда речь идет о попытках мыслить, причем философским образом, то необходимо контролировать жесты, интонации и, тем более, слова. Если мы хотим или должны удержаться в пространстве философии, не срываясь в пререкания с миром, то необходимо разделять ее порождающий принцип – «Epoché!». Лишь воздерживаясь оценочных суждений, по крайней мере, опрометчивых, мы можем прийти к ясному представлению о собственном предназначении и понять, чего каждый из нас стоит.
Подобное отношение, способное раскрыть экзистенциальную природу философии, не характерно для сферы современного университетского образования. К тому же, преподавание философии в качестве межфакультетской дисциплины кардинально отличается от подготовки философов на философских факультетах. Причин тому несколько. Во-первых, такая дисциплина, как «Философия», в действительности не существует, как не существует, например, «человек вообще». Понятие «философия» вполне адекватно в качестве самоопределения традиции возобновляющегося, дифференцированного знания, но, став названием учебной дисциплины, оно лишь уводит нас от сути дела; во-вторых, студенту-философу не нужно объяснять, в чем заключена культурная и жизненная ценность философии. Сознание этой ценности фундирует его мотивацию как в отношении выбора профессии, так и в отношении специализации в тех или иных областях знания. Придерживаясь известного различения «философии учений и систем»[28] и «реальной философии», студент-философ обучается делу философии[29], тогда как студент-нефилософ изучает несуществующий и уже поэтому – «лишний» предмет.
|
|
|
Между тем статус философии в системе университетской подготовки, предполагаемый ГОС ВПО (2000 г.), довольно высок. Философия позиционируется здесь как одна из обязательных дисциплин федерального компонента. Стандарт предполагает, что инициативу в определении конкретного содержания гуманитарной подготовки возьмут на себя, прежде всего, межфакультетские кафедры философии. Именно они способны достичь разумного компромисса с факультетами по поводу структуры гуманитарной составляющей университетского образования. Однако, на деле, отсутствие достаточной активности со стороны сообщества преподавателей, обеспечивающих межфакультетскую подготовку по социально-гуманитарным дисциплинам, приводит к кратному сокращению количества часов, изъятию философски ориентированных спецкурсов и курсов по выбору из учебных планов факультетов. Это следствие неспособности преподавателей-гуманитариев в массе своей осознать простую, в общем-то, вещь: Humanitaria, будучи формой, лишенной какой-либо прагматики, держится исключительно усилием профессионального сообщества, а не априорной убежденностью в чрезвычайно высокой ценности философии для общества, культуры и отдельного человека. Усилие гуманитарного сообщества, безусловно, непрерывное и, зачастую, предельное, должно быть направлено на поддержание собственной профессиональной состоятельности.
Ссылки преподавателей-гуманитариев на «непонимание» непрофильными факультетами «высокой культурной ценности» гуманитарной подготовки и их собственная убежденность в высоком статусе дисциплины «Философия» имеют своим истоком, отнюдь, не университетскую традицию, а, прежде всего, трепетное отношение советского государства к марксистско-ленинской философии, которая, кстати, оправдывала высокий статус в системе вузовской подготовки. Чтобы это понять, достаточно обратиться к недавнему прошлому[30].
|
|
|
В кон. 80-х – нач. 90-х гг., вследствие известных политических и экономических потрясений, кафедры общественных наук (ранее – кафедры марксистско-ленинской философии) были вынуждены изменить структуру и содержание учебного процесса. В итоге, появляются новые предметы – культурология и политология, а, ранее существовавшие, социология и логика приобретают статус межфакультетских дисциплин. Казалось бы, эти перемены должны были нивелировать последствия практики воспитания единомыслия, инструментарием которой служил дисциплинарный комплекс «марксизм-ленинизм». В него входили история КПСС, марксистско-ленинская философия, политэкономия и научный коммунизм. Но, в нач. 90-х гг., новые дисциплины сталкиваются со старыми мыслительными привычками преподавательской корпорации. Ощутимее всего это проявилось в философии.
Марксистско-ленинский канон рассматривал философию как органичное единство диамата и истмата. Однако, его мутации, начавшиеся с кон. 1980-х гг.[31], «открыли» для массы студентов-нефилософов такую дисциплину, как «История философии». Отныне, для большинства преподавателей межфакультетских кафедр философия станет дисциплиной-кентавром, непостижимым образом совмещающим две «равные» части: историю философии и теоретическую философию. Зазора для рефлексии и понимания со стороны аудитории здесь также не предполагалось, но требование «знать философию во чтобы то ни стало» сохранило свою силу. Однако, если ранее его оправданием были идеологические мотивы, то ныне оно обретает форму некоего императива. Поскольку природа подобного императива не связана с соображениями высокой нравственности и понятна, по-видимому, одним лишь преподавателям философии (их нельзя отождествлять с философами и исследователями), то призыв к изучению философии аудитория воспринимает, в лучшем случае, как повинность.
|
|
|
В восприятии аудитории и университетских корпораций философия служит способом ретрансляции настолько же непостижимой, насколько и самодостаточной сложности. Дисциплина «Философия» все чаще воспринимается буквально – как дисциплина, т. е. некая репрессивная практика. Ее действительным содержанием служит не опыт свободного мышления, а абсолютно формальное, не связанное с реальной жизнью, спекулятивное рассуждение. Поскольку все (включая тех, кто в настоящее время стоит у руля образовательной политики государства и университетской науки) в свое время «проходили» философию, то память о пережитом насилии поддерживает недоверие и к современной философии. К чести университетских корпораций, в частности выпускающих кафедр, нужно признать, что подобное недоверие все еще носит имплицитный характер. Между тем, сообразно законам социальной физики, подобное недоверие – нормальная человеческая реакция, ведь и в реальной жизни встреча с чем-то в принципе непонятным вызывает у нас, скорее, чувство настороженности, нежели восхищение необъяснимой сложностью.
Современная философия не должна оправдывать свое место в учебном плане выпускающих кафедр одной лишь способностью к самовоспроизводству. Нужно помнить, что право философии на высокий статус в системе образования дано европейской университетской традицией. Философия была востребована здесь по причине ее деятельного характера: с момента своего появления в пространстве античной культуры, она служила не столько способом понимать этот мир, сколько способом и способностью жить в нем. И сегодня, статус философии должен быть обусловлен интеллектуальной активностью ее адептов, их способностью соответствовать философской и университетской традициям.
Пока же, в методике преподавания философии превалируют негативные тенденции. Для сравнения: обучение иностранному языку, безусловно, есть востребованное дело. Для современного человека знание языка – уже аксиома, правило интеллектуальной гигиены. Следуя ему, практический курс иностранного языка в вузе изучают в составе подгруппы из нескольких человек – таким образом учат тому, что соответствует запросу самой жизни и социальной моде. Совсем иное дело – преподавание философии, которое, казалось бы, не должно зависеть от прихотей моды. Впрочем, оно и «не зависит»: как проводились в свое время семинары по марксистско-ленинской философии в группе из 30 человек, в таком же «составе» семинары проводятся и сейчас.
Подобное «просветительское» отношение к философии, закрепленное еще эпохой марксизма-ленинизма и не опровергнутое постсоветскими образовательными стандартами, губительно не только для философии, но и духа университетского классического образования, чья идея зародилась еще в XII–XIII вв. Если философия в нашей стране и дальше связывает свое будущее с университетской традицией; если университет для нее, действительно, не средство, а цель, и даже, быть может, форма жизни, то корпорация преподавателей-философов должна пересмотреть привычное представление о ресурсах своего существования.
|
|
|
Ориентиры подобных изменений в профессиональной мотивации очевидны, во-первых, это актуализация минимума инициативы; во-вторых, стремление к качественным критериям оценки труда; в третьих, работа с факультетами, нацеленная на достижение паритета специализации и универсализации профессионального образования, т. е. выработка разумной пропорции между циклами социально-гуманитарных, общепрофессиональных и специальных дисциплин. Ориентиром для философов может служить статус таких дисциплин федерального компонента, как «Иностранный язык» и «Физическая культура», которым они наделены в рамках цикла ГСЭ, наконец, самое главное, изменение содержания и структуры лекционной и семинарской работы. Если бы данные ориентиры, перечень которых далек о полноты, были приняты к сведению большинством корпорации преподавателей-гуманитариев, то философия и философы не воспринимались бы аудиторией и коллегами по университетской корпорации как, соответственно, «лишний» предмет и «лишние» люди.
Мы, в принципе, понимаем, что чувство оторванности от жизни, вынуждающее к самодостаточности, школьный учитель должен переживать последним. Но на деле, с тех пор как Д.Н. Мамин-Сибиряк создал репрезентативный образ отечественного профессора, мало что изменилось. Ныне – все то же, разве что утрачена способность к исследованию «греческих придыханий», да реанимировано стремление пользоваться благами жизни. В остальном, отечественный профессор философии, в отличие, к примеру, от своего германского коллеги, чей статус является одним из самых высоких в обществе, по-прежнему не способен изменить эту жизнь, сделав ее хоть немного ближе к закону аудитории. Для этой страны и этой жизни – это прискорбно вдвойне, поскольку закон университетской аудитории остается здесь едва ли не единственным подобием предсказуемого человеческого общежития.
Университетская «философия для нефилософов» нуждается в помощи. Конечно, на способности к суждению можно сэкономить, но согласитесь: и без подобной вивисекции, от нашей состоятельности в мысли мало что осталось. А мысль, унаследованная временем (как и многое другое из того, чем торгует эта страна), по сути дела, невозобновляемый ресурс. Ее внутренняя содержательная целостность предпосылочна по отношению к тому или иному пониманию факультетами значимости философской и университетской традиции. Университет не может быть средством для представителей той или иной специальности и не только потому, что в истоке университетской традиции многих современных профессий не было и в помине, но более всего потому, что всякий университет, даже не создавая нового знания и не наращивая общего исследовательского опыта, призван служить сохранению традиций. И в этом качестве университет служит воплощением идеи культуры и, как ее воплощение, он – цель самого себя. Университет в силу его экстерриториальности – одна из наиболее естественных форм существования человека; что же касается философии, то в наши дни – это едва ли не единственная форма ее жизни…
[1] Windelband W. Geschichte der Philosophie. – Strassburg, 1892.
[2] Виндельбанд В. История философии / Пер. П. Рудина. – К., 1997. С. 11.
[3] Там же. С. 11.
[4] Виндельбанд В. История философии. С. 11.
[5] См.: Там же.
[6] См.: Там же. С. 12.
[7] Виндельбанд В. История философии. С. 12.
[8] См.: Там же. С. 13.
[9] Виндельбанд В. История философии. С. 15.
[10] См.: Там же.
[11] То же, считает В. Виндельбанд, можно сказать и о протестантских университетах: вплоть до XIX в. они рассматривали церковные интересы в качестве принципа самоорганизации, – см.: Виндельбанд В. История философии. С. 15.
[12] См.: Там же. С. 16–17.
[13] В русском издании – 4-х тт., см.: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. – В 4 т. – Т. 1. Античность. – СПб., 1994; Т. 2. Средневековье. – СПб., 1994; Т. 3. Новое время. – СПб., 1996; Т. 4. От романтизма до наших дней. – СПб., 1997.
[14] См.: Реале Дж., Антисери Д. Указ. соч. – Т. 1. Античность. С. XIV.
[15] См.: Реале Дж., Антисери Д. Указ. соч. – Т. 1. Античность. С. XIV.
[16] В заданиях к семинарам, учебники из данного списка указываются в квадратных скобках. При этом первая цифра – номер издания (от 1 до 5); вторая цифра, после буквы «Т.», – номер тома, если это – многотомное издание; третья цифра, после буквы «С.», – номера страниц, обозначающие фрагмент текста, который необходимо проработать. Например: [3. Т. 4. С. 407–420], – что означает учебный курс «История философии: Запад – Россия – Восток», том 4, С. 407–420.
[17] Современная западная философия: Словарь / Сост. В.С. Малахов, В.П. Филатов. – 2-е изд. – М.: ТОН-Остожье, 1998. – 544 с.
[18] Дополнительная литература может быть использована для подготовки сообщения по теме доклада или отдельных вопросов. Данный список не является обязательным, но, выражая профессиональные ориентиры, дает представление не только о «философии учений и систем», изучаемой в системе вузовской подготовки, но и о «реальной философии», которой, как и жизни, человек может обучиться только сам.
[19] Ряд текущих заданий, вопросов семинаров и лекций, а также вопросов к экзамену будут даны по указанным изданиям.
[20] См.: Современная западная философия: Словарь / Сост. В.С. Малахов, В.П. Филатов. – 2-е изд. – М.: ТОН-Остожье, 1998. – 544 с.
[21] Дальнейшая работа со словарем осуществляется самостоятельно. И одной из частей данной работы должен быть конспект основных понятий античной философии, см.: Лексический указатель [4. Т. 1. С. 266–299].
[22] Цель:подведение итогов за первый полусеместр; обобщение пройденного лекционного и семинарского материала; проверка и актуализация знаний. Работа выполняется в форме самоаттестации, т. е. в виде домашнего задания.
[23] Основной источник для компиляции материалов к лекциям – в списке рекомендованной литературы – [5]: Современная западная философия: Учеб. пособие / Т.Г. Румянцева, А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, М.А. Можейко и др.; под общ. ред. Т.Г. Румянцевой. – Мн.: Высшая школа, 2000. – 493 с.
Основной источник оперативной и содержательной информации для подготовки материалов лекций – Современная западная философия: Словарь / Сост. В.С. Малахов, В.П. Филатов. – 2-е изд. – М.: ТОН – Остожье, 1998. – 544 с.
Своеобразной координатной сеткой для нахождения тех или иных реалий современной западной философии в пространстве историко-философской традиции служит издание: История философии. Программа углубленного изучения. Для студентов, аспирантов и преподавателей / Под ред. Н.В. Мотрошиловой, И.А. Михайлова, Э.Ю. Соловьева. – М.: Изд-во «Феноменология-Герменевтика», 2002. – 212 с.
[24] Данный вопрос выносится на самостоятельное изучение.
[25] Третьи вопросы билетов есть, по сути, творческое задание; при этом, первый из указанных здесь вопросов входит в качестве третьего вопроса в билеты №№ 1–11; второй вопрос – в билеты №№ 12–22.
Литература для подготовки вопроса № 1 – Философия: Учеб. / Под ред. В.Д. Губина, Т.Ю. Сидориной, В.П. Филатова. М.: Русское слово, 1996. С. 209–236; для подготовки вопроса № 2 – История философии: Запад - Россия - Восток. – В 4 кн. – Кн. 1. Философия древности и средневековья. М., 1996. С. 325–333; Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. – В 4 т. – Т. 2. Средневековье. – СПб., 1994. С. 86–90.
[26] См.: Философия без оснований. Беседы М. Рыклина с Р. Рорти // Философский прагматизм Р. Рорти и российский контекст. – М., 1997. – С. 136-137.
[27] Поясняя жизненную значимость философии, М.К. Мамардашвили выразил экзистенциальный характер философского мироощущения следующим образом: «Философия потому и важна, что она имеет какое-то отношение не просто к нашим представлениям о мире, а глубокую связь с самим фактом существования человека»; см.: Мамардашвили М.К. Введение в философию // Необходимость себя. – М., 1996. – С. 23.
[28] Данное различие введено М.К. Мамардашвили; см.: Сознание как философская проблема // Вопросы философии. – 1990. – № 10. – С. 8.
[29] См.: Ахутин А.В. Дело философии; Библер В.С. Быть философом; Его же. О философском образовании в канун XXI века, – в сб.: АРХЭ: Ежегодник культуро-логического семинара / Под ред. В.С. Библера. – Вып. 2. – М., 1996.
[30] О феномене советской философии, в частности, см.: реферат И.Н. Балабановой на книгу Evert van der Zweerde «Soviet Philosophy – the Ideology and the Handmaid» («Советская философия – идеология и служанка») в сб.: Историко-философские исследования: методологический аспект. Материалы конф. молодых ученых / Под. ред. А.И. Алёшина. – М.: РГГУ, 1997. – С. 71–78.
[31] Достаточно вспомнить учебник для вузов под ред. И.Т. Фролова (Введение в философию: В 2 тт. М., 1990), изрядно запоздавший в своем, по-видимому, искреннем стремлении придать человеческий облик официальной философии.
|
|
|
